Серые слёзы. Серая кровь

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри. Зигмунд Фрейд Белатона являлась крупным и процветающим городом, расположенным на одном из торговых путей в Сурду, наиболее безопасном, надо сказать, ибо Драс-Леона вечно вызывала у несчастных купцов, и так подвергающихся в пути всяким опасностям вроде клещей и дождей, трепетный страх. А еще этот город был старым. Основали его много лет назад беженцы из долины Паланкар, задолго до того как этот маленький выскочка Гальбаторикс решил захватить власть и уничтожить Орден Всадников. И простоит еще столько же, если её, конечно, никто не разрушит. А потому за столь долгое существование здесь сложились особые негласные правила, закрепленные не в законах, а в разумах горожан. И каждый житель, столь гордый такой длинной и выдающейся историей, считал необходимым соблюдать эти правила и принуждать к их соблюдению приезжих. Например, здесь вперед можно было двигаться только по правой стороне, благодаря чему движение по широким улицам города не представляло из себя этакое безумное сражение за жизнь. Если путник все же осмеливался зайти куда не положено, то сначала на него ворчали горожане, а затем подходили стражники и вежливо просили вернуться в строй. Если же путник не внимал их просьбам, то они так ненавязчиво начинали прикидывать, хорошо ли сейчас в тюрьме, тепло ведь, в конце концов, клещи там, жара… Именно это сейчас и происходило с Йоль. Она долго и упорно смотрела на стражников, искренне не понимая — какая разница, где вообще ей идти? В конце концов, к ней подошел Фиер, просто кивнул стражникам, схватил девушку повыше локтя и вывел к своим телегам. Йоль зарычала и вырвалась, с ненавистью глядя и на воина, и на караван, и вообще на всех жителей Белатоны. Она была напугана и озлоблена — Клыка вновь пришлось оставить, ибо Йоль не хотела рисковать жизнью единственного дорогого ей существа. И теперь город снова давил на неё. Правда, не так Тирм. Белатона была спокойной, размеренной, основательной. Улицы — широкие и просторные, дома каменные, правда, только у богачей, беднота же вполне удовлетворялась деревянными с соломенной крышей. Чем дальше они продвигались, тем тоскливей становилась обстановка. Люди ходили тихо и степенно, гордо вскинув голову и презрительно поглядывая на уставших и грязных путешественников. Анжелы с ними не было, что еще больше беспокоило охотницу, покинувшую свои леса. Травница буквально у городских ворот упорхнула куда-то, заявив, что ей нужно навестить старых друзей, у которых она и останется на ночевку. Фиер не возражал, только предупредил о времени отъезда. А Йоль возражала. Рядом с Анжелой ей все же было как-то спокойней. Но она предпочла промолчать в тряпочку потому что и так проблем навалом. Наконец, Фиер куда-то уверенно повернул, повилял по закоулкам и вышел на просторный и широкий двор, на заборе которого облупившейся краской какой-то криворукий идиот написал: «Таверна «Оскал волка», а ниже было нарисовано в порыве пьяного вдохновения (никакая другая причина не оправдала бы того, что Йоль углядела) нечто, больше похожее на грабли, торчащие из стога сена, чем на волка. Во дворе располагался большой дом из дерева и камня, этажей этак в четыре. Ну, или в три с хвостиком, перед крыльцом деловито прохаживались куры и один петух, во весь голос заявляя, кто здесь хозяин, огромный черный пес лежал на боку и лениво глазел на входящих путешественников. — Таверна? — глупо спросила Йоль. Разумеется, это было совсем очевидно, но ей страшно хотелось услышать звук собственного голоса, чтобы убедиться, что древний город не поглотил его без остатка. — Ага, — усмехнулся Фиер. — Эй, Тамир, Тоби! На вас лошади. А Джефф и Гарнел пусть повозки на задний двор поставят. Живо, живо! Четверо мужчин сорвались с места, поспешно выполняя его указания. И всё же они устали — сгорбленная спина, потухший взгляд. Этот отдых был необходим всем, кроме Йоль, разумеется, потому как скакать по горам без устали было её образом жизни. Войдя в таверну, они увидели просторное помещение, заставленное небольшими столиками, за которыми сидела пара непрезентабельных личностей, хмуро потягивающих знаменитое белое пиво Белатоны. За стойкой у дальней стены протирала тарелки хорошенькая девушка, а рядом стоял пузатенький мужичок, к которому незамедлительно подошел Фиер. Далее следовало теплое приветствие, наполненное всякого рода высказываниями, типа «Сколько лет, сколько зим, старина!» и торг за спальные места. Йоль на все это смотрела прищуренным взглядом, изредка отвлекаясь на подозрительных людей и планируя их убийство. От этой дурацкой привычки она по-прежнему не могла избавиться. — Ну что? — спросил Фиер, почему-то подойдя к ней. — Что? — прищурилась она, поднеся руку поближе к ножу. Мужчина только пожал плечами, потеребил свою бороду, и ответил: — Так, мои остолопы, Вы, прелестная мисс (это он, разумеется, не Йоль, а девушке-менестрелю), и юная следопытка, идемте со мной, сейчас вас разместят по комнатам. Внезапно они услышали крик хозяина таверны: –Нет! Нет, нет, нет!!! Не пущу! Все уставились на орущего мужичка и заметили неописуемый ужас на его лице. Он стоял, расставив руки, будто хотел загородить и спасти свою собственность, часто и с хрипами дышал, а ноги у него так и ходили ходуном. Фиер недоуменно спросил: — Что такое, Барг? — Эта ведьма! — рявкнул он, указывая трясущимся пальцем на Йоль. — Не пущу её! Пусть выметается! — Эй, мужик… — начал было смуглый Тамир, но хозяин таверны заверещал еще громче, тыкая пальцем в растерявшуюся от таких заявлений Йоль: — Зверь! У неё внутри зверь сидит, разве вы не видите?! Огромный кровожадный зверь! Убирайся!!! Йоль, сжав кулаки, пристально и злобно уставилась на Барга, отчего тот в испуге отпрянул. Ей безумно хотелось кинуться и разорвать ему глотку прямо здесь и сейчас, и плевать, что будет дальше, но огромным усилием воли она вернула себе рассудок, а затем живо выскочила на улицу, громко хлопнув дверью. Что это с ним? Какой еще зверь?! Внутри неё?! Она была до того зла, что не сразу услышала тихие шаги Фиера позади себя. — Прости, я даже и не думал, что так получится… Йоль, сделав глубокий вдох-выдох, мотнула головой. — Хватит, — раздраженно прервала она, не желая обмусоливать неприятный момент до кости. Достаточно и того, что он произошел, и нечего напоминать себе тысячу раз об этом, лучше уж подумать о более насущных проблемах. — Где Храм Ивераль? Фиер, на минуту задумавшись, скользил глазами по огромной Белатоне, а потом указал на высокий снежно-белый пик, сверкающий в лучах полуденного солнца. — Это и есть Храм. Если что, мы отправляемся отсюда на рассвете четвертого дня. Может, тебя проводить? Девушка снова покачала головой, понимая, что сейчас не хочет ни с кем общаться. Одиночество. Вот что ей сейчас нужно. Та безумная ярость, что захватила её в таверне, и правда была похожа на зверя, и от этого становилось страшно… Она долго бродила по тихим улицам Белатоны, забиваясь в самые темные углы, так что к святилищу местного бога добралась только к вечеру, когда лучи закатного солнца красочно расписали белый Храм. И он был прекрасен — огромный цвета первого снега конус, уходящий в небеса. Он как будто отражал чистоту того, которому здесь поклонялись, и Йоль невольно почувствовала трепет перед этим чудом архитектуры, пусть и не верила в богов. Оглядевшись и так и не увидев кого-то из живых, она решила обойти храм в поисках его обитателей, и тут… С другой стороны белоснежный конус был весь почерневший, в саже, будто темные силы вознамерились испортить чистоту этого места. Правда, Йоль мыслила более трезво, сразу сообразив, что здесь произошел пожар, и пожар нехилый. Вокруг храма располагались зеленые лужайки и маленькие огородики, закрытые только зеленой изгородью, чтобы пыль дорог не портила растения. На одной из грядок копошился служитель Светлого, с которым разговаривал какой-то человек, одетый в такие же белоснежные одежды. Заметив растерянную девушку, он осторожно подошел и спросил: — Что случилось, юная дева? Йоль посмотрела на этого человека, тихие шаги которого давно услышала, и как-то устало произнесла: — Мне негде остаться на ночь. Один человек сказал, что вы поможете мне. — Ну разумеется! — всплеснул руками её собеседник, натягивая на лицо фальшивую улыбку (никто не любит дармоедов) — Мы всегда позволяем переночевать путникам! Тут он сложил пальцы в замысловатый жест и прочертил в воздухе треугольник. — Свет твоей душе! — коснулся рукой сердца и выжидающе посмотрел на Йоль. Та мгновенно сообразила, что надо делать, и попыталась повторить этот жест — указательный и средний вверх, мизинец и безымянный — вниз, а большой как-то между ними. — Свет твоему сердцу, — ответила она, туда же приложив перекосяченные кое-как пальцы. — Свет твоему разуму, сестра моя, — улыбнулся слуга Светлого. — Идем за мной. Он уверенным шагом направился к зданию, вошел в какую-то маленькую и почти незаметную дверь, которая вывела их в большой зал, наполненный множеством людей. Шум и гул, стоявшие в помещении, были просто невыносимыми, звук отражался от высоких потолков и гранитных стен и дробился на множество маленьких одинаковых созвучий, порождая многоголосое эхо, так что Йоль, даже не успев рассмотреть это место как следует, зажала уши руками. Её проводник, удивленно взглянув на неё, поманил за собой. Пока они шли, девушка не теряла времени, разглядывая место своего ночлега на ближайшие пару ночей. Оно выглядело внушительным, поражало своими размерами, но отталкивало атмосферой. На полу с трудом можно было разглядеть старую полустертую мозаику, вдоль коричневых стен стояли толстые колонны. Огромная зала не имела ничего общего с наружной белизной храма — здесь было темно, душно, единственным источником света служили маленькие свечки, ужасно дымившие и издававшие неприятный запах. Люди, расположившиеся на полу, почти все были одеты в лохмотья, некоторые стояли на коленях, уставившись куда-то вдаль, их уставшие и грязные лица обрамляли клоки спутанных и грязных волос. Служитель Ивераль привел охотницу к одной из колонн, рядом с которой был постелен мешок, набитый соломой, сообщил, что ужин будет через пару часов и испарился, незаметно отбиваясь от людей, норовивших поцеловать его руку. Йоль долго смотрела ему вслед, пытаясь сообразить, что же это за место, но мысли уж давно были тяжелыми и вязкими, будто старое варенье, и она, закрыв глаза, просто прислонилась к колонне. Внезапно до её плеча кто-то дотронулся. Девушка тут же отпрянула, с опаской глядя на незваного гостя, которым оказалась старуха, заботливо протянувшая ей краюху зачерствелого хлеба. Йоль молча взяла еду и принялась жевать, оглядывая помещение и нищих пилигримов, оставшихся на попечении то ли божка, то ли шарлатанов. — Какие у тебя красивые волосы, — вдруг воскликнула старая женщина, протягивая руку в попытке коснуться Йоль, такие длинные, почти до пояса… — Правда? — удивленно спросила девушка, поднося руку к голове. — А я и не замечала… На самом деле за своими волосами девушка почти не следила, предпочитая просто заплетать в косу, чтобы не мешались. «Надо бы обрезать», — решила она, доедая хлеб. Внезапно Йоль вспомнила о той обгорелой части этого белоснежного строения и о черном дыме, угрожающе клубившемся над городом. Связать два этих события ничего не стоило. — Почему горел храм? — поинтересовалась охотница. Глаза у старухи вспыхнули радостным огнем, видимо, от предвкушения свежей сплетни. И не важно, распространять она её будет или слушать. — Ну, говорят, что кто-то его поджег, — заговорщическим тоном начала старуха, немного поерзав для удобства на своей подстилке. — И, скорее всего, это сделала тайная организация… Йоль подняла брови в знак того, что её интересно. На самом же деле ей хотелось тряхнуть соседку как следует, чтобы та перестала тянуть кота за хвост. — Говорят, что служители Храма Ивераль ведут какое-то расследование. Вот уже много лет они выслеживают какую-то тайную организацию, которая убивает жителей города, и теперь они подобрались к ним очень близко, и вот люди из этой организации и задумали сжечь храм, чтобы уничтожить все их записи… — Серьезно? — усмехнулась Йоль, глядя на старуху. — И ты действительно в это веришь? — Так люди говорят, — не отступала собеседница. Между ними воцарилось тяжкое молчание. Старая женщина ждала, что Йоль еще что-нибудь спросит, а она просто разглядывала зал, все еще поражаясь такому различию. — Расскажи мне об Ивераль, — вдруг попросила девушка свою соседку. Пожалуй, отчасти ей двигало желание разрядить ту тяжелую атмосферу, что воцарилась от ожидания, а отчасти — понять тот странный контраст, что составляли внутреннее и внешнее содержание храма. Старуха недолго помолчала, собирая воедино все осколки своих знаний, а потом заговорила тихим скрипучим голосом: — Ивераль и его брат Тенус были богами, которые создали этот мир. Внешне они были одинаковыми, но вот внутри различались. Ивераль был светлым, помыслы его были чисты. Он любил то, что делал, и своих детей тоже любил. А Тенус был злым, внутри него родилась тьма. Он завидовал своему брату, потому что у Ивераль все получалось, все его создания были прекрасными. А Тенус смог создать только мерзких ургалов. Поэтому Тенус портил все, что создавал его брат. Когда Ивераль и Тенус вместе создавали драконов, Тенус сделал их злыми и вспыльчивыми, а эльфов — бездушными тварями, гномов заботящимися только о себе. Ивераль решил создать людей сам, но его брат подмешал в них человеческие грехи. И когда Ивераль понял, кто испортил всех его детей, то попросил Тенуса все исправить, но тот отказался. И тогда Ивераль изгнал его в Бездну, где властвует тьма. Ивераль взял себе в помощники Светлых душ — это души погибших маленьких детей — которые следили бы за его детьми, а Тенус из тьмы Бездны создал себе Темных мучителей — это тени, и если им удается обрести тело, то появляются шейды. Эти мучители склоняют людей к плохим поступкам и утаскивают их души после смерти в Бездну, где Тенус их пожирает и забирает их силу, чтобы выйти и сразиться с Ивераль. И занять его место в Светлом мире. А если душа окажется чистой, то она продолжит свою жизнь в Светлом мире, где всегда сможет видеть Ивераль, и где светло, хорошо, не надо работать, нет боли и нищеты. Старуха закончила говорить, а её голос еще долго эхом отражался от стен огромного зала. И никак не затихал в сердце Йоль. Её мучил единственный вопрос — как можно верить в это бред?! Что кто-то там создал этот мир таким хорошим, а потом пришел плохой парень и все испортил. И разумеется, это именно он виноват, что люди такие мрази — предают, убивают, воруют, а вот не было бы его, так все бы у них было прекрасно. А эльфы, ургалы и гномы так вообще порождения тьмы получаются, и нет нужды с ними хоть как-то сотрудничать — на костер приспешников темного бога и дело с концом. — Значит, эльфы, драконы и гномы — тоже создания Ивераль? Почему же тогда вы их так не любите? — поинтересовалась девушка. — Они испорчены Тенусом. Им нет места в этом мире. Их уже не спасти. А уж ургалов тем более, — уверенно произнесла её собеседница. Йоль только хмыкнула, поражаясь, насколько узок мир этой женщины. «Я видела ургалов, — подумала девушка. — Просто у них такой образ жизни. Такие привычки. Ты не поймешь этого лишь потому, что не хочешь этого. Не пожелаешь отвергнуть такую удобную картину мира только для того, чтобы дать шанс другим народам!» Но вслух сказала другое: — И ты веришь во все это? — Разумеется! — воскликнула её соседка. — Это все чистейшая правда! Ивераль здесь, в храме, он слышит нас! — И они все, — тут Йоль окинула взглядом всех людей, — тоже верят? Старуха нахмурилась, видимо, не понимая, что Йоль хочет этим сказать, и строго ответила: — Юная девушка! Твои вопросы просто смешны! Ивераль, прости несмышленую! Конечно! И не только они! Даже лорд Брэдберн, губернатор Белатоны, постоянно приходит в храм и жертвует огромные деньги для Ивераль! Да все лорды приходят! И не смей больше задавать мне подобные вопросы, а то вылетишь отсюда как пробка из бочки пива! «А если я сейчас её спрошу, кто подговорил её сказать такие мерзкие слова, то что она мне ответит? Что это тени? Или снова пообещает вытурить меня? Лживая старуха. Все они тут лживые. Не знаю, что там после смерти. Никто из живых этого не знает. Тогда откуда слугам Светлого это известно?» Йоль вздохнула, разложила спальный мешок, не имея ни малейшего желанияы ложиться на эту уродливую, населенную клопами и заразными болезнями подстилку. «Красивый снаружи и темный внутри… Тогда получается, что этот храм символизирует Тенуса, а вовсе не Ивераль…» — пришло ей на ум. Но вот озвучить эту мысль не решилась, ибо на ворчание старухи уже оглядывались люди, которым она с радостью объясняла ситуацию. «Белатона управляется религией, а, значит, она слепа как новорожденный котенок…» — грустно подумала Йоль. Она с жалостью взглянула на старую фанатичку, залезла в спальный мешок, положила под голову кинжал и, закрыв глаза, сразу же провалилась в сон. *** Утро выдалось на редкость ясным. Йоль стояла перед воротами Храма и смотрела на людей, мерно шествовавших по улице, и пыталась успокоиться. Это случится сегодня! Сегодня она встретит её — Джейлин, свою маму! Только мысль об этом уже вызывала в ней бурю чувств, только Йоль еще не могла понять, каких. Дом цвета засохшей крови. Так написал Роу. Символично, однако. Как будто хотел сказать, что с графом лучше не связываться. Или это сам граф об этом предупреждает. Йоль шла по улицам, осторожно оглядываясь, однако сонный город, казалось, и вовсе не замечал (как там сказал Фиер?) юную следопытку. Не замечал её опасливого страха, не замечал возбуждения в её душе, когда идешь навстречу неизвестного и совсем не представляешь, как поступить. Она шла и судорожно обдумывала, что же она все-таки скажет? Привет, мама, не ждала, да? Почему ты меня бросила? Что произошло? Почему ты позволила мне прожить все эти годы одной в заснеженном Спайне с мыслью, что родители меня просто выкинули? Мама? Мама… Мама! Йоль дернулась от наплывшего гнева. Все так же безуспешно пытаясь успокоиться, она только сильнее разворошила осиное гнездо. Не стоит об этом сейчас думать. Она скажет то, что скажет, не больше и не меньше. Йоль осторожным шагом вошла в район, где проживали самые богатые люди Белатоны. Сонные стражники, отчаянно зевая, даже не заметили черноволосую девушку, осторожно прошмыгнувшую за внутреннюю стену, отделяющую мир толстосумов от бедняков. Дом цвета засохшей крови… засохшей крови… Вот он! Этот дом был великолепен. По-своему, но великолепен. Он весь утопал в зелени, однако даже украшенный цветущими растениями, он по-прежнему нагнетал нехорошую атмосферу. Йоль поежилась, сжала письмо в руке, пожалела, что оставила лук в храме, и громко постучала в железные ворота. Ничего! Её как будто не заметили. Она разозлилась и стуканула еще раз, но теперь громче. Опять никакой реакции. Тогда она пнула ворота что есть силы, и они издали протяжный и глухой звук. Вдруг маленькая дверца в самих воротах приоткрылась, и оттуда вылез хорошо одетый дворецкий. Он мерным голосом поинтересовался, что такая оборванка здесь забыла. Йоль же молча протянула ему письмо. Ждать пришлось недолго, и вот она уже идет по роскошным коридорам Дома цвета засохшей крови. Мягкие ковры устилали пол из редчайших пород дерева, изящная мебель украшала собой каждую комнату, картины невероятной красоты висели на стенах, а с потолка свисали потрясающие канделябры. И все в золоте, бархате, парче, везде росписи, фрески и сурдийский шелк тончайшей выделки и ручной росписи. Да, граф богат. Неприлично богат. В доме стояла какая-то затхлая тишина, будто он спал, и спал уже очень, очень давно, и дрема была такая нехорошая, болезненная, когда и не знаешь, проснется больной или уже нет. Никогда. И воздух был спертый и застоявшийся, хотя окна распахнуты настежь, и каждый раз Йолле боялась, что этот вдох станет последним. Каждый раз она понимала, что даже такая безумная красота никогда не заменит ей свежего ветра гор и легкой зелени лесов. Йоль чувствовала себя чужой среди всей этой роскоши и просто не понимала, зачем нужны все эти вещи, если они не приносят никакой пользы кроме красоты. Пожалуй, из домов ей куда ближе был собственный дом или жилище Марианны в Тирме — в меру просторные, удобные и уютные. В таких домах чувствуешь себя защищённой, в таких дома чувствуешь себя… дома. — Прошу сюда, — произнес дворецкий, останавливаясь возле запертой двери внушительных размеров. — Граф немного занят, тебе придется подождать. Он примет тебя, как только освободится. Он указал Йоль на изящный стул, обитый бархатом, и удалился. Йоль, критически оглядев предложенный атрибут мебели, сесть на него не рискнула, опасаясь, что он тут же развалится. Поэтому осталась стоять… Она не знала, сколько времени прошло. Пока она ждала, вся измучилась от мыслей о матери, пытаясь предположить, как та выглядит, что скажет, когда увидит дочь, будет ли она вообще ей рада? А вдруг не узнает? Что тогда? Комок в животе, все не отпускавший девушку с утра, теперь разросся и давил на грудь изнутри. Мимо пропорхнула стайка одетых в шелка девушек. Лица их были сильно накрашены, на голове — нечто невообразимое, пахнущее мукой. Йоль поморщилась, глядя на них, а они поморщились при виде Йоль. Разные миры на мгновение соприкоснулись, чтобы потом в ужасе отпрянуть друг от друга. Внезапно дверь распахнулась, и все тот же дворецкий пригласил Йоль войти в комнату. Это оказался рабочий кабинет, весь отделанный красным деревом и темно-коричневым шелком. Слева было огромное окно — единственный источник света в этой комнате, справа — письменный стол и висящие над ним картины, а прямо перед ней — гигантская книжная полка, на которой пестрели яркими красками корешки самых разных книг, кое-где девушка даже заметила эльфийские руны. И из всей этой пестроты темным силуэтом выделялся тот самый граф Элистар, хозяин этого роскошного места, который сейчас стоял к девушке спиной, разглядывая названия книг. Дверь за спиной охотницы с тихим скрипом захлопнулась. — Так, так, так… — довольным голосом произнес мужчина. — Какие интересные гости у меня сегодня. Йоль могла поклясться, что уже слышала этот голос. Определенно, слышала, но вот только где? Вспоминай, вспоминай! Не могла же она знать графа раньше? Вдруг хозяин дома так резко развернулся, и Йоль вздрогнула от неожиданности. А потом еще раз вздрогнула, но теперь от страшной догадки. Это лицо, эти глаза… Она знает его. Она видела его. Черные волосы до плеч. Шрам, идущий через правый глаз. И улыбка. Мерзкая улыбка, которая заставляла дрожать его подчиненных. Этот человек был на том заседании. Граф Элистар из Черной Руки…