Серые слёзы. Серая кровь

Вивьетт рассказывала о том, что делала с ней сестрёнка Энн, не скупясь на подробности, а Фарид дрожал от ярости. Йоль видела его слепое обожание и для верности показала шрамы на запястьях — эльфы не стали их убирать. — Она держала меня в кандалах, Фарид. — Тебе надо в Урубаен, Вивьетт! Тамошние маги всё исправят! Да если надо, даже сам граф постарается — ты ведь из Монстров. — Спасибо за заботу, Фарид, — улыбнулась Йоль, — но я не могу. Он оставлял для меня что-то? Какие-то дальнейшие инструкции? Мантикора замечала лишь те слова, которые хотела. И в Урубаен ей не надо. Фарид молча протянул ей запечатанное графским перстнем письмо, Йоль немедля его вскрыла. Ей надо разрешить все вопросы здесь и сейчас. Граф писал, чтобы по возвращении в Белатону она не медлила и направилась в Урубаен как можно скорее. Йоль прижала руку к голове и застонала. — Вивьетт? — обеспокоенно спросил Фарид. — Я… я… мне нехорошо… она ударила меня по голове несколько раз, и теперь у меня постоянные головокружения… Пустынник вскочил и придвинул стул, Мантикора со стоном на него опустилась. Она так любила это делать — Вивьетт — отвлекать людей своей слабостью, и мало кто вспоминал, что она управляется со стилетом так ловко, что может вспороть живот за мгновение. — Вивьетт, что пишет граф? — Прости, Фарид, — ласково улыбнулась она, — но это лишь между нами. Она замялась, сжав руки, будто решалась на что-то, и потом всё же ответила: — Я остаюсь. — Прости, что? — Я остаюсь на оборону города. Вряд ли можно было в полной мере выразить все те эмоции, что появились на лице мастера Чёрной руки. Гнев, недоумение, отчаяние. — Но ты здесь погибнешь! Ты только сбежала от варденов и опять хочешь к ним в лапы? О, Вивьетт, прошу тебя, умоляю! На оборону оставили Роуэла, ему всё равно конец! Йоль будто окатило ледяной волной: — Что это значит?! — проклятье, слишком резко для Мантикоры. — О, ты не знаешь. Конечно. Откуда, если ты постоянно находилась при… этом жалком корольке… — в голосе его промелькнула ревность. — Роуэла подозревают в сговоре с Энн. Куча косвенных доказательств в его голове — мы нашли их во время пыток, — он принялся расхаживать по крошечной комнатушке туда-сюда, — и после этого приняли решение, что от него надо избавиться. И обстоятельства сложились так удачно, что он появился в Белатоне. Город падёт, а во время битвы Гэвин его тайком прикончит. Гэвин, Гэвин… Йоль порылась в воспоминаниях Мантикоры, и нашла обрывок воспоминания о скользком противном человеке, тощем и вечно согнутым в три погибели, а лицо у него острое, будто крысиная морда. — Почему бы просто его не повесить? Фарид развел руками: — У него есть влиятельные друзья, и это они вытащили его из темницы, когда мы не смогли доказать вину. Черная рука, ты и сама знаешь, сильно пострадала в последнее время, так что всякие шавки могут указывать нам, что делать. Проклятье. Была бы возможность, я бы порубил их всех на куски. — А что его сестра? Уна. Та, на чьей он стороне. Если Роу приговорили к смерти, то ей точно не выжить. — Она мертва. Йоль поперхнулась и кинула совершенно искренний обеспокоенный взгляд на Фарида. Тот остановился и выгнул бровь. — Как мертва? Маги не справились с её болезнью? Или её убили специально перед приговором Роу…эла? Проклятье, чуть не оговорилась! — О, нет, дорогая моя, наши этого не делали, разве что это какая-то игра графа. Однако сомневаюсь, что он обращал бы внимание на такие мелочи, как сестрица Роуэла. Нет… насколько мне известно, её просто однажды нашли мёртвой. В крови — яд. Кто и когда её отравил, мы не знаем, за ней не следили. Девчонка постоянно лежала в кровати, ходить не могла, да и к тому же, некуда ей бежать — кто ещё бы её лечил? Потому такого мы не ожидали. Она никому не была нужна. Однако, после её смерти мы поняли, что контролировать Роуэла будет невозможно. Он пока не знает, но однажды решит её навестить, и что тогда? Сложи всё вместе — потеря контроля и его предательство, и решение о приговоре придёт само собой. Йоль тряслась. Какой же это будет удар для Роу! Он ведь… да он же жил только ради Уны, терпел Чёрную руку ради Уны, старался, несмотря на ненависть и усталость… — Это прекрасно. Фарид ещё раз вскинул бровь, нависая над Мантикорой. Йоль улыбнулась самой очаровательной из улыбок, припасённых в арсенале Вивьетт. — Прекрасно? — Да, более чем. — Я не понимаю, Вив. Но Йоль вдруг резко вскинула руку, ощущая непривычное раздражение. Слишком много чужих воспоминаний, они начинают въедаться в её сознание: — Фарид, — тон этот, мягкий, завораживающий, кошачий, Вивьетт использовала чтобы угрожать. — Не называй меня «Вив». Ты знаешь моё имя, и я тебя прошу использовать лишь его. Она ненавидела, когда сокращают имя. «Вив, ты выглядишь ужасно в этом платье. Тебе не идёт белый, у тебя слишком бледная кожа. Ты как будто ледышка. И дал же мне Ивераль такую несуразную дочь!» «Вив, прекрати петь! Будто какая-то птица попала в силки и теперь вопит от боли!» «Вив, дорогая, танцы — это не твое. Ты так машешь руками, что того и гляди взлетишь. Ты как будто колченогий аист. Прекрати и сядь вышивать, как все порядочные девушки». «Вив, ты вышиваешь так, что хочется плакать. Что это за лоскуты? Что здесь изображено? Ничего не понятно. Лучше возьми книгу и почитай». «Вив, ты читаешь?! Сомневаюсь, что ты поймёшь хотя бы четверть из того, что написано, ты же совершенно пустоголовая…» Йоль судорожно вдохнула и сжала голову руками, пытаясь выгнать болезненные воспоминания. Будто ей своих мало! К счастью, Фарид решил, что у неё очередной приступ головной боли — он засуетился, налил ей вина и протянул изящный серебряный кубок. Мантикора не пила алкоголь, и Йоль вежливо отказалась. Он проверяет её? Что-то заподозрил? Он так часто с ней общался, так её боготворил, что мог заметить какие-то неточности. Внутри сжался комок. Но нужно доиграть, иначе всё рухнет. Иначе Роу умрёт, а Роу… она ценила то, что он привязался к ней не потому, что между ними была связь Серых, а потому что она — это она. И Йоль должна спасти его. — Роуэл не умрёт. Гэвин не убьёт его, так что можешь его отослать. Мы запрём Роуэла и используем как наживку для Энн. — Наживку? Зачем ей этот… крысёныш? Йоль поднялась. Фарид смотрел на неё сверху вниз, и хотя Вивьетт умела надменно смотреть даже на таких, Йоль слишком устала — устала притворяться и одновременно сражаться с ней внутри себя — и потому выпалила то, что решила: — Почему она пощадила его в Фейнстере? Почему не убила как остальных? Ты знал, что они путешествовали вместе? Знал, что они встречались в Фартхен Дуре? Она испытывает к нему слабость, это очевидно. Всё, что нужно — это сказать правду. Сестрёнка Энн осталась далеко в варденском лагере. — Она придёт за ним, если я пошлю ей весть. Я скажу ей: «Приди и забери», а когда она явится… я поймаю её и запру в клетке рядом с ним, а потом… — Йоль довольно усмехнулась, — потом я сделаю с ним то же, что и она со мной. Он будет кричать, а она смотреть и тоже кричать, выть от бессилия, а когда она почти сойдёт с ума, я убью его и примусь за неё. Мантикора улыбнулась так очаровательно, будто рассуждала о моде и шляпках и о том, что юная дочь барона влюбилась в молодого виконта, и взглянула на Фарида. — Поэтому ты можешь отпустить Гэвина. Я останусь тут. — И как же ты намерена вытащить её и его? Где ты будешь их пытать? — Разумеется, в подвалах под этим домом, Фарид. Вардены сюда не доберутся, а подвалы настолько глубоки, что никто не услышит криков. А когда я закончу, то притворюсь одной из нищенок. Говоря всё это, Йоль продолжала улыбаться, и тон её, ласковый, приветливый, никак не сочетался со страшными словами, которые она произносила. Он вздохнул. — Послушай, Вивьетт… город будет сдан. Его захватят. Гальбаторикс не намерен его удерживать, это лишь ещё одна ступень для ослабления варденской армии. Сюда не прислали ни одного королевского мага, не прислали Всадника. Город падёт. И ты будешь в опасности. — Спасибо за заботу, Фарид, — Йоль сжалась от отвращения, но всё же протянула к нему руку и прикоснулась пальцем ко впалой щеке. Пустынник прикрыл глаза и задрожал. — Но я решила. Так и будет. И она резко развернулась и вышла за дверь, борясь с приступом тошноты, вспоминая, как Фарид смотрел на неё. Нет, на Мантикору — на неё, Йоль, никто так смотреть не будет — но дела это не меняло. Как теперь действовать? Предупредить Роу, а потом приказать схватить? Или сначала упечь в темницу, и лишь потом поговорить? Он должен был знать, что его приговорили, хотя бы догадываться, так почему не сбежал? У него так много опыта, он мог бы с лёгкостью скрыться от Чёрной Руки. Почему остался? Нет, всё-таки она должна предупредить его, иначе получится, что она не выучила урок. Она кинулась прямо в комнату Роу, но его там не оказалось. Резко развернувшись, она вышла и столкнулась с тощим человечком. Его впалая грудь резко вздымалась, крысиное лицо скривилось в ухмылке. — Ааа, Мантикора… — Гэвин, — Йоль выдавила из себя полуулыбку. Они не были близко знакомы, так что можно не волноваться, что он раскроет её. — Слышал, ты приехала. Вырвалась из цепких лапок Энн, да. Говорят, ты её знатно покромсала, да? — Мне неведомо, что говорят другие. Но да, я сразилась с ней и победила. — Что же не прикончила, а? Йоль сжала зубы. Вот ведь настырный. И липкий, скользкий. Противный. — Не было времени. — Слыхал, ты умеешь убивать за секунду, а? Не было и секундочки? — Прости, Гэвин, но я спешу, — она попыталась обойти его, но человечек с гнилыми зубами преградил ей путь. Видимо, слишком долго её не было, чтобы такие крыски, как эта, перестали её бояться. — Я могу приказать, и тебя казнят, если ты посмеешь стоять на моём пути, — улыбнулась она, склонив голову набок, но Гэвин не двигался. Что ж, раз так, пора бы его проучить. И Йоль опустила руку на пояс, который забрала у Мантикоры, и выхватила иглу и резким движением царапнула руку Гэвина. Тот непонимающе уставился на порез. — Это научит тебя хорошему поведению. Советую не двигаться — чем быстрее движется кровь, тем скорее яд распространится по телу. Если же он будет распространяться медленно, ты, возможно, не умрёшь, но тебе будет больно. Мантикора часто так делала. Не зря же её прозвали в честь самого ядовитого монстра в мире. Она редко пользовалась холодным оружием и всегда улыбалась, слушая хрипы своих отравленных врагов. Она довольно смотрела на оседающего Гэвина, и когда он упал, просто перешагнула и пошла дальше, даже не обернувшись, и внутри расползалось какое-то приятное чувство. Удовлетворение. Довольство. Мантикора была довольна, что отравила человека, довольна, что подтвердила свой неприкосновенный статус, и Йоль вдруг стало страшно. Она резко остановилась, ощущая, как слабеют ноги, как по телу бегут мурашки. Дыхание сбилось, и каждый вдох давался всё труднее. Она не Мантикора! Она не станет радоваться тому, что чуть не убила человека, пусть даже и такого мерзкого, как Гэвин! Йоль сжала зубы, тряхнула головой и пошла дальше, пытаясь не слушать прерывистые хрипы за спиной. Солнце уже садилось, и последние лучи его освещали дом цвета засохшей крови, превращая его в тёмный и громоздкий, почти чёрный. Воздух сдавливал лёгкие из-за озёрной влажности, и Йоль подумала, что не хотела бы жить в Белатоне. Лучше уж Тирм, если выбирать. А ещё лучше — Спайн. Роу она нашла на тренировочной площадке, где сражался с высоким и уже немолодым мужчиной. Они бились лениво, едва уворачиваясь от ударов, и Йоль остановилась, заворожённая танцем, который ей никогда не исполнить. Она понятия не имела, как им удаётся превратить металлические оглобли в смертельное оружие. В конце концов, Роу замешкался, и деревянный меч его противника ударил прямо в ему в живот. Роу согнулся с тихим стоном. — Медленно, Роуэл. Удивляюсь, как до сих пор тебя сестрёнка Энн не прирезала. Йоль удивлённо хмыкнула. Она что, здесь что-то вроде страшилки для черноруких? Мужчина кинул на неё быстрый пронзительный взгляд, и глаза его были таким же прозрачными, как у Вивьетт. — Роуэл, — она постаралась сделать голос послаще, — ты в порядке? Но тот лишь невнятно промычал, а вот его противник не замедлил поздороваться: — Вечер добрый, миледи! Кто он такой? — Мастер Нили, — улыбнулась Йоль, чувствуя лёгкую тошноту от того, что снова приходится притворяться этой приторно-сладкой тварью. — Рада видеть. Я пришла за помощью. — Чем же я могу помочь милой леди? — Милая леди нуждается в стилете, таком же, какой у меня был до этого. Нынешний, я помню, остался в груди у сестрёнки Энн. Мастер-оружейник усмехнулся: — Я погляжу, ты половчее будешь, чем этот недотёпа. — Ну, не судите его строго. Всё же он столкнулся с ней и выжил… — она бросила на растерянного Роу быстрый взгляд, но тут же вернулась к мастеру Нили. После быстрого выбора стилета (тонкого, инкрустированного золотом, с трехгранным клинком) она вернулась к Роу, который уже успел вернуть тренировочное оружие и снять броню. — Нам нужно поговорить, — тихо произнесла она, хотя мастер Нили уже ушёл. Но мало ли кто мог таиться в сумерках. — О чём же ты хочешь поговорить со мной, Мантикора Вивьетт? Она поджала губы и укорительно на него посмотрела. Роу не улыбнулся — он выглядел таким уставшим, таким измотанным… Это не от тренировки, поняла Йоль, это давно так. Она помнила. Помнила дорогу в Сурду, когда она просыпалась с желанием умереть. Роу вздохнул и посмотрел на потемневшее небо, где уже зажигались звёзды, потом прямо в её глаза, и Йоль почувствовала, как ноги стали совсем ватными. — Через пару часов, ладно? Мне нужно обсудить оборону города. «Можешь не тратить на это своё время, — хотелось крикнуть Йоль. — Тебя всё равно убьют. Тебя приговорили!» Но она молча кивнула. Вот и прекрасно. Ей надо отдохнуть — этот день был слишком уж насыщенным, да и к тому же, было бы здорово избавиться, наконец, от необходимости притворяться лицемерной стервой. Она вернулась в комнату и прижалась к двери, чувствуя, как наваливается усталость, как сшибает с ног, как земля идёт кругом. Повернула ключ — услышала приятный щелчок замка — и на ватных ногах пробралась к кровати. Рядом на столике лежало маленькое зеркальце, и Йоль опять вызвала видение Талики, которая спокойно разговаривала с женщиной, судя по виду, какой-то нищей горожанкой. Прекрасно. Теперь она может лечь и закрыть глаза. Почему она раньше не замечала, как сильно устала? Потому что она должна была притворяться Мантикорой, а та не уставала никогда. Йоль легла на кровать — как мягко! — намереваясь лишь немного отдохнуть, и немедленно уснула.