Серые слёзы. Серая кровь

В жизни всегда есть место подвигу. Главное — держаться от этого места подальше. Терри Пратчетт Шлёп! И граф хлопает по щеке Джейлин. Она падает на пол, роняя кувшин с вином, и белая ткань покрывается красными пятнами пьянства. Граф рывком поднимает полуслепую женщину и снова отвешивает ей пощечину, и Йоль, стоящая в шаге от всего этого ощущает его неимоверное удовольствие, и оно закручивается, словно водоворот, закручивается, засасывает, и в этот самый восторг, заплесневелый, выцветший, примешивается острая ненависть к самому себе. Это она во всём виновата! Он бьёт её еще раз и тут же прижимает к себе. «Прости, прости! Проклятье, прости! Не простишь? Ах, не простишь?! Я вижу, как ты смотришь, с ненавистью, с укором, пусть немым, невысказанным, но ты смеешь судить меня!» И он отталкивает её, и Джейлин с криком падает и ударяется головой о кровать. Граф проходит мимо. Нельзя показывать ей, что ему хоть немного жаль, нельзя!.. Он выходит на балкон, слушая приглушенные стоны избитой женщины. Она всё это заслужила! Она посмела взглянуть на эту гнилую мошку сегодня за обедом. Он никто. Всего лишь какой-то шпион, а она смотрела и смотрела на него! Он услышал, как она поднялась. Как поправила одежду и прическу. Как умылась. Подошла к нему сзади. И прижалась, крепко обняв. Граф ощутил безграничное спокойствие. — Тебе не стоило этого делать, — ледяным тоном произнес он. О, она никогда не узнает, как хорошо ему сейчас! — Ты прав, Элассо, я виновата, — покорно ответила Джейлин, и он ощутил безмерное ликование. Он снова победил! В который раз сломил её, самую непокорную из его рабынь! — Никогда больше не смотри ни на кого из мужчин, кроме меня. Тебе для этого и дан один глаз. Больше тебе взгляд направлять некуда. Она только сильнее прижалась к нему и заскользила руками по его груди. Граф тяжело выдохнул, но вырвался из её хватки. — Я должен идти. У меня дела. Нужно написать пару писем. Но я вернусь, а ты сиди тут и не смей никуда уходить! — Как скажешь, Элассо. Он хлопнул дверью, но Йоль схватилась за нити мироздания. Она видела их — белые, прорезающие пространство, время и еще несколько измерений, она поймала их, пусть даже руки тут же засвербели, и осталась в комнате. Она должна, она знала, что должна, потому что ей так нужна её полуслепая тетка, которая ей ближе матери, которая и была ей настоящей матерью… И дочь Спайна увидела, как Джейлин достаёт только что украденные бумаги графа и внимательно их читает… ✣✣✣ Талерика горестно вздохнула. Походила туда-сюда, попрыгала, подергала решетку и снова повздыхала. Потом ей всё это наскучило, и она выглянула в решётчатое окошко и позвала: — Берг! Бееерг! Из противоположной камеры выглянуло недовольное лицо старика, и он возмутился своим до странности хрипым голосом: — Чего тебе, егоза? Спасти меня не сумела, так теперь добить хочешь? — Мне скучно. Тут ничего интересного нет! — Конечно, нет, глупая! Это ж тюрьма! Ты чего в тюрьме хотела? Поигрушек да развлекушек? Талика раздражённо фыркнула и отошла во тьму. Всё начиналось прекрасно! Она точно знала, что делать, как спасти этого неумёху Берга, который так глупо попался! Сначала она вышла, растолкала толпу… Нет, что за слово такое — растолкала? Рассекла! Да, рассекла толпу, объявила, громко так, с достоинством объявила, а потом появилась эта гадина и всё испортила! — Берг, а почему тебя Булем зовут? Булькаешь что ли? — Молчи, глупая! У стен уши длиннее, чем у имперцев… кхм… носы. Да, носы! — Ты врун и лицемер! Я знаю, какое слово ты хотел сказать! Я даже могу его повторить! — Нет, не стоит! Лучше уж молчи! Молчи-молчи! Вот и Дес ей так же говорил. Лучше не стоит. Лучше молчи. Поглядим, как его повесят, а потом возьмём и откроем ворота. Но как же так? Их послали спасти этого человека, а он вот, на плахе! В шаге от смерти, в лицо которой можно взглянуть лишь однажды! И она решила — раз уж они здесь для спасения этого человека, то они спасут его, чего бы это ни стоило! «Никогда не клади на чашу весов всё, что есть, всегда оставляй что-нибудь про запас, всегда имей при себе еще один план и путь отступления. Иначе мир откроет тебе раны и заберёт твою кровь», — говорила Йоль во время посиделок у костра, когда Синге тихонько дремал, а Дес шастал по лесу и жаловался на жизнь. Но у Талерики много крови, и мир подавится, если попробует заглотить всё! И она пошла на риск. И проиграла. Дес не спас её! Она всегда свято верила, что он может решить любую проблему, что он может спуститься в Бездну и выйти оттуда невредимым, но, но… Но его не оказалось рядом. Она так ждала! Каждую секунду, пока её волокли стражники, пока она вырывалась, кричала и обругивала их, она ожидала, что вот сейчас появится Денсен, всех вокруг положит и с яростным, почти пугающим оскалом на лице вытащит её из этой мышеловки, вот сейчас, прямо сейчас, ух, поплатишься ты, усатый подлюга, вот появится Дес, появится… Появится же? Не появился. Талерика сжала зубы. Это случайность. Наверное, у него еще большие проблемы, наверное, и его схватили, хотя возможно ли это в принципе, Талика сомневалась, но ведь без причины он бы её не бросил? — Он придёт, — негромко пробурчала она себе под нос, чтобы не растерять последнюю уверенность. Обычно её хоть вёдрами черпай, столько было, а сейчас еле-еле плескалось что-то на дне. Берг не ответил. — Он придёт! — еще громче повторила она, желая удостовериться, что варденский шпион услышал. — Кто? — вяло поинтересовались из соседней камеры. — Он! За мной обязательно придут! — Ну и глупая же ты! Всё, нам крышка. Конец, кирдык, смерть. Нас казнят. Эта тюрьма специально для тех, кого ведут на смерть. Вот почему она такая маленькая и старая. Другая тюрьма побольше будет, но если сидишь там, то хоть на что-то надеяться можно. А здесь всё, последнюю ночку ночуешь. Впрочем, я и этого-то не ожидал получить. — То есть, есть еще одна тюрьма? Как это? — Так вот! Эта — на отшибе, стоит на обрыве над рекой, а та — в городе, под крепостной стеной. Все это знают. А ты — мелкая дурёха, замолчи уже. Имперцы, поди, наслушались уже на пять лет вперёд. Имперцы? Чего это им тут делать? Талерика прищурилась, попыталась выглянуть в коридор, но ударилась лбом о толстые прутья на двери и тут же выдала длинную тираду, одну из тех, которые почерпнула, шпионя за бродящим по лесу Десом. — Экая маленькая, а как нехорошо говоришь, — протянул Берг, громко вздохнув. — Откуда ты знаешь, что тут имперцы сидят? — Оттуда, милая, что нас никто не прерывает. Да и к тому же, нас считают шпионами мятежников, вот и ждут, пока ты сболтнёшь что-то лишнее. И ты тут столько лапши наготовила, что у них все уши уже завешаны. Талерика опасливо покосилась, но коридор по-прежнему пустовал… — Да ты не волнуйся, тебя когда на пытки поволокут, ты сама им всё напоёшь, мало не покажется, — протянул он, вздыхая ещё раз. — Какие пытки? — насторожилась Талика. Она помнила, как скользил по телу окровавленный хлыст, и этот противный хлюпающий звук, от которого её тошнило и рвало на части, и Трианна, мерзкая ведьма Трианна… И шрамы на спине не давали покоя, иногда ныли и мешали как следует выгибаться. Велгерт сделал всё, что мог, но умел он, к сожалению, не так уж много, так что Талерику снедала обида на весь мир, который так несправедливо обошелся с её чистыми помыслами. Вот только позже Дес ей вкратце рассказал, какими бывают настоящие пытки, рассказал, каково ему было в тюрьме Чёрной Руки, и даже показал парочку шрамов, отчего Талику бросило в жар. Прямо как сейчас. — Пытки как пытки. Пыток никогда не видела? А, ну ты маленькая еще, небось, и вправду не видела. Ну вот и поглядишь. Попробуешь. Поучаствуешь, так сказать. Мне-то уже некуда, научаствовался, а тебе самое то. Сначала тебе попробуют влезть в голову, а если не получится, так они тебя и постругают. Они это любят, изверги, они это любят. Свежее мясцо, хым-хым-хым. — Что это было? — в ужасе прошептала Талерика, отпрянув от двери. — Что именно? — Ну, вот это «хым-хым-хым». Жуткое такое… — Это мой смех, — обиженно проговорил Берг. — Коли издеваешься, так и сиди молча! Талика вздохнула и уселась на пучок соломы, лежащий на полу. По разумению тюремщиков, он годился для сна и проведения досуга, по разумению Талерики — только чтобы вставать на него сверху после купания, но иных вариантов не было, так что приходилось использовать все подручные материалы. За ней придут. Она знала это так точно, будто сама находилась там, снаружи, планируя вытаскивать кого-то своего из тюрьмы. Кого-то своего. Своих не бросают. Никогда. Не то что бы это из рыцарского кодекса, скорее из морального. Чего бы то ни стоило, не бросают. И её не бросят. Она попыталась расширить сознание, как учила Йоль, но чему можно научиться за четыре дня? Да и к тому же, с её сознанием постоянно возникали какие-то проблемы, так сама Йоль сказала, которая мысленные барьеры как орешки щелкала. Талика помнила, как это произошло. Йоль тогда ей втолковывала, как образуется множественное число в Древнем языке, для наглядности чертя примеры палочкой на земле. — Вот, гляди, если слово оканчивается на согласную, например, «sverd», что значит «меч», то к этому слову добавляется -ar и получается «sverdar», что значит «мечи». Чего по сторонам глазеешь? — Это скуучно! — заунывно протянула Талерика. — Я думала, мы колдовать будем! — Во-первых, колдовать и творить магию — это разные вещи. Колдовство — это вызов духов, и этим занимаются только круглые дураки вроде Трианны, — с умным видом заявила Йолле. Роль учителя ей явно до смерти нравилась. — А во-вторых, поставь это слово в множественное число. Она написала что-то на земле, и Талика, только вчера освоившая в ускоренном режиме чтение, попыталась произнести написанное: — Se… ske… skölir. Да, вот как! — И что это значит? Талика замялась… Вот ведь! Проверяет еще! Нет бы просто взять и сказать, она вместо этого издевается! Наверняка, радуется где-то там в глубине, что такая умная, а она, Талерика, такая глупая. — Что-то очень странное? — Щит. Сделай множественное число. Талерика никогда особо в учении усердием не отличалась, и сейчас её голова буквально разрывалась от всех этих существительных-прилагательных, гласных-согласных, но хороший рыцарь оттого и хороший, что умеет быстро выкручиваться из любой передряги: — Эээм… Если к «skölir» прибавить –ar, то тогда получается… — она взяла палочку и криво нашкарябала продолжение, — skölirar! — и радостно улыбнулась, призывая мир праздновать победу в страшной битве. — Нет. — Чего?! Как нет? Ты же сама говорила — берешь слово и прибавляешь к нему эти буквы! Всё тут правильно, хватит издеваться! — Нет. Это слово, в отличие от всех остальных, оканчивается на –r, значит, меняется по-другому. Будет «sköliar». Если оканчивается на -r, то убираешь его и только тогда ставишь -ar. Теперь тебе ясно? Талерика надулась и скрестила руки на груди. И ничего она не глупая! Нечего так смотреть, она только вчера начала учиться, она всего лишь… «Не оправдывайся, не жалей себя, совершенствуйся». Дайте ей еще один шанс, и она не проиграет! — Ясно. Есть у нас еще какие-то привилегированные окончания, или только это особое? — Только это. Среди согласных. А среди гласных у Древнего языка много любимчиков, — улыбнулась Йоль так, что Талике захотелось взвыть, и отказывать себе она не собиралась. Поныв хорошенько, она упала спиной на траву и плаксиво потребовала: — Мне уже надоели эти буковки! О, о! А научи меня, как влезать в чужую голову! И выведывать все тайны! Был у них дома один маг, который всё пытался втолковать им, что нужно иметь головную защиту. Или как там все эти глупости назывались? Мысленную защиту, вот! Только все его рассуждения казались Талике такими невероятно скучными, что она почти не слушала, но почему-то когда приходила её очередь выполнять задание, маг оставался в таком восторге, разве что земные поклоны не бил. Он называл её настоящим талантом, невероятным дарованием, сияющей путеводной звездой среди её сестёр-посредственностей. Видимо эта «посредственность» была до ужаса оскорбительна — её милые сестрички так усердно скрежетали зубами от злости, что едва не стесали их до основания. Талика рассказала это Йоль, и та нахмурилась. Спросила, а чувствовала ли вообще Талерика, что кто-то ломится в её разум. Нет, ничего не чувствовала. Всё было как всегда, никаких изменений, как будто ничего и не происходило. Талерика еще тогда заподозрила, что этот маг обычный шарлатан, и на следующий день подложила ему слизней в кровать. Ух и досталось им тогда с Лейвом! А как Эстер злилась, чуть ли не визжала, но ей так и надо. — Что-то не так с моей головой? — спросила она. Йоль кивнула. Мысленно кивнула, Талика уловила эту юркую мысль, это эхо — да, что-то не так. — Мы разберёмся, что именно, — пообещала она. Если она обещает, это Дес так сказал, если она обещает, то так и будет. Пусть лучше пообещает, что Талика станет рыцарем! Нет, нельзя так. Это же её заветная мечта, а к заветной мечте следует идти самой, гордо подняв голову, чтобы потом, когда будет сделан последний шаг, взмахнуть руками и закричать, что это все только она! А они не верили. Эстер не верила. Да, Эстер… Эстерени, Далия и Венетия. Вот эти три гадины отравляли ей всю жизнь, потому что они «законные». А она — бастард. Потому что они вышивают лучше, платья на них сидят лучше, лицо у них белее, нрав веселее, мозги зеленее. А Талерика только и знает, что размахивать мечом, шляться по грязи и скакать верхом, совершенно неизящно скакать, в мужском седле, штанах и сапогах, Талерика, видите ли, воняет, а сами попробуйте не вонять, если вы три часа на солнцепеке тренировали эти проклятые мулинеты, от которых уже в глазах рябит! Талерика поймала себя на мысли, что соломинкой чертит буквы. — Lífa, — прошептала она. — Значит «жизнь». «А множественное число, — возник в голове голос Йоль, — lífya. Убери последнюю букву, прибавь -ya, и всё». Талика приписала правильный ответ и вздохнула. В этой тюрьме сидят только те, кто обречен на смерть. Почему-то смерть всегда казалась ей чем-то неимоверно далёким, что с ней точно никогда не случится. И с теми, кто является частью её: Десом, например, Синге и даже этой противной Йоль, которая вечно командует, потому что, видите ли, много знает. Талерика тоже скоро будет много знать, так что посмотрим, кто тут покомандует еще! Она никогда не умрёт. Она может сломать руку, пораниться, но никогда не умрёт. Такого просто не может быть. Это её мир, он вертится вокруг неё, и если она погибнет, мир тоже погибнет. А он ведь этого не допустит! — Эй, егоза, — позвал Берг. — А кто была та деваха, что тебя отметелила? Перед глазами возникло очаровательное женское личико, обрамленное тёмными локонами. Точнее, оно могло бы быть очаровательным, если бы не было таким гадким и злобным. Маленькая мерзкая стерва! Она ведь младше Талерики, как она смогла там оказаться? — Моя сестра. Эстер… Её лицо Талерика ненавидит больше всего. Лицо, голос, руки, наглость, вечное выражение превосходства. Эстер всегда хочет быть первой, хочет богатства, власти, хочет быть самой знатной, и мужа не ниже графа. Вот и получила. Интересно, чего она хочет теперь? — А ты не знала? — эта мерзавка пришла к ней в темницу только для того, чтобы посмеяться над ней. — Не знала? После твоего побега отец заволновался и быстро выдал меня замуж. А то мало ли, я тоже убегу, да только ищи дурочку. Муж-то мой сам граф! Талерика сжала зубы, вспоминая громкий провал. Что она тогда сделала? Ах, да, рассекла толпу криками: — Дорогу крон-герцогине Бранвен! Фамилию Бранвен знали все, она такая древняя, что, пожалуй, равна по значению имени Паланкара и династии Лангфельдов. Такими заявлениями просто так не бросаются, так что толпа немедленно рассеклась. Герольд немедленно побледнел. С Бранвенами, знаете ли, вообще всё происходит немедленно. — Ты кто еще такая, девочка? — вопросил он, сжимая лист с обвинениями. — Оглох что ли? — дерзко ответила она, вскидывая брови, как делал это папа. — Крон-герцогиня Талерика Бранвен, которой вот этот человек, Берг, задолжал крупную сумму денег, а вы собираетесь его казнить. Пока он мне их не отдаст, вы его казнить не будете! Толпа обиженно выдохнула. Еще бы, какое зрелище намечалось — болтающееся в агонии тело, сопли, слёзы и всякие другие выделения. Ух, залюбуешься! Хоть картины пиши. Талерика решила, что хватающая такие отбросы толпа омерзительна. Только вот толпа на то и толпа, что потребляет лишь помои и творит лишь гадости. Талика подошла достаточно близко, чтобы услышать взволнованный шёпот герольда со стражниками: — Я слышал, дочь герцога Талересси и правда сбежала с каким-то любовником. Не может быть, чтобы это была она! — Может! — нахально перебила их Талика. — Отпустите этого лгуна, он теперь мой раб! Он должен всё отработать или отдать то, что украл! Бедняга герольд, на которого вдруг навалилась такая ответственность, покраснел и покрылся каплями пота. — Но я… госпожа… — Живо. Отпустил. Его, — процедила Талерика. — Или ты думаешь, что кто-то посмеет разбрасываться именем Бранвенов? Вот мой перстень, — она продемонстрировала несчастному перстень из белого золота, на котором был выгравирован ворон, герб Бранвенов, — и если ты не отпустишь моего слугу сейчас же, то тогда я обращусь напрямую к госпоже… эм… Лоране! И тогда посмотрим, что она с тобой сделает за неуважение к дворянке! Глазки герольда метались туда-сюда, он решался, и вот, не желая лезть во все эти благородные разборки, а тем более попадаться на глаза правительнице города, кивнул начальнику стражи, который поспешил к Бергу, на ходу позвякивая ключами. И тут… Да, именно в этот момент разразилась катастрофа. Гром громыхнул. Ну, почти громыхнул, в голове Талерики уж точно. Появилась она, эта мерзкая она, которой Талерика всю жизнь мечтала оторвать голову, закидывала лягушек в шкаф и подрезала нитки на платьях. — О, не спешите, друг мой, — прозвучал сладенький голосочек откуда-то сзади. Талика не хотела оборачиваться. Это оборот поражения. Когда что-то падает, что-то другое в этот момент взлетает. Когда что-то взлетает, что-то падает. Она вот упала, например. Эстерени глядела на неё так торжествующе, так что глаза чуть не вываливались, но они у неё всегда были чуток лупатые, о чём Талерика каждый раз ей с удовольствием напоминала. Откуда она здесь? — Талерика, милая, до смерти рада тебя видеть! — пропела она, подходя к виселице. Её дорогое платье, отделанное жемчугом, было слишком высоким, чтобы не запачкалось, и красные сапожки утопали в грязи. По обеим сторонам шли четверо охранников, и не оборванцев, вроде городских стражей, а элитных, одетых в лучшие доспехи. — Кстати, говоря, милый папа так сокрушался, когда ты сбежала. Разумеется, не по тебе, а потому что ты украла его любимый меч. — Вранье, — взвизгнула Талерика, сжимая кулаки и чувствуя, как огненная ненависть разливается по всему телу. — Это мой меч, папа обещал мне его подарить! — Ну так не подарил же, — парировала горячо любимая сестрица. — Ах, да, чуть не забыла. Схватите эту мерзавку и бросьте в темницу. Она давно уже не часть нашей благородной семьи, она — лишь жалкий бастард. Крон-герцог отрёкся от неё, так что можно её не слушать. Земля ушла из-под ног. Где Денсен? Где он? Почему не придет и не поможет ей? Талерика выхватила новенькую саблю и замахнулась ей на городского стражника. Удар, парировать, обманный финт, вонзить в подмышку, и он отпрыгивает, скуля что-то под нос. — Давайте, собаки! — закричала она, ощущая, как в волосах свистит ветер. Это оттого, что она падает в пропасть. — Нападайте на женщину, и посмотрим, кто тут слабый пол! Они и напали. Исход был предрешен, но Талерика боролась до остервенения. Ей удалось ранить еще двух парней из стражи, но тут в бой вступили элитные охранники сестры, и дочь рыцаря немедленно проиграла. Её разоружили, скрутили и куда-то поволокли, и как бы сильно она ни вырывалась, всё было напрасно. Где же Денсен? К сестрице-предательнице подошел какой-то седой парень и зашептал что-то на ушко. А потом была тюрьма, где Талерика узнала, что Берга тоже привели туда же. В темницу, куда отправляют только смертников. Но она же не умрёт? За ней же придут?