Серые слёзы. Серая кровь

— Как это никого нет?! — рявкнула она, едва не впиваясь в рябящую поверхность озерца. Из воды на нее невозмутимо смотрел Хальфред. — Как у нас может не быть людей в сердце вражеских сил?! — Оттого и нет, что там сердце. А его, как известно, защищают лучше всего. Знала бы ты, что там творят с нашими людьми, поняла бы, почему они предпочитают сбегать и прятаться на болотах, только бы туда не отправляться. Утренние солнечные лучи отражались от маленьких волн, то и дело попадая в глаза, и Йоль постоянно щурилась. — Но Бенгта… — Вот Бенгта — единственная, кто еще остался! — Хальфред… — Йоль уже цедила сквозь зубы, хотя миловидное личико Мантикоры, наверное, не выглядело так угрожающе, как хотелось бы. — Хальфред, ведь Насуада обещала ей защиту. И я знаю, что кто-то в этом городе у тебя есть! Пусть ее спрячут. Пусть сделают кого-то другого похожим на нее. Насуаде нужно это заклинание! — Или тебе нужно вытащить глупую девчонку. — Это вы ее туда послали! — рявкнула Йолле, ударив по воде. Брызги попали ей на лицо, и она поморщилась. Встала, едва не рыча от злости, скрестила руки и уставилась на главу тайной службы. Тот ответил ей не менее тяжелым взглядом, и минуты две они пялились друг на друга как идиоты. Наконец, Хальфред сдался. — Ладно, ладно. Я найду человека. Я знаю, что ворота закроют, но мы спрячем ее там, где искать не будут. Придется, хе-хе, дворяночке запачкать лапки! И с этими словами он удалился. Йоль снова села на землю и застонала — проклятый Хальфред! Вот надо было ему сначала довести ее! Ведь он не собирался бросать там Талику, просто ему до смерти хотелось посмотреть, как Йоль будет злиться. — Draumr kópa Talerika, — прошептала она, снова вглядываясь в озеро. Талика собиралась. Сегодня для всех молодых дворян важный день — день клятвы, и она причесывалась и одевалась, чтобы выглядеть великолепно. Чтобы Муртаг ей поверил. Йоль вздохнула. Жаль, что девочка не обладает магическими способностями, иначе, они бы поговорили. А попадать на Поля Истины по своей воле у Йоль не получается. Вот и остается только смотреть. Пора идти дальше. Белатона встретила ее угрюмым молчанием. Ее крепкие стены, намного крепче, чем у сорванца-Фейнстера, больше полагавшегося на собственную прыть, казались неприступными, и Йоль вдруг подумала, что лезет в яму со змеями, из которой не сможет выбраться. Шрамы и синяки, совершенно настоящие, болели и нарывали, отчего хотелось выть. Когда она постучалась в закрытые ворота, взъерошенный стражник выглянул в маленькое решетчатое окошко и хрипло спросил пароль. Йоль вежливо ответила, и ее пропустили немедленно, без вопросов. Все-таки в положении Мантикоры есть свои плюсы. Белатона осталась все такой же, какой Йоль запомнила ее в первый раз, только храм Ивераль отстроили заново, пародию на темного бога Тенуса. В остальном же город казался чопорным и важным, уверенным в своих толстых стенах и защитниках. Уверенным, что выдержит любую осаду. Люди здесь не суетились и не бегали, как в Фейнстере, старались поддерживать иллюзию обычной жизни, ходили степенно и разговаривая спокойно, но где-то внутри Йоль видела напряжение, затаившееся, замершее, только и ждущее момента, когда можно будет вырваться наружу и затопить паникой души. А сама она шла к дому цвета засохшей крови — как оказалось, не только жилищу графа, но и резиденции Черной Руки. Сколько воспоминаний, и все будто сквозь толщу воды. Здесь все началось. Не тогда, в Тирме, не во время нападений на караван, нет. Здесь, под пристальным взглядом графа Элистара, где она так неосторожно выдала себя. Главное — не повторить эту ошибку еще раз. Она вновь постучалась и назвала пароль, и вновь ее пропустили, и вот теперь-то, переступив порог, только в этот момент она осознала все происходящее. Что ей придется играть Мантикору на глазах у тех, кто ее знал, кто видел и чувствовал ее, и Йоль казалось, что ее могут раскусить в любой момент, и когда это случится, ее разорвут на части. Гостиный зал встретил ее молчанием и холодом, и казалось, что здесь даже холодней, чем на улице. Граф давно отбыл в Урубаен, как помнила Йоль из воспоминаний Вивьетт, но тут же находился его помощник, темнокожий пустынник Фарид, которого Мантикора совсем не уважала, полагая, что Монстры выше всех, кроме графа. Хотя… с этим она бы тоже поспорила… «Интересно, что там с Таликой? Мне нужно зеркало, я должна увидеть ее и убедиться, что Хальфред сдержал слово». И тут случилось то, чего она не предвидела ни в каком из вариантов, то, что казалось ей невозможным: она встретила того, кто знал не Мантикору, а ее саму, Йоль. — Так ты вернулась! Этот голос… Йоль стремительно обернулась и увидела довольного Роу, летящего ей навстречу. И пошатнулась, не зная, что ответить. Ее охватил ужас, по всему телу прокатился жар, оставляя за собой холодный пот. Внутри и так сидел комок, и в голове металась мысль, что ее вот-вот раскроют и снова кинут в темницу. Его не должно быть тут! Его же отправили в Драс-Леону готовиться к обороне! Проклятье, вся ее хрупкая игра сейчас развалится! — Слышал, тебе удалось достать сестренку Энн, — он широко улыбнулся. Из воспоминаний Мантикоры она знала, что Вивьетт хорошо общалась с каждым, притворяясь доброй и заботливой, но Роу, к его счастью, никогда не покупался на этот трюк. Мелкое тщеславие этой женщины страдало от того, что кто-то смог устоять перед ее чарами, но сколько она ни старалась, усилия пропадали впустую. Йоль никак не могла справиться с приятным теплом внутри оттого, что она снова его видит. Оттого, что он жив после Фейнстера. В горле немедленно пересохло, и слова застряли где-то посередине, но она должна что-то ответить. С трудом разлепив губы, она произнесла как можно более сладеньким голоском, нацепив полуулыбку Мантикоры: — Здравствуй, Роуэл, — в Черной руке никто не звал его «Роу». — Да, мне удалось достать ее, но, увы, я не закончила работу. У Мантикоры всегда все получалось, а это незавершенное дело вызывало в ней исступленную злость. Она всегда доводила все до конца, а если этого не происходило, оно мучило и мучило ее днями и ночами, требуя, чтобы она исправила свой провал. Роу скопировал ее полуулыбку, и Йоль поняла, что это основная его тактика защиты, ибо Мантикора имела привычку очаровывать мужчин просто для развлечения, и мало кто видел истинную ее суть. — Да уж, ее не так просто достать, — он как-то горько усмехнулся. Отлично, по крайней мере, она хорошо сыграла. — Так… она сталась жива? — он что, волнуется за нее? Сам Роу выглядел плачевно: в его волосах прибавилось седины, а под глазами залегли темные круги. Да и вообще выглядел он таким изможденным, будто работал день и ночь без отдыха или… или его вновь пытали, и он все искал способ не оступиться. — Да, осталась. Но я намерена закончить начатое. — О, я знаю, что у тебя получится. Ты собираешься отравить ее? Это прозвучало так сухо и обыденно, с таким безразличием, будто Роу до этого и дела-то никакого не было, лишь бы сказать, а потом пусть все от него отстанут. Пожалуйста. Он так устал. «Просто оставьте меня в покое…» — как же знакомо. — Нет, у меня припасено кое-что поинтересней… — так, время задавать вопросы, одной полуулыбкой не отделаешься… — А ты, Роу? Что ты здесь делаешь? Мантикора не знала ничего про Фейнстер и пытки, она практически полностью посвятила себя королю, потому не могла наигранно посочувствовать. — О… ничего. В смысле… практически все уехали в Драс-Леону и Урубаен, мы одни из последних — я, Фарид и Гэвин. — Фарид здесь? Замечательно. Я так понимаю, он остается? Мне как раз нужно с ним кое-что обсудить… я была рада увидеть тебя, Роу, и рада, что ты в порядке, — а вот это Йоль уже сказала от чистого сердца. — А мне пора. Роу как-то странно сузил глаза, и Йоль вдруг осознала, какую ошибку допустила — она назвала его не «Роуэл». Дышать становилось все труднее, паника заполняла ее с головы до пят. Скорее, скорее, прочь отсюда, от людей, которые знали Мантикору. Она не может так долго притворяться, поэтому надо бежать! От волнения она едва ориентировалась в смутных воспоминаниях Вивьетт, кинулась к одной из дверей, которая вела к жилым комнатам. Где-то там спальня шпионки, и Йоль лишь надеялась, что узнает ее, когда подойдет поближе. Не говоря ни слова, она вылетела в холодный коридор, по которому гуляли семь ветров, и мгновенно промерзла до костей. Сделала глубокий вдох, с наслаждением ощущая, как легкие заполняются обжигающим воздухом. С озера Леона веяло сыростью, которая напоминала о темнице графа, и Йоль мелко задрожала. Но это от холода, конечно. И тут ее будто пронзило — кто-то сзади! Она резко обернулась, но опоздала, и ее грубо толкнули к стене, прикладывая к горлу кинжал. От холодной стали по коже поползли мурашки. И Йоль утонула в пронзительно-синих глазах Роу. — Ты не Вивьетт, — прохрипел он, локтем прижимая ее к холодной стене. — И либо ты сейчас говоришь мне правду, либо я перережу тебе глотку. Так вот он какой? Это так… так необычно. Вот он какой, когда не с ней. Она ничего о нем не знает кроме того, что он идеально лавирует между Империей и варденами, и непонятно, на чьей он вообще стороне. Хотя, тут, пожалуй, все ясно будет — он на своей стороне. На стороне больной сестры. Интересно, а где в его схеме находится Йоль? Будь это кто-то другой, она бы успела убить его — слой защитных заклинаний так плотно ее покрывал, что какой-то нож даже не порезал бы ее. Впрочем, на нем тоже могли быть заклинания… — Роуэл? Я… я не понимаю… — она сделала те самые большие глаза и сжалась в комочек, притворяясь маленькой и беззащитной, — ты хочешь убить меня? За что? — Настоящая Вивьетт ни разу в жизни не назвала меня Роу, на даже не знала, что так можно. Это имя существовало исключительно ради варденов. Йоль сглотнула. Сталь холодила шею. — Разве ты не помнишь, что я полгода провела среди варденов? Там упоминали тебя. Думаешь, я не знала, чем ты там занимался? Конечно, знала. И так привыкла к этому имени, что невольно назвала его. Он поморщился будто от сильной головной боли, сжал зубы и еще ближе приставил кинжал: — В последний раз спрашиваю— кто ты? Йоль заерзала, и тут он обрушил на нее весь свой разум. Сознание, будто огромный камень, рухнуло на нее, ломая все на своем пути. Йоль чуть не задохнулась от соприкосновения сознаний, но сразу же выставила стену, представив глаза Синге, его мертвые мутные глаза, и снова она там, среди мертвецов, смотрит на его тело, и ноги подкашиваются… Но даже едва коснувшийся разум легко узнать. Если Роу хоть раз касался сознания Мантикоры, он тут же поймет, что это не она. И он понял. Глаза его расширились от неверия, и он выдохнул: — Йоль?! — Это я, Роу, — прошептала Йоль, осознавая, что отпираться бессмысленно. Он прищурился. — Это я. Она скосила глаза, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает. — Привет. Она как-то неловко улыбнулась, совершенно позабыв, что у нее теперь идеальное лицо Мантикоры. Роу отступил назад и мягко вложил клинок обратно в ножны. Помассировал переносицу. — Вот же проклятье! Пошли. Тут могут быть лишние уши, да? Йоль знала, что именно поэтому они уходят. Поэтому же? Потому что граф Элистар точно задался бы вопросом «Кто будет наблюдать за наблюдателем?», особенно после того, как у Роу отшибло память в тоннелях под Фейнстером. Они быстро пролетели коридор с дверьми в жилые комнаты и юркнули за одну из них, Роу попросил наложить заклинание, чтобы никто их не услышал. Йоль послушно все сделала, Роу облегченно выдохнул. Комната его выглядела скромно — узкая кровать, сундук и стол со стулом. Неприглядные серые стены, уродливые занавески на маленьком окне. Ничего, что рассказало бы о хозяине. Впрочем, как и все в его жизни. Он с удивительным упорством умел молчать о том, о чем не стоило говорить. «Что же там с Таликой? Она выбралась? Срочно нужно зеркало…» Роу со стоном опустился на стул и снова потер переносицу. Лицо его поменялось и как-то осунулось, и Йоль осознала, что все это время он старательно изображал жизнерадостного и полного сил человека. Ради нее, да? Ради своей сестры? — Как зовут твою сестру? — неожиданно для самой себя поинтересовалась Йоль. Он вдруг дернулся, поднял на нее мутные глаза и пробормотал: — Уна. Она не знала, зачем спросила это. Сейчас она вообще ничего не знала. — Ты в порядке? — осторожно начала она, потому что понятия не имела, что вообще должна делать. У нее тут задание, цель, и вообще она сейчас другая женщина, так зачем она тут? Ведь совершенно ясно, что ничего она ему не расскажет. И в ответ на ее невинный вопрос Роу вдруг взорвался: — Я в порядке?! В порядке?! Бездна тебя раздери, ты что тут вообще делаешь?! — Дела, — мрачно ответила Йоль, осознавая, что разговор явно пошел в том направлении, в котором должен был, но которого она хотела бы избежать. — Ты… ты чокнутая! Ты знаешь, что они сделают с тобой, когда поймают? Разорвут на части! И это будет похуже того, что ты испытала в темнице, уж поверь мне! И говорил он так, будто сам все это испытал. Тело Йоль немедленно покрылось липким холодным потом от страшной догадки — это из-за их игр с памятью! — Это потому, что ты ничего не помнил из того, что случилось? Она резко подошла к нему и одернула край рубахи из тонкого зеленого сукна. И ахнула. На коже вились тонкие шрамы от тысячи порезов, ожоги — маленькие и большие, уродливые рубцы… Йоль задохнулась. Вот во что вылилась их глупая затея! А Роу, ничего не понимающий, кричал от боли, сжимая зубы, и отбивался от вторжения чужого разума. Почему он не пошел с ней? Она, кажется, забыла тот приступ ненависти, что захлестнул ее с головой. Стало душно от ярости, и вдруг со всей ясностью осознала, что та цель, которую она давно забыла — изрубить Черную руку на куски — она возрождается из пепла, будто птица-феникс. — Они получат все обратно, — прошипела она. — Кто — они? Ты, кажется, забываешь, что я — часть их, — Роу в отчаянии покачал головой. — А твое сознание будут проверять? Эти моменты, когда мы говорим с тобой? — Нет, не думаю. Только если тебя раскроют. А так… слишком уж много проверять им придется, если они без повода будут смотреть каждый миг чужой жизни. Так и свою пропустишь… Он замолчал и призадумался, а Йоль подошла к окну и смотрела на Белатону, вспоминая, как сотню лет назад (или тысячу) она шла по этим улицам, прижимаясь к каменным стенам домов и чуть ли не хватая Анжелу за руку от страха, как какой-то хозяин таверны величал ее ведьмой, как она пряталась в Храме Ивераль, встретилась взглядом с мертвыми глазами графа, а потом бежала, бежала, бежала… — Йоль, — голос Роу заставил ее вздрогнуть, а потом резко обернуться, — а ты помнишь, что произошло в Фейнстере? Я получил изрядную порцию боли за то, чего не помню, так что хотел бы знать… — Это была твоя идея. Я тут ни при чем, только осуществила ее. — И все же… Она вздохнула. Стоит рассказывать? В конце концов, некоторые вещи лучше вообще не знать. — Ты убил чернорукого и спас мне жизнь. А потом попросил стереть тебе память. И она поцеловала его. Она поцеловала… Проклятье. Хорошо, что он не помнит. В голову ударил жар от воспоминаний, и Йоль сжала кулаки. Шрамы на запястьях, помни о шрамах… — Я… что? — он пораженно выдохнул, не в силах промолвить ни слова. — Я… предал Черную руку? Он что-то неразборчиво пробормотал, но Йоль решила его предупредить сразу: — Боюсь, во второй раз такое провернуть не получится. Потому что после проверки ваши маги явно поставили какое-нибудь защитное заклинание, и если я попробую его обойти, то твоя голова пропечется, как яйцо в песках Хадрака. Он замотал головой, вскочил и принялся мерить шагами комнату. Йоль подошла к нему совсем близко, осознавая, что смотрит на него идеальными глазами Вивьетт, а вовсе не своими, не самыми красивыми, но куда более человечными. Она не ждала от него ничего. Она же Мантикора, в конце концов, и сестренка Энн тоже. Сколько всего в ней намешано, а она ведь просто хотела быть собой, хотела вернуть свое лицо и тело, покрытое уродливыми шрамами. Йоль знала, что он может отправиться прямо к своему мастеру и выложить все, но он не отправится. Он ненавидит Черную руку и мечется меж двух огней, и них двоих именно он находится в куда более шатком положении. — Я очень надеюсь, что ты меня не сдашь, Роу, — медленно проговорила Йоль. Она ждала, что он начнет возмущаться, уверять ее в своей преданности, но он лишь ответил, что у него тогда проблем возникнет больше, чем у нее. Йоль кивнула и хотела уже выйти, но Роу остановил ее и спросил, помнит ли она, где комната Мантикоры? Она могла бы найти это в памяти Вивьеттт, но предпочла, чтобы Роу показал ей. Они молча шли, потому что Роуэл и Вивьетт друг друга терпеть не могли, и не надо привлекать ничье внимание ни руганью, ни задушевными разговорами. Йоль зашла в комнату, захлопнув дверь прямо перед носом Роу. Что ж, прежде чем встречаться с тем, кто так обожает Вивьетт, стоило бы привести себя в порядок, потому она позвала служанку и приказала наполнить ванну, что стояла в углу за ширмой. Прыткие девушки быстро натаскали холодной воды, и Йоль, чтобы не терять время, нагрела ее заклинанием. — Draumr kópa Talerika, — пробормотала она, прежде чем залезть. Талика, обеспокоенная и возбужденная, куда-то бежала в темноте, но ее явно не вели под стражей, а следом за ней… следом спешил Джо Рид. И если Талика умела держать себя в руках и при аресте могла бы оставаться спокойной, то по этому парнишке сразу можно было понять, хорошо все или плохо. И Йоль видела, что пока все нормально. Где-то под сердцем потеплело. Значит, они живы, значит, человек Хальфреда нашел их и спрячет, пока не откроются ворота! Тревога, что грызла ее весь день, немного ослабла. И все же, почему девчонка не свяжется с ней? — Draumr kópa Densen. Иногда она смотрела на него, просто чтобы убедиться, что он еще жив (хотя, его смерть она, скорее всего, почувствовала бы). Но в основном все было донельзя скучно — он шел или спал, и она стала проверять его все реже и реже. В этот раз он сидел в каком-то пабе, и Йоль, наконец, успокоилась. Она со стоном опустилась в воду и принялась растирать мягким ароматным мылом. Такие, как Мантикора, всегда имеют самое лучшее, но Йоль старалась не думать о несправедливости. Потом подумает. Сейчас она просто будет наслаждаться, потому что подобная роскошь выпадает на ее долю слишком редко. А что, если остаться Мантикорой навсегда? Жить в роскоши, есть лучшие блюда. Она многое может предложить графу, много информации о варденах… Йоль усмехнулась этой абсурдной мысли, едва не проглотив мыльную пену. Когда она вылезла, обернулась полотенцем и подошла к шкафу. Распахнула дверцы, и из груди ее вырвался страдальческий стон — платья, платья, платья… Одни длинные тряпки, в которых можно заблудиться, пока их надеваешь. Так еще вдобавок одна она с этим кошмарным тряпьем не справится! Пришлось вновь позвать служанку, которая, постоянно болтая, ловко одела ее в кучу разных штук кроме основного платья. А Йоль участливо расспрашивала ее, стараясь понять, сколько в доме людей — слуг, стражи и черноруких. Наконец, девушка управилась и с прической, уложив светлые волосы Мантикоры, вплела в них васильки под цвет синему платью и, засияв довольной улыбкой, проводила Йоль «в мир». И та пошла к доверенному человеку того, кого она ненавидела больше всего на свете. Фарид уже ждал ее. Высокий, тощий пустынник из народа кочевников, с огромными белыми глазами, он пристально смотрел на нее, пытаясь угадать мысли. Кабинет его был маленький и тесный, и Йоль помнила, что это оттого, что в маленьком пространстве легче увидеть убийц, которых тщедушный шпион так опасался. Окон здесь не было, только узкая бойница, сквозь которую почти не проникал дневной свет, потому пустынник днем и ночью жег свечи. — Вивьетт, — растерянно прошептал он. Видно, не ожидал увидеть ее так скоро. Йоль порылась в памяти Мантикоры и нашла невероятное самолюбование оттого, что мастер Черной руки, помощник графа, сходит по ней с ума и вообще с удовольствием завладел бы ею, если бы Монстры не были выше всех, и если бы он не знал, какой жестокой может быть Вивьетт. — Я так рад, что ты в порядке! Мне приходили разные вести, но когда Сильф написал, что ты сбежала, я… был рад. Да. Очень. — Сильф тоже там? — это один из Монстров, Йоль помнила его смутно, кажется, он тоже испытывал к Вивьетт особые чувства. Надо бы предупредить варденов. — Вивьетт, ты расскажешь, что случилось? Ох, Йоль расскажет, да так будет заливаться, что соловьи позавидуют.