Серые слёзы. Серая кровь

Дес открыл глаза на поляне с высохшей травой. Блёклое, почти белое небо касалось горизонта. И все. В общем-то, разнообразием пейзажик не отличался, и Дес на всякий случай осмотрелся еще разок. Ничего не поменялось. Хотя… Стоп, что это там вдали? Темное пятно? Енот? Дерево? Человек. И вполне конкретный человек — Йолле сидела прямо в поле, закрыв глаза, и молчала. Денсен шагнул вперед, собираясь хорошенько её потрясти и разобраться, что за хрень тут творится — засыпал вроде поверх пьяниц, упившись до смерти, а проснулся в каком-то болоте. Но она не приближалась! Дес с упорством барана направился к ней, но она — ему так показалось — даже стала отдаляться! Что за глупотня тут происходит? — А ну-ка иди сюда! — рявкнул разъяренный Дес после получаса вышагиваний и двух сотен сто одного проклятия. — Кому говорю, сюда! И стоило ему только ногу поднять, как Йоль оказалась вот тут, рядом! Экая расторопная. И голова не болит, а ведь с похмелья она ух как трещать должна! — Эй, несчастненькая, ты в курсе вообще, что происходит? Но она продолжала молчать, все больше и больше раздражая Деса. На самом деле, ему никогда не снились сны. Редко когда он видел людей, которых раньше встречал. И кошмары. Кому не снятся кошмары? Поэтому сообразить сразу, что это мерзкий сон, у него не получилось. — Ты мне теперь снишься, да? Знаешь, милочка, ты меня и там, в настоящем мире, задолбала по полной, так еще и в башку лезешь? Меня начинает это страшно бесить, а ты ведь сама помнишь, что случается, если меня разозлить! Эй! Гляди на меня, когда я с тобой говорю! Он резко схватил её за голову и повернул лицом к себе, и тут её глаза открылись, черные, полные бездонной тьмы глаза, и Дес провалился в них, перестав ощущать самого себя. Он стал просто кем-то. Он стал никем. ❈❈❈ Везде огонь. Дес оглядывался, не понимая, что происходит, но видел лишь ревущее бушующее пламя. Он проклял всё на свете, а первым — своё неуёмное любопытство, и пошел вперед, прикрываясь рукой. Будь это все взаправду, он бы не выжил. Сдох, не пройдя и десятка шагов. Но это ложь. Все сны — ложь, этот не исключение, потому дышал Денсен все так же легко, вперед шел без колебаний, разве что руки отчего-то побаливали, но так бывает. Ему иногда снятся сражения, о которых он сожалел, и от порезов болело всё тело. Так бывает. Это не страшно. И вот когда он уже изнывал от скуки, оставив надежду выбраться из этой слепящей бездны, впереди замаячил какой-то человек. И не один. Возрадовавшись хоть каким-то изменениям в наскучившей картине, Дес радостно ринулся навстречу новой компании, но поскользнулся. Глянул вниз и невольно выругался. Трупы. Горы трупов. Мертвые валялись друг на друге как мешки с зерном, вбирая огнянный цвет в тусклые высохшие глаза. «Пылающие равнины… — отчего-то решил Денсен, обозревая бескрайнее пространство, заваленное горящими мертвецами. — Это то, что осталось на Равнинах. Это не моё! Это не мой сон! Как я здесь оказался? Проклятье, кто меня сюда запихнул?!» Он никогда не страдал подобным после сражений. Смерть есть смерть. Она — всего лишь часть жизни. Дикие звери тоже убивают друг друга, чтобы выжить, а чем человек отличается от зверья? Разве что балакать может, а так всё одно. Люди приближались, и Денсен с ужасом понял, что и они тоже мертвы. Но по чьей-то извращенной прихоти они встали, пошли и, кажется, проявляли немалый интерес к его, Деса, пышущему здоровьем тельцу. А впереди шла женщина. Нет, даже девушка, и будь она жива, оказалась бы той еще штучкой, но теперь от неё отваливались куски прогнившего мяса, а кишки волочились следом, собирая пыль. — Ты виновен в моей смерти! — рявкнула она, указывая на Деса. — Чегоооо?! Эй, дамочка, не знаю, чего тебе там наврали, но я женщин не трогаю! То есть, трогаю, конечно, но не так… — Ты не смог спасти меня, Джо Рид! Ты виноват! — уже в истерике кричала она, не обращая внимания на оправдания Деса. — И ты тоже умрешь! Вот что-что, а умирать Денсен не собирался, даже во сне. Если во сне повадится, то так в настоящем мире недалеко. Он схватил с земли первое попавшееся оружие, помахал им для задора и рявкнул в ответ: — Что ж, миледи, ради тебя я, так и быть, разок изменю себе! ❈❈❈ Женщина лежала на полу и кричала. Тьма скрывает кровь, но Йоль её чуяла. Запах пробирал до костей и гнездился прямо в желудке, отчего её затошнило, и голова пошла кругом. Мир ушел из-под ног и перевернулся, потом выкрутился, так и не решив, какое же положение принять, вернулся в прежнее состояние, и чтобы не упасть, Йоль пришлось кинуться на пол. Она подползла к рыдающей женщине, тощей и болезненной, и схватила её за руку. Она знала, что должна схватить, и противиться этому сильному желанию, возникшему согласно какому-то неведомому сценарию, не было возможности. — Что случилось? — спросила Йоль, убирая налипшие на шею и грудь женщины волосы. — Почему ты плачешь? Женщина вновь закричала: — Его нет! Нет! Опять нет! Это проклятье, я уверена. Кто-то меня проклял, но за что? Почему ты ничего не сделал? Йоль отшатнулась. Может, она сумасшедшая? Может, это очередное Видение Серых? Нет, это не так, иначе Йоль знала бы, что чувствует это странное окровавленное существо. Это просто сон. Но почему он ей снится? Йоль никогда не встречалась с этой женщиной, никогда не видела её, не говорила с ней… — Почему ты плачешь? Почему повсюду кровь? — предприняла еще одну попытку Йоль. Несчастная вновь взглянула на неё и, повинуясь решению, возникшему в её полубезумном сознании, кинулась вперед и забормотала: — Его нет, нет! Еще один мертв! Еще один! Я больше так не выдержу! О, Ивераль, забери меня к себе, убей меня! Но ты же обещал… Да, ты! Ты обещал, что у нас всё будет хорошо, что на этот раз всё будет в порядке! Лгун! Лгун! Это всё твоя вина! Ты виноват! Ты обещал, ты обещал! Она уже не просто кричала, она бесновалась, она вцепилась Йоль в горло, вопя «Ты обещал, лгун!», и сжимала все сильней, так что перед лазами запрыгали точки, а мир вновь завертелся. Йоль попыталась её скинуть, попыталась избавиться от неё, но нападавшая оказалась неожиданно сильной и тяжелой, поэтому борьба вышла долгой и утомительной. К счастью, женщина поскользнулась на своей же крови и с грохотом упала на пол. — Ты обещал мне, Тибальт! — Я не знаю, кто такой Тибальт! — закричала Йоль, отступая во тьму. — Я не он! И вдруг женщина подняла глаза, совершенно осмысленные глаза, встала и выпрямилась, и, о, как странно она смотрелась в окровавленных одеждах там, внизу живота, и Йоль вдруг совершенно ясно поняла, кого именно у неё нет, а голос её, женщины, звучал по-дикому спокойно в сравнении с тем, что было секунду назад, и насмешливо, убийственно насмешливо: — О, правда? Ты не знаешь? — Ты потеряла ребенка. — Ты знаешь его! Ты знаешь! — завопила женщина, растеряв пугающее хладнокровие. — Знаешь! — она вновь кинулась на Йоль, и та в панике подумала, что ей необходимо проснуться. «Давай! Давай! Ты должна, должна!» Окровавленное лицо приближалось. Ты знаешь. ❈❈❈ Йоль снова ела овсянку, прислонившись спиной к повозке с дровами. После всех переживаний, совсем как там, в Фартхен Дуре, её живот постоянно ныл, так что Анжела пичкала её всякими травками и овсянкой. И если травки простить еще можно было, то овсянка являла собой невероятную пытку. Употреблять на завтрак эту противную скользкую жижу становилось все трудней с каждым днем, и Дес, сверкавший поблизости недовольной рожей, никак не облегчал эту, казалось, невыполнимую задачу. — Эй, Йо-Йо, овес же лошади жрут, — он решил подлить масла в огонь. А то плохо горит же! — Дес, если ты сию секунду не заткнешься, — устало выдавила из себя Йолле, — я запихну эту ложку так глубоко в твоё горло, что она достанет до желудка! — Оп-оп, лады, понял. Тпру, Йо-Йо, остановись. Соскребать овсяную кашу с лица — не самое приятное занятие. Йоль злорадно ухмылялась, глядя на матерившегося Денсена. — Слушай, Йо, ну нельзя же так! Мне и так гадко, а ты еще… Тьфу. Кое-как заглатывая последнюю ложку, Йоль поинтересовалась, в чем дело. Опять, небось, станет ныть, что его Аннет преследует. Но Дес сам виноват, тут, как говорится, «поматросил и бросил» не пройдет — лагерь варденов хоть и огромный, но затеряться в нем сложнее, чем в ближайшем леске, потому что все друг друга видят, все друг друга знают. — Всю ночь мне снилась какая-то мура, — с горестным видом признался разведчик. — Сначала была высохшая полянка и желтое небо, а там — ты. И причем сидела молча, глаза закрыты. Я как подошел, начал орать, ты, вся такая цаца, молчишь. А потом как вытращилась, а глазищи все черные. И тут меня унесло. Ну, знаешь, огонь такой огромный, поле и мертвяки. И ходят, и валяются. Я их там раскидал, конечно, но была одна девка, всё орала, что я, мол, виноват, что она скопытилась, Джон Рейд какой-то там… — Джо Рид. — Чего? — Джо Рид, говорю. — Эй, эй, Йоль, ты в порядке? На тебе лица нет! Белая как мел, Йоль боялась лишний раз вдохнуть, руки тряслись, так что в чашку из-под каши она буквально вцепилась, отчего кровь отлила от пальцев. — Дес, это мой кошмар. Это я вижу его каждую ночь. Как его украл? Горящие трупы. Ходячие трупы. Везде трупы, везде! И они кричат ей что-то, постоянно кричат, а Йоль, парализованная страхом, не может сдвинуться ни на шаг, снова и снова умирая там, в огне, будто пожар под Белатоной берёт всё, что не смог забрать в тот раз. Мужчина пожал плечами и оскорбился: — Ну, знаешь ли, ничего я не крал. Тем более кошмары. Я просто… я дотронулся до тебя. Там, в том странном месте… Значит, Дес каким-то образом вышел на Поля Истины, сам того не ведая. Её, Йоль, туда вывел ворон, когда она чуть не умерла. Ничего не понятно. Есть какая-то закономерность? Или на эти поля надо именно привести? Или прийти самостоятельно? А, может, тогда она тоже добралась туда сама, а ворон и вовсе был ни при чем? Проклятье, сколько вопросов, и нет ни одного человека или вообще хоть какого-то разумного существа, которое могло бы ответить на них. — Это Поля Истины. Что-то вроде иного мира для наших сероватых предков. Ты мог бы туда вернуться? В то место? Как ты вообще туда попал? Денсен пакостно хмыкнул: — От слова сра… — Дес! — Ладно, ладно! Ну, я напился вчера вусмерть с компашкой коротышек, а потом — хоп! — и проснулся там. А вернуться? Нее, ни за что. Как-то там… премерзко. Все такое… мертвое. Мне и тут мервяков хватает, чтобы лезть за ними непонятно куда. Смерть. Второй раз слово «смерть». От этого становится жутковато. Если каждого из Серого народа придется затаскивать на Поля истины с помощью смерти, то картина выходит безрадостной. Не все могут, как Дес, напиться вусмерть, а с утра ходить бодренькими. — А я видела женщину. Она не смотрела на него. Ощутила, как он дернулся там, внутри, перекосился, потрескался, и из трещин закапала кровь. С первой секунды он уже знал, о какой женщине идет речь. — Она была вся в крови. Лежала на полу и плакала. Потом стала кричать, что я виновата в том, что кого-то нет. Я хотела ей помочь, но не знала, как. А потом… потом она назвала меня Тибальтом. Кровь уже не капала, она лилась бурным потоком, и Денсен почти стонал от ужаса. Нет, только не имя, только не она, эта проклятая, проклятая… Только не это. Не говори. Не говори! — И ты знаешь, кто это? Какой глупый вопрос. Для чего ты задал его, Денсен? Ей достаточно лишь взглянуть на тебя, только один взгляд, и в нём сотня ответов, тысяча. — Да. Я знаю её имя. Кровь закончилась. Она вылилась вся, она исчезла, и Денсен будто обессилел, потому что прошлое, это ненавистное удушающее прошлое, подступило близко, совсем близко, оно было уже тут, рядом, за спиной, оно положило руку на плечо, грозясь сдавить, смешать с землей и грязью. — Тогда не говори его. Мы оба знаем. Зачем говорить то, что мы оба знаем? — Незачем. Но я уже всё видела, и мне это не причинило боли. Потому что это не моё, — голос её перешел на шепот, она боялась, что он просто покачает головой и уйдет. — А тебе не причинил боли огонь, потому что он не твой. Так может быть, ты бы забирал себе этот огонь, а я бы забирала ту женщину, и нам обоим стало бы чуть легче дышать? Он весь сгорбился, согнулся, и Йоль поняла, что тоже сгорбилась в попытке прикрыть живот, защититься от удара, который она ожидала постоянно, ожидала даже от Деса и никак не могла избавиться от этой дурацкой привычки. Он только кивнул. Коротко и быстро. Зачем что-то говорить, если они оба знают? Им по сути вообще слова не нужны, но они так к ним притерпелись. И вдруг, совершенно неожиданно их заполнила радость. Не такая мрачная, свойственная тем, кто радуется с осторожностью, с опаской, а чистая, ничем не замутненная, сверкавшая, как утренняя роса. — Ты тоже это чувствуешь? — подозрительно осведомился Денсен, немедля оживший и вернувшийся в нормальное состояние. — Чувствую, но это не я, уверяю тебя. К ним, едва ли не повизгивая, бежала Талерика, легко перепрыгивая через груды хлама, наваленные на земле. Она улыбалась всем подряд, и вардены, эти усталые вояки, улыбались ей в ответ, на миг ослепленные её ликованием. — О! О! Дес, Йоль! Я такое видела! Такое! Йоль попыталась хоть как-то восстановить порядок и поумерить пыл девчонки. Оставаться трагичной в ситуации, когда в сознание не просто лезет, а активно ломится чьё-то необузданное счастье, оказалось совершенно невозможным, и даже на лице Денсена уже расползалась глупая улыбочка. Йоль вздохнула и громко спросила, чего там такого интересного Талика углядела, а главное — где, и нельзя ли им тоже пойти поглядеть. — Уух! Драконы! Драконов я видела! Целую кучищу драконов! И они все летали и летали, а еще дрались, да! И на земле рыцари дрались, и вообще в округе много кто дрался! Но драконы… это вот прям вообще было! Ага, вообще! — Стой, погоди… А голова у тебя утром не побаливала? — прервала её Йоль, все больше и больше укрепляясь в своих подозрениях. — Ну да, побаливала, только я полежала чуток, и прошло вроде. Но там такие были драконы! И синие, и красные, и зеленые! И как драгоценности сверкали! Йоль её не слушала. Йоль смотрела на Денсена. Все получилось. Получилось! Им удалось! Талерика и правда из Серых, они не ошиблись! Радость Тэлли срослась с радостью Йоль, и к ним присоединился ликующий Денсен, и если бы можно было перенести эту тройную радость на бумагу или как-то её запечатлеть, она бы оказалась самым прекрасным произведением искусства на свете. Словно сквозь толщу воды Йолле услышала неуверенный голос: — Госпожа Энн! Госпожа Энн! Напротив стоял Джарша, её давний знакомый, и, как всегда, трясся от страха. — Госпожа Энн, госпожа Насуада зовет тебя для важного разговора. — Хорошо. Я сейчас буду. Ты можешь идти, я знаю, где её шатер, — когда Джарша откланялся и скрылся из виду, Йоль взглянула на Деса и Тэлли и продолжила: — А вы идёте со мной. Синге тренируется, а мне нужна хоть какая-то внушительность. — О, да, ну внушительная у тебя будет внушительность с немытым разведчиком и сопливой девкой за спиной, — немедленно съязвил Дес. — Эй, я не сопливая! — Замолчите вы оба! Если вы просто сделаете каменные лица и без слов пойдете за мной… ай, ладно, одна схожу, — махнула рукой Йоль, поняв, что из этой затеи ничего не выйдет. В их компании более-менее внушительно выглядел лишь Син, а он всегда по утрам тренировался, и мешать его занятиям из-за такого пустяка… — Ну уж нет! Мы идем с тобой! Теперь, когда условие внушительности больше над ними не нависало, Дес и Тэлли могли спокойно трещать. Напрасно Йоль старалась уйти от них подальше, а при наличии удачи вообще сбежать — они всегда её догоняли. Ночные Ястребы неодобрительно на неё взглянули, особенно мужчины, оглядывая её совсем неженственный вид, но она твердым голосом потребовала доложить, что пришла Энн, о чем один из ургалов, не сходя с места, сразу же и позаботился, оглушив не только посетительницу, но и всех в радиусе двадцати шагов. Насуада немедленно отозвалась, что «пусть войдет». Она сидела вся перебинтованная, но уже деловая. У предводительницы варденов не бывает отдыха, нужно всегда следить, управлять, решать. Даже на следующий день после сражения. Даже через минуту после сражения, теряя сознание и последние капли крови. Управлять и решать. Он как большая мать, которая всё заботится и заботится о своей семье, да только у Насуады детей было сорок пять тысяч. — Здравствуй, Энн, — вымученно улыбнулась Насуада. У шатров слишком тонкие стены, не стоит называть тех имен, которые не предназначены для чужих ушей. — Здравствуй, госпожа Насуада, — Йоль легонько склонила голову. Но предводительница варденов отчего-то оказалась недовольной и раздраженно махнула рукой: — Не гопожакай мне тут. Я так устала от этой официальной болтовни. Голова болит так, что кажется, еще секунда, и она просто расколется надвое. Не подсобишь? Йоль немедленно подсобила, но настроения предводительницы варденов это не улучшило. Насуада была зла. Даже не просто зла, она была в ярости, хоть и тщательно это скрывала. Но Йоль прекрасно видела, как она поджимает губы, кусая их изнутри, чтобы боль не дала ей совсем уж разбушеваться. — Случилось что-то? — поинтересовалась сестрёнка Энн, присаживаясь напротив. — Нет, — процедила её собеседница. — Всё просто великолепно. Великолепно! Что-то явно было не так, но Йоль решила не вдаваться в подробности. Шантажировать Насуаду всё равно не получится, да и не к чему это. — Ну да ладно. Я тебя не для разговоров позвала. Я хочу, чтобы ты отправилась в Фейнстер. Там находится один из людей Хальфреда, который не связывался с нами уже около трех недель. Мы подозреваем, что его схватили. Его задачей было открыть ворота, чтобы осада не вымотала войско варденов, однако теперь мы не можем быть уверены, что он её выполнит. Ты найдешь этого человека, если надо, освободишь и по возможности откроешь ворота. За подробностями обратись к Хальфреду. Всё ясно? Йоль сгорбилась и сжалась. Она ненавидела ночь. Она ненавидела ночные кошмары. Они убивают её, убивают! Она сейчас слишком слаба, она вполне может проиграть. — Я поняла, но есть кое-что… Я не уверена, что это задание стоит поручать мне. В данный момент. Эта битва, она оказалась тяжелой. Слишком тяжелой… Быть может, есть кто-то еще?.. — Кто-то еще?! — резко перебила её Насуада, хлопнув ладонью по столу. Ярость не давала ей покоя. — Кто-то еще, говоришь?! Энн, видишь ли, я хочу тебе что-то сказать. Представь меч. Хороший меч, он не раз спасал жизнь своего мечника. Но что если на нем появится трещина? Это ведь будет угроза, это значит, что однажды меч подведет, возможно, в самый решающий момент. Такого допустить нельзя. От трещины нужно избавиться. Ярость сделала её злобной и язвительной, и всё, чего желала Насуада, это повиновение, полное, беспрекословное повиновение. Хоть в это раз. И чтобы её авторитет никто не ставил под сомнение, конечно. Ей так надоело, что каждый второй в лагере начинает своевольничать, полагая, что может решать дела лучше неё, что она готова была взорваться на месте. Битва и ей далась тяжело, но вот у неё отдыха не будет никогда. Йоль это знала, Йоль видела это в её глазах. — Если ты неспособна делать то, ради чего ты так просила меня взять тебя в тайную службу, то зачем ты здесь? Черная Рука больше тебя не интересует? Мы должны закончить эту войну, а конец очень, очень далеко. Мы не можем устать и расслабиться сейчас, в тот момент, когда жизненно необходимо собраться. Нам нужен Фейнстер, нам нужен Гиллид, нам нужны Белатона и Драс-Леона, а потом, когда мы, уставшие и измотанные, придем к вратам Урубаена, что нам тогда делать? Если мы начинаем разваливаться уже сейчас, стоило ли вообще начинать эту войну? Йоль смотрела в глаза Насуады и тоже дышала яростью. Теперь она кипела у неё в груди, клокотала, алая злость на человека, который так с ней говорит. Говорит чистейшую правду, но злость не унималась, только расходилась еще сильней. Насуада права. Во всем права, чтоб её. И только Йоль собралась совершить непростительную ошибку, выплеснуть свою ярость в воздух, чтобы и предводительница варденов захлебнулась, поняла, что она — всего лишь человек, как из-за роскошного сиденья, больше похожего на трон выкатилось маленькое озлобленное существо. — Что ты сделала? — в исступлении кричала Эльва, молотя маленькими кулачками по ноге сестренки Энн. — Как ты эта сделала?! Как у тебя получилось?! Крошка-провидица что-то от неё требовала, что-то хотела, но Йоль никак не могла сообразить, что же именно, поэтому пришлось забыть о своей злобе на самоуверенную предводительницу варденов и спросить, что Эльва имеет ввиду. — Та наглая девчонка, которая всегда кричала на меня за того наглого мужлана — я знаю, она тут, рядом, я слышу её голос! Но я не слышу её мыслей! Где она, где? Что она чувствует? Я не понимаю, как тебе это удалось, не понимаю! Она не понимала, глупый маленький не-ребенок, в котором слишком много мудрости, чтобы можно было применить её. Мудрость травила её, мудрость, приобретенная не сотнями мгновений жизни, не тяжелыми переживаниями, не вспыхнувшими внезапно озарениями, а магией. Мудрость — это человек, а в провидице сидело столько людей, что она давно ослепла и оглохла от их голосов. Это серая кипящая кровь. Недавно, совсем недавно она мерно текла по венам Талерики, дремала уже которую сотню лет, но после огненных слов забурлила, засверкала, пробуждаясь от тысячелетнего сна. Это кровь, провидица, и ты ничего не сможешь поделать с силой тех, кто создал магию, исковеркавшую тебя. Йоль вздохнула и встала. Она потерялась в себе, в этом мире, она утонула в крови. И только голос, будто рука спасителя, вытянул её на поверхность: — Так ты идешь в Фейнстер? — Я возьму своих людей. — Я так и знала. Полагаю, Хальфред у себя.