Серые слёзы. Серая кровь

— Так ты убил его? Синге поднял на неё растерянный взгляд. Есть люди, которые так глубоко погружаются в свои мысли, что вынь их оттуда, и они будут захлебываться и вертеть головой, будто оглушенные, силясь понять, что здесь творится, хотя творилось это «что» буквально у них под носом. Вот эльфийский полукровок был таким. И теперь рассеянно пялился на Йоль, жующую сало с хлебом. Талерика дрыхла без задних ног (Йоль слышала её ровное дыхание и видела, как подергиваются зрачки под тонкими веками), Денсен ушел по «очень важному делу» (как он там шастал в лесу, продираясь сквозь бурьян и громко матерясь, Йоль тоже слышала, потому что не заметить этого мог разве что глухой), так что они с Синге остались вдвоём. — Кого? Было что-то предательское в том вопросе. Что-то мерзкое. Будто она громко и во всеуслышание говорила, что не доверяет ему, что его слово, конечно, много значит, и всё такое, но ей нужно удостовериться. — Его. Раззака, который напал на меня во время боя. Ты убил его? Он же был его… другом? товарищем? наставником? Неважно, он был для него кем-то, а такого просто так не убьёшь. Только сложно. Синге опять застыл на несколько секунд, и Йоль решила, что он вновь занырнул в пучину своих мыслей, но к своему удивлению услышала почти безжизненный ответ: — Надеюсь. — То есть как это — надеешься? От тебя же никто никогда не уходил. Из тех, кого ты наметил в жертвы. А насчет этого ты сомневаешься? — Не знаю. Никогда прежде не убивал раззаков. А Шиас’х никогда не рассказывал, как это можно сделать. Обо всех рассказывал, но не о раззаках. Он остался лежать и долго не двигался. Я следил за ним, пока мог. Потом на меня напали, и я больше не следил. Потом ушел. Надеюсь. Это всё. И его взор снова потускнел, освещая то, что находилось внутри, и Йоль оставалось лишь задумчиво вглядываться в костер и слушать разносящиеся вдалеке ругательства Деса. ❈❈❈ «Итак, что мы имеем? Окровавленный Дес хихикает как ненормальный, что случается только во время драки, его держат два амбала, третий примеривается к его пальцу, Талерика извивается в руках Моза, а вокруг них собралась обезумевшая от зрелищ толпа. И это всё произошло, стоило только мне уйти ненадолго!» — Что за дрянь, я спрашиваю? — А тебе что за дело, киса? — поинтересовался тот, который орудовал ножом. «Это Тревор, — немедленно пояснил довольный до чертиков Дес. — И я должен ему кучу денег». «Заткнись, — приказала она, ощущая, как просыпается ярость. — Если не заткнешься, я не стану разбираться и тебе первому откручу башку». — Киса — это вон ходит и мяукает. А я Джина. И я спрашиваю, какого хрена ты держишь моего мужа и машешь перед ним ножом? Тревор заорал в голосину, и только спустя пару мгновений Йоль осознала, что у него такой смех. Талерика, наконец, вырвалась из цепких пальцев Утопленника и прокралась поближе к Йоль и Синге, уже положившему ладонь на эфес меча. — Муж?! Ты серьёзно, киса? Да он же такая тварь, от которой даже шлюхи воют! Муж?! Ахахаха, сейчас сдохну! А ты? Маленький уродец, вот не ждал, что ты окажешься еще более тупым, чем я думал! — Хватит болтать, — произнесла Йоль, приближаясь к Тревору. — Что тебе от него надо? Он жутко её бесил, уродливый тупой мужлан, но куда больше её бесил Дес, который довольно улыбался. О, он всегда улыбался при появлении неприятностей, ведь это так весело! Что за жизнь без веселья? Жизнь, по сути, состоит из проблем, и уж Дес отрывался по полной, однако дело было в том, что он никогда эти проблемы не разрешал. Нет, конечно нет. Он их усугублял. А расхлебывала всё она! — О, так ты ей не сказал? Ты не сказал своей дражайшей женушке, что у тебя полно денег? Моих денег? — Я их потратил, — сквозь зубы процедил Денсен, что вызвало новый приступ неконтролируемого смеха у короля трущоб. — Ахахаха, вот тупица! Слышь, киса, ну скажи, скажи, как вы живете, а? Скажешь, и я, так и быть, дам этому выродку шанс. — Мы побираемся по деревням, — ухмыльнулась Йоль, глядя в сторону Деса. — Я таскаю шапку с подаяниями, а Де… кхм… Бойд поёт песенки и танцует. Кстати, в него часто кидают тухлыми помидорами, так что я даже отказываюсь с ним спать. Тревор вновь задохнулся в истеричном смехе, а Йоль всё пристальней пялилась на Деса, упорно не пуская его внутрь своих мыслей. О, с его объяснениями, где все вокруг самодовольные твари, которых необходимо ограбить, она ещё разберется. Куда интересней послушать, что о нем скажет этот человек из прошлого, того самого, которое Денсен с таким рвением прятал глубоко в себе, закапывал, зарывал заживо, не оставляя шанса выбраться. То тёмное прошлое, которого испугались бы даже глядящие в Бездну, ибо вместо Бездны, глядящей на них в ответ, они бы столкнулись со злыми и полными желчи глазами Денсена. Или той женщины. Меолитты. В её глазах плескалось чистое концентрированное безумие. — Ну так что? Быть может, я смогу исправить всё то, что этот болван натворил? — Сможешь, сможешь, киса, — поганоухмыльнулся Тревор, обнажая полусгнившие зубы. — Он спёр у меня две сотни полнолунов. Где найдешь такие деньги, а, киса? — Полнолунов? — А, по-вашенски это золотишко, киса. Двести золотых кругляшков. Йоль выпучила глаза и задохнулась от возмущения? Две сотни? ДВЕ СОТНИ?! Да как он их вообще утащил-то, такую тяжесть?! — Ты издеваешься?! Как такое возможно? — рявкнула она так, что стоявшая рядом Талерика прищелкнула челюстью, а потом заворчала, прикусив язык. — Ты вообще думал, что делаешь? Дес паскудно ухмыльнулся, страшно довольный подстроенной гадостью, и помотал головой. За него ответил Тревор: — Да этот болван вообще не думает, киса. Нечем, так сказать. Мозгов у него как у крысы. Хотя, чего это я на крыс клевещу, они-то явно поумнее будут. Что, киса? Можт, порезать его, и дело с концом? А твоим муженьком и я побыть сумею. Или вона этой, смазливой, — и он оценивающе посмотрел на Талерику, отчего та ответила возмущенным взглядом. Йолле ощутила, как закипел изнутри Денсен. Кого-кого, а вот Талерику, которая «вот бы была его дочерью», он трогать не позволит. Вырвется, выкарабкается, перегрызет глотку, разорвет голыми руками, всё, что угодно, лишь бы… …защитить. Йоль покачала головой. — Мы достанем деньги. Как угодно, но достанем. Можно найти их потом и убить. Можно сделать дело и смыться. Можно подождать войска варденов, там уже не до денег будет.Но сейчас светиться нельзя. Не в самом начале, когда надо сидеть тихо, словно мышки, только и ждущие, чтобы пуститься в пляс после того, как «кошка с дому». — Ты, киса, конечно, лапочка, но и я не заяц, знаешь ли. Я — лисица, ей богу! Думаешь, хитрей меня? Думаешь, старину Тревора так просто облапошить, раз твой муженёк уже сумел один раз? Он ведь не только моё золото присвоил. Кое-кто в городе тоже недосчитался пары сотен полнолунов, а то и больше. А этот кое-кто не рыбой на базаре торгует, киса. Они поважнее будут. Они этими торговцами заправляют. Так что стоит мне только шепнуть страже, что вот он, Бойд, кто золото спёр, и они живо его заметут. Уж поверь мне, киса, они до этого вопроса ух как строги! Йоль помрачнела еще сильней. О, отлично, просто отлично! Вот отличней некуда! Она искренне надеялась, что её мрачная ярость прорвалась через её собственный барьер и вдарила по Денсену так, что зазвенело в ушах. Она надеялась, потому что не желала слушать его жалких оправданий вроде «ну я тогда был плохим безнравственным ублюдком, а сейчас стал хорошим, тебе вот помогаю». Потому что, во-первых, если смотреть в общем и целом, они в некотором роде правдивы, а во-вторых, не такие слова ей нужны. Почему он её просто не предупредил? Почему не сказал всё сразу, чтобы они тихо и мирно проскользнули в город и затаились, а не светили тут своими радостными рожами? Боялся запятнать старой грязью новую шкурку? — Но! Я могу и простить долг, — Тревор поднял вверх указательный палец. — И как же? — Дайте мне вон ту кису на пару ночей и узнаете, — хмыкнул он, указывая на Талерику. Та пошла красными пятнами и почти взвизгнула, чтобы он засунул эти предложения себе в задницу, урод! ❈❈❈ Гармог и правда был там. Не то что бы Йоль научилась так уж хорошо разбираться в ургалах, хотя и могла в этом деле обскакать любого из варденов, просто он не мог не быть. Она знала, что злит его. Она вышла за рамки, она переступила черту, которую нельзя переступать. Гармог мыслил рамками. Нар Гарцвог — нет. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что он понятия не имеет об этой маленькой увеселительной прогулке, ведь они совершенно случайно очутились ночью среди деревьев прямо на пути Йоль. Рамкомыслители ненавидят тех, кто переступает черту. Гарцвогу стоит быть осторожнее. — Ну, и что мы с ними сделаем? — шепотом поинтересовался Дес, уже распаляясь внутри. Драка, драка, драка! В такт с ударами сердца, которые звучали всё чаще. — Убежим. — Бежать?! — возмущенно воскликнула Талерика, но тут же с опаской понизила голос. — Люди чести не бегут от сражения! Йоль поморщилась, как будто проглотила клопа, и раздраженно ответила: — А кто тебе сказал, что мы — люди чести? Если выбирать между честью и жизнью, я выберу второе! Нам ни к чему драка сейчас, да и к тому же с нашими союзниками. Не наша забота, что кто-то из них оказался тупицей. Есть кое-кто, определенно есть, кто сможет куда лучше о них позаботиться. И куда красноречивее, разумеется. У ургалов другой язык, и чем он больнее, тем изысканней выражения, а Нар Гарцвога бесспорно можно назвать великолепным оратором. Стоило только вспомнить, как знатно он её приложил в битве при Фартхен Дуре, как последние сомнения исчезали, будто утренний туман. — Хей, Йо-Йо, ты кое-что забыла. Куллы бегают наравне с лошадью. — Я об этом позабочусь. «Посмотрим, как ваши шаманы отнеслись к этой маленькой затее. Преподать урок одной человечке, которая никаких уроков уж точно не стоит — это они посчитают большой глупостью. Они имеют право считать что-то глупостью, они имеют право переступать черту, древнее неоспоримое право. Кто из них согласился бы защищать вас?» Когда лошади понеслись, из тьмы выскочили ургалы и, наконец, закричали. Это был традиционный боевой клич, который, уж Йоль была уверена, обязательно услышит Нар Гарцвог и потом разберется, кто это тут такой голосистый. — Они нас нагоняют! Где там твоё чудо? — Néiat sjon, — прошептала она. Не видьте, не смотрите, и вы ослепнете. Поглядим, какие защитные чары на вас теперь, когда битва закончилась, и никто не ждет подстав. Ургалы замедлили бег, натыкаясь друг на друга, в попытке нагнать своих жертв. Они слышат их сердца и чуют их запах, но совсем скоро они будут слишком далеко, чтобы хоть что-то разобрать. Один из них яростно взвыл, и Йоль могла поспорить с кем угодно, что это Гармог. Заклинание отбирало всё больше сил, и вскоре Йоль уже хрипло дышала. Всю её магию сожрала ментальная сила, теперь без подпитки она способна лишь на самое элементарное волшебство. Еще чуть-чуть, и она вновь начнет задыхаться, спасибо за подарочек Джо Риду, так что нужно останавливать действие магии — она прошептала слово отмены, и облегченно вздохнула. Конечно, было довольно глупо просто ослеплять их, оправившиеся ургалы вполне могли продолжить погоню, но Йолле рассчитывала на то, что взбешённый Гарцвог уже добрался до крикунов, которые посмели горланить боевой клич после битвы, и сейчас активно вправляет мозги. В буквальном смысле. Стуча по голове. Все были недовольны, кроме Синге — в расписании Синге сейчас нет тренировки. ❈❈❈ Внутрь их пустили с трудом. Могли бы вообще не пустить, если бы Йоль не назвала стражникам имя таинственного Гэрри и не сунула тайком в их загребущие лапки пару (как их там?) полнолунов. Им дали по бумажке, на которой было написано, что они теперь беженцы, проживающие в Фейнстере, и пару десятков ругательств. Дес в придачу получил ещё и увесистый пинок, а Талерика восхищенные взгляды. Лошадей они оставили на конюшне прямо перед воротами, и на это имелось две причины — если им придется в спешке удирать, прихватив только портки да оружие, пара верных коняшек прямо возле входа оказывалась выгодным стратегическим преимуществом, а вторая — эти конюшни принадлежали городу, и это создавало хотя бы иллюзию того, что животных не перепродадут на колбасу в первый же вечер. Впрочем, Ночному Кошмару это явно не грозило. Жеребец вновь почуял дрянной уход и мерзкое обращение, которые явственно вырисовывались в ближайшем будущем, и это привело его в отвратительное расположение духа. Подходить к Ноку в таком настроении было не просто опасно, а самоубийственно опасно. Оружие отдали Мозу, который за символическую плату (символизм в Фейнстере оказался очень увесистым) согласился пронести его в город. Как он их найдет, они не спрашивали, потому что пока и сами не знали, где остановятся, а когда дело касалось Утопленника, никто ничего никогда не спрашивал. Город готовился к осаде. Жалкие оборваные крестьяне шатались по улицам, прижимая к себе свои скромные пожитки, целые семьи располагались на улицах, так что порой негде было пройти, не то что проехать, мимо маршировали солдаты, среди которых часто мелькали совсем юные лица, напуганные до смерти, но решительные до глупости. Йоль тихонько прошептала заклинание лечения, и раненное плечо Деса потихоньку заживало, отчего тот ойкал и чесался. Она его не простила. Она просто не хочет потом носиться с загнивающей раной. Они шли уже полчаса, преодолев за это время совсем жалкое расстояние. Им приходилось проталкиваться через толпу убогих воняющих оборванцев, среди которых встречались и рыдающие от голода дети, и женщины, больше похожие на нищенок, и мужчины, в чьих глазах плескалось отчаяние — все они ушли из дома, из сёл и деревень, бросили поля, огороды, скотину, и теперь им нечего было есть и нечего делать, кроме как голодать. Они просто хотели выжить. Их, хилых и больных, война уничтожила еще до сражения. Во время боя она добьёт сильных и здоровых. И не останется никого, кто мог бы не выживать, но жить. И Талерика, глядя на всё это уродство, сотворенное людьми (впрочем, любое уродство в основном творили люди, у природы это выходило лишь из-за печальной случайности) в порыве женской жалости прошептала: — Какое ужасное зрелище! — Бывают и похуже, киса. А на всех жалости не напасешься, — ответил ей Дес. Отлично, он еще и эту глупую привычку подхватил, всех вокруг кискать! Йоль одарила его красноречивым взглядом, в котором ясно говорилось, что если он еще когда-нибудь хоть кого-то назовёт «кисой», она найдет ближайшую кошку и затолкает ему в рот, чтобы он на практике осознал разницу между женщинами и животными. Им отказали уже в трёх тавернах, заявляя, что мест нет, и что люди и так спят даже на полу. Оставалась последняя указанная в списке Хальфреда. Они добрались туда под вечер и вздохнули от облегчения, таким изматывающим оказался день. Впрочем, тут же вздохнули снова, но уже от разочарования. Не стоит говорить, что таверна была грязная и покосившаяся — они шастали по таким районам города, где все дома имели подобную характеристику. Она выглядела скорее… до жути пьяной, и это странное ощущение так и витало в воздухе, наполняя забитые грязью легкие привкусом алкоголя. Вполне вероятно, причиной тому была мертвая тишина во дворе, из-за которой создавалось ощущение, будто пропойца спит после плодотворной ночи. Когда Йоль открыла дверь, то совершенно не удивилась, что шестеро из семи лежали то на полу, то на лавках, то вообще лицом в тарелке, а седьмым оказался хозяин, нигде не лежавший, но и на ногах стоявший весьма нетвердо. Опередив вопрос «Ч`го ж`лаете?», непременно сопровождавшийся бы похмельным ароматом трехдневной выдержки, Йоль резко сказала: — Две комнаты. Можно одну. Плата вперед. На… две недели. Мужичонка протянул дрожащую руку, и Йоль отсчитала плату, но отдавать не стала: — Комнаты сначала покажи. Одну вполне можно назвать кладовкой, так тесно крохотная кровать прижималась к стене, вторая же была побольше, там хотя бы появлялась призрачная возможность развернуться, не задев подбородком соседа (в случае Талерики задевание произошло бы совсем другой частью тела). Йоль щедро отсыпала пригоршню медяков хозяину в руку и тут же захлопнула дверь прямо перед его осоловевшим лицом. — Так-с, — немедленно заговорил Дес, — теперь пора подумать… — Не смей. Ничего. Говорить! — рявкнула Йоль, ткнув его пальцем в грудь. Он очумело взглянул на неё, и уже через мгновение его лицо исказилось злобой. Он собрался съязвить что-то, и Йоль даже знала, что, потому что тысячи вариантов эхом отразились в ее голове, но она опередила его, давая выход всей той ярости, которую так старательно сдерживала: — Ты мог бы сказать мне! Ты мог бы сказать, и мы бы не попали в такую дерьмовую ситуацию! Но нет, ты предпочёл затихариться и молчать, зная, что твой Тревор ждет не дождется нас в Фейнстере, зная, что подставляешь нас, что втягиваешь в какую-то старую заварушку, которую сам не смог расхлебать. У тебя не хватило смелости признаться, да? Ты… испугался, — она буквально выплюнула это ему в лицо, со злобной радостью наблюдая, как оно искажается. — И ты радовался всему этому! Нет, не смей отрицать, вот со мной ты не посмеешь — ты радовался! Скажи, что конкретно тебя так обрадовало? Что тебя избили до полусмерти? Что собирались отрезать палец? Или, быть может, что он собирался потом изнасиловать Талерику? Она бы ничего не смогла сделать с дюжиной этих уродов! Ты этому так обрадовался, Дес? — Хватит! — рявкнул он, треская по стене, и с потолка посыпалась пыль. — Мы же решили эту проблему! Так чего теперь гавкать? — Но я не могу вечно решать твои проблемы! — взвыла она, сжав руки. — Я не могу решать только твои проблемы! У меня и самой полно их! У всех полно их, а ты еще и усложняешь мне задачу! Ты… ты источник проблем. Ты их как будто не просто притягиваешь, ты их зазываешь, ты еще и радуешься, что они тут! Но это же не балаган. У нас есть задание, а вокруг вообще идет война, и мы должны её выиграть, а ты… — Нет, это ты должна. Ты и твоя долбанная Насуада! Ты втянула меня в это, во всю эту чушь с видениями и прочим бредом, а потом запела — мы связаны, ты должен быть приличным, ты должен мне докладываться. Я тебе не собачка! Это ты вон из него сделала собачку, он разве что палку тебе не приносит, да только ты еще не пробовала, может, и принесет. А от меня отвали, понятно? Должен, должен! Да ни хрена я тебе не должен! И не смей на меня орать! — Дес, — вмешался Синге, но Денсен отшвырнул его руку и распахнул дверь: — Отвали, эльфий ублюдок! Иди к своей мамочке, она тебя пожалеет! Это вы все тут кругом должны, меня не примешивайте! Вот и сидите тут как послушные детки и ждите указаний, а не то вас отлупят и поставят в угол. А я пошёл! В жопу всё это! В жопу! Хлобысь! Только по счастливой случайности дверь не развалилась на кусочки. Хлобысь этот прошелся холодом по Йоль, сметая ураганы, резавшие море внутри, вспыхнул в душе ошеломленной Талерики, которую заполнял гнев и обида не за себя, но за другого. Где-то внизу прогрохотало, еще раз хлопнула дверь, и, наконец, всё затихло. Йоль вздохнула и потёрла виски. Сейчас взорвется Тэлли. — Ну вот зачем ты так! — она не заставила себя ждать. — Можно было и попроще! Он не заслужил! Он ничего плохого не сделал! — Сделал, — устало произнесла Йоль, опускаясь на кровать. Сегодня был длинный день. — Неправда! Подумаешь, поругался с кем-то! Все со всеми ругаются! А ты просто… просто… злюка! И бука! Большая бука! И я пошла за ним, потому что всё это нечестно! Она, слава богам, дверью хлобыськать не стала, иначе остались бы они без двери, а просто размашисто её толкнула, и Синге успел подставить руку. В его ушах звенел «эльфий ублюдок». Гадко вышло. Вот прямо так мерзопакостно гадко. Денсен никогда не умел просить прощения, ну, или хотя бы просто извиняться. Он всегда был прав, а весь остальной мир ошибался. Неправда, и ты это знаешь. Неправда. Он зол. Он обижен. Он просто не так и не понял, что это важно, как не понимал, что привязанность к Роу важнее магических слов, которые тебе известны. Йоль закрыла глаза. Всё можно сказать по-другому. Всё можно исправить, если постараться. «Эльфий ублюдок» рассекал воздух. Стараться придется очень сильно.