Серые слёзы. Серая кровь

На что был похож Фейнстер? Если бы спросили Денсена, так внимательно рассматривавшего каждый город в поисках мало-мальски приличного убежища, он бы сказал, что на мальчишку-сорванца. Того самого, который так хочет произвести впечатление на старших товарищей, плюётся дальше всех, таскает деньги из карманов, собирает всякий мусор в канавах, а потом удивляется, чего это никто не ахает, умирая от восторга. Мусором из канавы вполне можно было назвать Подстенье, где собралось отребье со всей округи. Воры, убийцы, наёмники. Они стекались сюда в поисках убежища, бежали из далёких краёв или из-за стены, что, в общем-то, было одинаково. А если это были крестьяне, то обитатели грязных лачуг, по колено забитых мусором, либо превращали их в себе подобных, либо устраняли. И если вы оказываетесь в таком месте, где каждый так и норовит облапошить соседа, то такой ценный материал, как лошадей, всегда стоит таскать с собой. В конце концов, это и способ передвижения, и запас продовольствия на черный день, и возможность поторговаться. В общем, Дес оказался дома. Он видел, как Талерика морщит аккуратненький носик, как обманчиво-спокойно шагает Синге, будто бы смотря только вперед, и как Йоль затравленно оглядывается, ожидая удара. Её волосы. Она снова их обрезала, став какой-то незаконченной и перекошенной. Разумеется, красиво их никто не стриг — охотничий нож в помощь — так что теперь они торчали патлами в разные стороны, кое-как собранные в кривой хвостик. Впрочем, спроси Синге, что он об этом думает, он бы не понял вопроса — Йоль осталась Йоль, разве длина волос что-то решает? Дес плюнул, раздраженный его невозмутимым видом. Уже один только этот вид само по себе преступление: Синге вышагивал по грязи так, будто делал ей величайшее одолжение. Шлеп! — и он ухватил за руку какого-то мальца, внезапно полюбившего его карман. — Ой-ой, что тут у нас? — немедля зачирикал Дес, подлетая к воришке. — На чужое добро заримся, э? А что если пойти и нажаловаться стражникам? Он был маленький, грязный и сопливый. И тощий, такой страшно тощий, так что ребра выпирали как на стиральной доске, лишь слегка обтянутые тонкой кожей. — Ничего не нажалуетесь! Пусти меня, дылда! Они тут не появляются вовсе! — Появятся, — пообещал Денсен медовым голоском. — Когда война, они везде порядки наводят. Ой, а вон конный разъезд, вон там вдалеке. Не позвать ли их? Это игра. Весь мир состоит из маленьких игр, в которых нужно обмануть другого. В общем-то, ничего нового, только этих, из Подстенья, так просто не проведешь. В основном они понимают либо язык денег, либо угрозы. Деньги у них, разумеется, были, да вот только тратить их не разрешалось, но зато на угрозы Денсен всегда был щедр, расшвыривая сомнительные дары налево и направо. — Думаю, тебе отрубят руку, — продолжал вещать Дес, в то время как мальчишка пытался выбраться из железной хватки Сина. — Но если хорошо попросишь, то всего лишь прибьют ухо к столбу. Хотя сомневаюсь. Они сейчас злющие как твари, в конце концов, войско мятежников уже дышит в затылок и скоро будет тут, — он многозначительно помолчал, но воришка все продолжал выкручиваться, и Денсен продолжил: — Ладно, раз такой упрямый, я их зову. ЭЙ!.. — Нет, стой! Ко всеобщему удивлению, голос принадлежал Талерике, до сего момента молчаливо наблюдавшей весь этот спектакль: — Нельзя же так! Ему и правда руку отрубят! Я видела уже такое! — Эм, ну я тоже, и что? Он хотел обчистить наши карманы, он просто вор. И не самый ловкий, раз попался. Так что все честно. Но Талика продолжала упорствовать: — Всё равно нельзя! Они же все голодают! Он просто хотел добыть немного денег! Йоль поджала губы и насмешливо уставилась на Деса — мол, обещал присматривать, а сам не можешь справиться. Хотя им обоим прекрасно известно, что всё дело пройдет мимо Талерики. Им просто нужно научиться с ней работать. Хоть в какой-то мере, насколько это вообще возможно. — Послушай, Тэлли, — зашипел он, приблизившись к её раскрасневшемуся личику, — тут все такие, а если будешь всех жалеть и подкармливать, то скоро сама станешь такой же оборванкой. И кстати, он стащил твой перстень. — Что?! А ну верни! — рявкнула она, выхватывая украшение обратно. — Всё еще не хочешь сдавать его? — Не хочу. — Ладно, тогда всё просто. Он повернулся к совсем растерянному пацаненку, которого в первый раз кто-то пожалел: — Знаешь, где «Крысиный смех»? Покажешь, и этот «дылда» забудет о твоём поступке. Покажешь еще и Моза Утопленника, и он отпустит твою руку. А нет — так сильно сдавит, что будешь визжать, как поросенок, молчи, Тэль! — Я покажу, — взволнованно пообещал малец, провожая взглядом стражников. *** Дес затачивал палаш с мрачным видом, то и дело оглядываясь на окружавшую его чащу. Йоль только самодовольно ухмылялась. Вот ведь злюка! Он знал, что она дышит здесь, в лесу, дышит по-настоящему, а там, среди оборванных палаток, задыхается. Но не надо ходить с таким нахальным видом и посмеиваться над остальными, которые, к слову сказать, каждый раз втягивали головы в плечи, стоило чему-нибудь хрустнуть там, среди этих гадких высоких пеньков с зелеными ошметками наверху. Впрочем, хмурый вид у Деса появился отнюдь не из-за чьего-то самодовольства. Хотя будь это не Йоль, он бы врезал. Вот как пить дать, врезал бы! Нет, причина заключалась в том, что он, Дес, в этом Фейнстере немного… напортачил. Совсем немного! Но, к величайшему его сожалению, люди не склонны забывать даже маленькие промахи, особенно те люди, среди которых Дес привык обитать. Его промах, конечно, нельзя назвать маленьким, он, скорее, чуть-чуть побольше. Совсем ненамного. Побольше. — Ты обеспокоен, — заявила Йоль, выплывая из сумерек. Солнце село, и либо это у Деса внезапно обнаружилась куриная слепота, либо стемнело за считанные секунды. — Это вопрос или утверждение? Прочь из моей головы, шпионка. Она ухмыльнулась той самой ухмылкой, какой щеголяла последние полтора дня, и уселась рядом. Своим особым слухом Дес услышал бульканье во фляге, которую Йоль где-то припрятала. — Я бы с радостью. Особенно сильно я об этом мечтаю, когда ты начинаешь пялиться на какую-нибудь даму. Держу пари, они и сами не подозревают, что два человеческих тела могут вытворять что-то подобное. — Учись, пока я добрый, — хмыкнул он, протягивая руку за фляжкой. — Твой «друг» тебя потом точно отблагодарит. — Я ему передам, что благодарности стоит выражать тебе лично. Да возьми уже! — фыркнула она, отдавая ему флягу. Потом с мстительным выражением лица наблюдала, как обрадованный Денсен выплевывает все обратно. — Сидр? Ты притащила мне жалкий сидр? — вопил он, но отдавать фляжку обратно явно не собирался. Йоль еще раз усмехнулась и тут вдруг стала серьёзной: — Дес, ты когда-нибудь бывал в Фейнстере? Вот оно что. Она боится Фейнстера. Она боится города, большого и прожорливого, грязного, шумного, крикливого города. Это его, Денсена, лес, и там он сможет ухмыляться сколько влезет, потому что знает, как обращаться с этим вечно голодным и безжалостным зверем. — Бывал, Йо-Йо, и не раз. Распрекраснейший город, распрекраснейшие люди. *** «Крысиный смех», в общем-то, мало чем отличался от ютившихся рядом лачуг — такая же мерзкая покосившаяся построечка, как и остальные. И грязная. Все дома в Подстенье были покрыты грязью хотя бы потому, что это наиболее доступный строительный материал. Большие столы располагались там и сям, и полупьяные завсегдатаи что-то невразумительно бормотали. Когда вошли Йоль и Дес, бормотание прекратилось. «Хорошо ещё, что Тэлли и хмурика мы оставили снаружи», — заявил Дес, в голове уже рисуя картину славной потасовки. «Не отвлекаться, — прошипела в его голове Йоль. — Потом будешь показывать, какой ты бравый». — Ладно, мелюзга, который из них Моз? Можно было и не спрашивать. Сразу становилось понятно, как Утопленник получил прозвище — в дальнем углу восседал толстый распухший человек синеватого оттенка, сжимая одутловатыми губами дешёвую трубку. Он выглядел так, будто… ну, будто он король, если бы у помоев бывали короли — такой надменный и обманчиво-спокойный. Дес обогнал Йоль на подходе и первым уселся на скамью. Город — его лес, здесь он выбирает тропу. Она не возражала, она затаилась и наблюдала за ним, впитывая каждое слово и движение. Она училась укрощать город. Моз не взглянул на них до тех самых пор, пока не докурил. Дес таких знал и знал отменно — большие шишки, которым известно всё, даже то, кто украл посеребрённую вилку тетки Викки два месяца назад в полнолуние. Интересно, как Хальфреду удалось заполучить его в союзники? Впрочем, он ещё выторгует своё. — Зачем пожаловали? — спросил он, выпуская дым прямо им в лицо. Главное — не закашляться, потому что стоит кашлянуть один раз и всё, ты — слабак. — Пришли проведать Берга Буля. Не слыхивал часом, где он нынче обитает? — сладеньким голоском вопросил Дес. Моз сощурил оплывшие глаза: — А, этот. Нынче он в Болотнице. Дес мрачно выругался. — В Болотнице? Какого шиша в Болотнице? В новую тюрьму уж никого не пускают? — Новая переполнена. Сейчас хватают кого ни попадя, уж и плюнуть нельзя без того, чтоб тебя не сцапали. Проклятые солдаты теперь везде шныряют. После сложных махинаций Десу удалось выведать, где разъезжают стражники, высматривая предателей, и кто может показать им то самое «кое-что интересное», что так рьяно обещал Хальфред. Потом деньги перекочевали к Утопленнику. Этот хитрый как лисица человек уже давно перешагнул порог «ой, что-то я запамятовал, может, пара монет развяжет мне язык», а просто сразу называл сумму. И не платить ему было себе дороже — мало того, что какие-нибудь ургалоподобные громилы найдут тебя в подворотне и очень вежливо с тобой поболтают, так еще и все, кто хоть что-то знает, вместо разговора просто дадут хорошего пинка. И под конец Моз уронил ту самую фразу, которую Денсен с величайшей поспешностью вернул ему обратно: — Ах, да, и еще кое-что (заметь, бесплатно) — Тревор ищет некоего Бойда. — Я без понятия, кто этот Бойд, — тут же рявкнул Денсен. — Среди нас такого нет. Дес не слышал, его слух, как и нюх, изрядно притупленные вечным городским шумом и вонью, ничего не заметили, но уловил это в сознании Йоль, уже ожившим, как море от легкого бриза. Он уловил слова Утопленника, чтоб ему потонуть в этот самом море: — Имя — вещь переходящая. Он знал, что она потом обрушится на него штормом. Но не сейчас — сейчас не время. *** Лошадь-инвалидка и правда имела вид отвратительный, но Дес ни за что не пустил бы её на колбасу, сколько его ни уговаривали, по одной простой причине — и рысцой и галопом она шла настолько мягко, что её хозяин почти не отбивал себе всё, что любой мужчина так боялся отбить. И всё же он был хмур. Мерзкий, мерзкий лес! Только деревья и вечное стрекотание, чириканье и шкворчание! Он ненавидел это шкворчание! Шкворк-шкворк! Да еще и Талерика! «Я приношу тебе клятву верности, бла-бла!» А сама увивается вокруг Йо-Йо с писком, что хочет учить Древний язык и причем срочно! Да кому он вообще нужен? Тьфу! Денсен снова передернулся и поёрзал. Длинные пеньки действовали ему на нервы, а каждый вдох забивал легкие и кружил голову почище выпивки. Слишком чистый воздух и слишком мало слов. *** — Вы останетесь здесь, — со свойственной ей деловитостью заявила она, — а мы с Синге пойдем посмотрим, что там с воротами. — С чего это вы пойдете? Чего это мы тут торчать должны как… как… — Длинные пеньки с зелеными ошметками? — ухмыльнулась она. Мерзавка.— Дес, ты лучше меня понимаешь, что тут творится. Прислушайся, принюхайся, может, старых друзей встретишь… «Вот как раз их я бы предпочёл вообще никогда не видеть!» — Разведаешь обстановку… И за лошадьми приглядишь заодно. Нужно найти место, где их хотя бы с малой вероятностью не перепродадут. Она впихнула ему в руки уздечку Ночного Кошмара, ткнула Синге под бок и немедленно скрылась в толпе. Основным преимуществом Сина являлось то, что он никогда не жаловался. Как собачка, он следовал повсюду за Маленькой волчицей (Дес сплюнул, вспоминая прозвище, подаренное вонючим ургалом), молча ожидал приказов (от этого Дес сплюнул еще раз), и затем также молча их выполнял (третий плевок был заключительным). — Лады, Тэль-Тэль, раз уж мы тут остались, пошли, погрызём чего-нибудь. От местной еды Талерика тоже морщила носик, но тут уж ничего не поделаешь. Ты либо ешь, либо помираешь с голоду. В Подстенье не выбирают. Точнее, при возможности всегда выбирают первый вариант, стараясь не думать, чем было это до того, как его превратили в еду. Моз, добродушно пыхтя трубкой, подсел к ним. Нос Тэлли искривился настолько, что мог превратиться в рыболовный крючок, но через пару минут, после тонких как бревно Мозовых шуток и разговора о всяких там благородных занозах с серебряной ложечкой в одном месте она в корне поменяла своё мнение. Утопленник даже приосанился и перестал притворяться всезнающим старцем Подстенья и стал веселым дядюшкой, разве что немного уродливым. Дес совсем разомлел, потягивая пиво, больше похожее на ослиную мочу. Всё не так уж плохо. Как в старые добрые времена, когда питался он всякой гадостью, делал гадкие вещи и водился с гадкими людьми. Не было всяких этих «веди себя прилично!», «слушай меня!», «ты должен следить за Талерикой!» и прочие бла-бла. Всё неплохо, неплохо. Да, было бы, если бы не распахнулась дверь, шибанув по стене, по залу бы не пробежал шепоток, а громовой голос урожденного тупицы не гаркнул прямо в ухо: — Ай, старина Бойд, долго же мы тебя ждали! *** Интересно, она видит его сны? Она видит женщину, кричащую от боли, женщину в крови, почти сумасшедшую, тощую, как скелет, бледную, как саван? Она видит. Проклятье, проклятье! Он опять её вспомнил! Только не называй имя, только не… Сегодня ночью опять полыхал пожар. Опять та девушка, Джиневра, кричала, что он в чём-то там виноват. Но страха он не ощущал, никогда не ощущал. Всего лишь огонь, который лизал кожу, оставляя пузыри, всего лишь огонь, который ни капельки не пугал, ведь к боли Дес давно привык. Но каждое утро он думал, а видит ли Йоль его сон, женщину… Только не имя, не и… Меолитта… «Хей, Тиб, ты правда считаешь, что у вас все получится?» «Ты не понимаешь… Она прекрасна! Она добрая, милая, она… великолепная! Я люблю её, я так люблю её, что готов перевернуть город, если это сделает её счастливой!» «Да, конечно. Особенно в поисках денег для её жадных предков. Работа стражника не такая уж дорогая». «Да брось! Я стану лучшим стражником в мире, и она увидит это!» «Тиб, ты — глупый мечтатель!» — Глупый мечтатель! — рявкнул Дес, упорно стараясь заглушить голоса из гниющего прошлого. — Это еще мягко сказано! Да я — круглый дурак! Дубина! Вот кто я! Мечтатель, ха! Ха-ха-ха! — он пнул какую-то ветку. — Я слепой болван! Тупица! Я… «Настолько счастлив, что сейчас лопну!» — подумал он, застыв от удивления. Мир прекрасен! Восхитителен! Разве может быть что-то лучше? Разве можно придумать хоть что-то, что сравнилось бы с ним? — Дес, Дес! — верещала Талерика где-то неподалеку. — Ой, Дес, у меня получилось! Получилось! Ахаха, ты видел? Она продиралась сквозь кусты, размахивая саблей так широко, что скашивала все окружавшие её веточки. — Я коснулась Синге! Я его коснулась, ты понимаешь это! Ооо, да я такая непобедимая! Я просто невозможно непобедимая! Она громко рассмеялась и бросилась обниматься. Денсен шарахнулся в сторону и что-то смущенно пробормотал. Вот оно что. Точнее, вот она что. Всё еще не научилась закрываться, и Дес сквозь чужую оглушающую радость почувствовал прилив благодарности. — Ладно, пошли, посмотрим, как ты там его коснулась, — наигранно проворчал он, высвобождаясь из цепких ручонок Тэлли. Невероятно счастлив, и какая разница, чьё это счастье, если с ним поделились? *** Это как будто в колокол ударили: дин-дон, дин-дон, Бойд-Бойд, Бойд-Бойд. — Тревор, — сквозь зубы выплюнул Дес, — смертельно рад тебя видеть. Смертельно. Чем обязан? Грязь, бакенбарды, шельмеца в глазах и улыбка с гнилыми зубами — вот он, Тревор. — А ты не помнишь, выродок? — рявкнул он, треская кулаком по столу. — Забыл уже, да? Дес не повернул головы. Вместо этого он вовсю пялился на Моза, а потом красноречиво переводил взгляд на Талерику. Нельзя ей влезать в драку, её там разделают как тушку маленького кролика, и останутся от тушки только ушки. Моз незаметно кивнул. И тогда внутри что-то разорвалось. Бам! — Тревор получил по морде и врезался в стену. И все его собачки с тявканьем накинулись на Деса. Он не знал, кто из них кто, он просто бил, куда бьётся, и хохотал. Мир вертелся вокруг него, засасывая куда-то внутрь, где было яростно и кроваво, но так знакомо и понятно. Сзади визжала Талерика. Деса ударили по лицу, и его отшвырнуло на какого-то пьянчугу. Он схватил его за руку и пихнул на нападавшего, пнул другого и кинул на стол. Остальные завсегдатаи испуганно жались к стенкам. Мимо пролетели зубы. Бармен прицельно шлепал дубиной тех, кто в суматохе решил позариться на выпивку. Дес хохотал. Мир щелкал, обращаясь во тьму. Дес ударил Тревора еще раз, отшвырнув его на стол, и замахнулся стулом, но промазал. — Пусти меня, жирдяй! Я должна помочь ему! Дес схлопотал в лицо, но ответил ногой прямо в мягкий живой комок. Вырубил одного. Второго. Третьего. Хохот. Оружие, как назло, осталось за столом. — Лови! И его палаш треснул ему по щеке, и во рту что-то хрустнуло. Имя надо выкрикивать, дурень! Пока Дес наклонялся, кто-то зарядил по второму плечу, и его бросило назад, прямо хребтом на угол стола. Позвоночник прорезала искра боли, и Дес закричал. И тут кто-то огрел его по голове чем-то очень твердым. — Выволакивайте его, парни. Покажем этой мрази, что у нас за разговор. Не, дуру эту оставьте, чуть позже ею займемся. Может быть. Убью, дрянь! Кровь стекала со лба прямо в глаза, окрашивая мир в красные цвета. Дес отплевывался, чувствуя, как его волокут куда-то, таща за обе руки. От этого спина трещала по швам, разве что звука рвущихся ниток не было. Его бросили прямо в грязь, и он испачкал всё то, что не было испачкано, и если говорить коротко, то ничего. И тут же подхватили снова. Тревор, тоже изрядно подбитый, подошел к нему, сверкая прорехой в зубах, и захихикал: — Ну и тупица ты, Бойд! — и с чувством врезал в живот Деса. — Ну и тупица! Если знал, что я тут поджидаю, зачем сунулся? Ты никогда не отличался умом кроме того случая, когда облапошил меня… Краем глаза Денсен заметил, как Талерика пытается прорваться в дверь, но синяя одутловатая лапища Моза упорно её сдерживает. Ладно. Так и надо. А он сам как-нибудь выкрутится. Разумеется, если Тревор не захочет выпустить ему кишки. Но он, Тревор, никогда не был просто идиотом, он с самого рождения был круглымполнейшим абсолютным идиотом, так что с него станется выкинуть какую-нибудь дрянь вроде отрезания конечностей. Тогда и можно попробовать выкрутиться. Дес захихикал. Хихиканье очень заразно, а Денсен чувствовал опьяняющее веселье внутри. Когда вернется Йоль, будет очень забавно. Если, конечно, она успеет вернуться до того, как от Деса оттяпают большую часть его тушки. Тревор достал нож и поковырялся в правом плече Денсена. Дес замычал, прикусив щеку. — Ты, дрянь, оставил меня без денег. Меня! Да надо мной потом вся округа потешалась! Знаешь, как долго я потом усмирял их? Пришлось отрезать пару языков. И тебе отрежем. Чтоб неповадно было, чтоб сначала думали, обманывать меня или нет. Держи его крепче. Дес задергался, когда Тревор схватил его за правую руку. — Давай, — хохотал он, — давай, Тревор! Только ты всё равно останешься дураком! Талерика визжала, кто-то орал, чтобы его оставили, кто-то вопил, что «режь давай, чего тянешь». Тревор удовлетворенно примерился, Дес пытался вырваться, сердце заколотилось в ушах, и голос, полный ярости, прорезал мир: — Что за дрянь тут творится?! Йоль вернулась. И кажется, она не очень довольна.