Серые слёзы. Серая кровь

«Ты хочешь знать, кто я такой, Энн? Я-то ведь знаю, кто ты. Но важно не то, кто я, а то, что я могу предложить. Даже если ты сражалась против Гальбаторикса, он достаточно великодушен, чтобы простить и тебя, и твоих людей. Достаточно лишь доказать ему, что ты теперь на его стороне. Что ты будешь так же упорно стараться ради него, как раньше старалась ради варденов». *** Талика смотрела на этих людей, на море людей, недоверчивых, озлобленных, в обносках и ошметках, людей хмурящихся и сжимающих кулаки, и где-то внутри нее мир сжимался в маленькую точку. Они кидали на нее острые взгляды и ждали, и в горле пересохло, а сердце колотилось о ребра. Она слышала хриплый шепот Деса за спиной: — Скольких ты сможешь уложить? И кто-то отдаленно напоминающий Кледвина отвечал ему: — За раз — человек двадцать. И где-то позади тихо рычал волкодав Гэльти. Она пришла помочь, а вместо этого сейчас вырежет всех рабов. Барзул! *** Джормундур смотрел на нее так, будто прямо здесь и сейчас разорвет на части. Волосы и борода у него были растрёпаны и торчали во все стороны, в правом глазу полопались сосуды, и все заплыло кровью, и вдобавок военачальник, казалось, не снимал доспехи с самого момента нападения, потому что под наручами уже виднелась красная натертая кожа. В шатре его царила духота и бардак — на полу валялись какие-то бумаги, вещи, в столешнице хлипкого раскладного столика торчал кинжал, и вообще вокруг царила атмосфера запустения и безразличия. — Чего тебе, девчонка? Талика поперхнулась. Она и рта не успела открыть, а получила это. Девчонка? Девчонка?! О, нет, она давно уже не «девчонка»! — Я — леди-рыцарь Насуады! — вскинулась она. — И у меня важное дело! Джормундур скривился, и лицо его пошло морщинами будто трещинами. — Сейчас не до этого. Не сейчас, давай позже… Он махнул рукой точно также, как Дес отмахивался от Йоль, и Талика взбесилась. Хватит с нее того, что эти проклятые эльфы отмахнулись! — Никакого «позже», главный военачальник варденов Джормундур! — рявкнула она, подлетая к нему будто разгневанная птица. — Никакого позже, потому что скажи мне, за что сражаются вардены? За что?! Он вскинул брови, но не успел ответить, как Талика затараторила снова: — За людей! За будущее! А прямо сейчас есть люди, у которых нет будущего! И если мы, бравые вардены, так все оставим, то и не будет вообще! Знаешь, о ком я говорю? Об этих рабах, которых Эрагон освободил. И я пыталась найти его, поговорить, но его нигде нет! Нет нашего Всадника, предводителя и так далее. И кто о них позаботится? — Сейчас не до этих рабов! — рявкнул он. — О, полагаю, Гальбаторикс говорил то же самое обо всей Алагейзии! Она была готова кинуться на него и задушить голыми руками, и внутри клубились красные комья гнева, которые вот-вот ее разорвут, как вдруг он отпрянул, и она бросилась вперёд, приняв это за слабость: — И я предлагаю свою помощь! Но одна не справлюсь, мне нужна поддержка варденов. Я хочу предложить им стать нашими воинами, а женщинам и детям дать дома… ну… после окончания войны, скорее всего, останутся пустые дома, которые будут гнить, заброшенные и ненужные, так почему не отдать их? Не научить этих людей жить… по-людски… а иначе тебе же потом добавится работы, военачальник Джормундур, чтобы отловить этих людей, ставших от отчаяния преступниками, ворами и убийцами! Джормундур заскрипел зубами и швырнул на землю бумаги, которые до этого мял в руках, и ткнул в нее пальцем, и кожаные перчатки противно заскрипели. — И от чьего же имени ты будешь помогать им, леди-рыцарь? От чьего?! — От своего! — Нет у тебя имени, — процедил он, глядя ей прямо в глаза, и взгляд его был похож на стекло, прозрачное, тусклое. — От имени герцогини Бранвен! — Ты ещё не герцогиня. — От… от… — Талика заметалась, дыхание перехватило. И правда, кто она? Она из тех рыцарей, у которых ни кола, ни двора, нищих рыцарей, но она же… она так старалась! Она пробралась в Урубаен, она сражалась на Пылающих равнинах, она убивала мертвецов!.. И что у нее есть после этого? — Ты никто. Только Дес, Йоль и Джо Рид… Только ее выдуманная семья со странным даром. Только… как там у гномов это называется? Клан. — От имени… моего клана. Клана… — и назвать бы как-нибудь покрасивее, чтобы запомнилось, — Серебряных глаз! Джормундур издевательски усмехнулся: — Никогда не слышал о таком клане. — Скоро услышишь! — рявкнула Талика, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. — Я должна помочь этим людям, Джормундур, должна, потому что могу и хочу. Потому что на самом деле для этого я стала рыцарем. Голос ее сорвался в конце, и Талика сжала зубы, чтобы такого больше не повторилось. Почему он такой злой? — И где ты возьмёшь для них пропитание, оружие, доспехи? Где ты найдешь учителей? Куда ты поведешь тех, кто не может сражаться? Ты просто девчонка, Талерика Еще-Не-Бранвен, что ты вообще можешь? Она сжала зубы ещё сильней и опустила глаза. Лицо горело и, скорее всего, уже пошло уродливыми красными пятнами, но Талику это мало волновало. Неужели ничего не выйдет? Отчаяние подкрадывалась, будто дикий зверь в ночной темноте, оно подкрадывалось, чтобы вцепиться ей в горло, чтобы она бросила эту дурацкую идею и вообще все идеи, и с чего она взяла, что может кому-то помочь… — Так нечестно, отец. Сначала вы делаете ее варденом, заражает своими идеями, а потом бросаете один на один с трудностями только из-за того, что с утра ты с кем-то рассорился? Голос этот, знакомый, но внезапно степенный и медленный заставил Талику вздрогнуть. Она подняла голову и увидела… Гэльти. Живого порозовевшего Гэльти, который непонятно откуда появился и даже не стесняясь признал, что только что подслушал весь их разговор. Талика вспыхнула. Значит, ее позорный спор слышал ещё один человек? — Что ты тут делаешь? — резко спросил Джормундур. — Ты должен отдыха… — Ой, да я чувствую себя лучше, чем когда-либо, судя по всему, эльфы исцелили всю ту гадость, которая мучила меня всю жизнь, — он снова затараторил, и Талика, не дышавшая все это время, выдохнула. — Что касается тебя, леди-рыцарь, — он совершенно бесцеремонно ткнул пальцем в ее сторону, — так я помогу тебе, потому что ты придумала хорошее дело, и отец поможет, и доспехи велит дать, и оружие, просто его разозлил кто-то, кого ты так напоминаешь, так что лучше сейчас убраться с его глаз подальше, но вардены все равно помогут, да, отец? И я лично пойду с леди и посмотрю, что думают эти рабы, ты же доверяешь моим суждениям, да, отец? Слова Гэльти снова посыпались будто камнепад, и каждое слово било прямо в разум, но пораженной Талике казалось, что, наконец, все на своих местах. — «Своими»? — переспросил военачальник, прищурив глаза. Гэльти только пожал плечами. Джормундур обиженно засопел, но кивнул и махнул рукой. — Я отправлю с вами отряд. Дождитесь их, не суйтесь туда в одиночку. Они будут ждать вас под восточным знаменем варденов. Гэльти улыбнулся широко и счастливо, схватил Талику за руку и вытащил из шатра. После полумрака, царившего в шатре, солнце больно ударило по глазам, и она прикрыла их рукой. А когда привыкла, взглянула на Гэльти и снова увидела что-то… странное. Он стоял, закрыв глаза, подставив лицо солнечным лучам, и просто… улыбался. И Талика вдруг тоже подставила лицо солнцу, пытаясь понять, почему он выглядел таким счастливым, и почему она пытается сделать то же самое… Всю магию разрушил противный голос Деса. — Во как. Зашла одна, вышло двое. И оба как дураки пялятся на солнце. Гэльти рассмеялся и позвал: — Гром! И из-за шатра, виляя хвостом, выбежал большой серый с белесым блеском волкодав. Он подлетел к Гэльти, скуля от радости, вскочил на задние лапы, а передние положил ему на плечи. И, кажется, пёс был таким тяжелым, что Гэльти пошатнулся, но тут же спихнул с себя волкодава и махнул рукой. — Идём. Отец и правда зол сегодня, но он тебе поможет. — Не знаю, каким ты тут боком, сыночек Джормундура, но я иду с вами только для того, чтобы вспороть им всем глотки, если вздумают напасть, — немедленно заявил Дес. *** В какой-то момент, Джо Рид и сам не понял, в какой, он поднял голову и осознал, что рядом никого нет. Нет Йоль, которая произносила пламенную речь о рабах, нет Деса, который отмахивался от лечения, как от чего-то бесполезного и бессмысленного, нет Талики, чью ненависть к проклятому мечу он ощущал постоянно. Джо Рид, неудавшийся баронет, совсем один, и от этой мысли по спине пробежал мороз. Страницы, по которым он водил пальцами, рассказывали о человечности, о том, что человечности в каждом по-разному много или мало, и что она состоит сострадания и эмпатии, всего того, что позволяет ощутить боль другого, и заботы — того, что позволяет забрать боль другого, и Джо Рид задумался, сколько же этой человечности в каждом из них — сколько человечности в Йоль, которая отдала свое наследие эльфам за спасение друга, сколько в Талике, которая после речи о рабах заметалась, будто сухой осенний лист на ветру, сколько в Десе… хотя, пожалуй, в нем наличие хоть капли этой человечности уже было победой. И чему конкретно способствует человечность в этом понимании — выживанию индивида или выживанию группы? «Пожалуй, выживанию группы она способствует только в том случае, если имеется в наличии у всех членов группы», — заключил Джо Рид и чуть не заурчал от удовольствия. Надо будет включить эту мысль в одно из эссе, которые он временами писал, если не находил в книге отражения собственных измышлений. А потом… …он осознал… … что он один. Никого нет. Где они все, где? Он должен их найти, срочно, прямо сейчас! Что с ними могло случиться? Могло ли? Случилось?! Его тело начало растворяться, и сквозь прозрачную плоть скользил ветер, просвечивалась земля, книга просочилась через уже почти исчезнувшие руки. Джо Рид отчаянно пытался вдохнуть, но воздух превратился в камни, в маленькие острые камешки, царапавшие лёгкие и горло изнутри, и кровь стекла вниз. Мир поплыл, все поплыло, и он упал на колени… «Я должен найти их, я должен… я не умру, не могу, пока не найду…» Пусть мир плывет, а тело становится прозрачным — если он закроет глаза, может притвориться, что ничего не происходит. Нить, нить, надо нащупать… среди бушующего моря людей, среди толпы, криков, гомона найти одну-единственную мысль… Людское море подхватило его, и Джо Рид, казалось, так и утонул бы, словно моряк, не умеющий плавать, как вдруг наткнулся на спасительный плот… Йоль. Ее сознание, будто острые скалы, стояло посреди моря, и он схватился, раздирая руки до крови, до костей, оголенными нервами ощущая, как пульсирует камень. Йоль о чем-то думала, даже не замечая тонущего Джо Рида, но он бы все равно не не потревожил. Она не любит, когда он касается ее эмоций, ей и самой их мало, чтобы отдавать. Но она жива. Жива. И Джо Рид отпустил режущие скалы, позволяя морю снова унести себя. По крайней мере, камешки в его легких снова стали воздухом, хоть и не все, он слышал, как они гремели там внутри, оставляя мелкие царапины. Потом он зацепился за Деса. Или, скорее, Дес за него — он был похож на засохший куст с колючками, цепкими, острыми, оставляющими на коже глубокие царапины, но где-то там внутри Джо Рид видел живые набухающие почки. Живые. Дес ненавидел, когда кто-то касался его эмоций. Он ненавидел и эмоции, и себя — они казались ему слишком злыми. И Джо Рид дернулся, извернулся, выбрался из колючек — они разодрали ему всю душу как рубаху, и на месте порезов выступила кровь — и ринулся на поиски Талики. Он был уверен, что найдет ее где-то рядом, он дергал руками, пытаясь не утонуть, а когда очередная волна накрыла его с головой, очнулся он уже в пустыне. Талерика. Талерика Бранвен. А перед ней — люди, много людей. Людей, которые, словно яростная стая шакалов, смотрели на нее красными, налитыми кровью глазами. Талика не боялась Джо Рида — в ней было столько огня, столько чувств, и сколько бы она ни отдавала, их оставалось ещё больше, хватило бы на весь мир и на сотню лет. И чувства ее, пылающие, обжигали его руки, его душу, но он все равно цеплялся, хватал, хоть пальцы и превращались в обугленные обрубки. И сейчас это пламя превратилось в песчаную бурю — огромные клубья песка взметались вверх, гигантские, непостижимые, готовые поглотить и перемолоть, и песчинки летели в глаза, в лицо, вгрызались, оставляя тысячу крохотных, но болезненных укусов. «Ты не справишься!» «Зачем ты здесь?» «Эти люди не нуждаются в твоей жалкой помощи. Эти люди хотят тебя убить!» «Ты зря пришла, ты маленькая, слабая и никчемная… что ты можешь? Что ты вообще можешь?!» И вот уже Талика в самом эпицентре, закрывается руками, и хочется убежать, это ведь так легко, так просто, но если сделать шаг назад, здесь, сейчас, то потом уже никогда… никогда она не шагнет вперёд, так и останется на одном месте и будет думать, что если тогда не получилось, то и сейчас не получится… И Джо Рид, пораженный, оглушенный, подумал, что стой он там, перед этой бурей, перед морем людей, полных ярости, злости и недоверия, он бы убежал, сделал бы это шаг назад, но… это же он, слабый Джо Рид, а Талика, она… Она не сделает шаг назад. Она стала рыцарем именно поэтому — чтобы идти в самую бурю, чтобы хватать за шкирку и вытаскивать из болота. Она там, где должна быть, и Джо Рид не надеялся, не верил, он знал. Все так и есть. Там, где должна. *** «Я там, где должна быть» — мелькнуло в ее голове за мгновение до катастрофы. Люди были напуганы. Пока Талика уверенно шагала по лагерю варденов, точно зная, что освобождённые рабы расположились к востоку от озера Драс-Леона, им встретился Кледвин, который шатался без дела. Снова невыспавшийся, взъерошенный и какой-то потерянный, он бесцельно бродил в попытках найти какое-нибудь занятие, и Дес, решивший, что убивать взбесившихся людей куда проще с магом, чем без мага, взял его с собой. Гэльти рассеянно поздоровался, а потом, как ни странно, замолчал, и потому говорил в основном Дес… о чем-то… признаться, Талика потеряла нить разговора примерно в самом начале. Потому что она думала… она думала, что стоит ей явиться к этим людям с отрядом вооруженных до зубов воинов под мышкой, и это сразу скажет обо всем, чего она боится, и не просто скажет, а прокричит на всю Драс-Леону. И эти люди ни за что ей не поверят. И поэтому она свернула раньше восточного знамени варденов и тихонько прокралась, так что собравшийся отряд их не заметил. Джормундур будет в ярости, что она так рискует жизнью Гэльти, но в конце концов, пусть он сам решает. Он не возражал. Дес только хмыкнул. — Идея глупая, но не лишенная смысла, — высказался Кледвин и что-то зашептал себе под нос. Талика заподозрила, что атакующие заклинания. Временный лагерь бывших рабов выглядел жалко — вместо палаток куски тряпок, шаткие конструкции из бревен и гнилых досок, над маленькими костерками висели запачканные котелки с какой-то мерзкий бурдой. Сами рабы, одетые в дырявое тряпье, грязные, немытые, увидев неожиданных гостей, сбились в группки и похватали все, что могло быть похоже на оружие, и черными от ужаса глазами смотрели на Талику, обряженную в красивую рубашку, синюю с серебряными нитями. «Может, сейчас они и напуганы, но очень скоро они поймут, что их больше», — предупредил Дес. И не успела Талика открыть рот, как кто-то из толпы закричал: — Пошли вон отсюда!