Серые слёзы. Серая кровь

Хальфред оглядывал Роу так, будто встретил какую-то интересную букашку и теперь намерен ее полностью изучить. Роу же смотрел на него измученно и почти безразлично, но воздух разве что не искрился от напряжения. А рядом, едва не умирая от волнения, стояла Йоль. Она сжимала зубы и кулаки, она смотрела то на одного, то на другого и никак не могла перестать раскачиваться, как Дес. Она и не знала, что это так успокаивает. Когда вардены взяли Белатону, Йоль привела Хальфреда в подземелья Дома цвета засохшей крови, где в темнице сидел Роу, и сказала: «Я нашла его тут. Вероятно, Черная рука похитила его так же, как и Муртага», но Хальфред никогда не был дураком. Он знал одну вещь, которая помогла ему выжить и остаться на месте главы тайной службы — он знал, что все слова в этом мире нужно проверять. — Так это правда, Роуэл? Они схватили тебя и приволокли сюда? И что они с тобой делали? Роу усмехнулся. Он сидел за решеткой будто диковинный зверь, на которого толпа, смеясь, показывает пальцем, не замечая ни его худобы, ни опухших кровавых следов от хлыста, ни выдранных с кровью когтей, а зверь давно потерялся и в этом мире, и в самом себе, и ему, в общем-то, уже ничего не нужно. Он встал, все ещё продолжая ухмыляться, снял грязную рубаху, и Йоль застыла. Почему он не сказал ей?! Почему молчал?! Диковинный зверь и правда был весь изранен, и не только изнутри. Его бледную кожу покрывали уродливые шрамы от ожогов, порезов, проколов?.. железная дева?... Недавние раны не зажили и выглядели отвратительно — опухшие, отекшие, некоторые красные, некоторые уже синие, и Йоль сжала зубы, чтобы не закричать. — Штаны снимать? — поинтересовался он, так и не переставая ухмыляться. — О, нет, благодарствую, и так увидел все, что нужно. И что ты им сказал? Только вот не бреши, что ничего. Ухмылка-таки исчезла, появилась гримаса. — Все сказал. Все, что знал. Но по большей части, мои слова не имели значения, потому что Двойники давно и с радостью выложили все по собственному желанию. — О, значит… значит, все? Определенно, такой человек варденам и требуется! — гаркнул Хальфред. Кап-кап, Йоль становилось плохо. Стены нависали сверху и снизу, стены будто сдавливали ее. Все поплыло. Его убьют? Повесят? Что с ним сделают? Как они могут, если она столько пыталась его спасти?! — Знал бы ты, мастер Хальфред, на что они способны, не говорил бы так уверенно, — Роу оделся и скрестил руки на груди. Ноги его, босые, покрылись грязью и почернели от холода, потому что греть он их мог только в сырой полусгнившей соломе, и Йоль… она не понимала, как это все произошло. Как она проглядела? Она же спускалась к нему, говорила с ним, так как? — Я знаю, Роуэл, что твои слова имеют не такой уж большой вес. Что она сделает, если Хальфред приговорит его к смерти? Что сделает прямо сейчас? Она кинется вперед, вытаскивая кинжалы, и всадит их хромому главе тайной службы прямо над ключицами. Он хромой, да, но Йоль знала, что проворный. Он ударит ее по левой руке, она заблокирует, вытаскивая правой кинжал, прямой хват, вонзить в глаз… Нет, нет! Убивать Хальфреда неправильно! Если Роу приговорят к повешению, она сможет пробраться к нему в ночи и вывести. Белатона большая, Белатона скроет его от чужих глаз, хоть она так подло ее предала. — Дю Врангр Гата? О, нет, мастер, лучше сразу вздерни меня. Ни одному из этих ушлых хорьков я в свою голову залезть не позволю! — Уж кто тут хорек… Йоль дернулась. Она потеряла нить разговора. Они говорят о тайном обществе магов? — Ох какая цаца! В таком случае любезно предлагаю тебе Кледвина, раз уж твоя нежная душонка не вынесет хорьков, — Хальфред говорил таким издевательским тоном, что Йоль поняла: еще мгновение, и он пойдет самолично вязать узлы на виселице. Но Кледвин?.. Кледвин — мальчишка, который ничего не поймет. Он увидит, что Роу солгал, что Йоль солгала. Он не увидит боли, страха, выбора, борьбы. Он не увидит отчаянного желания умереть и желания выжить, пожалуй, еще более отчаянного. Он слеп — перед его глазами лишь тайная служба, и он останется верен ей до самого конца. И им конец. Она будет стоять на том же помосте. — Нет! Она крикнула то ли представив, как на шее у нее затягивается петля, то ли просто наперекор Хальфреду и Роу, но они оба так синхронно повернули головы, будто не пытались сейчас сжечь друг друга взглядами. — Нет? — Хальфред выгнул бровь, даже слегка оскалился. Зачем она это сказала? Надо было как-то по-другому. Хальфред ненавидит, когда ему перечат. — Нет, — уже более уверенно подтвердила она. В горле вдруг пересохло, говорила она с трудом, еще мгновение — и вместо слов посыпятся невнятные хрипы. — Анжела! Хальфред вскинул бровь еще выше. Анжела поймет все. Она увидит то, что нужно, она поймет то, что нужно, и скажет… скажет то, что нужно. Потом, правда, придется платить, но Йоль не впервой. — Да, Анжела. Сам подумай, сейчас все заняты котами-оборотнями. Все заклинатели, которые есть — проверяют их. И когда закончат — непонятно. Все, кроме нее. Она сидит без дела. Хальфред прищурился, подхромал к Йоль поближе и заглянул прямо в глаза, и он ощутила, как внутри все медленно сжимается, как звенит и закручивается струна. Она стиснула зубы, вскинула подбородок и посмотрела на него. Она не отступит. Не отступит! — Ну хорошо, Энн, пусть будет Анжела. Он развернулся и похромал к лестнице. Йоль была так шокирована, что не сразу догадалась спросить: — Постой! Но когда? Сейчас?! Но Хальфред не ответил и вскоре скрылся из виду. Йоль обернулась — Роу прижался к прутьям и улыбался, глядя на нее. Диковинный зверь показал клыки, но не для того, чтобы разорвать чье-то горло. И от его улыбки, пусть уставшей, измученной, похожей на тень той настоящей улыбки, которую она видела раньше, стало легче. — Давай я вылечу раны. Йоль подошла ближе и тоже прислонилась к прутьям. — Не сейчас. И вообще — иди уже. Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Она покачала головой. — Давай хотя бы самые страшные. Те порезы, которые опухли? Потом ведь будет гораздо сложнее. Откуда они вообще взялись? Я ведь запретила вредить тебе. А он смотрел на нее и смотрел, и мир снова поплыл, но на этот раз ей было так спокойно, что она век бы так простояла. — Ладно. Но не трать все силы. Они еще могут пригодиться, — Роу, как всегда, отвечал лишь на те вопросы, на которые хотел ответить. Снял рубаху, и Йоль замолкла, пытаясь вспомнить те слова, которые могли бы исправить это. Жаль, не нашли еще слова, которые исправили бы человечье стремление разрушать. Йоль зашептала, и магия заструилась по телу, по венам, пронзая мир, переделывая. Она удалила всю грязь и мерзость из ран, заставила их срастись, и Роу постоянно ойкал и пытался их почесать. Потом она вылечила обмороженные ноги, восстановила отмершие ткани, заменив их новыми, и только после этого, взглянув на проделанную работу и удовлетворенно кивнув, вдруг осела, потому что перед глазами запрыгали черные мушки. — Йоль? Йоль, я же говорил, не трать много! — Роу кинулся к ней, протягивая руки через прутья, но она только отмахнулась и закрыла глаза. — Я потратила не много. Кап-кап, вдох-выдох. Просто надо подышать, и все пройдет. Она молчала, а он вдруг заговорил — про звезды над Тирмом, и как горели огни в порту. Как скрипели корабли в ночи, как сиял маяк. Как моряки рассказывали истории о русалках, прекрасных девах с рыбьим хвостом, живущих глубоко под водой, и будто эти русалки, словно Всадники, седлают нидхвалов, огромных морских монстров, и у них там, на дне, свое королевство. И Йоль сама не поняла, то ли это сны наяву, то ли она просто задремала, но перед глазами пронеслись прекрасные замки, покоящиеся под толщей воды. Вот бы увидеть все это… Наконец, Йоль встала. Ей лучше, определенно, лучше. И она пойдет — все же, стольких котов-оборотней надо проверить, но если Анжела придет без нее… пусть Роу даст ей знать. — Не доверяешь старому лису? — хмыкнул Роу. — И правильно делаешь. Йоль тоже хмыкнула и ушла. Эхо в Доме цвета засохшей крови гулко отдавалось в такт ее шагам, роскошь с безразличием взирала на захватчиков и как бы говорила — вы придете и уйдете, а я останусь. И проходя мимо огромного зеркала, Йоль все же не удержалась и снова взглянула на себя — уже пятый раз за день. Ей вернули ее внешность. Эльфы постарались и вернули все, до последнего шрамика, и Йоль снова стала Йоль, снова у нее были черные волосы, узкие, прищуренные глаза и тонкие губы. И шрамы от ожогов на шее и спине, и шрам на горле, подарок трех черноруких убийц. Она так боялась потерять их, так боялась забыть, будто без них она — не она. Будто чего-то в ней не хватало. Она резко отвернулась и дернула ручку. Белатона встретила ее суетой. Да, вардены взяли город, но не убили его, и ему пришлось проснуться и продолжать жить. Сегодня, завтра, и так вечность до скончания времен, ну, или пока не развяжут новую войну и не сожгут ее дотла. По улицам маршировали патрульные отряды, а местные жители ходили тихо, сгорбившись, и вообще старались изображать невидимок. Лишь некоторые особо мятежные порой набрасывались на варденов, но их быстро успокаивали. Котов-оборотней на время проверки мыслей разместили в огромном особняке лорда, проигравшего битву, и по завершении им разрешалось уходить, куда вздумается. И в общем-то, сам особняк выглядел великолепно, просторный, светлый, с садами и оранжереями, и кормили гостей прилично, но коты там ходили злые, как бестии, драли все подряд и шипели на каждого мага. И вовсе не потому, что с ними плохо обращались — наоборот, к ним проявляли уважение, оказывали почести, и так далее но… но котов раздражала сама мысль о том, что кто-то посмел приказать им где-то находиться. Что они пришли сюда не по собственному желанию, а по чьей-то чужой воле, даже если это воля их собственного короля. Но что раздражало их больше всего, так это то, что их всех записывали. Проклятые маги выводили чернилами на бумаге их имена! Те коты, которые пошли первыми, почувствовали себя преданными и обманутыми, и пушистой разгневанной толпой направились к своему королю. А тот уже, грозно шипя, прискакал к Трианне, яростный и злой, и грозился расцарапать ей и лицо, и душу, если она не прикажет своим шавкам немедленно стереть все записанные имена. Она покраснела и заявила, что как же тогда им распознавать, какие коты прошли проверку. — Как хотите — так и распознавайте! Если не сотрете имена, то коты-оборотни все равно отрекутся от них, и вы их никогда не найдете! Ситуацию спасла проходящая мимо Анжела, которая предложила записывать окрас котов с их собственных слов, ибо ни один оборотень в жизни не согласится, что его шерстка выглядит точно так же, как шерстка какого-то другого его сородича. И хотя Гримрр заявил, что не желает слушать «Лиходейку», но все же согласился, что в какой-то мере она права. Но даже после этого коты сполна изливали это возмущение на несчастных магов — те ходили исцарапанные и покусанные, а полы их одежд носили явные следы когтей. Йоль то ли усмехнулась, то ли вздохнула (она и сама не поняла), и уселась на свободный стул. Ближайший к ней кот подошел и сел рядом, и Йоль в графе имя аккуратно вывела: «Полосатый рыже-черный окрас, полосы толщиной с мышиный хвостик, на левом боку черное пятно размером со сжатый кулак годовалого котенка, а на ушах кисточки длиной с крупный лист березы». «Учти, девочка, — заявил он скрипучим голосом, — если мне станет неприятно, я расцарапаю тебе лицо!» «Если ты попытаешься, боюсь, на одного воина в вашей армии станет меньше», — беззлобно заметила Йоль и осторожно проникла в его сознание. И увидела всю его жизнь, долгую и интересную, потому что кот этот был уже стар и жил на свете так долго, что и сам уже не помнил, когда родился. Перед проверкой король Гримрр Полулапа потребовал от всех магов держать особенности жизни его народа в строжайшем секрете, даже взял с них клятву на Древнем языке, которая, разумеется, не распространялась на предательства. Но коты все равно нервничали, ибо переживали за сохранность своих секретов еще большое, чем Анжела. На третьем коте Йоль уже чувствовала, что голова вот-вот разорвется. А он еще, рыжий, наглый, постоянно говорил какие-то гадости, и она с трудом сдерживала желание врезать ему. «Вы жалкие, — говорил он. — Лысые, без шерсти, не умеете превращаться. Это потому что у вас слишком маленькая душонка для двух тел!» Йоль сжала зубы. Голова будто забита ватой, сил уже нет, а этот мерзкий кот все зудит и зудит, а трогать его нельзя — потом Насуда проблем не оберется. Она хотела просто встать и уйти, но надо с ним закончить, надо хотя бы пятерых проверить, но они все такие злые, такие вредные, и как с ними справиться?.. «Кто тут жалкий, так это ты, Ррахриш, мрряу!» Йоль дернулась и судорожно огляделась. — Меррэ? «А кто же еще, мрряу?» Трехцветка выскочила из ниоткуда, устроилась на коленях у Йоль и замурчала. «А знаешь, почему он жалок, мрр?» «Не смей! — зашипел рыжий. — Знаешь, как трудно это было спрятать?! Только п-пробуй! Я тебя на клочки р-разорву!» «Сначала достань меня, жалкий облезлый кот! Я — кошка удачи, и тебе до меня не дотянуться! Так вот, мрряу, он как-то ловил птиц на дорроге. И ни одну не поймал, ахаха! Весь изгваздался в пыли, а нагррада — только парра перрьев!» Рахриш в жутким мявом кинулся на Меррэ, но она молнией слетела с колен Йоль, нахохлилась и зашипела, и вдруг превратилась в такой комок ярости, что Йоль даже с оружием и заклинаниями не решилась бы подойти к ней. И рыжий кот тоже дрогнул и отступил. «А теперрь хватит маяться еррундой. Дай ей проверрить себя и катись подальше отсюда!» — заявила она, вновь устраиваясь у Йоль на коленях. Йоль улыбнулась и нерешительно провела рукой по шелковистой шерстке, и Меррэ замурчала еще громче. «У тебя очень красивая шерсть, такая блестящая и мягкая», — решилась сказать она, и кошка лизнула ей руку. Когда Йоль закончила, солнце уже клонилось к закату. С Меррэ на коленях дело пошло куда быстрее, и коты перестали быть такими вредными. Казалось, ее трехцветный окрас вызывал в них какой-то особый трепет. Ну или просто никто не хотел, чтобы она снова превратилась в комок ярости. Но все же голова раскалывалась. Йоль с трудом распрямилась, застонала, когда в позвоночнике что-то хрустнуло, и от души поблагодарила кошку, но та вдруг замерла, а потом резко прервала ее: «Поторопись! Анжела уже вышла!» Йоль сначала не поняла, но потом… старый хитрый лис! Он решил все сделать без нее! И она побежала по улицам Белатоны, притихшей и затаившейся, словно злой зверь, и каждый шаг отдавался в голове пульсирующей болью. Едва она добежала до Дома цвета засохшей крови, как столкнулась с Анжелой, такой решительной, будто она собралась штурмовать Белатону во второй раз. Кинув на Йоль сочувственный взгляд, она спросила: — Проверяла котов-оборотней? Йоль смогла только кивнуть. — Голова болит? Снова кивок. — Можно? Поколебавшись, Йоль прошептала разрешающее заклинание, и Анжела тоже что-то прошептала. И вдруг боль… ушла. Просто… исчезла, будто ничего и не было. И Йоль не смогла сдержать вздох облегчения. И, не сговариваясь, они с Анжелой вместе шагнули за порог Дома, молча прошли по гулким залам, молча спустились в темницу, где их уже поджидал Хальфред. Увидев Йоль, он выругался. — Ты что тут делаешь? Тебя я не звал! Иди отсюда! — Но… но это я его нашла! Она не может уйти! Он не может ее выгнать! Они не могут! Хальфред выругался еще раз, подхромал к ней, схватил под локоть и подтащил к выходу. — Ты его нашла, да! — он хрипло шептал, едва не трясясь от злости. — Но я не дурак. И не слепой! Ты предвзята, Йоль, и это ни к чему хорошему не приведет! Что бы ни нашла у него в голове Анжела, я сам приму решение, и нянечки мне тут не требуются! — под конец он почти кричал, и Йоль видела, как он выпучил глаза, и как Роу сдерживает улыбку. Чему тут улыбаться, дурак? Отрубят диковинному зверю голову, и все. Конец. — А теперь вали отсюда, — Хальфред хотел развернуть ее, но Йоль с яростью оттолкнула его руку, бросила прощальный взгляд на Роу, и резко развернулась сама. И когда она уже закрывала дверь, услышала его голос: — Прежде чем ты начнешь, госпожа Анжела, хочу процитировать тебе книгу «Бесконечный путь» Джоада Длиннонога — «Каждого, кого ты встретишь на своем пути, воспринимай как учителя, а не как судью, и сам старайся каждого научить, но не судить». И последнее, что услышала Йоль перед тем, как захлопнуть эту дверь, был смех Анжелы, такой странный в этих жутких темницах. Она знала одну вещь — что бы она ни делала, она ни на что не могла повлиять, поэтому она пошла к Талерике. Та лежала в комнате какой-то леди, раньше обитавшей в Доме цвета засохшей крови, металась по кровати, стонала и кричала чьи-то имена. Рядом сидел Дес, бледный и помятый, и Йоль спросила, давно он вообще на свет выходил. — Я был на свету, когда открывал окно, — заявил он. — Талика приходила в себя? — Один раз. Попросила воды и снова заснула. — Иди, подыши. Я посижу с ней. После долгих часов, когда Талика все же очнулась снова и все спрашивала о жизни, отнятой напрасно, после тянучих мыслей, вязких словно патока и горьких словно полынь, Йоль решилась спуститься вниз. Глава тайной службы сидел в кабинете графа как король, и хотя граф заблаговременно вынес все ценное, что там было, Хальфред обладал потрясающей особенностью роскошно обустраиваться в любом месте. — Чего тебе? — вместо приветствия проворчал он. Йоль молчала. В конце концов, если Роу приговорили к смерти, значит, и ее тоже, так пусть Хальфред скажет ей это прямо в лицо! Он тяжело вздохнул. — Ведьма сказала, что все нормально. Что он не враг варденам и клятв Черной руке не приносил. А те, которые он принес под пытками, уже не действуют. Так что можешь радоваться, его не повесят и так далее. Я отправил его рыть канавы и нужники, — на этом моменте Хальфред гнусно захихикал. Йоль казалось, что она летела куда-то вниз, а потом резко остановилась. Казалось, будто она упала в ледяную воду и теперь не может вдохнуть. Получилось! Ее неумелая игра… получилась! — Хорошо хоть этого болвана Денсена я вздерну! Йоль расплылась в сладчайшей улыбке: — Кстати, об этом…