Серые слёзы. Серая кровь

К Джоаду они всё-таки дошли. Когда Джо Рид снова увидел знакомое место, его накрыл страх — руки отнялись, внутри похолодело. Вдруг… опять? Вдруг он опять увидит ее, эту женщину, Джейлин? Но они подходили все ближе и ближе, и ничего не происходило, и страх не задержался надолго. Зато разболелся фингал. — А, это снова вы. Приветствую, приветствую! — голос Джоада был полон солнечных лучей, пробивающихся через библиотечные витражи, и в цветных бликах клубилась пыль со старых стеллажей. Он сидел перед палаткой, обложенный книгами, и водил пальцем по шершавой бумаге, не замечая шума вокруг, и когда Джо Рид увидел среди книг и «Говорящего о столетиях», и «Монорасу», и даже «Бесконечный путь», горло его пересохло от восторга, потому что свою тонкую историю «Преданного рыцаря» он уже перечитал вдоль и поперек раз пять. И хотя это была неплохая поэма о, собственно, рыцаре, преданном своим идеалам, но также преданным своим сюзереном, перечитывать ее в шестой раз как-то не хотелось, тем более что Джо Рид уже готов был продекламировать всю поэму целиком, только пару раз подглядев в текст. — Здравствуй, Джоад, — Йоль говорила по-доброму, но внутри ворочалось беспокойство. Это чувство было странным, резким, но управляемым, совершенно непохожим не его собственное, что Джо Рид невольно потянулся к нему. Йоль кинула на него пронзительный взгляд, и он тут же перестал. — На этот раз, надеюсь, не уйдете так быстро. Я был бы рад обсудить некоторые произведения. Джоад казался высеченным из дерева, теплого, нагретого на солнце. В Джоаде помещались тысячи книг и тысячи слов, и впервые Джо Рид не чувствовал себя на самом деле одиноким. Возможно, этим и объяснялась его смелость: — А знаешь ли ты, Джоад-Ученый, что человек с таким же именем написал ту прекрасную книгу рядом с тобой, «Бесконечный путь»? Он засмеялся: — Знаю. Это я и есть. И Джо Рид впервые за многие годы замер, не зная, что ответить, потому что внутри скрутился комок из мыслей, воспоминаний, обрывков фраз, и того, сколько уроков в этой книге, и мечты о том, чтобы встретить того, кто все это понял потому что это, наверное, невероятный человек… — Неужели правда? Для меня честь встретить тебя! Это просто невероятно! Я ведь очень долго размышлял над некоторыми притчами, и они многому меня научили… особенно притча об Ученике и Учителе, это… дало мне силы на… Но дальше он говорить не смог — так много мыслей роилось в его голове, и так мало слов…              — Вероятно, это будет чрезвычайно приятная беседа, — мягким голосом заметил Джоад. Захлопнул книгу с мягким, почти ощутимым физически звуком, и подошёл поближе. Йоль, Джо Рид ощущал ее непонимание, с удивлением и любопытством их разглядывала.              — О чем это вы говорите? — но любопытство ее было не таким ярким и горящим, каким надеялся увидеть его Джо Рид, и ему захотелось разжечь его, потому что в нем оно горело и полыхало, раскидывая вокруг искры.              — Это притча о Путешественнике без имени, который встретил мудреца, — он заговорил быстро, боясь, что не успеет сказать все как есть. — И мудрец это рассказал ему, что каждый человек в этом мире и ученик каждому другому, и учитель. Что мы можем научиться чему-то новому у любого встречного, стоит нам только захотеть. Но вот учителем мы можем быть лишь тогда, когда кто-то другой попросит. Насильно не научишь, но чужие знания можешь впитывать, и они от этого не уменьшатся. Потому в названии Ученик стоит первей Учителя.              Йоль выгнула бровь, а Джо Рид с удивлением ощутил тепло в груди. Искры? Искры разожгли костер?              — Научиться у любого? Даже у самого злого и мерзкого типа вроде Гальбаторикса?              Джо Рид замер, не зная, что сказать теперь — действительно, можно ли что-то взять от самого черного злодея? И посмотрел на Джоада, который сразу ответил:              — Вероятно, у него можно научиться упорству, с каким он идёт к цели. Для понимания, чему ты можешь научиться, надо понимать себя лучше прочих, но и прочих тоже знать. Так ты не читала мою книгу. — Ну, я… — неуверенно протянула Йоль, — я читала Домиа абр Вирда… Джоад выгнул бровь. А Джо Рид, несмотря на свою доброту и мирный характер, обладал потрясающей способностью предполагать в людях более злое начало, нежели то, что было им в действительности свойственно. Сознание его всегда предлагало ему несколько вариантов настроения собеседника и услужливо показывало, как бы этот собеседник ответил в том или ином случае, но всегда в очереди первыми шли злые и язвительные высказывания. И потому Джо Рид незамедлительно представил, как Ученый, выгибая бровь и скалясь, говорит что-то вроде: «Домиа абр Вирда — книга, конечно, выдающаяся, но прочтение лишь ее одной может впечатлить разве что крестьян. Чтобы прослыть грамотным и ученым человеком, прочитать одну лишь книжку за всю жизнь — катастрофически мало». И потом Джо Рид представил, как лицо Йоль становится злым и удивленным одновременно, и она отвечает: «Может, я не желаю быть ученой. Может, я хочу приносить пользу, а не копаться в старых пыльных книгах, словно червь в яблоке». Но, к счастью, Учёный сказал вот что: — Если пожелаешь, госпожа Энн, я тебе одолжу «Бесконечный путь». Не то что бы это самовосхваление, просто я нахожу, что порой эта книга весьма полезна. Но, разумеется, только по моему скромному мнению, если тебе угодно к нему прислушаться. Лицо Йоль просто стало удивленным, без злости, она склонила голову, взяла книгу, поблагодарила и посмотрела на Джо Рида. «Ты пойдешь?» Он покачал головой. Уйти? Уйти и забыть о великом человеке, написавшем великую историю? Оставить внутри себя вопросы, от которых разрывает душу? Нет, он так не может… Но что, если с ними что-то случится? «Я думаю, я смогу о себе позаботиться, — Йоль улыбнулась, и махнула рукой. — Тогда я пойду одна, а ты… главное, не потеряйся». *** Войско укладывалось спать. Завтра Насуада рассчитывала добраться до Драс-Леоны, и сегодня оставалась последняя спокойная ночь, и Йоль тихо брела вокруг ворочавшегося лагеря, урчащего, как большой недовольный зверь, и все хотела, чтобы мгновение замерло, чтобы они никогда не увидели жуткий город, и не убивали никого. Она чувствовала, как доволен Джо Рид, хотя было странно чувствовать что-то, исходящее от него, чувствовала, как сосредоточена Талика в старании не замечать проклятие, и как натягивается струна приближающегося Деса, и знала, что сейчас она может остаться только с собой. И Йоль просто побрела куда глаза глядят, и хотя она знала, куда они глядят, она предпочла не останавливаться. Признаться стоило хотя бы самой себе, но она предпочла этого не делать. Завтра она может умереть. Или он может умереть. Или целый мир может развалиться на мелкие лоскутки. Она шла, а в голове роились мысли, и какие-то принадлежали не ей. Но роились. Сказать или нет? Значат ли слова больше действий? Значат ли слова вообще хоть что-то? И снова она вышла к строительному отряду совершенно неожиданно, и его командир, некий Гаскелл, высокий, плотный и оглушительно громкий, раздавал приказы. Солдаты суетились, ставили палатки и разжигали костры, а Йоль стояла рядом и не знала, что сказать, кого позвать и вообще, может, стоило просто уйти? Но, в конце концов, к заходу солнца солдаты все же сделали то, что нужно и по приказу командира, отправились спать, и Йоль едва успела окликнуть Роу. Тот дернулся и резко обернулся, но потом разглядел ее. «Наверное, ждет убийц». Он подошел, едва горбясь, и улыбнулся, а Йоль слушала, как удары сердца гулко отдаются у нее в ушах. Все быстрее и быстрее… — И… тебе снова не спится? — Я… — она и сама не знала, зачем пришла. — Обещала же. — Это здорово, но мне нужна пара минут — привести себя в порядок. Знаешь ли, целый день маршировали, а потом эти проклятые палатки… Йоль быстро кивнула (слишком быстро), и он ушел. И всю эту пару минут она мучительно размышляла, стоит ли ей тихо уйти, пока никто не видит, или все-таки остаться… Увы, принять решение она не успела, потому что Роу, умытый, с еще влажными волосами, вернулся обратно и протянул ей маленький фиолетовый цветок. — Это незабудка. Я увидел ее на нашем пути, и мне стало жаль, что ее затопчут в этом марше войны и боли, и я сорвал ее. Но Йоль завороженно глядя на цветок, так и не взяла его, и когда Роу протянул к ней руку, отшатнулась. — Эй, ничего опасного, — в голосе его слышались искорки веселья. Он протянул руку и заправил цветок ей за ухо, и случайно коснулся пальцами ее шеи. Йоль замерла на выдохе. — По-моему, тебе очень идет. — С-спасибо… — выдавила она, но взгляд не опустила. А Роу сделал вид, что ничего не произошло. — Пойдем отсюда? Мне все тут до смерти надоели. И они побрели в темноте мимо палаток, мимо варденов, и Роу снова что-то рассказывал, иногда что-то забавное, и тогда Йоль смеялась и невольно касалась цветка за ухом, каждый раз проверяя, не упал ли он. Казалось, что весь мир сжался до одной маленькой точки, до одного голоса, казалось, она потеряла свой голос, чтобы отвечать, и могла лишь слушать и снова желать, чтобы мгновение замерло, и ей страшно хотелось быть той красивой изящной дамой, одной из тех, которых она встретила в Доме цвета засохшей крови, а не Йоль с уродливыми шрамами после пожара, не Йоль, прочитавшей лишь пару книг и ничего не знавшей, не Йоль… Каким-то невероятным образом они добрели до границы лагеря, и часовой негромко их окликнул. И Йоль снова достала печать, чувствуя легкие угрызения совести оттого, что она пользуется властью в личных интересах… но, в конце концов, ей даже не платят! Так что почему бы и нет? Они вышли к маленькой роще, и вокруг шумели деревья, рассказывая истории, затерянные в веках, и Йоль послушала бы их, ощущая, как кровь вскипает перед бурей, но не сейчас — сейчас кровь и так кипела, высекая искры из души. Ветер стал холоднее, вокруг стрекотали сверчки, а в воздухе витали ароматы трав, и чем дальше от лагеря, тем сильнее они оглушали, и Роу снова принялся срывать полынь. — Почему из всех трав ты рвешь только полынь? Он протянул ей веточку, отдающую ни с чем не сравнимым дурманящим ароматом, и Йоль взяла ее, едва коснувшись его пальцев. Дурманящий. От такого теряешь голову. — Невероятный аромат, горький и сладкий одновременно, будто две противоположности слились в одном. У нас возле дома росла, и везде был этот запах… Мама всегда вязала венки из полыни на зиму, а потом и сестра. Я ей в Урубаен приносил целые охапки, но потом все куда-то девалось, даже не представляю, куда. Роу печально улыбнулся, и Йоль положила руку ему на плечо. Он такой же, как и она — у нее нет семьи, но есть стая, а он… совершенно одинок. — Мне жаль, что так вышло. — Мне жаль, что я был таким трусом, — поморщился он. — Впрочем, неважно. Прошлого не исправить. Йоль незаметно положила веточку полыни в карман. — Знаешь, я хотел тебя кое о чем попросить. — О чем же? Интересно, что ему нужно — поговорить с Хальфредом за него? разрешение на магию? более приятный отряд? еда? лекарства? — Ты можешь вернуть мои воспоминания из Фейнстера? Йоль чуть не поперхнулась и резко на него посмотрела. Что?! — Что?! Зачем? Роу смущенно улыбнулся и запустил руку в волосы. — Ну, знаешь… Я довольно много вытерпел из-за этого. К тому же, это все-таки часть моей жизни, и я хочу знать, что там произошло. Нет! — Нет! Нет, нет, нет, она же… Там, под Фейнстером… Это нечестно! Она же думала, что он ничего не вспомнит! Она же… она же не знала… …сердце заколотилось, а ноги вдруг стали легкими и невесомыми, того и гляди рассыпятся в пыль. Она же там его поцеловала. Потому что он все должен был забыть, никаких последствий, никаких обязательств, и это принадлежало лишь ей, и до сих пор она вспоминала этот момент, а теперь… — Почему? Почему? Почему?! Потому что она — глупая легкомысленная дура, которая прощает предательство, которая посреди войны целует своего врага! Потому что такое она не позволит узнать никому, она спрятала это воспоминание так глубоко, что ни Дес, ни Талика о нем никогда не узнают, потому что… Что она ему скажет вообще? — Просто… просто я не могу! Это невозможно! Роу хмыкнул: — Я более чем уверен, что возможно. Пусть маг я преступно слабый, даже самый жалкий маг из Дю Врангр Гата может посмеяться над моими силами, но вот теорию я знаю прекрасно. И представляю, что именно ты сказала. И представляю, какими именно словами это отменить. Йоль нервно сглотнула. — И это мои воспоминания. Это часть меня, и я хочу знать о ней, не важно, плохое или хорошее. Плохое или хорошее, плохое или хорошее — интересно, как он потом это назовет? И все же… все же, он прав. Потому что это часть его жизни, кусок его души, который она вырвала и не хочет возвращать, потому что… проклятье, да у нее даже причин приличных нет, одни глупые отмазки расфуфыренных девиц. А она не какая-то там девица! — Почему ты так боишься? Она не боится! И будь что будет. — Ладно, только… только пообещай не действовать… сгоряча… Роу кивнул, и Йоль сжала зубы, вспоминая нужные слова, повторила их несколько раз про себя (не хотелось бы случайно наложить проклятие, хотя, это выход… нет, нет, это уже Дес в ней заговорил), и произнесла заклинание. Глаза Роу вдруг стали стеклянными, и Йоль даже перестала дышать, ожидая, когда же он досмотрит до конца это воспоминание и что же он… Роу вдруг коснулся своих губ. — Ты меня… Взгляд его, наконец, стал осмысленным, и он посмотрел на Йоль так пристально, что она невольно отступила назад. А он закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и снова взглянул на нее. — Йоль… — Да? — лучше делать вид, что ничего не произошло, он сам научил ее. — Я прямо сейчас намереваюсь действовать сгоряча. Он шагнул вплотную к ней, провел руками по ее плечам… …и поцеловал.