Серые слёзы. Серая кровь

Талерика не разбирала пути, перед глазами маячила лишь одна-единственная цель — широкая спина, от которой во все стороны исходили волны ярости. Он злился — Йоль всегда командует. Она думает, что у неё есть такое право, раз есть ключ. Она думает, что раз была первой, то знает всё на свете, и свет обязан ей повиноваться. Неправда это, неправда! Свет никому ничего не должен, особенно этой Йоль, которая только и знает, что приказы отдавать. Она считала, хоть и не говорила вслух, что рыцарство — это показушная глупость, и Талерика не могла такого простить. Что это показушничество и ярмо, вот! Набор ненужных правил. Она так считала. Она так думала о самой главной, самой заветной мечте Талерики, так что бедная мечта дрожала и пугалась, забиваясь в самые дальние уголки души, опасаясь, что Талика всё же поверит этим бредням. — Меня! Меня! Дрянь, стерва, меня так!.. Как ребенка, разве что по заднице не отлупила, гадина! Подумаешь, не сказал ей, подумаешь! — услышала она откуда-то справа. Пролетела и не заметила! Вот балда! Он вышагивал по улице, пиная всех подряд, и крыл липкий город отборными ругательствами, и в голове его, открытой всем ветрам, царил такой же бедлам. Он не захлопнулся, как обычно, слишком поглощенный собственной трагедией, и Талерика ощущала, как его ярость вливается в неё бурной рекой. Она орала на него, как на малого дуренка! Думает, печать Насуады даёт ей безграничную силу! Дура она, выпендривается постоянно, уже бесит до чертиков, до точек в глазах! Надо выпить! В такую погоду надо выпить. Нет, не так — надо напиться вусмерть, чтобы мир пошел кругом, прахом, чтобы изошелся весь, чтобы не было того, что он, Дес, на самом деле подвел… Стерва! Вот еще будет ему в вину вменять! Он на такое не поведется! Это она, это всё она — даже не спросила его, хочет ли он влезать во всё это дерьмо, хочет ли?.. Даже не спросила, а просто жахнула по башке магией и лупатилась, будто всё как и должно быть! Стерва! Разорвать! Разорвать! Ты вот орешь, беснуешься, а на самом-то деле… Заткнись! То, что внутри, заткнись, заткнись, заткнись! Я прав, я прав, не ты! Я — это ты. Только лучшая часть. Меня мало, но я есть. Дес заорал, схватившись за голову. Его мир раздваивался, и Дес хотел лишь нахлебаться вина, чтобы он сгорел и пошел прахом, изошёлся весь, будто его и не было. Тогда можно слепить новый мир, какой захочешь. — Эй, Дес! Талерика… Талерика? Откуда? С чего бы? Её чуть не отымели из-за него, а она пошла за ним? — Да это ничего, — проговорила она, махнув рукой. — Что ты так расстроился? Всё в порядке, я не обижаюсь. Я бы их знаешь как отделала? Ух, вот бы им не поздоровилось! Она махнула рукой, чтобы выказать всю свою молодецкую удаль, вновь накрывая Деса с головой волной восторгов, которые последнюю неделю мешали ему как следует позлиться. Она не понимает? Она просто не пони… Стоп, так я открыт? Совершенно? — Ага, — кивнула она. — Ну ты и злющий! Подумаешь, поорала она на тебя! Ну, ты на неё тоже поорал! Она просто злобная оттого, что мужика у неё нет, вот! Был бы… Ой, смотри, там шали продают! Дес немедленно захлопнул рот и сознание, и Талика не ощущала больше ничего кроме намека на его присутствие. Он был рядом, и то хорошо. Мало кто был с ней по-настоящему рядом. А шали цвели и порхали на ветру, легкие шелковые шали, яркие режущие глаз, и взор цеплялся за них, единственное радостное пятно, и глаза Талерики блестели, когда она гладила эти переливчатые ткани, устланные затейливыми рисунками. Посреди отчаяния и боли нарывающего города они казались чем-то ненастоящим. — Дес, дай денег, — попросила Талерика, жалобно на него взглянув. — Нет, — мрачно ответил он, чуть прищуривая глаза. — Нет. Да и врешь ты плохо. — Вот еще! Хорошо я вру! Дай денег, я хочу шаль. — Не дам. Свои трать. — У меня нет. Эта противная Йо-Йо ничего мне не дала, вот ни монеточки! Сказала, если надо будет, спросишь у Деса, вот я и спрашиваю! Талерика поджала губки. Чего он такой жадный? На выпивку, значит, не жалко ему, а ей, Талерике, на шаль жалко! Не выдержав её огненного взгляда, Денсен, наконец, сдался, и потянулся в карман за деньгами. С радостным визгом выхватив монеты, Талерика радостно пронеслась мимо палатки с шалями прямо к неприметной булочной, где накупила овсяных лепешек и всучила голодным ребятятам, так долго взиравшим на неё печальными, полными слёз глазами. Нельзя так! Нельзя! На всех жалости не напасешься — слышали, проходили. На всех не напасешься, но хоть на этих-то детишек можно. Это поступок рыцаря. Настоящего, а не того, который притворяется, а Талерика — настоящая, хоть пока и не посвящённая. Но такой момент придет, ей обещала Насуада, чья воля так же несгибаема, как прочное эбеновое дерево, такой момент обязательно придет, и тогда Талерика точно будет знать, что она настоящая, что помогла этим детям и кому-то еще там, в будущем, тоже поможет. Как рыцарь. Она посмотрела ему прямо в глаза, его усталые озлобленные глаза и развела руками. Денсен покачал головой. Вывернул карманы и накормил всю оставшуюся ребятню. — Эй! Да постой же ты! — крикнула она, нагоняя сгорбившуюся спину. — Ты же сам говорил, что на всех… — Да, говорил! Хватит. Чего ты вообще за мной поперлась? Теперь даже не выпьешь нормально. Пошли тогда пожрём чего. — Эй, я же клятву верности дала! Так что буду следовать за тобой всегда и везде! Постой… мы же только что истратили все деньги! На что мы есть-то будем? Денсен хмыкнул. Ох, как Талерика любила, когда он вот так вот хмыкал! Тогда в его глазах появлялась какая-то отъявленная шельмеца, которая невероятно её завораживала, и хотелось, страшно хотелось себе такую же шельмецу, да только где её возьмешь? Талерика пыталась перед зеркалом хмыкать, но не выходило ничего, только выражение безмерной глупости на лице, и она вскоре бросила эту дурацкую затею. — Ну, припасена у меня кое-где пара сотен полнолунов… ❄❄❄ Костер мерно трещал. В котелке варилась какая-то бурда, а лошади жевали овес. Вокруг всё было тихо. Орали кое-где мерзкие лесные твари, и Талика завывала им в тон. — Йоль! Эй, Йооооооль! Она выла уже полчаса, слоняясь вокруг шепчущихся Йоль и Деса. О чем они там шебуршались, её, конечно, мучило, но не так сильно, как одно весьма надоедливое желание. — Эй, Йоль! Йоль, Йоль, Йоль! Талика видела, как она хмурится, а потом явно удивляется. Интересно, с чего бы это? Глядит на неё так подозрительно и пронзительно, будто есть у неё, Талерики, что-то там внутри не такое, как должно было быть. Да так же, как у всех — все люди немножко сломанные. — Эй, Йо… — Ну чего тебе? — устало вздохнула она. После целого дня бешеной скачки все выглядели разбитыми и уставшими, кроме, разумеется, Синге. Он никогда не менялся, что бы ни случилось. — Я хочу выучить Древний язык. Она была удивлена, эта противная Йоль, которая всегда всеми командует. Она была удивлена, и Талерика хмыкнула. Глупая, вот глупая! Считала её наивной дурочкой, которая ничего не умеет, разве что мечом махать. Рыцарь должен знать много всяких вещей, историю, например, или гербы и титулы дворян. Хороший рыцарь помогает людям, но хороший рыцарь ещё изящен, красив и умен. Точнее, поправилась Талерика, изящна, красива и умна. А Древний язык — весьма ценное умение. И вовсе тут нет никаких иных причин, от которых чешутся руки! — Ладно. Давай начнем, пока есть немного времени перед сном. Сразу предупреждаю, учитель я не самый лучший, но других тут нет. Итак, вот это… Талика замахала руками: — Стой, стой, погоди! Я тут спросить хотела — а что значит «атра эстерени»? — Atra esterní ono thelduin? — переспросила Йоль. — Это приветствие эльфов. Затем идет «Mor'ranr lífa unin hjarta onr» и «Un du evarínya ono varda». Всё говорится по очереди двумя собеседниками. Иногда последнюю фразу можно использовать как прощание, но это только в неофициальном разговоре. Талерика пожала плечами. Так, одну вещь она выяснила, жаль остальные плохо помнит. Они, шустрые и наглые, будто зная, что предназначались не ей, шуркали и прятались за другими мыслями, изредка шаловливо выглядывая. — А что значит слово «дретингу»? — Может, dröttningu? — Эм, да. Что это значит? Йоль нахмурилась, и Талерика с надеждой и интересом взглянула на неё. Эти слова… слова, которые Арья сказала Синге, они не давали ей покоя. Многие из них она уже позабыла, но вот эти-то точно остались, потому что Талерика отчего-то была абсолютно уверена, что они важные. — Где ты всё это услышала? Талерика пожала плечами: — Я слышала, как Синге сказал их той эльфийке с черными волосами, Арье. А что они значат, не сказал. — И ты абсолютно уверена, что он именно так её и назвал? — Да, я уверена! Да чего ты так на этом застопорилась? Что оно значит-то? Йоль скривилась. Талерика начала выходить из себя от долгого ожидания и любопытства. Что они там скрывают? Неужели, у Арьи и Синге что-то было? Что-то… такое романтичное! Вот это да! — Это просто очень редкое обращение, эм… очень уважительное. Его… не нужно использовать. При встрече с Арьей, если появится необходимость с ней заговорить, обращайся к ней… Арья-вадхр, думаю. А теперь приступим к обучению. И раз уж ты начала с обращений… ❄❄❄ Он привел в действительно богатое место. Разумеется, не настолько богатое, как те, которые Талика посещала вместе со своей семьёй, но все же… По меркам Деса оно было восхитительно, а она так привыкла измерять мир в соответствии с его мнениями, что почти забыла о своей прошлой шкале. Огромные круглые столы и резные стулья, опрятные девушки официантки, абсолютно отсутствие грязи и яркий свет… много, много света! В нахальном Фейнстере, живущем почти в полутьме, столько света — это нечто выдающееся. Разумеется, они не стали бы грязными вваливаться в хорошее заведение. Точнее, Денсен совсем был не против, но вот Талерика, все же обладавшая малейшими понятиями о гигиене, настояла на том, чтобы они посетили купальни, где работники заодно оттерли и их одежду, а кое-что даже заменили, подобострастно глядя на Деса, швырявшего полнолуны направо, налево (а еще назад и вперед, ага). Они до отвала наелись всяких вкусностей, потом перешли на вино. Талика уже взрослая, ей можно! Потом Дес принялся налегать на что покрепче, после активного налегания расщедрился и снова стал швырять деньгами, нетвердо покачивался и пил на спор, потом было «угощаю всех» и «ты меня уважаешь», и откуда-то наползла куча народу, и в итоге проснулись они под утро а какой-то комнате, под завязку забитой сопящими людьми. Они, разумеется, не позавтракали, только пригубили чуток винца, и затем, до смерти довольные, отправились бродить по более благополучным районам города, чем прежде. Бедноты тут было поменьше, видно, стражники гоняли, так что кипящая совесть Талерики чуть поостыла. Дес рассказывал всякие забавные истории, а она глядела на него сверкающими глазами и улыбалась. Какой он… Какой он хороший! Какой… знаете, который сможет всё, и всегда, и везде, и никогда-никогда не подведёт… Талерика чувствовала себя чертовски счастливой, чувствовала себя почти окрылённой, глядя на него, и, если уж быть совсем честной с собой, почти влюблённой. Он был первым человеком, который обратил внимание на то, чего она действительно хочет. Он даже её об этом спросил! И каждый раз спрашивал прежде, чем что-то сделать. Ты хочешь сидеть и вышивать крестиком, Талерика? Нет, не хочу. Я хочу сражаться, хочу стать рыцарем и защищать невиновных! Это не важно. Ты будешь сидеть и вышивать крестиком, а потом выйдешь замуж. Разумеется, я не скажу, за кого. Тебе-то какая разница? Ты хочешь сидеть и вышивать крестиком, Талерика? Нет, не хочу. Я хочу… А впрочем, какой в этом смысл? Говори, раз уж начала. Хочу сражаться! Тогда пошли учиться. Начнем со стойки. Кто так стоит, дура? Ты вообще саблю держишь или палку?! — О, смотри, я тут был! — голос Деса вырвал её из клубка воспоминаний. Она глянула на вывеску. Оружейная лавка. Писк восторга вырвался у неё уже в тот момент, когда он открывала дверь, а когда вошла, то звук перешел на грань слышимости, разве что стёкла не полопались. Они везде! Везде и повсюду! Мечи, сабли, фалькаты, фальшионы, палаши, кинжалы самых разных мастей, и все изукрашенные, блестящие, с красиво выведенными узорчиками и буковками, покрытые золотой гравировкой, а на некоторых даже сияли драгоценные камни! Талерика бегала от одной стойке к другой, обсматривая всё подряд, не делая разницы между тем оружием, которое ей еще под силу было поднять, и тем, которое и трогать не стоит. Довольный продавец подошел к верещавшей девчонке. Он прекрасно понимал, что такая восторженная пискля непременно выпросит себе что-нибудь, и неважно след девке оружием махать или не след. Тут в деньгах вопрос, а не в морали. — Глянь, Дес, глянь! Какая красивая гарда! — Это кошкодёр, миледи, — вежливо пояснил продавец, потряхивая солидным брюшком. — Его имеют пикинёры на тот случай, если придется драться в ближнем бою. — А вот, смотри! А вот! — она мельтешила туда-сюда, так что даже продавец устал за ней следить, а Денсен только усмехался. Сколько всего! Она чувствовала, как ей не хватает еще десять пар глаз, чтобы осмотреть здесь всё, и десяти пар рук, чтобы всё потрогать. Краем глаза она видела, что двое мужчин о чем-то активно шушукаются, но если выбирать между ними и оружейным великолепием, она, не задумываясь, выбрала второе. — Хей, Телли, ну-ка подойди. Она с разочарованием оторвалась от церемониального меча, отделанного золотом, и подошла к Десу. — Ну-ка покажи, — скомандовал он продавцу, и тот вытащил большой футляр, из которого извлёк на свет недлинную саблю в кожаных ножнах винного цвета. Рукоять имела такой же оттенок, закрытая часть эфеса составляла искусный узор, а лезвие покрывал изящный орнамент, выложенный золотом, и руновязь, гласящая «И пусть удача следует за тобой до края мира». Он был как раз таким. Ну, о которых говорят «единственное возможный». Выбор, то есть. Талерика аккуратно взяла клинок, забывая дышать. Это была крайняя степень восторга, когда дальше уже некуда, и ты либо взорвешься, стараясь удержать его внутри, либо выльешь на весь мир огромным живительным потоком. Идеальный баланс. Идеальная длинна. Всё идеально! — И пусть удача следует за мной до края мира! — прошептала она, любовно гладя узор. Жизни вне для неё больше не существовало, была только эта вязь, золотом сверкавшая в лучах полуденного солнца. — Сколько? — с будничным видом поинтересовался Дес. — Семьдесят золотых монет, — так же буднично отозвался продавец. — Ты охренел?! Куда столько? Да я за такую цену жемчужную подвеску купить могу! — Ну так и купи. Только она ей вряд ли надобна. — Пятьдесят! — Шестьдесят пять. — Пятьдесят пять! — Шестьдесят пять. — Чтоб ты сдох, шестьдесят давай! — Согласен. За спиной хлопнула дверь. Мира вне всё еще не наблюдалось. ❄❄❄ Талерика прыгнула вперед, широко замахиваясь, будто собиралась разрубить Синге напополам, но тут же ей в грудь воткнулся обмотанный тряпкой клинок Сингвета. Полукровок сам настоял на том, чтобы защитить лезвие. Даже поверх заклинания затупления, которое Йоль накладывала на их оружие перед каждой тренировкой, и Талерика вознамерилась сегодня выяснить, что это за странная забота об обыкновенном мече. — Открываешься. Снова. С утра, как только они просыпались, Синге начинал тренировку. Талерика мученически ждала положенные пятнадцать минут, в течение которых его ни в коем случае нельзя беспокоить, иначе он будет ходить угрюмым всё оставшееся время. За эти пятнадцать минут она успевала умыться, походить вокруг, поныть, повторить пару эльфийских слов, поныть, размяться, собрать спальные мешки, поныть еще раз и, наконец, приступить к спаррингу. — Да я у тебя всегда открываюсь! Тебя же невозможно победить! Ты вон сколько тренировался, а я… — Не оправдывайся, не жалей себя, совершенствуйся. Снова! Она зарычала, потому что всей душой ненавидела нравоучения, и бросилась вперед, замахиваясь, однако уже не так широко. Удар отражен, отскочить назад, прикрывшись, блок, Синге ей поддаётся, это точно, снова блок, удар в подмышку — не достала, назад и вправо, отшатнуться… Талерика тяжело дышала, приняв боевую стойку. Синге сверлил её взглядом. Она бросилась вперед, нанесла колющий удар, отражен, Син шагнул назад, она — снова вперед, но споткнулась и выбросила вперед руку, осознав, что сейчас схватится прямо за блестящее солнце Сингвета. Синге толкнул её в грудную клетку резко и сильно, так что Талика буквально отлетела назад и спиной врезалась в дерево. Упала на четвереньки, не понимая, что происходит, и закашлялась. Перед глазами прыгали черные мушки, голова кружилась, а к горлу подступила тошнота. Обида захлестнула её с головой. Что она сделала не так-то?! — Никогда, — рявкнул разъярённый Синге, подлетая к ней, — никогда не трогай мой меч! Талерика отшатнулась назад, пораженная до хрипоты, до комка в животе — настолько эмоционального Синге она прежде не видела. Она вообще никогда видела эмоционального Синге, а тут из него выплеснулось столько злости, что пошатнулась даже её неприкосновенная самонадеянность. — Но… но… почему? Что такого? Всего лишь меч! — Нет, — ответил он, подавая ей руку. И поморщился, когда она демонстративно поднялась сама. — Не просто. Он проклят. Дотронешься — и возжелаешь его так сильно, что готова будешь перебить всех, кто встанет у тебя на пути. И меня. Я тоже сойду с ума и убью тебя за этот меч. Я не могу взять в руки ни одно другое оружие кроме него. Я не хочу убивать тебя, ты хорошая. И они… они тебя любят. Они бросят меня после этого. Я снова буду один. Никогда не трогай мой меч! Запомни это, если хочешь жить. Я убью тебя, потому что я уже давно проклят. Он покачал головой и ушел завтракать, оставив Талерику в рассеянном недоумении осознавать, что она только что чуть не умерла. ❄❄❄ Они купили пирожков, и Дес выразил искреннюю надежду, что мясо внутри них было хотя бы крысиным. Потому что крыс так и так убивают, а вот остальная животинка вполне могла помереть от старости, или вообще шёл-шёл такой продавец, нашёл трупик, приготовил и продал. После того, как Талерика в ужасе пискнула и чуть не выронила булочку, Денсен расхохотался и сказал, что пошутил. — Пошутил он! — бормотала девчонка, подозрительно поглядывая на пирожок. — А меня тут чуть не стошнило! — Слышь, мелкая, — лениво позвал он. — А у тебя-то что случилось, после того, как ты слямзила меч и сдриснула от своего папаши? Талерика в который раз прижала к себе новую саблю, пожала плечами и пожалела, что у неё в запасе забавных историй кот наплакал. — Ну, я из нашего замка, он, кстати, находится точнехонько между Мелианом и Урубаеном, так вот, из замка я поехала в этот Урубаен. Знаешь, он такой большой и красивый! И там ещё гора, огромная, нависает над замком императора! Ууух! Ну, когда мы туда добе… — она осеклась, осмотрелась по сторонам в поисках злостных шпионов, но нигде таковых не обнаружив, радостно продолжила, — доберемся, сам увидишь. Я там и обменяла меч на саблю. Мне еще и денег в придачу дали. Конечно, жалко сейчас, папин меч всё же, рыцарский, но когда я стану настоящим рыцарем, у меня денег будет столько, что куры не склюют, так что я куплю новый. Или этот разыщу. Так вот, я там нанялась в один караван, который шел в Драс-Леону, но это прям фу, город хоть и большой, но такой мерзкий! Так что я бродила-бродила, потом на меня напали двое разбойников, и я с ними сражалась и… — голос её вновь дрогнул, — и… Она осеклась. Не хочется говорить о таком. Они всё тренировались с папой, и плевать, что её звали бастардом, они тренировались, учили финты, увороты, болтали о чести и доблести, а всё оказалось так… так пошло и мерзко. Сейчас всё не менее страшно. Она вновь достала саблю из ножен и полюбовалась узором. В молчании они вышли на большую площадь, забитую народом. День уже подходил к концу, и она утопала в темноте, почти полностью скрывая лица, и это было ещё страшнее — жуткая безликая масса. Люди ждали. Хлеба и зрелищ, хлеба и зрелищ, и хоть хлеба просто так не давали, зато зрелище намечалось знатное — на виселице стоял толстый усатый человек. — Этот человек обвиняется в шпионаже и предательстве нашей великой и непобедимой Империи, — важно вещал герольд, — пособничестве мятежникам, стремящимся только к уничтожению, убийствам и грабежу. Уже пожилой хмурый мужчина мрачно оглядел жадное до крови стадо. Потряс внушительными усами. Сплюнул герольду под ноги. — Человек по имени Берг Буль будет казнен сегодня за все эти преступления! Есть ли у тебя последнее желание? У Талерики внутри что-то сжалось. Она ошалело сморгнула и поглядела на окаменевшего Деса. — А это случайно не тот Берг Буль… — Кажется, тот самый… — прохрипел в ответ совершенно обалдевший Денсен.