Серые слёзы. Серая кровь

Ум заключается не только в знании, но и в умении прилагать знание на деле. Аристотель Граф все так же мерзко улыбался, в Йоль стояла и глазела на него, пытаясь унять сердцебиение. От него исходила какая-то особая зловещая аура, полностью заполнившая помещение кабинета, и охотница, будучи весьма восприимчивой особой, не могла не ощутить этой давящей, будто растворяющей атмосферы. Вот что происходило с домом — это хозяин отравлял его своим присутствием. Граф любил властвовать. Ей нужно быть осторожной. И все-таки, какое положение он занимает в этой тайной организации? Вряд ли самое высокое, но все же и не низкое. Скорее всего, где-то посередине. На том собрании, которое видела Йоль, было много человек, и все они прислушались к мнению графа., впрочем, как и к Камишу. Наконец, темноволосый мужчина заговорил, и голос его был на удивление мелодичен и приятен слуху: — Имя. Йоль даже вздрогнула от неожиданности. Имя? Чье? Её? Ну да, свое-то он знает. Вот только его приказной тон ей не очень-то понравился, но так как она желала побыстрей отделаться от графа, потому что он представлял собой нешуточную опасность, то решила, что открытие этого маленького факта не причинит ей особого вреда: — Йоль. — В письме от барона Кэмбэлла говорится, что Вам интересна информация об одной из моих рабынь, Джейлин. Сердце вновь взорвалось. Мама. Йоль судорожно кивнула, стараясь взять себя в руки. «Соберись, соберись, — твердила себе она. — Он же не знает, что тебе известно. Хотя он опасен, сомнений нет, но об этом меня еще Роу предупреждал…» Теперь все его глупые фразочки о том, что графа нужно опасаться, не казались такими уж бессмысленными, а бахвальства Йолле перед встречей больше походили на заявления маленького ребенка, который хорохорится перед приятелями. — Ну, так что Вы хотите знать? — поинтересовался граф Элистар, заполняя своим плавным голосом всю комнату. — Я… Хочу увидеть её! Пожалуйста! — выдавила из себя Йоль. Увидеть! Наконец! От волнения сердце ухало так бешено, что, казалось, сейчас вырвется из груди, но радость у неё была какой-то неправильной, которую показывать никак нельзя, иначе хозяин дома кинется на неё как коршун на кролика и раздерет до крови. Граф был вторым после Анжелы человеком, который подавлял её. Подавлял одним своим присутствием, взглядом, манерой держаться. Всем, чем угодно! Но сейчас у неё не было права на ошибку. Сейчас на кон поставлена её судьба и жизнь её матери. — Тогда, могу я поинтересоваться, зачем Вам эта информация? — пропустил мимо ушей её просьбу граф Элистар. Йоль недоуменно посмотрела на мужчину, не понимая, к чему это. Он ответил ей высокомерным взглядом, отчего девушка сразу почувствовала себя неуютно. Возможно, он опасается, что через неё кто-то узнает важные сведения, хотя откуда у рабыни такая информация? Или просто беспокоится за свою собственность. Йоль поморщилась при мысли, что её мама может быть чьей-то собственностью, но все же она решила не скрывать правду. Вполне вероятно, что граф посчитает девушку достаточно состоятельной, чтобы заплатить за живой товар, но об этом можно поразмышлять и позже, сейчас главное хотя бы увидеть Джейлин. — Это моя мать. Граф довольно усмехнулся. Быстрым движением он достал одну из книг, из которой вынул какой-то листок. Положив его на маленький столик, стоявший прямо перед книжной полкой, он сцепил руки за спиной и внимательно уставился на Йоль. Рисунок. Портрет. Это значит, она должна подойти ближе. Все её инстинкты вопили в один голос: «Не приближайся! Опасно! Опасно!», и сейчас она должна была наплевать на них и сделать шаг вперед. Вот так, еще один… Оказавшись совсем рядом со столиком (а заодно и рядом с графом), она осторожно протянула руку и коснулась листка. Сердце её забилось. Вот оно. Мама… Простой карандашный набросок, сделанный неаккуратно и, видимо, в спешке или по памяти, когда подробные черты ускользают из памяти и остаются только самые яркие, самые запоминающиеся. С помятого испачканного в чем-то листочка на Йоль смотрела красивая женщина с волнистыми темными волосами, аккуратными тонкими губками, немного широковатым носом. Но самое интересное — это глаза. Казалось, они смотрят куда-то далеко-далеко, будто знают много такого, чего не знает никто другой. Эта женщина не могла быть рабыней. Слишком она благородна для этой низкой роли. Приглядевшись, Йоль поняла, что левый глаз не был закрашен полностью. То ли художник поленился, то ли упустил… Положив рисунок на место, девушка спросила: — Что с глазом? — А разве ты не знала? — сфамильярничал член Черной руки, прищурившись, отчего шрам стал еще уродливей и зашевелился будто живой. Будто червь. — Она была слепа на левый глаз. Йоль вздрогнула и сильно сжала кулаки, ощутив, как ногти, хоть и короткие, вонзаются в ладонь. Так она возвращала себе самообладание, надеясь избавиться от стука в голове и жара в животе, который скручивался спиралью и мешал дышать. Это все дом, это все граф. — Когда я смогу её увидеть? — дрожащим голосом спросила девушка. — Где моя мама? Он посмотрел на неё долгим взглядом, будто проверяя, не притворяется ли она, задавая такой глупый вопрос. Взгляд у него был тяжелым, будто пронзающим насквозь, и Йоль поклялась себе, что больше никогда не встретится с ним по своей воле. Все, чего она хотела, это увидеть маму. А что будет дальше, Йоль даже не представляла, но точно была уверена, что ни за что не впустит в свою жизнь этого отвратительного человека. Когда нить ожидания внутри девушки уже готова была лопнуть от напряжения, будто струна на истерзанной скрипке, граф соизволил таки ей ответить тихим и спокойным голосом, в котором проскальзывали нотки довольства: — Никогда. Она мертва. Что?! Мертва?! Эти слова, будто нож, больно резанули по сердцу девушки, дыхание сбилось, воздуха не хватало. Мертва?! Но для чего тогда она проделала весь это путь?! Зачем столько терпела?! Мертва! Мертва! Мертва! Эти слова эхом отражались от стенок её сознания, создавая в голове гремучую смесь из боли и отчаяния. Беги, Йоль, беги! Убежала. А теперь она мертва. И Йоль так навсегда и останется одна. В глазах резко помутнело. Она задыхается. Воздуха, пожалуйста, воздуха… Йоль пошатнулась, будто от удара и часто-часто задышала. Комок в горле стал невыносимо твердым и тяжелым, слезы уже были готовы бешеным водопадом покатиться с её глаз… — Почему? — просипела пораженная девушка. — Она пыталась задушить меня во сне, но я оказался быстрей и… — тут вдруг мерный голос хозяина дома дрогнул, но лишь на секунду, чтобы вновь потом стать абсолютно безразличным. — И перерезал ей глотку. Йоль схватилась за горло и с ненавистью посмотрела на графа. — Почему… она хотела убить тебя? — со злостью спросила Йоль, теперь уже не желая церемониться и играть с ним в словесные игры. Внутри неё просыпался тот самый зверь, о котором говорил хозяин таверны. Он сжигал её изнутри, желая лишь одного — смерти этой твари, которая посмела убить её мать. Убить. Убить. Убить… — Не знаю. Может, она была сумасшедшей. — Она не была сумасшедшей! — с ненавистью рявкнула Йоль. Убить, убить, убить! Пусть ей не выиграть это сражение. Пусть она умрет здесь. Пусть о ней забудут, но она вцепится ему в горло и не отпустит до тех пор, пока кто-то из них не скончается. Тело напряглось, готовясь к броску, рука была уже возле ножа, ка вдруг всего одна мысль заставила её опомниться, всего одно имя. Клык. Останется один. Так нельзя. Йоль сделала глубокий вдох, а затем бесшумно выдохнула. Успокоиться, ей надо успокоиться. А глаза графа смотрели все так же безразлично, где-то в глубине пряча затаенную насмешку. Разуметтся, его цепкий взгляд не упустил этот взрыв ярости, эту вспышку злобы и ненависти, но беспокойство на этой маске вместо лица не появилось ни на мгновение. — Ты знаешь, — сказала девушка. — Причину. Ты знаешь её. Потому что без причины не убивают. — Я уже сказал все, что знал. У Джейлин была милая мордашка и совершенно отвратительный характер, прямо как у тебя. А теперь убирайся. Ты и так потратила слишком много моего времени. Йоль нахмурилась и сжала кулаки. Она не уйдет, пока все не прояснит. Ей надоело вечно застревать в тупиках, смиряясь с мыслью, что любому проходимцу известно больше, чем ей. Если Джейлин мертва, значит, надо попытаться отыскать отца, и почему-то охотница была точно уверена, что в причине такого поступка матери кроется ответ на её вопросы. Или, по крайней мере, очередная подсказка. Но вытянуть эти сведения из члена Черной Руки не представлялось возможным. Что может заставить его говорить? Сила? Нет, он и сам достаточно силен, чтобы ответить ей. Угрозы? Тоже не вариант. Казалось, выхода не было, и девушке придется уйти ни с чем. Если только… «Ты имеешь такие силы, о которых некоторые и мечтать не смеют, но пользоваться ими у тебя не хватит мозгов!» Йоль коварно улыбнулась… — Ты слишком наивен, Камиш, — произнесла она тихим и немного сбивающимся от волнения голосом. — Это не так-то просто. Но у нас есть Итро Жада и эти рогатые недоумки, так что может получиться что-то интересное, хотя времени и терпения на них не хватает, надеюсь, Дурза справится. Тем более, появилась еще одна забота — новый Всадник. Нужно отыскать его, пока Гальбаторикс вновь не поручил это дело мерзким раззакам. Глаза графа Элистара постепенно расширялись. Он в упор смотрел на Йоль, буквально пронзая её насквозь, отчего та чувствовала себя просто ужасно, однако все же радовалась, что ей удалось сбить с надменного лица графа выражение абсолютного безразличия. — Ты… Откуда ты… — Кстати, Камиш поработал отвратительно. Пришлось убить его. Жалкое зрелище. Она сделала недолгую паузу, намекая как бы, что у неё есть кое-что похуже, и продолжила: — Вы же не хотите, чтобы эти, да и другие сведения, попали куда не надо? В тот же Храм Ивераль, например? Или того хуже — к нашим любимым варденам? Граф нахмурился: — Причем здесь Храм, девчонка? Йоль ухмыльнулась, в душе надеясь, что не перегибает палку. — Бросьте, мне известно, что там содержались сведения о Черной Руке. И ты очень оригинальным способом о них позаботился. Держу пари, что скоро найдут и трупы. Говорить расплывчато, не болтать лишнего. Сейчас Йоль брела во тьме, выкинув руки вперед в надежде нащупать верный путь. Но нечего питать ложные надежды, потому что в любой момент она может споткнуться и упасть, и неизвестно еще, что кроется там, в темноте, где она была совершенно слепа. Как крот. Она играла с огнем, а все знают, что этого лучше не делать, и рисковала, очень сильно рисковала и не только своим здоровьем, но даже и жизнью. Но у неё есть цель, и она её достигнет, чего бы это ни стоило. — Ты угрожаешь мне девочка? — мерзко ухмыльнулся граф. — Нет, о чем ты. Просто предлагаю сделку. Лицо графа приняло еще более надменное выражение, где-то даже проскальзывало презрение. Да плевать. Пусть презирает, сведения-то у неё не исчезнут из головы. — А я ведь могу убить тебя прямо сейчас, наглое создание. И никто, слышишь, никто не узнает, куда же подевалась эта маленькая наглая девчонка. — Да ну, — ухмыльнулась Йоль, скрестив руки на груди и делая попытки тоже придать своему взгляду высокомерности. — А по-моему, Вы обязаны выпустить меня из своего дома живой. Разве не этого требовал барон Кэмбэлл? Граф поднял брови, задумался, а затем издал какой-то непонятный то ли смешок, то ли вздох. — И что же это за сделка, — поинтересовался он с таким видом, будто это он предлагает ей соглашение, а не наоборот. Йоль выдохнула. Совсем тихо, чтобы граф не услышал, но все же с облегчением. Она выиграла это маленькое сражение, но впереди оставалась еще целая война. — Все просто. Я молчу, ты говоришь. Почему она хотела убить тебя? Граф вскинул голову и, тяжело ступая по деревянному полу, подошел к девушке. Йоль отшатнулась, когда он заглянул ей в глаза. Зверь. Вот кто он. Бешеный взгляд на надменном лице. Она горько усмехнулась — а хозяин таверны еще утверждал, что это у неё чудовище внутри. Ему однозначно стоило погобщаться с графом, чтобы научиться различать внутренних демонов. — И как же мне узнать, что ты действительно будешь молчать? — Никак. Но я буду. Пожав плечами, мужчина вдруг резко развернулся и отошел обратно к книжной полке, поднял набросок и так и остался стоять спиной к девушке. — Думаю, она была из варденов. «Варденов? Что? Глупость какая…» — подумала Йоль. — Вряд ли бы обычная рабыня решилась на убийство члена Черной руки, верно? Это произошло именно тогда, когда ей стало известно, к какой организации я принадлежу. Узнала она случайно, обнаружив мои документы. После этого произошла попытка убийства. Довольна? — Нет. Как ты убил её? Граф хмыкнул, провел рукой по рисунку и ответил: — Я же сказал тебе, что оказался быстрей. Что может сделать какая-то рабыня против тренированного бойца? Ничего. Я сплю очень чутко. Я… просто вонзил ей нож в глотку. Столько крови было, пришлось потом выкидывать ковер, а ведь это был лучший ковер из моей коллекции. Жаль. Мда, жаль… Очень жаль… Йоль пошатнулась. Вот мерзкий надменный ублюдок! Он убил человека, а вспоминает только о каком-то паршивом ковре! Хорошо еще, что граф стоял к ней спиной, а то бы заметил, как задрожали руки и подкосились ноги девушки. — Вы похоронили её, да? Похоронили?! — Разумеется, нет, глупая девчонка, — тут граф Элистар обернулся к ней и с раздражением нахмурил брови. — У меня нет места, чтобы хоронить всех мертвых рабов. Её тело сожгли. — Варден не может быть рабом… — прохрипела Йоль. Хозяин особняка только безразлично пожал плечами. — Мне плевать, может или нет. Свою часть уговора я выполнил, питаю надежды, что и ты поступишь так же. Йоль фыркнула, но ничего не сказала. Больше ей было не до графа. Где-то в глубине души засела огромная заноза потери чего-то так и не обретенного… Двери открылись, и вошел тот же самый дворецкий, поманив девушку за собой. Йоль даже и не заметила, как они шли по этому огромному дому. Все её мысли занимали полученные сведения. Мама. Мертва. Варден. Перерезал глотку. Слепа на один глаз. Милая мордашка. Мерзкий характер. Варден. Рабыня. Удушить. Варден. Варден. Варден. Варден… Йоль вскрикнула и схватилась за голову. И только сейчас заметила, что давно уже стоит за воротами, а вдали грозно возвышается особняк цвета засохшей крови. До Храма она добрела как во сне. Мысли роились у неё в голове, будто разозленные вторжением медведя пчелы. Мертва. Это слово вызывало какую-то безумную тоску в душе, ужасное сожаление; чувства давили на неё изнутри как камень. Видимо, ей придется вечно скитаться по земле одной в безумных поисках кого-то особенного, родного, с кем она чувствовала бы себя в безопасности. Когда она добрела до своего спального мешка, то сил совсем не осталось, ни физических, ни моральных. Она была опустошена полностью всеми этими мыслями, взглядом графа, навалившимися обстоятельствами. Поэтому только ей стоило закрыть глаза, как она провалилась в долгий и беспокойный сон… Ей снилась Джейлин. Такая как на портрете. Она подошла к Йоль и погладила её по голове. Так знакомо погладила, что аж мурашки по коже. Йоль попыталась дотронуться до женщины, но поняла, что не может, потому что была маленькой девочкой. Джейлин ласково улыбнулась, покачала головой, а потом обхватила голову Йоль и поцеловала в лобик. Её глаза, как выцветшее небо, необычайно добрые она не забудет никогда. Не забудет, как женщина развернулась и тихим шагом пошла прочь. Йоль кричала, бежала за ней, но так и не смогла даже чуть-чуть к ней приблизиться… А потом снова лес, зимний лес, и шорохи вокруг, и это беспокойное, полное ужаса «Беги, Йоль, беги». И она знала, что кто-то идет за ней, темные силуэты в лунном свете выползают на снег, и вот над ухом просвистел арбалетный болт. А потом охотник, и тела, мертвые тела, а в ушах все звенит и звенит «Беги, Йоль, беги»… *** Проснулась она под вечер, когда за окнами уже смеркалось, а копошение обитателей Храма стало просто невыносимым. Голодные путники ждали еды, в отчаянии сражаясь друг с другом за последний кусочек. У девушки в животе тоже было пусто, но оставаться здесь она все же не собиралась. Поэтому с некоторым трудом поднявшись с постели, она пошла прочь к неприметной двери в другом конце зала, надеясь подышать свежим воздухом. За этой дверцей оказался длинный темный коридор, своды которого уходили ввысь, и Йоль поняла, что перепутала стороны. Однако делать ей все равно было нечего, а вновь возвращаться обратно, где грязные люди в оборванных одеждах дерут друг другу глотки за кусок хлеба, она не желала. Голова слегка кружилась от голода, но это не сильно мешало, поэтому девушка уверенным шагом нырнула в мрачный коридор. Шла она довольно долго, наугад поворачивая и выбирая путь, все смотрела по сторонам, однако, убранство храма не отличалось особой изысканностью. После роскошных покоев графа грубые и выточенные из камня украшения казались горной пещерой. Но даже это маленькое сходство с природой не вызывало в груди Йоль хоть малейшего облегчения от тех мыслей и разочарований, что камнем теперь лежали на её сердце. Это место давило на неё. Она всегда ненавидела пещеры, опасаясь, что однажды они обвалятся и похоронят её под толщей земли. Прямо как этот Храм. Иногда она останавливалась и долго смотрела в одну точку, совсем задумавшись о том, что с ней происходит. Она находилась в такой неподвижной позе до тех пор, пока рядом не раздавались шаги кого-то из служителей Светлого, и тогда она пряталась за колоннами или за огромными вазами, которые стояли тут и там по всему Храму. Кажется, девушка забрела в какое-то уж совсем заброшенное крыло. Везде паутина, темнота и запах сырости. Снова повернув наугад, она оказалась в странной комнате: здесь не было ничего, кроме черных обгорелых стен и жалких остатков мебели. Тени здесь казались еще гуще, шевелясь и обволакивая Йоль будто живые… Отовсюду слышались шорохи и шепот, где-то мерно капала вода. Она невольно содрогнулась. Не нравится ей это место. Мертвое место. Это здесь произошел страшный пожар, надолго очернивший белоснежную стену Храма. И смерть тут была. Йоль шкурой чуяла, что она привольно гуляла тут, собирая с людей кровавую дань. Она почти слышала их крики. Почти ощущала их физически, вмерзшие в эти холодные стены. Даже огонь не смог растопить этот алый лед. Она уже решила уходить, как вдруг споткнулась обо что-то легкое. Нагнувшись, она попыталась нащупать эту вещь, и её рука наткнулась на маленькую книжицу. Выйдя за дверь, девушка прошептала: «Garjzla*», и по коридору разлился мерный свет, идущий ниоткуда. Она открыла обгоревшую книжку, пытаясь разобрать мелкий почерк автора. Во многих местах страницы обгорели, и уловить смысл между словами было практически невозможно. Йоль читала что-то про перевозки, передвижения людей, тайные собрания. Обрывки слов не несли важной информации, но все же помогали отвлекаться от тяжелых мыслей, так что Йоль увлеклась и забыла о времени. Мерный шепот страниц усыплял её, однако… Руки её вдруг сильно сжались, а глаза в ужасе расширились, вновь и вновь пробегая одну и ту же строчку. Какая же она идиотка! Быстрей, быстрей! Нужно срочно бежать, пока она еще жива! Вскочив с холодного пола и отменив заклинание, она опрометью кинулась по каменным коридорам, выискивая дорогу назад и судорожно соображая, как ей можно выбраться из города. А маленькая записная книжка так и осталась лежать в темноте обгоревшей комнаты, одиноко шелестя страницами. Вот затхлый воздух содрогнулся, и листы открылись на том самом месте, где и бросила читать черноволосая девица, и каждый проходящий мимо, если только он смог бы разобрать непонятный почерк писавшего, смог бы увидеть одну единственную фразу, которая так напугала молодую охотницу: «Граф Элистар — (предположительно) глава Черной Руки». Беги, Йоль, беги!