Серые слёзы. Серая кровь

Он ходил за ней следом! Ходил по пятам, не отставая и на шаг, и дышал, дышал, шумно так, противно, и Талерика едва сдерживалась, чтобы не придушить его. — Послушай, ты все время собираешься за мной таскаться? — резко развернувшись, спросила она. Джо Рид замер и выпучил глаза, голубые, но мертвые, оттого похожи они были не на небо, а на две льдинки, в которых отражается пылающий закат. Может, ему и довелось много пережить, но она не позволит ему играть в ее няньку! Это Дес его заставил, определенно! — Он тебе угрожал? — продолжала допытываться она, все наступая и наступая. — Кто? — Джо Рид сделал нерешительный шаг назад. — Дес, кто ж еще! Не строй из себя дурака, я знаю, сколько ты книжек прочитал! — Чтение книг не делает умным. И нет, он не угрожал мне, он просто… просто сказал, что ты можешь умереть. А это для Джозефа Риддарха само по себе было угрозой. Когда проверили всех оставшихся котов-оборотней, армия варденов собралась выдвигаться, и они покинули Дом цвета засохшей крови, такой роскошный, но злой и неприветливый. И Талика, пожалуй, даже была рада этому. В каком-то смысле ей, наконец, повезло — в маленькой комнате огромной леди она отыскала тайник с деньгами. Наверное, эта леди рассчитывала вернуться, и ещё что за картиной огромной цветной птицы, на которой нужно нажать всего на одно совершенно непримечательные пёрышко, никто не найдет ее маленький тайник. Впрочем, вряд ли это можно назвать везением, потому что в поисках Талике помогла ее серая кровь. Хоть где-то она должна быть полезна! И потому полдня она пробегала по городу в поисках новой одежды покрасивее и на целых полдня забыла про проклятья, шепот в голове и страхи. Удачу Талика отыскала-таки у Деса, который прикончил ей кучу народу, но зато отполировал до блеска. А вчера утром он ушел. Когда он объявил, что его отправили за картами, на мгновение Талика похолодела, но потом так глубоко запрятала свой страх, что, пожалуй, и сама бы уже не нашла. А Йоль сделала ему особый амулет из кольца с гранатом, которое он почему-то повесил на шею. Она колдовала всю ночь и наутро выглядела так, будто восстала из могилы и пришла по чью-то душу, но зато теперь, стоит Десу прошептать особые слова, и Талика услышит то, что он скажет после, как бы далеко он ни находился. Правда, что-то ответить она ему не сможет, потому что, как сказала Йоль, для этого требуется магия гораздо более мощная и тонкая, и за одну ночь ей такого не сотворить. Впрочем, им это было и не нужно — услышав Деса, Талика вполне могла позвать его на Поля Истины. Итак, войско тронулось. И потянулся день, долгий, безумный. Вардены плелись, Джо Рид маячил где-то рядом, Йоль исчезла, а Талика сидела на Милахе, умирая со скуки, и все пыталась уловить эмоции Деса. Вот ему, наверное, там весело — карты там выкрасть важные, капитана повоспитывать. Талика тоже кого-нибудь повоспитывала бы, но вместо этого тащилась по жаре, утопая в тоскливых мыслях. Наконец, войско остановилось. Огромное, неповоротливое чудовище укладывалось на ночлег, и Талика с Джо Ридом кое-как поставили палатки. Спина после целого дня на лошади затекла, ноги ныли, и, пожалуй, стоило бы размяться. Солнце уже садилось, по небу расползался закат, и в воздухе повеяло долгожданной прохладой, и Талика вздохнула, сжимая ремень, на котором висел Сингвет. Через мгновение она возьмет его в руки. Она возьмет в руки, и… и снова эти мысли — холод пробежался по телу и остановился где-то на кончиках пальцев — снова это так легко, так просто, заплати за то, что ты натворила… Джо Рид как-то особенно громко вдохнул, и Талика снова обернулась, готовая рявкнуть. «Просто не понимаю, — яростно думала она, — как я вообще могу слышать его дыхание в этом шуме? Это само по себе невероятно!» Варены вокруг с такими воплями ставили палатки, что, казалось, они в гуще сражения. — Раз ты такой… прилипчивый, давай тренироваться! — она подняла какую-то палку и кинула баронету. Джо Рид неуклюже поймал ее, споткнулся, но, к чести его будет сказано, все-таки не упал. А Талика положила Сингвет на землю. Она не боялась, что Джо Рид прикоснется к проклятому мечу — Йоль наложила на него какие-то заклятья, так что пока Талика не скажет особое слово, магия не даст коснуться металла. Правда, она будет тянуть силы из самой Талики, но пусть так, чем потом очнуться над чьим-то трупом. И все же тренироваться лучше с чем-то безопасным. Она достала из сумок тонкий деревянный меч, который стащила из Дома цвета засохшей крови — он там все равно никому не нужен — и тут ее будто пронзило: нет, нет, нет! Не смей, брось, брось, брось, не смей касаться другого клинка! Не смей! НЕ СМЕЙ! Резко замахнувшись, она швырнула деревянный меч на землю. Джо Рид выпучил глаза, и хрипло дышал, а у Талики так бешено колотилось сердце, что она едва держалась на ногах. На миг в глазах потемнело. Так она не может сражаться другим оружием?! Не может взять в руки Удачу, легкую прекрасную идеальную саблю? Даже деревяшку не может, что уж тут говорить о настоящем клинке! Ну уж нет! Не будет какое-то там проклятье указывать ей, что ей дозволено, а что нет! Талика ринулась к деревянному мечу, схватила его и сжала зубы. Брось, брось, брось, брось! Немедленно, сейчас же, брось! Брось! Но она не бросила. Тело сотрясала крупная дрожь, ее бил озноб, в горле пересохло, а перед глазами вместо Джо Рида, который просто молча смотрел, появилась светловолосая девушка с блеклыми волосами и блеклыми глазами, она рыдала и кричала: «Искупить вину можно только кровью!» Талика вздрогнула и разжала руки. Джо Рид молча подобрал ее деревянный меч и положил рядом с Сингветом, будто насмехаясь, но он же не знал, не знал... Уселся перед палатками и открыл какую-то маленькую книжку. А Талика смотрела в пустоту, и внутри бушевал шторм. Почему так?! Почему именно на нее наложили кучу проклятий? Почему не было другого выхода, кроме этого проклятого меча?! — За каждое наше испытание мы получаем награду. Чувство несправедливости приходит оттого, что мы значительно переоцениваем наши усилия и значительно недооцениваем наш дар. — Что? — Талика очнулась. — Это цитата из одной книги о сущности несправедливости. Талика вспылила: — И зачем ты читаешь мне это?! Думаешь, мне сейчас есть дело до этой твоей сущности? Джо Рид только пожал плечами. Талика долго смотрела на него, такого несуразного, с красивым лицом и растрепанными волосами, смотрела и не понимала, как этот человек может что-то ей говорить, у него ведь в голове только книжки и не более. Потом отвернулась, взяла в руки Сингвет — он тут же зашептал — и принялась отрабатывать удары. Удар, удар, назад, уклониться — и так раз за разом, пока не начнут ныть руки. Она сражалась с пустотой, а Джо Рид сидел, уставившись на бездушные страницы, как ни в чем ни бывало. Интересно, как там Дес? Может, связаться с ним, когда она закончит все дела? Или нет… лучше подождать, вдруг он в гуще сражения? Замах, удар, прикрыться щитом — пока воображаемым. Замах, удар, прикрыться щитом. Снова и снова, и прочь все лишние мысли! Наконец, она увидела Йоль. Та медленно шла к ним, разговаривая с огромным воином, и Талика вспомнила, что его вроде как зовут Роран, и он брат самого Эрагона. И когда она разошлись, Йоль подошла поближе и сказала, что пора. Она не позволила Трианне сразу вцепить свои коготки в Талику, но теперь настал момент отдавать заклинание, ради которого она так смело ринулась в пасть черного дракона. Джо Рид, разумеется, увязался за ними. Их уже ждали. В шатре предводительницы сидели Трианна и Насуада, и Талике показалось необычайно смешным, как серьезно и торжественно они выглядели. Это всего лишь слова. Слова, способные перевернуть мир. Насуада коротко кивнула посетителям и снова углубилась в бумаги. А Трианна вскочила, оглядывая Талику и Йоль, засуетилась, снова села за стол и приготовила чистый лист и перо. И Талика села рядом, и следующий час она упорно извлекала из разума слова и писала непонятные закорючки на бумаге, а Трианна смотрела и исправляла. Слова выходить не хотели, они прятались в темноте, в уголках разума, будто знали, что уродливы сами по себе и создают уродство, и Талика давилась ими, выплевывала, и когда закончила, ей казалось, будто из нее душу вытрясли. Трианна сидела и смотрела на листок, хмурилась, что-то подчеркивала, что-то исправляла, пока Насуада, наконец, не отпустила ее. — Что ж, дело сделано, — сказала она, глядя на Талику. Та кивнула. Внутри вместо торжества гнездилась пустота. Разве она совершила что-то хорошее? Что-то достойное? Она узнала слова, которые искалечили жизнь сотням людей. Но Насуада, не зная о ее метаниях, продолжала: — Я не королева, чтобы посвятить тебя в настоящие рыцари… Ну вот и оно: сейчас ее развернут и дадут, как сказал бы Дес, хорошего пинка. — Но я могу посвятить тебя здесь, тайно. Ты станешь моим вассалом и принесешь мне клятву верности. А когда мы возьмем Урубаен и освободим Алагейзию, я проведу этот обряд перед всеми и дарую тебе титул крон-герцогини Бранвен. Что ты на это скажешь? Перед всеми? Титул? Талерика не могла поверить. Она будет той, кем всегда мечтала быть? Она будет сильной и смелой и сможет помогать людям, она… — Постой. Но что будет с герцогом Бранвеном, который… ну… сейчас герцог? Насуада пожала плечами: — Насколько я знаю, он всецело поддерживает Гальбаторикса. Оставлять такому человеку хоть толику власти опасно. Талика вдохнула — да, он плохо с ней обращался, поступал несправедливо, но… как Насуада собирается «не оставлять» ему власти? — Возможно, я позволю тебе решить его судьбу. А теперь, Талерика, принимаешь ли ты мое предложение? И Талерика приняла. Не то что бы она сильно хотела свержения лорда Этана — сказать по правде, она вообще о нем мало думала. Она хотела стать рыцарем, потому что помнила нищие кварталы Урубаена, помнила отчаяние в глазах людей, помнила… что о них никто не помнил. Может, она сможет что-то сделать? — Только… госпожа Насуада, мой меч… — она коснулась Сингвета, висевшего на бедре, и он тихонько звякнул, будто недовольный, что про него забыли. — Да, я знаю о проклятии. Но у тебя есть сабля. Это, конечно, очень странно — посвящать в рыцари саблей, но почему бы и нет? Знает о проклятии? Талика кинула взгляд на Йоль, но та развела руками, и откуда-то издалека донеслась ее мысль: иначе Сингвет бы отобрали — простым людям не положено ходить с мечами Всадников. Но кто решится забрать меч, если цена — чья-то жизнь? «Я имею в виду — кто из хороших ребят». Йоль подошла ближе и протянула Насуаде саблю. Лёгкая, красивая, золотистая, она желала, чтобы удача следовала за Таликой до края мира. И горькое сожаление накрыло с ног до головы, и Талика почувствовала себя чуть ли не предательницей. Но она, сжав зубы, преклонила колено. Слова, которые она должна сказать, она готовила всю жизнь, но… Но все должно было быть не так! Талика представляла это совершенно по-другому! В городе праздник, все вокруг в лучших нарядах. Она совершила какой-то невероятный подвиг и теперь стоит перед императором на коленях, а он рыцарским мечом, тем самым, отцовским, посвящает ее в рыцари. Мужчины смотрят и восхищаются, но кто-то возмущен — девчонка и рыцарь! — но она непоколебима. И кто-то из них уже влюбился! Определенно! Дамы, все как одна, прекрасные — тоже вздыхают — кто от зависти, кто от возмущения. Те, что возмущались, шептались, что не положено слабой леди быть рыцарем, но были и такие, которые думали, как Талика, хотели того, что и Талика. Мало их, ведь она неповторима, но они были. И вокруг гудят трубы, лепестки летят по ветру и золотые ленты… Но она в шатре Насуады, а снаружи — поступающая ночь и военный лагерь. В руках у Насуады сабля, а рыцарский меч у каких-то проходимцев, десять раз перепроданный. И подвигов она не совершала — она просто украла слова. И никто вокруг не восторгается, не летят лепестки и золотые ленты, и Насуада говорит будто сквозь толщу воды. — …ты мой вассал, а я твой сюзерен. И оба мы несем теперь ответственность — я несу перед тобой ответственность за свои решения, а ты передо мной — за свои поступки. И честь наша теперь общая. Встань, Талерика, первая леди-рыцарь. Я вручаю тебе твою саблю и свою веру в тебя! Талика встала и трясущимися руками приняла клинок. Она красивая. Сабля. Красивая, но… но это не рыцарский меч! Все не так, как она хотела, все не так! Едва сдерживая подступающий к горлу ком, она посмотрела на довольную Насуаду и хрипло произнесла: — Благодарю тебя, госпожа, за оказанную мне честь. Я не подведу тебя, клянусь, — Талика запнулась, и по щеке покатилась слеза, которую она так и не смогла сдержать. — Теперь позволь мне удалиться. Насуада, все ещё улыбаясь, легко кивнула, считая, видимо, эту слезу проявлением радости. Талика поклонилась и вылетела из шатра, а отчаяние гнездились внутри, ярилось, злилось, плескалось, и кричал проклятый меч Сингвет «Брось саблю, брось!», но Талика неслась вперед, не разбирая дороги, сжимая левой рукой обнаженный клинок, сжимая зубы. Она ненавидела судьбу за подаренные мечты и ненавидела себя за то, что придумала их такими красивыми. Не так, все не так! Почему? Это нечестно! Ночь встретила ее объятиями, но Талика спотыкалась, натыкалась на людей, потому что слезы застилали глаза, но все равно упорно бежала вперед, пока, наконец, не очутилась на огражденном пятачке, который по недоумению называли ристалищем. И левую руку вдруг пронзило. Талика вскрикнула, отпустила саблю и с удивлением взглянула на кровь. Так она держалась за клинок все это время? И мысли обрушились на нее из ничего: ты ничтожество. Хватит ли твоей жалкой жизни, чтобы искупить вину? Давай проверим. Давай! — Что ты делаешь?! Кровь стекает по золотому клинку. Он направлен прямо в живот, и она, кем бы она ни была, помнит, как по золоту текла драконья кровь, кипящая, горящая, текла и поджигала мир, и это она ее пустила и теперь заслуживает лишь смерти за свои деяния! — Ты… как там тебя? Ты была тогда с Йоль… Йоль. Йоль. Это имя будто огненными буквами выжжено на ткани мира. Огненной была кровь драконов. И голос такой знакомый. Кипящая кровь. Волчья кровь! Талика повернула голову — в темноте, едва различимый, стоял Эцур рыцарь Даута: — Пожалуйста, опусти меч. Что бы ни произошло, ты все можешь исправить! Опусти меч? А она его поднимала? Мертвых драконов не исправить! Смерть Синге не исправить! По телу вдруг пробежал озноб, и Талика разжала руки. Сингвет с глухим звоном упал на землю. Она чуть не вспорола себе живот! Снова! — Зачем ты… Ты… — Талерика, — услужливо подсказала она, поднимая меч. Мысли, словно голодные шавки, накинулись было снова, но она больше не была побитой собачонкой. Она — Талерика, леди-рыцарь, вассал Насуады, предводительницы варденов, и она не позволит позолоченной железке ей командовать! Она со всей силы вогнала меч в ножны и подняла Удачу. Надо найти Йоль, чтобы та залечила ей руку. Снова. — А я… — Эцур Дауттский. — Да… Так зачем ты пыталась себя убить? Она посмотрела ему в глаза, и в голове пронеслась тысяча ответов, начиная с язвительного «потому что тут так скучно, что только смерть развеселит нас» и заканчивая криками о том, что вся ее мечта оказалась пеплом, развеянным по ветру, но каждый из этих ответов казался таким глупым и несуразным, что она, к своему удивлению, произнесла только: — А ты что ли не пытался ни разу? Эцур замер. Брови его медленно поползли наверх, и он даже отшатнулся слегка. Обернулся, посмотрел по сторонам, но вокруг никого не было, только вдалеке у костра кто-то говорил, но так далеко, что слов не разобрать, и ответил: — Было дело. — Ну вот, — Талика пожала плечами, будто это все объясняет, и пошла. Вспомнить бы еще, где они палатки поставили посреди этого огромного бушующего моря. — Хочешь — провожу тебя? — как-то неуверенно произнес Эцур, будто боялся, что она снова вздумает целиться острием себе в живот. Пфф, еще одна нянька! — Еще одна нянька мне не нужна. Иди куда шел! — Да я, в общем-то, никуда не шел. Талика вздохнула. Махнула рукой, мол, ну, идем тогда, и пошла вперёд, пробираясь через темноту, и все пытаясь вспомнить, где эти проклятые палатки. Что говорить Эцуру и надо ли вообще что-то говорить, она не знала. Йоль с ним разберётся. Да, пусть разбирается сама, а у Талики был слишком долгий день. По крайней мере, он не дышал так противно, как Джо Рид, и на том спасибо. — Так ты… — снова начал Эцур, но что он хотел спросить, Талика так и не узнала, потому что вдали послышался протяжный, полный ужаса вопль. Мельком переглянувшись и не сговариваясь, Талика и Эцур рванули на крик.