Серые слёзы. Серая кровь

Когда-то давно, очень давно маленький мальчик из рода Серого Пса увидел человека, вышедшего к деревне на лыжах, с мешком за спиной. Человек этот сел на снег у околицы и ждал, ни с кем не разговаривая и не поднимая глаз, пока из общинного дома не вышла большуха и, коротко расспросив, не провела его в ворота. «Кто это?» — спросил мальчик у матери. «Это сирота, — ответила мать. — Он из племени вельхов. У него не осталось никого из родных. А имущества — только то, что в мешке». Весь день мальчику очень хотелось пойти в большой дом и поближе рассмотреть удивительного человека, у которого — надо же! — не осталось ни родственников, ни своей избы. Сирота — значит, делай что хочешь, все равно никто ответа не спросит. Зато и его самого любой мог обидеть, не опасаясь отмщения, потому что мстить будет некому… И мальчик стал думать о том, как интересно быть сиротой, но потом вспомнил, как впервые пошел один на охоту — и ужаснулся, поняв, что сироту никто не ждал из зимнего леса домой, к теплому очагу, к миске со щами. Мария Семенова «Волкодав» Минута ушла только на то, чтобы все хорошенько осмыслить. Еще минута — сделать правильные логические выводы. И наконец, последняя — быстренько сообразить какую-нибудь не слишком кровавую, но вполне жестокую месть. — Что?! — рявкнула Йоль. — Ты знал?! Знал и не сказал мне? Она вскочила, нащупала на земле камешек покрупнее и со всей силы швырнула в пернатого предателя. Тот увернулся и взлетел повыше, справедливо опасаясь за свою жизнь. — А я ведь так хотела знать! Ты понимал, что я хотела, и молчал?! Гад! Предатель! Как ты… мог? С каждым словом в ворона летели ошметки земли, веточки, палочки — в общем, все, что попадалось разъяренной охотнице под руку. Вообще-то, Йоль редко выходила из себя. Да, рядом с людьми она постоянно злилась. Её раздражало все в их поведении — глупые разговоры, неуклюжие движения, дурацкое любопытство. Но Йоль умела держать себя в руках, умела обуздывать свои дикие эмоции и запирать их внутри себя, потому что какими бы сильными они не были, их все равно затопчет неуправляемая толпа. Хорошо, когда много — не надо думать, что правильно, а что нет. Но сейчас она даже не считала нужным сдерживаться. Впрочем, здесь сыграли свою роль напряжение последних дней и эти странные сны. Вообще-то, девушка намеревалась спросить об этом ворона, но как-то времени не нашлось — серый прохвост постоянно где-то пропадал. «Йоль, уймись!» — попросил ворон. — Уймись?! УЙМИСЬ?! И это все, что ты можешь мне сказать? Да я всю жизнь мучилась, гадая, кто я такая, почему родители меня бросили, а ты говоришь — уймись, подушка с перьями?! «Я не мог сказать тебе раньше! Нельзя! Слишком рано», — оправдывалась старая птица. Йоль злобно рявкнула и пнула кучку веток, смирно лежавшую рядом и совсем не ожидавшую такой наглости. Кучка тут же разлетелась, в отместку хорошенько попачкав разозлившуюся девушку. — Это моя жизнь, и мне решать — рано или нет! Она закрыла глаза и досчитала до десяти. В конце концов, она должна узнать правду, а дохлый ворон вряд ли сможет ей в этом помочь… Затем вдохнула и выдохнула. Медленно. Главное успокоиться, остальное само придёт. Вдруг она заговорила так тихо, что даже жуть пробирала. Значит, не жди ничего хорошего. — Ну? Раз собрался говорить — говори. Долго мне еще ждать, а, пичуга? Старая птица нахохлилась и издала громкое, трубное, гортанное «крух», Йоль аж подпрыгнула от неожиданности. Потом поняла, что этот несусветный звук означал некую торжественность с его стороны. Ворон все же спустился поближе к подозрительно быстро успокоившейся охотнице и начал вещать. «Что ты знаешь о Сером Народе, Йоль?» Девушка удивленно на него посмотрела, забавно вскинув одну бровь, как бы спрашивая: «Ты совсем рехнулся?». — Я думала, мы будем говорить обо мне, а не о какой-то вымершей тысячу лет назад расе, — заявила она. «И все же», — настаивал её старый учитель. Девушка нахмурилась, припоминая все, что когда-либо слышала об этой таинственном племени и негромко пробормотала: — Серый Народ избавил Алагейзию от страшного заклятия и придал Древнему языку возможность управлять магией, препятствовать лжи… Все, кажется… Зачем тебе это? «Я должен рассказать тебе одну историю. Серый Народ всегда знал правду. Это было величайшим даром, но также и ужасным проклятием. Неподготовленных это могло свести с ума, а ты не подготовлена, Йоль. Я даже и не подозревал, что все так сложится. Не думал, что ты уйдешь так рано. Или это твой дар проснулся слишком поздно…» Йоль передернулась. Дар? Она вновь вспомнила те ужасные сны и эмоции, чужие, злые, переполнявшие её настолько, что, казалось, еще чуть-чуть, и её просто разорвет на куски. Боль, страх, ненависть… Значит… Внезапно она зажмурилась от неяркого солнечного света. Когда она повернулась на запад, то поняла, что уже поздний вечер. Надо бы торопиться… Она присела на огромный серый валун, еще теплый от дневного солнца, и приготовилась к длинным тирадам старого друга. «Слушай, Йоль, слушай… — ворон закачался в такт своему мерному и текучему голосу. — Это случилось давно, очень давно. Магия тогда была дикой. Каждый, кто обладал хоть крупицей таланта, мог поймать её за хвост и использовать её. Но слишком мало опыта и мудрости было в действиях магов. И они сотворили страшное заклинание. Солнце ушло. Все небо заполнили черные тучи. По земле бродили жуткие существа, у которых не было ни имен, ни души. Было страшно выходить на улицы, и люди сидели в подвалах, пытаясь спасти свои жалкие жизни. Тогда-то Серый Народ и начал составлять заклинания, чтобы разрушить эти страшные чары. Они долго работали и, наконец, смогли разгадать эту головоломку. Двенадцать магов десять дней и ночей проводили ритуал, не смыкая глаз ни на минуту. Но они не рассчитали сил, и на одиннадцатый день, когда было сказано последнее слово, все они попадали замертво. Магия вытянула из них все силы. Но это было еще не все. Этот ритуал лишь запустил сложнейшие магические процессы, ибо Серые решились сделать то, что сейчас считается невозможным — преобразовать сущность предметов, живых существ, всей Алагейзии и саму ткань мира, вернуть ей привычный облик. Может, получилось и не так как было, я этого не знаю. Но на это требовалось время и магические силы. Силы эти заклятие тянуло из всего народа. С каждым годом все меньше детей открывало в себе дар к волшебству. Серый Народ вырождался, но они знали, что спасают Алагейзию, а потому смиренно приняли свою судьбу. Но среди них были бунтари, что не желали вырождения своей расы. Сначала они попытались разрушить то, что создали двенадцать магов, а когда у них это не получилось, и их изгнали, они придумали другой план по сохранению своего рода. Они решили возродить его через много лет, когда Алагейзия станет прежней», — ворон торжественно закончил свое повествование и замолк. Йоль недоуменно на него посмотрела, пытаясь понять, издевается над ней глупая пичуга или говорит серьезно. — И всё? — спросила она. — Я вообще-то ожидала большего. «Я тебе рассказал величайшую тайну», — возмутился старый учитель. — Это все знают, — пожала плечами девушка. — Только в укороченном варианте. Ты обещал мне сказать, кто я, а вместо этого несешь какой-то бред! Ворон как-то странно осунулся и, казалось, уменьшился в размерах. Он подлетел к ней поближе и тихо прошелестел: «Ты из Серого Народа, Йоль!» Девушка долго, очень долго смотрела на него, не говоря ни слова. Затем она потерла виски, уговаривая себя не рассмеяться безумным смехом, потому что абсурдность ситуации уже зашкаливала, и умоляла себя просто не наорать на учителя и убежать. Может, он свихнулся? — О чем ты? Что за бред? Какой, к шейдам, Серый Народ? Сам сказал, что все они вымерли! — она вскочила и принялась ходить из стороны в сторону. «В тебе течет кровь Серого Народа! Потому-то ты и видела эти странные сны! Это не…» — Сны? Ты знал про них? Что это такое? Как это убрать? «Это не убрать, Йоль. Это — часть тебя, твоей сущности. Это не просто сны, это — воспоминания мира. То, что помнит мир, а помнит он абсолютно все!» — Нет. Это неправда. Я сплю! Я в бреду! Какого шейда это происходит именно со мной? — простонала девушка. — Почему? «Просто прими. Думаешь, почему ты с такой легкостью выучила Древний язык? Это заложено в тебе — стремление к магии!» Про себя Йоль решила не разочаровывать несчастного ворона своим отказом. Она уже поняла, что он сошел с ума, и верить ему не собиралась. В конце концов, она еще должна найти свою маму, а эти глупые сказки про Серых ей ничем не помогут… Надо бы подыграть ему, а потом по-тихому уйти. «Ты мне не веришь… — разочарованно протянул серый ворон, будто почуяв, что у неё на сердце. — Ладно… Тогда, ответь мне на один вопрос. Ты когда-нибудь встречала разумных животных? Разумных воронов?» — Нет, — горько усмехнулась Йоль, желая как-то разозлить учителя, причинить ему хоть малую толику той боли и разочарования, которые она испытывала сейчас по его вине. — Только одну ворону знаю! Старый учитель громко каркнул и снова нахохлился. Он просто ненавидел, когда его называли вороной. Даже пичугу или подушку переносил спокойно, но только не ворону! «Йоль, я серьезно!» — воскликнул он. — А я не очень. Ладно, я не встречала разумных животных, кроме тебя. Но ты, вообще-то, запретил мне об этом говорить, помнишь? Она вздохнула, попытавшись обдумать все, что сегодня узнала, и разобраться, что из этого правда, а что — несвязный бред сумасшедшей птицы. Ворон упрямо молчал, видимо, разобидевшись на девушку за сказанное ранее. — Ну, так что… — протянула охотница. — Объяснишь мне, в чем дело? И вообще, зачем ты затеял весь этот разговор? Ворон таки смиловистился и снизошел до ответа, последний вопрос, впрочем, успешно пропустив мимо ушей. «Все просто, Йоль, все очень просто, — прошептал как-то странно сгорбившийся ворон. — Я всего лишь заклинание… Магия, пережившая своих создателей. Серых бунтовщиков». Охотница удивленно вытаращила глаза и потеряла дар речи. В который раз. Беседа явно шла вообще не в том направлении, а точнее, в панике носилась туда-сюда, то и дело попадая в ямы и ловушки, и раздирая коленки в кровь. — Магия?! О чем ты? Да они существовали тысячи лет назад! Какая магия может столько держаться? «Знаю, что тебе кажется это странным… Они создали меня, чтобы я через тысячелетия нашел того, кто имеет кровь Серых. Нашел и воспитал. Тебя, Йоль. Но вся проблема в том, что за пределы Спайна мне не выйти…» Йоль уже не понимала, что происходит и лишь сжала голову руками, со страхом понимая, что где-то там внутри начинает пульсировать тупая ноющая боль. Когда же этот бред закончится? Ей так хотелось спать… Последнюю ночь она вовсе провела без сна, опасаясь, что страшные видения вернутся. — Как же так? Как ты существуешь? Почему только Спайн? Ворон загадочно глянул на неё своим глазом бусинкой. «Где-то здесь находится мощный источник энергии. Я не знаю, какой. Знаю лишь то, что он меня питает. Но ни подойти к нему вплотную, ни уйти далеко я не могу. А сейчас мы слишком далеко от него. Поэтому у меня не получится отправиться с тобой. Мне жаль…» — Ты разумен… — холодно проговорила Йоль. — Заклинания не имеют разума. «Я не знаю, как это получилось. Может, один из создателей отдал мне часть себя? В любом случае, не думай об этом». — Не думай? Сейчас ты рассказал мне кучу ненужных историй, из которых я выяснила, что я — потомок древней вымершей расы, способной заглядывать в прошлое. Бред. Этого не может быть! Не может! «Все так, и ты злишься из-за того, что это правда! И ты это прекрасно понимаешь!» Она злобно рявкнула и сверкнула глазами. Снова пнула первую попавшуюся кучку веток. За время их разговора она распинала все, что можно было, и теперь осталась без целей, а ворон все продолжал смотреть на неё своими мертвыми глазками-бусинками, и его серые перья окрашивались в закатных лучах в кровавые цвета. Йоль обреченно выдохнула: — Ты хорошо говоришь, красиво и убедительно. Но я почему-то не верю. Лишь богам, если они, конечно, существуют, известно, что со мной происходит. Раз ты заклинание, то не можешь иметь разума, а раз имеешь — пёс знает, что ты такое. Я не могу тебе верить, просто не имею права. У меня есть цель, и я её достигну. А твои байки про мертвый народ лишь помешают мне! Если тебе так уютно здесь, в горах, то можешь оставаться. Я пойму. Ты мог бы сразу так и сказать. Йоль стряхнула с себя мелкие камешки, которые всё теребила в руках, резко развернулась и зашагала к пляжу, где уютно расположились Роу и Гарт. Ворон попытался пробиться в её сознание, но она быстро его захлопнула, так что старая птица не смогла с ней даже попрощаться. Охотница стремительно понеслась к морю, не обращая внимания на мелкие кустики, так и норовящие уцепиться за её одежду. Слезы сдавливали ей горло, но она изо всех сил их сдерживала и упрямо сжимала кулаки. Какая глупая попытка! Наплести ей сказки про вымершую расу лишь бы не уходить из пригретого места! Так гадко с ней еще никто не поступал. Хотя, ворон был единственным, кто общался с ней все эти годы. После охотника. Но охотник, по крайней мере, не лгал и не рассказывал глупые истории! Она уже прошла большую часть пути и увидела побережье. В этом месте Спайн ближе всего подбирался к морю, так что это сказывалось и на местном ландшафте — скалистые берега, усеянные мелкой галькой, разбросанные повсюду валуны… И море, дикое море, радушно принимающее в свои мягкие объятия раскаленное солнце… Где-то среди скал расположились Роу и Гарт. Они уже успели разбить лагерь и развести маленький костерок, так что теперь занимались готовкой. В котелке что-то аппетитно побулькивало, а Роу травил свои нескончаемые байки, не забывая помешивать подозрительное варево. Йоль прошла мимо них. Дальше. К морю, к шуршащим, что-то нашептывающим волнам, и ветру, нежно целовавшему водную гладь. Клык радостно закрутился вокруг неё, повиливая хвостом и пытаясь заглянуть ей в глаза. А Йоль было безумно грустно. Но она не знала, откуда эта грусть, ибо раньше такой не встречала. Просто она разрывала её изнутри. Хотелось плакать, кричать, да что угодно, лишь бы это гадкое чувство исчезло… Она уселась на гальку, повертела камешек в руках и закинула далеко в море, и бесконечные волны немедленно проглотили серенький голыш. А Йолле будто оцепенела и все смотрела и смотрела куда-то за горизонт, постепенно погружаясь то ли в транс, то ли в дрему, такую нехорошую, сковывающую сознание. Она одна. Одна. Надо распробовать это слово, почувствовать, привыкнуть. Одна, одна, одна. Теперь самой все решать, теперь никто не поможет. И только Клык был рядом, все вертелся вокруг и, наконец, улегся прямо у её ног и заглянул ей в глаза. «Я здесь. Я рядом», — говорил он, плотней прижимаясь к двуногой сестре. Все еще хотелось плакать. Йоль никогда раньше не теряла друзей… *** Океан обнимал её, обволакивая, шепча, целуя. Он любил её. Как новую игрушку, как незнакомку, как красивую брошку. Но всё же любил, и Йолле была ему за это благодарна. Никто еще её так не любил, так открыто, так чувственно, и в ответ она дарила ему своё обожание. Она плыла в ледяной воде куда-то вперед, активно перебирая руками. Была еще поздняя зима, так что море оставалось ужасно холодным. Малышка Этна тоже просилась у отца искупаться, но Гарт категорически ей запретил, примерно представляя, какие последствия возникнут от купания в такой водице. Но не для Йоль, которая всю жизнь ныряла в ледяные горные озера, притаившиеся среди скал. Когда ноги и руки уже начинало сводить судорогой, девушка разворачивалась и плыла обратно. В итоге, до берега она добиралась, потонув пару раз по дороге. Вот и в этот раз она вынырнула через минуту, судорожно хватая ртом воздух. Она выползла на берег в полуобморочном состоянии, сотрясаясь от холода. Сразу же высушила длинную белую рубаху, в которой, собственно, и плавала, и пробормотала согревающее заклинание, а затем быстро оделась. Настроение мгновенно улучшилось. Она отряхнулась от прилипших камешков, покашляла пару раз и направилась к деревне. Несколько дней назад они наткнулись на старую рыбацкую деревеньку, уютненько устроившуюся на берегу моря, и теперь проживают у какой-то полубезумной старухи Тарис с ехидными глазами. Не за спасибо, конечно. Дом древней хозяйки за время их пребывания там изрядно подновился, появился миленький заборчик и куча мелких, но необходимых в хозяйстве вещиц. Йоль шла по старой тропинке и всё думала о матери. Как она выглядит? Узнает ли она маму? А та её? Будет рада? И еще тысячи вопросов ютились в черноволосой голове охотницы. Она думала об этом каждую свободную минуту. Все время, пока они шли по ущелью, когда она совершала свои безумные заплывы — всегда. Хотелось быстрее все узнать и успокоиться. Иногда она, правда, вспоминала и странные заявления ворона о Сером Народе, но это не слишком занимало её. Потому что по его словам получается, что она совсем одна. Без родичей. Как всегда, впрочем… Йоль открыла скрипучую дверь, радостно представляя, как Роу будет возиться со старым механизмом, и командным голосом потребовала еды. Старуха только зыркнула на неё и продолжила отчитывать ехидным голосом громко чавкающую Этну. Причем чавкала девочка явно хозяйке дома назло, ибо в еде всегда была весьма аккуратна. Йоль пожала плечами и отправилась на поиски пропитания самолично. Отыскала котелок с кашей и к чавканью малышки Этны добавила и свое. Старуха Тарис мученически закатила глаза и убралась восвояси. Когда охотница поела, то снова отправилась на побережье. Деревенские подозрительно оглядывались на охотницу — чуют опасность, ну и правильно! Хотя бы приставать не будут. Вот и сейчас грязные и оборванные дети рыбаков столпились вокруг Йоль на безопасном расстоянии, стараясь получше рассмотреть её. Они её так раздражали, что она злобно на них рыкнула, и к её великому счастью, сорванцы разбежались. Пережив пару мгновений триумфа, Йоль заметила бегущего к ней Гарта. Лицо его выражало крайнюю радость, что было весьма странно — после потери семьи он стал хмурым и вечно чем-то озабоченным человеком. — Договорились! — выдохнул он, подскочив к девушке. — Что? — не поняла она. — Договорился я с рыбаками. Они скоро в Тирм собираются — рыбу везти и себе товар закупать. Ну, и нас возьмут с собой. Йоль лишь пожала плечами, говоря как бы, что ей все равно. На самом деле она тайно ликовала, что не придется расставаться с морем надолго. Так прошло несколько дней — Йоль и Этна гоняли балду, гуляя на побережье или в лесах вместе с Клыком, а Роу и Гарт работали в поте лица, преображая страшненький домик старухи. И вот однажды Гарт с довольным лицом объявил, что завтра они отплывают. Тарис ударилась в слезы, а измученный Роу был дико доволен, что не придется больше выступать в роли бесплатной рабочей силы. День, когда они отплывали, был не самым лучшим — тучи затянули небо, дул холодный промозглый ветер. Суденышко рыбаков покачивало на волнах как щепку. Команду это, однако, нисколько не смущало, а потому Йолле решила, что и ей волноваться не стоит. Они быстро погрузили свои пожитки и упрямо сопротивляющегося Клыка на борт судна и отчалили. Во время плавания обнаружилось, что Роу страдает морской болезнью. Йоль злорадно подхихикивала, когда несчастный парень с бледным как мел лицом в очередной раз свешивался за борт. Впрочем, достаточно насладившись мучениями странника, она таки соизволила дня через три его подлечить. В результате пожалела — теперь выздоровевший ходил за ней по пятам с расспросами, трещал как сорока без перерывов и вообще был такой довольный, что невольно возникала мысль подстроить ему какую-нибудь пакость. Однако большее количество времени Йоль пряталась подальше от людей — днем отсиживалась в крохотной комнатушке, ночи проводила на палубе, наслаждаясь мерной качкой и прекрасным морем под сияющей луной. Часто навещала Клыка, испуганно забившегося среди продуктов и товаров. Она пела ему детские песенки и успокаивала своим сознанием. Иногда помогала коку с готовкой. Тот был весьма интересным человеком: всё время рассказывал какие-нибудь истории, не важно, слушал ли его кто-нибудь. На других людей он вообще внимания не обращал, и Йоль это устраивало. По вечерам же она заплетала пшеничные волосы Этны в косичку и описывала ей свою жизнь в горах, с болью осознавая, как сильно она скучает по Спайну. …Это была последняя ночь на корабле — следующим днем они достигнут Тирма. И одновременно самая прекрасная ночь из тех, что когда-либо видела Йоль. Она стояла, облокотившись на борт судна, и смотрела на тихие и мирные воды моря, в которых отражалось жидкое золото лунной дорожки. Сзади бесшумно подкрался Роу. То есть девушка-то его уже давно заметила, но парень об этом и не догадывался, воображая себя, видимо, тайным шпионом. — Привет, — прошептал он, становясь рядом с ней. Йоль только кивнула. — Красиво здесь, — продолжил парень. Снова кивок. — Знаешь, — кажется, Роу уже потерял надежду завести беседу, а потому решил устроить монолог. — Мы сейчас с ребятами спорили, кто прав — вардены или Империя и подумали, что… Йоль удивленно посмотрела на парня. С чего это он решил поинтересоваться её мнением? Она не желала гадать, правы они или нет, это не её дело. Каждый сражается за свою правду. Она никогда о них не думала, хоть и слышала всякие сплетни в деревнях, но вардены были так далеко, как и Империя, и Йолле спокойно жила, не касаясь ни того, ни другого. — В любом случае, ты же много знаешь, да? Кто из нас прав, как думаешь? — Ты ведь от меня не отстанешь, да? — спросила она, вновь устремляя свой взгляд на море. Роу энергично помотал головой. Сбоку заскрипело рулевое колесо, а матрос, управлявший лодкой, протяжно зевнул. — Тогда я хочу знать, что думаешь ты. Я потом. Роу снова затряс своей шевелюрой, и Йоль упрямо замолчала. Вот ни слова не скажет, пока он не ответит. Её, конечно, не очень было интересно, что там считает Роу, но она не могла смириться с тем фактом, что ничего об этом загадочном парне не знает. Роу обреченно вздохнул и начал говорить: — Я много путешествовал и много видел. И знаю, что королю, в общем-то, на подданных своих наплевать. Он занимается какими-то своими делами. Так что с этой стороны правы вардены. Но они нападают на имперскую землю, убивают солдат (а те может и не хотели вовсе на короля работать!)… Иногда даже и простых людей. Вот и реши попробуй, кто из них прав? Он испытующе глянул на Йоль, ожидая, что она скажет что-нибудь умное. Но охотница вряд ли могла выдать что-то этакое, потому что всю жизнь занималась только тем, что бегала по Спайну, стреляла дичь и шарахалась от людей. — Прав тот, кто победил. Победителей не судят. Ну, или судят, а потом получают в морду. Откуда мне знать, кто прав? Мне вообще-то наплевать. И на Империю, и на варденов. Она круто развернулась и пошла в свою каюту, которую им с Этной выделили специально как дамам. Больше к этому разговору Роу не возвращался. А с первым лучом рассвета на горизонте показались величественные стены города торгашей — Тирма.