Серые слёзы. Серая кровь

Итак, Анжела и эльфы превратили ее в Мантикору. Йоль еще никогда не была такой красивой. Все черты лица Вивьетт разительно отличались от ее собственных — узкие глаза стали большими и прекрасными, жесткие черные волосы — светлыми и шелковыми, острый нос — круглым и изящным. Наверное, сейчас Йоль производила то же впечатление, что и Талерика, хотя, конечно, красота девчонки была куда естественней и безыскусней. Возможно, Вивьетт улучшила себя с помощью магии, как и всякая тщеславная женщина. Ростом Вивьетт была пониже, с тонкой талией, высокой грудью, однако все же хрупкой, аккуратной. В любом случае, Йоль приходилось привыкать к новому телу. Сначала она двигалась медленно и неуклюже, выполняла разные упражения, чтобы понять, на что способны новые руки и ноги. Эльфы, Арья и Бледхгарм, а также Анжела сделали точную копию Мантикоры, изменив все тело, не только лицо, но, к счастью, мышцы оставив прежними, иначе Йоль пришлось бы туго. Йоль пришла к пленнице, сейчас грязной и избитой, но все же ослепительной. Внешность — это половина дела, теперь ей нужны повадки. Конечно, она уже проникала в ее голову и знала многие воспоминания, но слова, жесты, мимика — все это нужно было за короткое время собрать в убедительную картинку. Вивьетт пораженно уставилась на нее и задергалась. Цепи тоскливо звякнули, но монстр Черной руки так натерла запястья, что не могла долго двигаться. Она лишь мычала, потому что маги из Дю Врангр Гата сделали ее немой, опасаясь, что она убьет себя с помощью магии. Йоль прошептала заклинание, позволяющее ей говорить лишь на языке людей. — Кто ты? Кто ты такая? — испуганно пробормотала она, но Йоль знала, что она лишь притворяется. — Не узнала? — ответила ей Йоль ее же собственным голосом. — Энн? Энн с моим лицом?! Это верх подлости... Она выглядела хрупкой и разбитой, и Йоль испытала острый приступ желания помочь ей, оградить... Сумеет ли она выглядеть такой же беззащитной? — Верх подлости, Вивьетт, — сказала Йоль, присаживаясь на корточки прямо напротив нее, — это убить всех в семье, которая дала тебе приют, кормила, поила тебя, заботилась и любила. Интересно, каково это, видеть перед собой саму себя? Мантикора прищурилась. — Знаешь, а ведь мне было больно, когда ты вскрывала мой разум... — пробормотала она. — Знаешь, меня это совершенно не заботит. Они такие разные... На что надеялась Насуада, посылая Йоль? На воспоминания Мантикоры, которые теперь роились и гудели, словно пчелы, словно потревоженный улей? Вивьетт ходила прямая как струна, уверенная в своей неотразимости, а Йоль горбилась и в любой момент готова была броситься на врага. Мантикора, такая мягкая, приятная, спокойная, она умела заставить других почувствовать, как они важны и нужны. А Йоль... ну, она отлично умела огрызаться и командовать. — Так что тебе надо сейчас? Ты пришла посмотреть, как меня мучают, Энн? — Не притворяйся несчастненькой, Вивьетт. Я помню, какой ты была, когда пришла меня убивать. Я помню, какой ты была, когда резала глотки Уайтроузам, а особенно Одетт. Ты надеешься меня обмануть? Надо хотя бы попытаться говорить как она. Надо попытаться ее скопировать, стать такой же хрупкой... Мантикора смотрит на людей как на кукол. Тех, что не имеют чувств, которых можно убрать в коробку после игры. Это тряпичные безделушки, судьба которых ее совершенно не волнует. И тут Мантикора изменилась в лице — оно будто окаменело — и вместо мягкости появилась холодная надменность. Так быстро, что Йоль почти не заметила перехода. С таким талантом притворяться она могла бы стать прекрасной лицедейкой, но нет, она решила помогать тирану и узурпатору. Вероятно, он полностью утолял ее безграничное тщеславие. Ничего не выйдет — Йоль похолодела от этой внезапно накатившей мысли. Ее схватят и убьют, и она даже не сможет сбежать. Сколько ей будет везти? Паника разрасталась, как снежный ком, и Мантикора все заметила, будто в открытую книгу смотрела. — Что такое, Энн? Тебя будто холодной водой окатили. — Не понимаю, о чем ты, — Йоль попыталась произнести это так же надменно, как и Вивьетт. Секрет прост — надо думать, что все вокруг (неважно, крестьянин это или король) просто грязь под ногами. Ничтожества. Ни у кого живых нет столь ослепительной красоты и столь острого ума. Получилось же? Но Мантикора лишь снова усмехнулась, подернув левым кончиком губ, будто пыталась обнажить клыки: — Тебе что, страшно говорить с искалеченной пленницей? С такими страхами нечего и думать соваться в Белатону, — эта ее якобы мягкая полуулыбочка, оставляющая в душе мерзкий осадок... — Мы с тобой такие разные, Энн, не замечала? Мне легко управиться с людьми, я знаю, чего они хотят. А ты — идеальная собачка для Насуады, стоит лишь только ей тебя позвать, как ты уже бежишь. Как думаешь, Энн, случалось ли у меня такое с королем? С самим королем? Нет, Энн, ни разу. Ты не сможешь сыграть меня так, чтобы остальные поверили. Действительно ли ты настолько исскусна и умна? Действительно ли она такая? Какой хороший вопрос как раз-таки для того, чтобы вывести ее из равновесия. Вот как делает Вивьетт — она всего лишь задает вопросы. — Но ведь это ты сейчас сидишь закованная, а не я. И это тебя я взломала с такой легкостью, будто старый проржавевший замок. — Да, конечно, могу ли я спорить с этим? — ее сладкий медовый голосок лился звонким ручьем. — Но это была битва. А что же ты будешь делать там, среди Черной руки? Выживешь ли ты? Если тебя раскроют, полагаю,ты должна будешь убить себя. Нужно ли тебе это? Ты могла бы прекрасно жить. Это не твоя война. Йоль снова усмехнулась краешком губ. Приторная забота Вивьетт обволакивала, заставляя задыхаться. — А чья же, а, Вивьетт? Чья эта война? Не могла бы я прекрасно жить — не после того, что Черная рука сделала со мной. Не после того, как убили моего друга, — и тут она решила использовать ее же оружие. — А ты, Вивьетт? Отчего ты не могла жить спокойно? Отчего пришла сама к Черной руке, отчего убивала и губила жизни? Зачем тебе все это, Вивьетт? Мантикора дернулась и поджала губы. — Зачем мне тебе отвечать, если ты и так все знаешь? И тут Йоль изобразила эту вечную полуулыбочку и заметила, как Вивьетт сжала зубы, лишь на мгновение, миг, но сжала в бессильной злобе. — Что ж, Вивьетт, похоже, нам не о чем больше говорить. Я не знаю, что сделает с тобой Насуада, но надеюсь, ничего хорошего. Прощай! Йоль резко поднялась и вышла. Итак, сегодня Мантикора сбежит из темницы, перед этим хорошенько порезав сестренку Энн, которая пришла ее допрашивать и по неосторожности, а, может, из глупости, сняла оковы, чтобы проверить, кто сильнее. Понадеялась на чужую слабость, вот дура. Лошадь она взяла другую, не Ночного Кошмара, слишком уж это подозрительно бы выглядело. Его она оставила на попечение Рины, которой единственной доверяла полностью, ибо та позволила залезть ей в голову и посмотреть все, что Йоль заблагорассудится. Она спешила, как могла, в попытке обогнать варденов. Впрочем, армия — это такая огромная медленная гусеница, что обогнать ее может даже хромой на обе ноги. Что же было самым страшным, так это воспоминания Мантикоры, гнездившиеся у нее в голове с хозяйской наглостью. Ты должна перерезать ей глотку, Вивьетт. Ты должна видеть, как она умрет, своими глазами видеть. Никакого яда, лишь чтобы ослабить ее, ибо мы не знаем, насколько она устойчива к ядам — я знаю, что ты привыкла так, ты же Мантикора, самое ядовитое чудовище в мире, но нельзя. Разорви ее клыками и когтями, уничтожь ее, отрежь голову. Мы столько раз пытались убить ее и никак не могли довести это до конца. Ты великолепна в своей бесчувственности, ты сделаешь это без колебаний. Ты — мастер. Уничтожь ее. Спустя несколько дней Йоль уже ненавидела ее так, как никого другого в мире, и все ее старания были направлены лишь на то, чтобы не стать с ней единым целым. Сначала Йоль сравнила ее с Трианной, но потом поняла, какая пропасть крылась между этими двумя властными женщинами. Трианна хотела власти ради силы, ради безопасности. Хотела управлять и решать судьбы, живя по одному закону: того, кто слабее, в конце концов, сожрут. А вот Вивьетт... Ей власть нужна была ради самой власти. Ради мысли, что по щелчку ее тоненьких пальчиков прервется чья-то жизнь, что она может уничтожить кого-то лишь потому, что ей не понравился его взгляд, слово, да просто лицо. Она могла держать в руках чужую жизнь и ощущать ее трепет, и испытывать сладкое удовольствие от того, что вот сейчас она сожмет кулак и раздавит эту мерзкую букашку, потому что… ну, потому что захотелось. Никого нет прекрасней и сильней Вивьетт-Мантикоры. Под конец третьего дня Йоль уже тошнило от ее воспоминаний, но самое страшное, самое мерзкое — это воспоминания о поместье Белой Розы. О взгляде Одетт, несчастной, милой Одетт, столь же прекрасной, как и Вивьетт. Шпионка так и не смогла простить это девчонке, и когда та перед смертью взглянула своей убийце в глаза, то увидела там лишь торжество победы. Йоль застонала и схватилась за голову. Когда все это закончится, она пойдет к Анжеле и попросит стереть все воспоминания Мантикоры. Не надо ей такого счастья, не надо мысли, что после смерти от этой твари останется хоть что-то. Йоль загоняла лошадь до мыла и один раз даже своровала чужого коня, оставив им замученную беднягу. К счастью, магия помогла ей остаться незамеченной также, как помогла не стереть до костей ноги. В один из таких вечеров, как раз на четвертый день, когда Йоль уже выла от воспоминаний Вивьетт и подлечивала стертую кожу, она вдруг ощутила, что куда-то ее тянет. Вновь будто в Видение, но нет, она не спала. Внутренняя магическая защита не сработала, значит, никто ей в голову не лез, и это чувство, такое знакомое… Она сопротивлялась, как могла, но в конце концов, ее будто дернуло что-то назад, и она провалилась в бездонную яму и все летела и летела вниз, пока перед глазами не оказался вдруг неестественно яркий мир и Талерика с серебряными глазами. Поля Истины, вот оно что. Девчонка управляется со своим даром все лучше и лучше. — Йоль? Йоль, ты меня слышишь? Она выглядела такой обеспокоенной и взъерошенной, что Йоль перепугалась — если самоуверенная Талика так взволнована, значит, случилось что-то серьезное. — Талерика? Ты в порядке? Что произошло? — Откуда ты знаешь, что что-то произошло? — она раскрыла серебряные глаза еще шире. — Ты никогда не зовешь меня просто так, — Йоль усмехнулась, но не была уверена, как это выглядит на Полях Истины. Талика замялась. — Оу, да… да… Вообще-то да, у меня проблемы… Большие, знаешь ли, и я, ну, я пыталась что-то придумать, но… Так неуклюже Талика пыталась признать свою ошибку. Та, которая считала, что никогда не ошибается и все делает правильно, пыталась сказать, что где-то она чего-то не заметила, не додумала. Йоль молчала, боясь ее потревожить, потому что хоть малейшая насмешка, и Талерика, вдоволь наевшаяся этого в детстве, немедленно замкнется и отправится дальше разбираться сама, даже если это будет означать верную смерть. — Я… не справилась, — наконец, выдохнула она и взглянула в лицо Йоль в поисках злобного торжества и фраз вроде «я же говорила», но та лишь спросила: — Подробности? Казалось, Талика опешила. Казалось, не ожидала, что Йоль не будет смеяться или злорадствовать, а потому сначала молча таращилась на нее и лишь спустя несколько мгновений принялась быстро рассказывать, перемешивая слова с мелькавшими картинками воспоминаний: — Я встретилась с агентом Насуады — Бенгтой Золотой Нитью, та направила меня к Стейну, который должен был вывести нас из города, но он оказался мертв. Тогда я решила сбежать прямо во время бала, нацепила под юбку побольше денег, и мы направились к воротам, но оказалось, что они заперты три дня на время бала. И у меня больше нет выходов, а ведь завтра уже день, когда дворяне приносят клятву! Если я принесу клятву, это конец! Мне придется убить себя или прятаться, но меня все равно найдут, потом что Урубаен пронизан людьми Императора! Йоль, помоги! Йоль похолодела. Вот дура, положилась на заверения Насуады, что она все сделает! — Есть еще какие-то варианты? Что говорит эта Бенгта? — Я к ней больше не суюсь. С последнего раза, как я у нее была, за ней начали следить. По крайней мере, это она мне так сказала. Йоль схватилась за голову. Прав был Дес, что пошел за этой дурочкой, да он все равно не успеет. — Все было бы прекрасно, если бы не этот Стейн, — топнула ножкой Талика. — Я так легко добыла воспоминания о мертвецах, что подумала, ах, как это просто, да оказалось, что вся сложность не в том, как их добыть, а в том, как вынести! — Тихо ты, дай подумать! Йоль лихорадочно перебирала варианты, осознавая, что она не там и не сможет оценить возможности. Нужен кто-то могущественный, кто знает все изнутри, у кого достаточно власти, чтобы приказать открыть ворота, или знаний, чтобы показать тайные ходы. — Что если просто спрятаться в городе и подождать, пока откроются ворота? — Нас будут искать. Ворота не откроют, пока нас не поймают, такое уже было. В прошлом году их продержали закрытыми еще две недели после окончания бала, пока не поймали какого-то дворянчика, который оказался шпионом. Я слышала, что, если кто-то отклонился от клятвы, император потом сам им взламывал голову, чтобы проверить, не предатель ли это. Либо отдавал в руки колдунам. Я не знаю, насколько хороша моя защита. Вдруг императору под силу ее сокрушить? Йоль вздохнула. Так, спокойно, спокойно, из любой ситуации есть выход... И тут она вдруг вся взорвалась от самого нелепого, рискованного, но, по всей видимости, единственного плана, что у нее имелся. — Скажи-ка, Талика, а ты не видела там Муртага? — Какого еще Муртага? — Ну, того самого. Алого Всадника. Талика будто призадумалась, но ответила, что не обращала внимания. — Знаешь, я однажды ему жизнь спасла, и теперь он вроде как мне должен. Что если ты придешь к нему и попросишь от моего имени вернуть эту жизнь? Спасти твою. От клятвы, от Гальбаторикса. — Думаешь, это сработает? Может, он потащит меня прямиком к Императору? Что Йоль могла на это ответить? Что она не знает? Но это пока единственное, что она может предложить, но так как уже завтра день клятвы, то Талике необходимо действовать прямо сейчас, иначе она навеки станет слугой безумного узурпатора. — Я думаю, что нет выбора. Талика опять замялась и посмотрела на землю. Подковырнула носочком несуществующую траву и робким голосом сказала, что в этом случае у нее еще одна проблема. — Какая? «Когда ты уже перестанешь создавать проблемы?» — Нас двое. — Как двое? Зачем тебе еще кто-то? — непонимающе спросила Йоль. — Он — Серый, я почувствовала это. Пронизывающий холод прямо посреди бала. И я поговорила с ним, предложила бежать вместе со мной, и он согласился. Он знает тебя, Йоль! Его зовут Джозеф Риддарх из рода Молье, и он согласился, как только услышал твое имя! Джо Рид — один из них? Тот самый убитый горем Джо Рид, после которого она стала задыхаться? Так вот почему она переняла эту мерзкую особенность — она видела его воспоминания, и его кровь отпечаталась на ней! И она вспомнила, как холодно ей стало, стоило ей лишь увидеть его, вспомнила, что ей так надо было спасти его, как ее к нему тянуло, и как он умолял ее взять его с собой! Почему она этого не сделала? — Он… он в порядке? — хрипло спросила Йоль. — Да в порядке вроде, — Талика пожала плечами. — А что с ним должно быть такого? Но Йоль не ответила, лихорадочно соображая, что же сделать, чтобы вытащить еще и мальчишку. Муртаг ведь должен ей лишь одну жизнь. Оставалось лишь пообещать ему вторую. Кто знает, кого он попросит спасти? Шпиона, преступника, и Йоль придется запятнать себя, пойти на преступление, но если она этого не сделает… мальчишка Рид навсегда станет рабом императора. Их мальчишка Рид, один из Серых. — Скажи ему, что теперь мы должны будет ему жизнь. Еще одну взамен жизни Джо Рида. — А если он откажется помогать? — Тогда… тогда попроси его хотя бы не сдавать тебя. Он человек чести, и я более чем уверена, служить императору его заставили силой. Но клятва не может охватить все особенности, и он постарается соблюдать ее дословно. А так как вы не представляете угрозы Гальбаториксу, ему нет смысла вас сдавать. Если откажется, бегите в город, в трущобы и снова свяжитесь со мной. Я постараюсь пока выяснить, кто еще есть из наших в Урубаене. — Я же сказала, что нас будут... Йоль взмахнула руками: — Талика, мне нужно время! Пока действуй так. Сообщай обо всем, тем более что управлять Полями Истины ты уже прекрасно умеешь. — Ладно, ладно... Пока расскажи, как ты его спасла? Он точно потребует подробностей. Очнулась Йоль со страшной головной болью, сделав выводы, что Поля Истины пожирают много сил, если там находиться слишком долго. Маленький червь беспокойства заерзал внутри, и Йоль почувствовала себя Десом, бросившимся вслед за девчонкой. — Проклятье, — прошипела она, потирая виски. Что ж, по крайней мере, это угомонило бесновавшуюся внутри нее Мантикору Вивьетт, уже неплохо.