Серые слёзы. Серая кровь

Музыка — самое мимолетное, самое эфемерное искусство. Она существует ровно столько, сколько звучит инструмент, а потом в одно мгновение исчезает без следа. Но ничто не заражает людей так быстро, как музыка, ничто не ранит так глубоко и не заживает так медленно. Дмитрий Глуховский «Метро 2033» Йоль лежала на холодной земле и смотрела в небо. Ей было холодно, но не так мертвенно, как тогда в переулке рядом с Лилией, а по-обычному холодно, как бывает, когда выйдешь рано утром, вдохнешь морозный воздух и посреди октября подумаешь, что вот она, зима, уже заглядывает, разведывает, смотрит, можно ли наступить или рановато еще. Небо светлело, в вышине уже пели проснувшиеся птицы, мимо пробегали мелкие грызуны, на которых Клык недовольно ворчал. Охотница повернулась к волку лицом и сгребла в охапку. Тот, однако, особой радости такому обращению не выразил, поднялся и куда-то потрусил. Нагретый левый бок девушки тут же замерз. Йоль вновь глубоко вдохнула и закрыла глаза. Её кровоточащая разодранная душа постепенно залечивала свои раны, которые нанес ей этот жестокий город. Тирм убивал Йоль. Постепенно он сводил её с ума. Делал нервной, подозрительной, жестокой. Она знала это. Она ненавидела себя ту, которая поддавалась этому городу. Еще бы чуть-чуть, и она бы полностью растворилась в нем, потеряв себя. Хорошо, что она ушла… Она стала зависимой от других. Действительно, с чего бы это Роу о ней заботиться? У него своих дел полно… И все же, при мысли о том, что этот смеющийся, радостный, пусть и не слишком надежный человек её покинет, как-то странно сдавливало сердце… Она провела в лесу всю ночь. Ей не привыкать спать на холодной земле, а в обнимку с Клыком было и вовсе прекрасно. Но оставаться здесь она не может — её ждет женщина, которую она хотела бы назвать мамой… И сейчас Йоль размышляла, как же ей лучше добраться до Белатоны. О том, что будет там, внутри, она старалась не думать. Сначала нужно дойти, а уж затем и посмотрим. Пока ей в голову приходил лишь один вариант — пешком. Правда, на это уйдёт чертова прорва времени, но… Денег на лошадь нет, а пристроиться к кому-то она не смогла бы, даже если и захотела бы. Внезапно Йоль почувствовала страшную тревогу. Дыхание перехватило, руки свело судорогой. Клык! Где Клык?! Она вскочила на ноги и тут же расширила сознание, судорожно нащупывая волка. Вот он, не слишком далеко. Стоит, пригнувшись, и громко рычит. А прямо перед ним… Йоль вскрикнула и чуть не упала, напрасно вскидывая непослушные руки в попытке защититься. Прямо сейчас она смотрела глазами Клыка. А перед волком стоял… синий дракон. В глазах хищника он был большим, просто огромным. Его сияющая чешуя переливалась на солнце, отражая лучи на шумящие деревья, крылья тихонько распрямлялись. Он подозрительно смотрел на зверя, кажется, с какой-то усмешкой слушая его утробное рычание. Йоль быстро задышала, пытаясь мысленно увести волка подальше от этого чудовища. Сейчас она даже не задумывалась о том, откуда возле Тирма взялся дракон. На первом месте — жизнь Клыка. А на остальное наплевать. А дракон, будто почуяв кого-то лишнего, громко рыкнул прямо на волка и, взмахивая своими огромными крыльями, резко взмыл в небеса. Йоль осела на землю, неосознанно отмечая, как дрожат у неё руки. Вскоре подбежал радостно виляющий хвостом Клык. Йоль сгребла его в охапку и как можно сильнее прижалась, ощущая где-то в глубине сердца, которое билось как бешеное, необъяснимую и непередаваемую тоску. — Не надо так больше, — отчаянно прошептала она, спрятав лицо прямо в серую шерсть. — Если с тобой что-нибудь случится, ведь у меня же никого, слышишь, никого не останется… Затем она все же добралась до того места, где волк видел дракона. Осмотрела его, но ничего примечательного, кроме глубоких борозд на земле от его когтей, не нашла. К чему ей это? Пусть себе летает, ей-то что? вот если бы он тронул Клыка, тогда да, она бы искала его, не щадя сил, и, наверное, попыталась бы отомстить, хотя вряд ли бы смогла. Скорее всего, погибла бы, но попыталась. Солнце уже припекало. Пора было возвращаться в Тирм… Широкая стена Тирма властно возвышалась над всеми прибывающими в город людьми. Их было много — в оборванных одеждах, с усталыми вытянутыми лицами и кучей детишек. «Видно, ургалы их сильно достают, раз все в Тирм стекаются» — обеспокоенно подумала Йоль. Но, несмотря на гнетущую обстановку, атмосфера в городе была какой-то весёлой. Горожане оделись в яркие наряды, веселились и плясали на площадях под музыку городских музыкантов. Дома были украшены цветными ленточками и засушенными цветами. Йоль ничего не понимала. Как можно танцевать в такое беспокойное время? Как можно быть такими беззаботными? Вдруг она заметила знакомую каштановую макушку травницы. Та, видно, тоже её разглядела, потому что немедленно подошла к Йоль. Даже не так. Подплыла. Движения Анжелы были такими плавными и твердыми, она с такой легкостью пробиралась сквозь бушующую толпу, что казалось вовсе неземным существом. — Здравствуй! — поздоровалась травница. Йоль отрывисто кивнула, но потом, не удержавшись, все же спросила: — Скажи, что празднуют все эти люди? Травница оглядела танцующую толпу и мечтательно улыбнулась: — О, это просто восхитительный праздник! Они просят Ивераль и его светлых душ даровать им теплое лето и хороший урожай. Они танцуют для него, поют ему песни… Считается, что в этот день бог слышит всех. Раньше Дни Просьбы отмечали только в деревнях да селах, но людям ведь всегда нужен повод повеселиться, так уж они устроены… Йоль непонимающе уставилась на женщину. Все происходящее в этом городе казалось ей просто абсурдным. — Зимой? — недоверчиво спросила она. — Но кто же просит урожая зимой? — А когда им еще просить, милочка? Скоро начнется сев, и тут уж будет не до танцев. Это тебе летом простор — бегай да стреляй дичь. А у них это время самое тяжелое. Одним урожаем не проживешь — три как минимум. — Как можно снять три урожая за одно лето? — ужаснулась Йоль. — А это ты у них спроси! — кивнула в сторону пляшущих людей Анжела. — Тяжело, вот богов и просят. А ты сама-то в них веришь? Йоль покачала головой и, бросив уничтожающий взгляд на веселящихся, твердо ответила: — Нет. Богов не существует. Если они есть, то почему не помогают нам? Мне? — А ты просишь? — засмеялась травница. — Как же им помочь тебе, если ты даже в них не веришь? Вдруг к ним подлетел какой-то развеселый парень. Он прискакивал на месте в такт музыке и протягивал руку Анжеле, приглашая её потанцевать. Травница широко улыбнулась и схватила Йоль, увлекая её вглубь бушующего водоворота танца. Охотница сначала жутко возмутилась. Эти люди вокруг неё были страшно подозрительными. Но на их лицах была написана такая радость и доброжелательность, они все так были увлечены своим занятием, что места для злобы и коварства в их душах просто не оставалось. К слову сказать, движения у танца были настолько простыми и повторяющимися, что выучить их не составляло никакого труда. Музыка захватила её. Опутала своими волшебными нитями. Это было так волнующе странно и непривычно. Как море. Но море было плавным и спокойным, знающим себе цену. Музыка же жила и била ключом, заставляя двигаться в такт ей, вместе с ней, создавая немыслимое сочетание безумного удовольствия и чистой свободы. От всего — от людей, страхов, мира… Йоль прошла один круг, а потом, все-таки вырвавшись из цепкой руки травницы, отошла в сторону. Анжела вынырнула за ней и позвала её. Охотница недоверчиво обернулась. — Что? — Знаешь…фуух… ну и быстро же они скачут… в общем, ты мне вчера говорила, что тебе в Белатону надо… — Ну, говорила, и что? — немного грубовато поторопила её Йоль, и тут же сама устыдилась своего порыва. Этот город вновь давит на неё. Но теперь она сильная. Теперь она выдержит. Благо, беспокойная душа Анжелы на подобные выходки обращала столько же внимания, сколько на ползущего по земле муравья — то есть, ни малейшего. — Я отправляюсь в Сурду с одним купеческим караваном. Они как раз идут мимо Белатоны. Хочешь, можешь к нам присоединиться. Йоль не могла поверить своей удаче. Или неудаче, как посмотреть. С одной стороны она сможет путешествовать спокойно, не опасаясь толпы разбойников, ургалов и прочей мутотени, включая того странного дракона в лесу. С другой — придется долгое время терпеть общество надоедливых людишек, мотивов которых она абсолютно не понимает. Впрочем, двигаться они будут медленно и (главное!) вне городов, так что она вполне сможет проводить большую часть времени в лесах и удачно держать себя в руках. — Хорошо. А когда отправляемся? Анжела задумалась, постукивая пальцем по губам. Думала она довольно долго, так что Йоль начала подозревать, что травница все прекрасно помнит, просто хочет немного развлечься. Наконец, она соизволила ответить: — Дней через десять. Жди возле южных ворот рано утром. А я пока обрадую Фиера, — и с этими словами она растворилась в веселящейся толпе. Йоль пожала плечами и направилась к дому пекаря, чтобы забрать свои вещи. Дверь открыла Марианна и тут же скорчила недовольное лицо. Видимо, за все это время истеричная Йоль ей порядком надоела. Прощание прошло как-то скомкано. Охотница хотела побыстрее отмучиться и сбежать из этого города, Гарт тоже не знал, что говорить, а его сестра, не испытывая особо теплых чувств к охотнице, просто удалилась на кухню помогать мужу. Оказалось, что Роу уже ушел рано утром. Йоль нервно передернулась. Какое-то странное чувство засело у неё в груди. Неприятное. Сосущее. Пустота. Без него будет как-то не так, она это знала. Но двигаться вперед надо в любом случае, тем более что странник про неё не забыл — он оставил ей два письма. Одно, что потолще, — лично для неё, другое, видимо, для графа. По крайней мере, Гарт сказал, что это письмо должно ей помочь в Белатоне. Еще Роу велел передать ей маленький подарок — зеленый шерстяной шарф. Он был теплым и мягким на ощупь. Йоль тут же обернула им шею. Парень просто хотел извиниться, что тут такого? Когда девушка уже собралась выйти за дверь, к ней прильнула маленькая Этна. — Не уходи! — попросила она. Йоль погладила девочку по голове и сказала, что так нужно. — Йоль, — позвала её малышка. — А когда моя мама вернется? Гарт вздрогнул и устремил обеспокоенный взгляд на дочку. Она никогда не задавала этот вопрос, так что же ей ответить? Меньше всего охотница желала, чтобы девочка росла так же как она, с мыслью, что мать её бросила. Она присела не колени и заглянула в глаза Этны: — Она ушла. — Куда? Когда придет? Йоль улыбнулась через силу и прошептала так, чтобы никто кроме девочки её не услышал: — Она пошла искать для тебя счастье. Когда-нибудь, когда она его найдет, когда ты будешь так счастлива, что сможешь даже взлететь, ты обязательно поймешь, когда она вернется. А пока подожди немного. И вот еще… Йоль, не обращая внимания на вытаращенные от любопытства глаза Этны, запустила руку в карман жилетки. Через минуту на ладони охотницы красовался тот самый глиняный волчонок. Если он когда-то помогал ей в детстве, то почему бы не передать этот оберег девочке, оставшейся без поддержки матери? — Держи, это тебе. Это маленький Клык. Он будет охранять тебя от всяких бед. Только никому ничего не говори, ладно? Этна быстро схватила игрушку и согласно закивала головой. Йоль еще раз улыбнулась, толкнула дверь и вышла… *** Оставшиеся дни она провела на побережье. Здесь было сыро и холодно, но море завораживало её, и Йоль просто не могла уйти. Иногда она, правда, отправлялась в леса, чтобы поохотиться. Она заходила очень далеко, но всегда почему-то возвращалась. Что-то тянуло её туда, к этому бушующему городу. Нет, не в него, а именно к нему. Это было странно и непривычно, но теперь она не могла взять и бросить все, что у неё было. Иногда ей казалось, что даже просто вернуться в маленький домик, одиноко стоящий посреди Спайна, и вести обычную охотничью жизнь теперь для неё невозможно. Она пыталась прочитать письмо, которое Роу написал для неё, но у девушки ничего не получалось. Просто в горах не было возможности что-либо читать. Ворон обучал её только Древнему языку, неуклюже рисуя буквы лапками, но вот речи людей, а тем более ургалов и гномов уделял слишком мало внимания. Йоль мучилась, но поделать ничего так и не смогла. И вот, наконец, настал тот день, когда нужно было идти к южным воротам. Йоль бодрым шагом направилась к городской стене, уже издалека замечая три больших повозки и кучку людей. Охотница сбавила обороты и инстинктивно пригнулась. Все её тело напряглось, а все чувства накалились и как струна, натянулись до предела, когда Йоль подошла к каравану. Анжела первой заметила её. Радостно помахала рукой, подзывая к себе. Йоль только нервно озиралась — почти все тут присутствующие были мужчины. Причем мужчины сильные, крупные, с оружием. Только вот они тоже отшатывались от охотницы, за которой бесшумно следовал огромный волк. Травница стояла возле высокого бородатого человека, облаченного в легкие доспехи, и будто бы не замечала повисшего в воздухе напряжения, продолжала болтать и что-то рассказывать, широко улыбаясь. — Это Фиер, а это Йоль, — представила она их друг другу. Мужчина пристально оглядел девушку и негромким баском произнес: — Нам лишний груз не нужен. Если будешь тормозить — выкину, как собаку. — Если тронешь меня, сам подохнешь как собака, — злобно прошипела Йоль, вытаскивая нож. Люди всполошились и обнажили свое оружие, Клык глухо прорычал, подбираясь поближе к сестре, Анжела схватилась за голову, бормоча что-то о вспыльчивых идиотах. — Тише, спокойней, — усмехнулся Фиер. — Не надо мне угрожать, а то тут все и так нервные. Не злись, я просто тебя проверял, у нас ведь на дорогах очень неспокойно. Скоро выходим. Еще пару часов прождав опоздавших, караван двинулся в путь. Всего тут было двадцать два человека, включая Йоль и Анжелу. Шестеро конных, остальные шли пешком. Ближе к Пальфирсу, небольшому городку прямо перед перевалом, им всем обещали предоставить ездовых животных, но травница подозревала, что им подсунут ослов. Йоль двигалась одна, где-то сбоку. По неизвестной причине все лошади страшно её боялись, хрипели в ужасе и шарахались в разные стороны. Поэтому она предпочитала идти на расстоянии от этих неадекватных, как она их называла, зверюшек. Люди тоже её не очень приветствовали, все еще помня, как она угрожала их командиру. Они злобно на неё косились и что-то друг другу шептали. Йоль понимала. Йоль молчала. Люди всегда будут на неё коситься, всегда будут её недолюбливать. Или просто ненавидеть. Поэтому она искала свою… маму? Можно же её так назвать? Это слово было слишком непривычно, но Йолле и так очень долго жила в неизвестности, теперь настала пора все разъяснить… На следующий день их маленькая кампания добралась таки до Пальфириса. Это был небольшой город с двумя старыми тавернами и старой разбитой площадью. Создавалось впечатление, что, по крайней мере, половину городка занимает эта самая площадь, где собирались все жители, и неважно для чего. Впрочем, в этом месте караван долго не задержался — когда они забрали лошадей, то быстро двинулись в путь. Кстати, Анжела оказалась права — им-таки всучили несколько осликов с грустными глазами, но они тоже боялись охотницы. Караван совсем скоро достиг гор, и люди, опасливо глядя себе под ноги, вступили на хрупкую почву перевала. Никто так и не понял того счастливого смеха, который издавала эта странная на вид девушка. А Йоль смеялась и смеялась от безумной, так внезапно нахлынувшей на неё радости. О, как же она скучала! А он ждал её, Спайн ждал её! Лес приветственно шуршал, ветерок нежно ласкал её лицо, целуя и обнимая юную девушку. Он ожидал, день и ночь вспоминая про дикую охотницу. И она тоже безумно скучала по этим резким, но честным горам. И потому она пропала. Она утонула в этом чистом воздухе, в тишине, наполненной тысячами звуков… Она вернулась к лагерю лишь на следующий вечер, с легкостью отыскав человеческие следы там, где кто-нибудь другой не увидел бы ничего. Люди смотрели на неё неодобрительно и тихо качали головой. Но охотнице, в общем-то, было на них наплевать. Она отыскала Анжелу и протянула ей двух кроликов. Выглядели они, правда, не очень, но на ужин точно бы сгодились. Ей хотелось побыстрее уйти обратно в лес, но она умела быть благодарной. — О, спасибо… — немного растерянно произнесла травница. — Больше я не смогла найти, время не то, — сказала Йоль. Она уже развернулась и собралась уходить, как вдруг услышала… Что это было, девушка не знала. Но это точно был самый прекрасный звук из всех, что когда-либо улавливал её слух. Прекрасней оглушающих раскатов грома, мелодичного журчания ручья, даже завораживающего стука сердца. Этот звук не принадлежал природе, но одновременно являлся частью её. Этот звук затрагивал каждую струну в её сердце. — Что это? — сдавленно прохрипела Йоль, чувствуя, что растворяется в этих неизвестных ей мелодиях. — Что? Ты не знаешь? — Анжела немного ошарашенно улыбнулась, но, заметив отреченное состояние девушки, поспешила ответить: — Это флейта. К нам в Пальфрисе присоединились музыканты. Ты что, не заметила? Но Йоль больше её не слушала. Она брела по направлению к музыке, уже не замечая ничего вокруг. Она натыкалась на людей, спотыкалась об оставленные вещи, пока не добралась до сидевших на краешке загруженной телеги менестрелей. Их было двое — совсем юный паренек с темными волосами и рыжая веснушчатая женщина. Парень самозабвенно наигрывал на флейте какую-то мелодию, не замечая, что вокруг телег уже столпилась куча народу. Когда он завершил свое выступление, отовсюду послышались хлопки. Женщина улыбнулась и достала другой музыкальный инструмент. — Это лютня, — прошептала на ухо Йоль незаметно подошедшая травница. — Сейчас слушай. Тебе, я уверена, очень понравится. Тем временем рыжая женщина подергала струны. А у Йоль задергалась вся душа в ответ этим звукам. Пусть неровным, нескладным, но таким прекрасным… — Спой нам, Морин! — крикнул кто-то из толпы. — А Нирим пусть подыграет! Музыканты озорно переглянулись. Видимо, что-то задумали, что-то очень хитрое… — Я спою вам очень древнюю балладу, — произнесла Морин. Голос у неё оказался просто прекрасным — глубоким, певучим, бархатистым. — Её пели еще во времена Короля Паланкара, это настоящее наследие людей, о котором мало кто знает. Тогда люди верили, что все на этом свете имеет свой разум, даже луна и солнце. Но не о чем больше говорить… Слушайте, друзья мои, историю любви, древнюю, как сама жизнь… Завыли волки на Луну, От голода или от скуки. Вложили в вой они тоску. Поведав небу свои муки… Ну, а Луна висит одна, Подёрнутая облаками, Пуская тонкие лучи Между корявыми ветвями. Йоль утопала в звуках её голоса. Растворялась в переливчатых мелодиях лютни и замирала от вторящей ей флейты… Среди бескрайней синевы По саду звёздному гуляет. Цветов, не видя красоты, О свете дня она мечтает. Крадётся Дева средь лесов, И словно кошка замирает, Когда меж тёмных облаков, Вдруг проблеск Солнца замечает. Вот он идёт. Её Любовь! Её отчаянье и мука! Зачем ей Рак и Козерог?! Зачем садов небесных скука?! Она никогда не слышала, никогда не пела и не знала, что существует нечто подобное. Её маленький мир не смог бы вместить в себя что-то полностью вырывающее душу из тела и заставляющее её уноситься далеко в небеса… Всего на миг Солнца закат Застынет пред её очами Миг, и лучи уж не горят За крытыми травой холмами. Он снова скрылся. Он ушёл! И не догнать, и не признаться… Ах, если б кто-нибудь нашёл Ей способ с милым повидаться! Луна, тоскуя по теплу, За Солнцем в след идёт векам… Не волки воют на Луну. Это Луна воет с волками… Морин замолчала, но игру не прекратила. Теперь её спутник — Нирим — оторвал от губ флейту и запел тихим, но завораживающим голосом: — Полыхает на небе заря, Разгоняя ночные туманы. И в неясные дали маня, В небе тучек бегут караваны. Там обязано Солнце шагать, По хрустально-лазурному небу. И опять не сумел Он догнать, Потерял свою Лунную Деву… Снова скрылась Она, уводя Ночи сумерки вслед за собою. И понять Её, сил не найдя, Он наказан своею Судьбою. Почему убегает Она? Словно света дневного боится?! Неужели не может Луна Хоть раз в жизни остановиться? Хоть на миг бы Она замерла! Небеса? Разве Ей неизвестно, Что с тех пор, как Земля рождена, Только Ей в Его сердце есть место?! Его голос вибрировал в воздухе, заставляя всех присутствующих вглядываться в небо в поисках влюбленной пары… Снова день. И опять Он спешит В своей вечной погоне на запад. Он по небу стрелою летит В своих ярко сверкающих латах. Хочет Он удержать темноту И пред новым слепящим рассветом Лишь на миг, увидавши Луну, Насладится её мягким светом. А потом повторится всё вновь. Чередою летящих столетий. Вечно Он догоняет любовь, Поднимаясь опять на рассвете… Йоль сильно сжала кулаки, пытаясь унять бурю внутри себя, которая еще чуть-чуть и смела бы все на своем пути. О, как бы ей хотелось тоже что-то спеть… Но сейчас было не то время… Сейчас она просто умирала от блаженства среди этих чудесных звуков… А потом они запели вместе. Их голоса сливались и переплетались со звуками старой потрепанной лютни, причудливый мотив рождал в голове самые смелые и прекрасные образы… — Солнце на запад. Луна на восток. Ночь, вслед за днём. За закатом рассветы… И, пока сыпется время песок, Мы наблюдать будем с вами всё это. Чтобы сменял темень ночи — свет дня, Солнце с Луною созданы были. Жаром любви им сердца распаля, Боги возлюбленных разъединили. Пылкое, страстное сердце дневное, Мир согревает небесным огнём Нежное робкое, пламя ночное — Сердце Луны охраняет наш сон. Вечность за вечностью в пламе сгорают! В собственной чистой и верной любви! Солнце с Луной мимо нас пробегают, Чтобы мы сами влюбляться могли…* Когда они замолчали, Йоль вдруг как ледяной водой окатили. Она внезапно поняла, что стоит в толпе мужчин совершенно безоружная. Её разум будто затмили на несколько минут, а потом вновь вернули способность думать. Охотница быстро вынырнула из кучки приветственно кричащих людей и побрела к краю лагеря. Её сердце стучало в безумном ритме, руки немного дрожали, но не от страха. Эта музыка заставила её забыть обо всем на свете. Это самое прекрасное, что она когда-либо слышала. Свобода. Чистая свобода души, выраженная в звуках… Йоль долго сидела, глядя в одну точку, и размышляла. Сначала об этой старинной балладе, а потом её мысли плавно перетекли к тому синему дракону. Откуда он? Ведь король перебил всех его сородичей давным-давно. Но… если тот мальчишка, которого она видела во сне, действительно существует, то не стоит забывать что и маленького дракона она тоже видела. А значит, этот маленький дракончик тоже реален? Но как он мог так вырасти за столь короткий срок? Девушка ничего не понимала, а потому решила не забивать себе голову пустыми догадками, а просто поговорить завтра с Анжелой. Ведь это к ней заходил парень из её сна… Её размышления прервал подбежавший Клык. Он обеспокоенно тыкался своим мокрым носом ей в руки, требуя внимания. Когда девушка схватила его за морду и, заглянув в глаза, требовательно спросила: «Что?», он вырвался и немного отбежал. Йоль сразу все поняла, встала и немедленно направилась за волком, призывая показать ей путь. Шли они недолго, пара минут, и четвероногой брат присел, обнюхивая землю. Йоль наклонилась, разглядывая то, что так заинтересовало Клыка. Это оказались человеческие следы. Много следов. Это не её спутники, что им делать так далеко от дороги? Йоль подсоединилась к разуму зверя и втянула воздух. Запахи леса она отмела сразу. Вот. Нашла — гарь, дешевый табак, вино и что-то незнакомое. Но людей тут потопталось немало, это точно… Можно, конечно, пойти и проверить, но лучше сначала предупредить караван. Язуак научил охотницу, что люди редко верят подобным заявлениям сразу. Когда она добралась до лагеря, то было уже совсем темно. Люди разожгли костры и рассказывали друг другу разные истории. Йоль растерялась. К кому ей пойти? К Фиеру? Но где его найти? Внезапно её взгляд наткнулся на травницу. Точно! Вот кто сможет всех убедить! Йоль подскочила к Анжеле и попросила её выслушать. Выражение лица женщины менялось с беззаботного на озадаченное по мере продвижения рассказа охотницы. Когда же девушка закончила, травница выглядела сильно обеспокоенной. Она направилась через скопление палаток к самой большой, попросив Йоль остаться на месте. Вскоре по лагерю забегали люди, в спешке вооружаясь и облачаясь в доспехи. Йоль ничего не понимала. Йоль хотела получить свои ответы. И она их получит! Девушка решительно схватила вынырнувшего из толпы паренька, который бежал куда-то с мечом наперевес. — Что происходит? — требовательно произнесла она. Юноша взглянул на неё испуганно, но все же ответил: — Тревога! Всех поднимают! Вот я идиот, ну зачем пошел… Тут он подозрительно прищурился и задал весьма странный и совершенно не относящийся к делу вопрос: — Ты что не знаешь, чей это караван? Йоль отрицательно помотала головой: — Нет, а какая разница? — Большая! Не слышала что ли? — проскулил парень. Охотнице это надоело, и она несильно встряхнула парня для мотивации. В конце-то концов, неужели никто тут не может говорить нормально, без заморочек? — Ну, так чей он? Паренек нервно оглянулся, провожая взглядом крепкого мужика, галопом несущегося на другой конец лагеря, и в ужасе прошептал: — Купца Джоада из Тирма. Вдали протяжно завыл Клык. Один длинный, один короткий. Люди...