Серые слёзы. Серая кровь

Талерика вздрогнула. Сигнал тревоги! Кто-то напал! Она почувствовала, как по всему телу разливается то странное, но до невозможности приятное ощущение безумия, которое всегда захватывает её перед битвой. Это от Деса передалось. А, может, это Деса и заливало, а Талика ощущала лишь эхо… Впрочем, это сейчас не так уж важно. — На нас напали! — закричала она, а люди вокруг шарахались с вылупленными от страха глазами. — Нужно срочно бежать за оружием и бронёй! Нужно сражаться за себя и свободу! И она рванула по направлению к палатке, услышав позади лишь отчаянный крик Йоль: — Нет, стой! Не смей! «Не смей. Не смей?!» Никто не будет ей приказывать! Никогда! Талика чувствовала, как Йоль рвалась в её сознание, но стоило только выставить те странные щиты, что окружали её всю жизнь, и воздействие прекратилось. Но до палатки бежать слишком далеко! Она просто не успеет! И тут позади она услышала голос: — Леди Талерика! Взбирайся! Она обернулась — это Гэльти на белоснежном жеребце, что так и сиял зимней стужей. И вообще сын главнокомандующего походил на какого-то призрака — весь белый, тощий, почти нереальный, того и гляди подёрнется серой дымкой и растает от всей этой суматохи, что охватила обезумевший лагерь.Он с ног до головы был закутан в плащ, чтобы солнце не обожгло его. Люди делали всё быстро, люди делали всё слаженно, но безумие разливалось в воздухе словно обжигающее глотку вино. Он остановил коня рядом с Таликой, и та незамедлительно взлетела в седло прямо перед парнем и уверенно перехватила узду. Они неслись через лагерь будто ветер, перескакивая через людей, которые в страхе метались туда-сюда. Когда они подъехали к палатке, Талика кубарем скатилась с седла и рванула внутрь. Там тесно и неудобно, так что она вытащила броню наружу. Натянула штаны, скинула платье и надела рубаху, совершенно не обращая внимание на внезапно покрасневшего Гэльти, затем кольчугу и поверх неё тонкую голубую тунику с изображением воронов. Попыталась одной рукой застегнуть наручи, но не вышло, и она в страшной спешке подлетела к парню, заставив его помогать. Затем быстро закрепила поножи на сапогах, схватила саблю и запрыгнула на коня. — Ты со мной? — крикнула она, сгорая от нетерпения. — Нет. Если отец меня увидит, то уж точно самолично убьёт. И никакие угрозы не помогут. Талика хотела презрительно крикнуть «Слабак!», но отчего-то сдержалась, хотя энергия била через край и уже захлёстывала, и не захлебнуться было трудно. Она вскочила на коня и понеслась к северному выходу, ведь именно туда стекались все войска, но места катастрофически не хватало, кто-то постоянно лез под ноги, и Талика то и дело ругалась себе под нос. Внезапно где-то справа раздались выкрики: — Дорогу королю Оррину! Дорогу королю! «Отлично! Вот это шанс! Нужно только успеть перехватить его!» Она резко развернула коня и пришпорила так, что тот встал на дыбы. Талика взвизгнула и кое-как ухватилась за седло, но удержалась и понеслась теперь уже к тому месту, где по идее должен был проехать кортеж короля. Она кричала, била плёткой всех, кто лез под копыта, но всё-таки пробилась, и пристроилась позади шумящей кавалькады. Она даже могла видеть спину Эцура Дауттского, прямую как стрела. «Он один из нас», — и эта мысль пугала и восхищала одновременно. Эцур, этот невероятный человек будет вместе с ними! Он будет сражаться за них, защищать их, защищать Талерику… Только бы Йоль справилась со своей задачей. А, может, попробовать самой? Талерика же неотразима, кто сможет ей отказать? Но они уже подъехали к Насуаде, которая о чём-то беседовала с Эрагоном, гномами и ургалами, а позади стояли эльфы, и Талерика вновь ощутила тот пронзающий холод, но стоило ей только сосредоточиться на нём, как он исчез. — Их там человек двести семьдесят или триста, — услышала она голос Арьи, эльфийской посланницы. «Триста?! Всего? Да их можно разбить одной левой!» — восхищенно подумала Талика, уже предвкушая грядущий бой. Или бойню. Кажется, король Оррин был с ней полностью согласен. «Я бы советовала тебе хорошенько подумать, — голос этой противной Йоль в голове отдавал тем самым эхом, что звучал на Полях Истины. — Гальбаторикс далеко не дурак. Держу пари тут есть какой-то подвох, связанный с магией». «Ой, ну и что? Эта магия мне не помеха с моими-то щитами в голове!» «Твои щиты — только от мысленных атак. А насчёт остального ты уверена?» «Что-то не припомню, чтобы мне хоть когда-то причинили магический вред!» Она почти ощутила, как Йоль вздыхает, но так и не смогла понять, где та находится. «Это потому что я тебя прикрывала. Но однажды у меня просто не хватит сил. Или меня рядом не будет. Подумай хорошенько…» «Да хватит уже! Подумай, подумай! Пока будешь думать триста лет, все шансы уйдут! Не надо меня глупой выставлять, уж думать-то я умею!» — и она немедленно захлопнула мысли настолько, что ни одна мышь не проскочит. Хотя мыши, конечно, в её голову пока не лезли, но кто знает… И тут небо озарилось алым — красный дракон вылетел из-за ивовых зарослей. Красный дракон, что сидел и терпеливо ждал, как бы подобраться к варденам поближе, и дождался, гром его раздери. Насуада тихонько переговаривалась с Арьей и Оррином, после чего тот внезапно развернул коня и понёсся на поле боя, к тем странным безумцам, что решили тремя сотнями разбить многотысячный лагерь варденов. И Талика рванула за ним, всё пытаясь отвязаться от настойчиво бьющейся мысли Йоль — не смей, не смей. Почему-то Йоль просачивалась сквозь неведомые барьеры, проникала, появлялась из тьмы, но Талерику уже захватил кровавый туман. Она не боялась за свою спину — её прикроют. Дес, Синге, та же Йоль, неважно, кто — прикроют и всё тут. Ворота отворили, и конница, улюлюкая, пронеслась мимо Рядом, содрогая землю, бежали гиганты-ургалы, и Талика бы сморщила очаровательный носик, охваченная отвращением, но кровавый туман уже заполонил голову, ветер свистел в ушах, и приходило знание, что они, вот эти мерзкие горные твари, они на одной стороне с ней, они хотят того же, они будут биться за варденов, и носик уже не морщился. Да не до того было, в ушах стучало, и завывал встречный ветер. Они с конницей сурдийского короля ворвались в бегущую толпу, разя врагов налево и направо, Талерика почти кричала от ярости и ненависти, до краёв её переполнявших, плескавшихся на мир, размахнулась и рассекла грудь какого-то солдата, кровь брызнула во все стороны, но Талика уже умчалась дальше. И тут мир рухнул. Наверное, всё было бы не так страшно, знай они заранее. Наверное, погибло бы не так много людей. Но они не знали. «Подумай!» — говорила Йоль, и Талика думала. Но вот беда, она думала лишь о том, что непобедима. Что кто-то будет стоять за её спиной. Оказалось — победима, оказалось — никто не стоит. Кто-то прыгнул на неё сзади и стащил с лошади. Она больно ударилась спиной о землю и едва успела откатиться, как сокрушительный удар обрушился на землю рядом с ней. Пнув врага в коленку, Талика вскочила и чуть не закричала от ужаса — перед ней стоял тот самый солдат, которого она рассекла. Весь в крови, с перекошенным лицом, полными ярости глазами, но… но живой! Как после такого выжить?! И будто не удовлетворившись произведенным эффектом, солдат захохотал. Такого дикого и жуткого хохота Талике прежде не приходилось слышать. И будто по сигналу, все эти безумные солдаты повставали, трупы повставали и засмеялись, но смех этот был пропитан чистейшим безумием. Вардены в ужасе сбились в маленькие группки, ошарашенные и напуганные. И казалось, что мир треснул, как и душа, как и правила, которые управляют жизнью. Так не должно быть! Мертвецам положено быть мертвыми! Но те и не думали умирать, окровавленные, изрубленные, они восставали, чтобы забрать с собой живых. Мертвецы кинулись на воинов, цепляясь за них кровавыми руками Казалось, души повстанцев умерли. И тут поле боя пронзил крик: — Что застыли, воины вы или нет?! За свободу, за честь! Это кричал король Оррин. У настоящих королей особый склад ума — им останавливаться нельзя, иначе их раздавит, размелет жерновами жизни. А Оррин… он настоящий король. И Талика завизжала от ярости, вскинула саблю и ринулась вперед. Полоснула по горлу противника и уже хотела было развернуться и напасть на другого, но дёрнулась в сторону и вовремя — тот, с перерезанной глоткой, кинулся на неё. Неуклюже размахивая мечом, он всё напирал, истекая кровью, вместо вдохов было лишь мерзкое бульканье. Талерика оцепенела, ощущая, что это её смерть подступает к ней. Перед глазами замелькали убитые ею люди. Воин замахнулся, но Талика не смогла парировать — рука отнялась от страха — меч летел прямо к горлу, и тут вдруг изогнулся и упал вниз вместе с половиной руки. Сумасшедший солдат удивлённо взглянул на обрубок, но уже через мгновение его голова катилась по полю боя. Синге окинул обезглавленное тело безразличным взглядом. Таклика вытерла кровь с лица и парировала удар другого воина, тоже изрубленного, но живого. И быстрого. Она откинула его руку с мечом подальше и ударила стилетом в грудь, толкнула и полоснула клинком по лицу. Но воину хоть бы что! Он истекал кровью, но кинулся на неё снова, и Талика ощутила разливающийся по телу ужас. Воины короля Оррина стушевались, ряды были смяты, и казалось, орда мертвецов вот-вот задавит сурдийскую кавалерию, как вдруг послышался боевой рёв ургалов, и тон ему пели варденские рожки. Сурдийцы воспрянули духом, но ненадолго — подоспевшие соратники увидели, с какими демонами им предстоит сражаться. Когда они били и отворачивались, мертвецы вставали и ударяли в спину. — Они не умирают! — закричал Оррин усиленным магией голосом. — Рубите головы! Вперед! За нашу честь и свободу! Мы сильнее этих тварей! Но голос его дрогнул. Они действительно сильнее? Этих демонов вообще можно сразить? — Рубите головы, без голов не повоюют! Рубите головы змеям! И тогда… — и заклинание прервалось, и оставалась лишь одна мысль: маг, что его создал, мёртв. «Они не умирают! — завопила Талика через мысленную связь непонятно кому. — Не умирают! Как это вообще возможно?!» Йоль откликнулась немедленно, но терпеливо подождала, пока она отобьётся. «Успокойся! Будешь метаться, станет только хуже. Уходи оттуда». «Ну уж нет! Я буду биться до конца!» «Тогда тебе не придётся долго стараться — конец наступит очень скоро!» Талика увернулась от выпада алебардой сверху вниз, подобрала оброненный кем-то щит и кинула его прямо воину в лицо, и пока он отвлекся, подлетела, вонзила саблю в подмышку и хорошенько провернула до основательного хруста. Это сработало бы, будь противник обыкновенным человеком. Но теперь она сражалась с теми, кто не умирает, а потому воткнула клинок еще и в горло и тоже хорошенько провернула, так что в горле образовалась приличная дыра. Йоль всё это время молчала, и перед Таликой мелькнуло видение, как она целится в бегущего солдата. Прямо в глаз — единственное место, куда их можно поразить. «Синге тебя вытащит». «Хрена с два он меня вытащит! Я вообще его из виду потеряла». Она слышала, как Йоль выругалась, как плевался Дес, который тоже был где-то тут, но где — определить невозможно, потому что кругом месиво и свалка, потому что люди кричат от ужаса, и, боги, пощадите, этот хохот, проклятый хохот… *** Дес закрывает глаза, потому что перед глазами — кровь и боль. Дес устал от крови, а от боли и подавно. Смешно… Ведь он всё врет, что ничего уже не чувствует, нагло врёт. Это не спрячешь, это не исправишь, к боли нельзя привыкнуть. Его главная боль осталась там, с той женщиной. Только не имя — привычная мысль — только не имя. Но имя как всегда всплывает кровавыми подтёками, мешками под глазами, рыданиями в подушку. Дес идёт по лесу, ощущая непривычное спокойствие. Это от неё, от этой чертовки Йо-Йо. Раньше Денсен чувствовал спокойствие только среди людей, а сейчас… Сейчас его время от времени тянет побродить меж этих пеньков-переростков. Нет, не так. Раньше он вообще никогда спокойствия не чувствовал. Состояние вечной тревоги стало для него привычным, стало жизненно необходимым. А теперь… «Обидно, да? — уточнила она откуда-то издалека. Но она шла к нему, это он знал точно. — Обидно, когда кто-то меняет тебя настолько, что хочется выть от отчаяния». «Почему у меня такое дрянное ощущение, что ты припоминаешь мне старые обиды?» «О, а ты никак не сообразишь?» Денсен вышел за пределы леса и вгляделся в бесконечное море травы, всё шелестящей и шелестящей. — Желание больше не возвращалось? — произнесла Йоль уже у него за спиной. — Нет, — и больше говорить на эту тему он не собирался. Да, поступил, как болван, но он, знаете ли, постоянно так поступает и уже столько синяков от грабель набил, что и не счесть, тем более что со счетом у него небольшие проблемы. — Дес, ты думал о том, что будет после войны? Она, эта Йо-Йо, закрывает глаза и растворяется в теплом ветре. Фейнстер позади, разговор с Насуадой позади, эльфы тоже — можно немного выдохнуть. Только не так чтобы всё, а то и дышать будет нечем. Дес знает, Дес так выдыхал. — Все будут писаться от счастья, что не подохли в этой мясорубке. — Я не это имела в виду. Что мы будем делать? Ты? Он знал, что есть город, который он ненавидит, и в который никогда не вернётся. Он знал, что есть место для него, которого ему никогда не видать, что есть, вероятно (хоть шанс и призрачен) женщина, которой он, быть может, будет нужен. Но где они, когда они, и зачем им всем это нужно — вот этого он не знал. На самом деле у него не было ничего. — У меня есть Спайн, но знаешь… наверное, он уже не может быть моим домом. Я просто не смогу туда вернуться. Я уже не та я, что жила там… Дом. Дом! Ха! Его дом сгорел в пламени того самого дурацкого объявления, что звучало и на главной площади, и возле храма Ивераль, и у всех ворот, ведущих в город: «Тибальт Драйвен надмени ограбил дом престарелых Оддов, без милосердия убил двух стариков и вынес из дома всё ценное. А потому этот преступник и душегубец разыскивается властями да лично нашим губернатором, чтобы мог он предать мерзавца праведному суду». У него ничего нет. Только эта связь, Серый Народ, который и не народ вовсе, а так, горстка калек. У него есть те, кто поможет ему, кто вытащит его. Те, кого он будет вытаскивать даже из самого гнусного дерьма. — У тебя есть какой-нибудь дом? Он выдохнул горечь и вдохнул их. Вдохнул ГрарКин. — Вы — мой дом. *** Когда Талерика скрылась из виду, Йоль изо всех сил сжала гриву Ночного Кошмара и смачно выругалась сквозь зубы. — Иди туда, — прорычала она подоспевшему на своём жеребце Синге, — и вытащи её оттуда за шкирку! Он коротко кивнул и скрылся из виду. Дес подкрался к Йоль, весь издёрганный и раскачивающийся из стороны в сторону. Его лошадка-калека, будто предчувствуя надвигающуюся бурю, нервничала и пыталась вырваться, но наёмник так сильно её осаживал, что вскоре она прекратила всякие попытки освободиться: — Я за ним! Думаю, он один с ней не справится. Йоль кивнула. «Будь осторожней!» Дес ничего не ответил. Он уже не хотел что-то говорить, он хотел рубить, разить, убивать, он хотел действия, хотел смерти. Чужой, разумеется. А потому немедленно сорвался с места и умчался вслед за Синге Йоль услышала, как Насуада говорит Джормундуру про отряд лучников. Именно этого Дочь Спайна и ждала — более подходящей для неё роли. Скакать с кавалерийским отрядом и размахивать палашом, которого не было она вряд ли бы сумела, несмотря на то, что она разрывалась от желания приволочь Талику обратно. Она почти нагнала военачальника, как воздух разорвал мысленный крик «О, нет, нет! Помогите мне! Они не желают умирать! Чтоб им всем провалиться! — почти против её воли Йоль затянуло в разум кричавшего, и она увидела окровавленного воина, изрубленного на куски мяса, которые слоями от него отваливались, но несмотря на это, он бежал вперёд, разразившись безумным хохотом. — Великий Ангвард, они не желают умирать!» Воин рубанул кричавшего по шее, и Йоль испустила вздох, полный боли — ей почти удалось выскочить из разума до его смерти. Почти. Это было похоже на водоворот, который затягивал её в Видение. Водоворот, а потом безумный холод, и… проклятье, такое не описать. Тошнота подступила к горлу, и Йоль вывернуло наизнанку. Сколько времени она потеряла! Джормундур мелькал где-то вдали, и Дочь Спайна помчалась за ним, потому что в такой суматохе она потом его не найдёт. — Джормундур! — она наконец-то его догнала. — Джормундур, постой! Он обернулся, удивлённо вскинул брови (впрочем, у Йоль родилось подозрение, что не так уж удивлённо) и спросил, что она тут, собственно, делает. Йоль не сомневалась, что он не дурак и сам всё знает, но всё же терпеливо ответила, что хочет присоединиться к отряду лучников, на что военачальник только кивнул — мол, ладно, присоединяйся, раз тебе так надо. Лучниками командовал весельчак Финис. Йоль слышала о нём — он любил по вечерам рассказывать истории и побратался с половиной лагеря, стрелял так же метко, как и она, а глаза у него, говорят, были как у сокола. Но сейчас он ходил мрачный как туча и рявкал на солдат, чтобы пошевеливались, собаки. Завидев Йоль, он помрачнел ещё сильнее и пробурчал себе под нос что-то невразумительное. Видимо, о ней он тоже немало слышал. — Энн… Вот же дрянь, — он ткнул пальцем в её сторону, —Ты будешь делать всё, что я скажу! — Конечно! — кивнула Йоль. Финис разразился проклятьями. — Я серьёзно, девчонка! Барзул, и за что Джормундур так со мной обошёлся?! О, похоже, он слышал очень много. — Всё не так плохо, как кажется. — Да, верно. Всё намного хуже! Когда они подъехали к полю боя, битва была в самом разгаре. — Стройййся! — рявкнул Финис и, заметив вопросительный взгляд Йоль, проговорил: — А ты будешь стоять рядом со мной! Йоль скинула с плеча лук, наложила стрелу и выжидательно посмотрела на главного лучника. С поля боя тем временем доносились ужасающие звуки — жуткий безумный хохот и крики, полные отчаяния. Они не желают умирать. Что бы это значило? Впрочем, это могло означать только одно — Гальбаторикс или его маги наложили на этих людей такое заклятье, которое позволяем им держаться даже при самых сильных ранениях. В таком случае, где у них уязвимое место? Просто тело — не вариант. Остаётся лишь одно — голова. Та, что управляет всем организмом. Прострелить голову можно только одним способом — через глаза. — Залп! — крикнул Финис, и шквал стрел полетел в бегущих имперцев, что смогли прорваться сквозь кавалерийцев и теперь направлялись к меченосцам и копейщикам. Но ни один вражеский солдат не упал! Они продолжали бежать со стрелами в шее, сердце, печени. Лучники были объяты ужасом. — Нужно стрелять прямо в глаз, — лихорадочно закричала Йоль, натягивая тетиву. Может, они не попадут, но она — да. Стрела издала короткий звук, и через мгновение один из бегущих свалился. Еще пару секунд он дёргался в судорогах, но потом затих. А оставшиеся в живых имперцы налетели на копьеносцев. — Лук мне! — немедленно рявкнул Финис, протягивая руку. Когда он получил-таки оружие, то тоже быстро выстрелил, и ещё один враг упал. — Действительно. Но попасть будет трудно. Солдаты! Слушай меня! Стрелять в глаза — это единственный способ с ними расправиться! Приготовься! Он поднял руку вверх, пальцами указывая угол наклона, и крикнул: — Залп! Они старались, действительно старались, но… Но увы, не все они быль Йолями и Финисами, а потому упало лишь несколько человек, остальные снова наткнулись на копья. И тут Йоль увидела жуткую картину — имперца проткнуло копьём, но он ухватился руками за древко и подтягивался до тех пор, пока не достиг копейщика, но тот отпустил копьё и воткнул в глаз безумца короткий меч — лишь тем и спасся. Всё стреляли и стреляли, и только это дело стояло между ними и надвигавшимся безумием, а сверху… в дивно-синих небесах за них сражался их Всадник, сражался с красным драконом. Красный — цвет ярости, цвет боли, и, наверное, вражеский Всадник был полон ими до предела, так отчаянно он бился. Йоль вновь подняла глаза к небу, увидела, как Эрагон прыгнул, взмахнул мечом и начал падать. Сердце ухнуло, и она не заметила, что имперцы пробили строй меченосцев и копейщиков и теперь несутся на лучников. Вардены побледнели все как один. Внутри всё сворачивалось, такими безумными были бегущие. И появилось желание — исчезнуть отсюда, скрыться, очутиться подальше от волны сумасшедших. Руки дрожали, сердце стучало в ушах, в горле пересохло. Наружу рвался крик ужаса, и Йоль осознала, что делает шаг назад. Один, второй, маленькие шажочки, но назад. И варденские лучники тоже пятились, и хохот, пробиравший до дрожи, настигал их… — А ну всем стоять! — рявкнул Финис, вскидывая руку. — Залп! Залп, я сказал, собаки трусливые! Финис — настоящий воин. И еще одна туча стрел взметнулась в воздух, и больше выстрела никто сделать не успел, потому что безумцы, хохочущие до хрипоты, налетели на солдат, вгрызаясь им в глотки. Оторванные куски мяса отлетали от нападавших, Йоль закрепила лук за спиной и вытащила кинжалы. Умней всего — ударить в глаза, но до них поди доберись, а безумцы всё липнут как мухи. Йоль шарахается назад, когда враг, окровавленный, бросается на неё уже без оружия, пытается выдрать мясо с шеи поломанными ногтями. Она ударяет новым сурдийским кинжалом прямо в глаз, но тут кто-то хватает её сзади за плечи и тянет вниз, она падает и видит, что одноглазый имперец прыгает на неё. Ментальный удар, и он глохнет и слепнет, но хватает её за горло. Йоль проникает дальше, за истекающий тьмой кокон и видит… нечто. Не человек. Какая-то тварь. Она кромсает кокон, пачкаясь в грязи, и хватка слабеет, голову врага буквально разрывает, но тот, второй, наваливается и не позволяет подняться. Вскидывает меч, чтобы ударить в грудь, но чей-то пинок отшвыривает его. Это Финис, и он со всего размаху перерубает безумцу горло. — Вставай! — рычит он, протягивая руку. Она хватается, и он рывком поднимает её. — Ещё волна на подходе. Приготовиться! Залп! Йоль едва успела выхватить лук и выстрелить. Мельком оглянулась — вокруг одни трупы. Варденов. Сурдийцев. И гораздо меньше — имперцев. — Это демоны! — вопил кто-то. — Явились по наши души! Сидели бы тихо, они бы не пришли! — Молчать! — проревел Финис. — Залп! Стрелы полетели в воздух, и Йоль стреляла, на мгновение осознав, что понятия не имеет, как там Талика и Дес, в самой гуще среди этих порождений Бездны. Мгновение прошло, и она снова была здесь и сейчас, сражалась за свою жизнь. — Финис, прикрой меня! — крикнула она, глядя, как к ним приближаются безумцы. — Я проникну в мысли этих… тварей. Хочу понять, что они такое! Главный лучник кивнул. — Третья позиция! Перед Йоль выстроились лучники, и она закрыла глаза. Её сознание, её мысль, быстрая и резкая, словно горный ручей, полетела вперед, к бегущим безумцам. Она ударила, но их разумы оказались защищены чем-то извне, чем-то невероятно мощным и огромным. Йоль ударила ещё и ещё, но это нечто разозлилось и толкнуло её в ответ. Причём толкнуло легко, почти не прилагая усилий, но голову тут же пронзила резкая боль. И тогда Йоль поняла, что одной ей не справиться. «Дес! — позвала она, не открывая глаз. Финису она доверяла. — Мне нужна помощь! Нужно пробить ментальный барьер, я хочу узнать, чо у этих тварей в головах!» «С ума что ли сбрендила?! Я тут вообще-то не на увеселительной прогулочке! Нас окружили со всех сторон! Проклятье! Иди-ка ты к кому-нибудь ещё». Йоль выругалась сквозь сжатые зубы — у них там настоящая мясорубка, так что Дес ей не помощник, впрочем, как и остальные. Что ж, есть ещё вариант, и хоть пользоваться им она хотела бы в последнюю очередь, выбора не было. «Трианна?» Главная волшебница отозвалась не сразу. Она слышала зов, она ощущала чужое присутствие, но знала, кто это, потому и молчала. Йоль вздохнула и позвала еще раз: «Трианна! Чтоб тебя, отзовись! Нужно пробить барьер, который защищает этих ублюдков. Мы должны узнать, что они такое, чтобы сражаться с ними!» Трианна зарычала, но немедленно связала своё сознание с разумом Йолле. Она хотела вести, но Йоль не позволила, перехватила инициативу и ударила по барьеру снова. Она била со всей силы в одно и то же место, волшебница же атаковала точечно и быстро, рассеивая внимание странного существа, что закрывало собою безумцев. Гальбаторикс явно не хотел, чтобы кто-то узнал тайну создания этих тварей. Йоль ударила ещё раз, а затем на барьер посыпались атаки Трианны, похожие на тысячу маленьких иголочек, и тогда он пошёл трещинами. Волчица ощутила, как на мгновение к ней присоединился Дес, чтобы нанести завершающий удар, и у неё перед глазами мелькнуло окровавленное лицо и занесённый меч, но тут одна из трещин раскололась, и Йоль было уже не до того. «Держи барьер! — завопила она Трианне. — Я отдам тебе всё, что там увижу, только держи его!» И нырнула в голову одного из безумцев.