Сопротивление материалов. Практический курс

      Следующий экзамен Ян сдал без проблем, снова на «отлично». И третий. Оставался лишь сопромат, который должен был поставить точку в сомнениях Никиты и его метаниях. Мать, когда Ян поделился с ней ожидающимися переменами в жизни, только пожала плечами: — Янош, это твоя жизнь. Я отговаривать не стану, буду счастлива, если у тебя получится ужиться с ним, — Вера Васильевна оценивающе посмотрела на сына, решая, стоит ли рассказывать ему о том, почему Строев так боится новых отношений. Ян мать знал слишком хорошо, сел напротив, положив на стол ладони. — Давай, выкладывай, что там донесло сарафанное радио.        Мать рассмеялась: — Вряд ли профессора Снежковского можно так назвать.        Ян вытаращил глаза в полном изумлении: — Прости, а откуда ему знать о том, что там у Никиты с личной жизнью было? — Ты удивишься, сынок, — фыркнула Вера Васильевна, — но профессора зачастую знают о своих студентах много чего такого, что, по идее, знать не должны вообще. Я вот, идучи к Алексею Викторовичу, была уверена, что он до сих пор на меня сердит за то, что я отказалась идти в аспирантуру, хотя у меня была почти закончена диссертация. А когда пришла, оказалось, что профессор был в курсе моих проблем, хотя я, вроде бы, ни с кем ими не делилась. Уж с его окружением точно. Так что я не удивлена, что и о перипетиях в личной жизни Никиты профессор был в курсе, — она помолчала.        Ян терпеливо ждал. Если уж мать начала говорить, недомолвок не будет, расскажет все, что ей известно. А женщина смотрела на него, удивляясь, как он из порывистого, зачастую резкого на язык и дело мальчика вырос в такого уравновешенного, спокойного молодого человека. Правда, характер не изменишь, и весь его внутренний огонь, прятавшийся под внешностью прилежного студента, выплескивался на ролевых сходках, играх и концертах. Ян за учебниками и Ян с гитарой — были двумя разными людьми. Она видела его всяким. Кому, как не ей знать все его секреты, проблемы и радости? Мать есть мать.        Вера Васильевна вздохнула и продолжила: — Мне и спрашивать ничего не пришлось, профессор сам выложил все. В общем, десять лет назад у Никиты погибли родители, и в этот же день от него ушел его любимый человек. Не знаю, насколько уж Строев его любил, но Алексей Викторович сказал, что Никита уже десять лет один, живет бобылем и семью заводить не собирается. Так что то, что он предложил тебе съехаться — уже огромный шаг с его стороны навстречу. — Я постараюсь сделать так, чтобы он о нем не пожалел, — серьезно кивнул Ян.        На экзамен к Никите он шел, как на амбразуру. В памяти по полочкам были разложены знания, оставалось только заставить себя не думать о награде за успешную сдачу, потому что тогда вместо знаний в голове оставались туманные клочки, а вспоминались только податливые губы и прочие части тела любимого преподавателя.        Строев даже не удивился, увидев входящего в аудиторию первым Яна. Тот тихо поздоровался, вытянул билет, назвал его номер и немедленно сел на первую парту готовиться. На Никиту он даже не бросил лишнего взгляда. У того внутри поднялась такая волна противоречивых чувств, что он даже перепугался. Налил себе в стакан воды, краем сознания отмечая, как подрагивают руки, и мысленно выругался.       «Дожились, Никитушка, не поглядел на тебя трахаль твой, ты уже рвать и метать готов! А парень пишет, видно же, что старается. Убедился, что не через постель твой Ян учится? — а злокозненное второе «я», привыкшее на все смотреть через темную призму скепсиса и язвительности, немедленно огрызнулось: — Я еще ответа его не видел и не слышал. Вот посмотрим…»        Постепенно заходили другие студенты, садились писать ответы. Строев отвлекся, перестал буравить взглядом склоненную над листками белобрысую макушку Птички. И потому его голос, пробасивший над головой: — Никита Николаевич, я готов, — стал неожиданностью. Строев поперхнулся воздухом, вскинул на студента глаза, невольно залюбовавшись им. Ян был серьезен, как похоронный распорядитель, в идеально отглаженном костюме, выбритый до шелковой гладкости, к которой так хотелось прикоснуться губами… Никита оборвал неправильные мысли и кивнул: — Садитесь, Ян. Давайте ваш лист. Я слушаю вас.        Птичка отвечал, Строев просматривал решения задач, кивал. Внутри разливалась почти сумасшедшая радость, унося внутреннего скептика куда-то в заоблачные дали. Потому что Ян знал все, отвечая, как по-писаному. Но при том не вызубренными фразами, а с полным пониманием того, о чем говорит. Уж на это Строева хватало понять. Он задал ему дополнительный вопрос, но уже больше для порядка, выслушал ответ и потянулся к зачетке. И поймал удивленный взгляд. Словно Ян не ожидал такого скорого конца экзекуции. Никита вспомнил экзамен по высшей математике и слегка смутился: вот чего ждал Птичка! Что злой и придирчивый преподаватель станет гонять его по всему пройденному материалу. — Отлично, Ян, так держать, — Строев усмешливо сощурился, протягивая студенту зачетку, а внутри так сладко екнуло, когда Ян, прежде чем вынуть ее из его руки, провел по пальцам твердыми подушечками, как погладил.        В зачетке Ян обнаружил записку: «Приду в гости завтра, в 14-00, готовься». Когда Никита успел ее туда вложить? Впрочем, когда бы ни успел, а он собирался сдержать свое слово, и Яна это несказанно радовало. Значит, завтра он познакомит любимого с мамой, вернее, они-то давно знакомы. А вот с Димкой придется знакомить, и это заставляло парня слегка нервничать. Правда, Дима уже почти неделю ходил, как чумной, всех разговоров было только о Таське, выспрашивал у Яна все, что тот только мог сказать о девушке. Ян рассказывал, усмехаясь: пропал Димочка, как есть пропал. Влюбился, совсем по-детски, как в первый раз. Правда, выбрал для этого чувства такой ершисто-колючий предмет, что впору за голову хвататься.        Таське по жизни с парнями не везло. Непонятно, с чего так, ведь была она и умница, и рукодельница, и красавица — в своей, особенной манера красавица, конечно. Но если «разуть» глаза и посмотреть на нее не с точки зрения модельной внешности, становилось видно, что у нее правильные черты лица, ровная кожа, большие глаза, умопомрачительные ресницы. А уж про грудь и прочие части тела можно вообще просто промолчать, сглатывая слюнки — никаким моделям такие и не снились. Есть, за что подержаться, как говорится. Не кости, едва обтянутые кожей.        Правда, Димка как раз таки ее красоты и не видел. Он видел свет, исходящий от Демона, хотя, скорее, даже огонь. И тянулся-тянулся к нему, не так, как мотылек к свечке, а как усталый и замерзший путник тянется к огню костра. А Таська… Ян видел, как она смотрит на него. Не верит пока, что это серьезно. Но на дне карих глаз теплится надежда. И, слава Богу, что она еще есть, эта надежда. Яну было страшно представить, какой стала бы его лучшая подруга, его Тасько-Демон, потеряй она последние крохи веры в лучшее. Слишком уж круто обошлась с ней жизнь в ее начале. Он знал ее историю. Димке ничего не рассказывал. Сочтет Таська его достойным доверия — расскажет сама. А в том, что Димка от нее не отвернется, услышав это, Ян был уверен. Не так воспитан его названный братишка, чтоб отворачиваться, да и сам прошел не через триумфальные арки и лавровые ветки в жизни.        Птичка всерьез задумался о том, чтобы пригласить Таську в гости одновременно с Никитой. Тот увидит, какими глазищами Димка на девушку смотрит, и ревновать не станет… наверное. Хотя, нет, не выход. И не вариант прикрываться друзьями в таком вопросе. А вообще, надо было вернуться домой и посоветоваться с мамой. Она мудрая женщина, Ян привык прислушиваться к ее словам, хоть и не всегда поступал согласно ним.        Вера Васильевна выслушала сына, предварительно накормив его и вернувшегося с первого дня стажировки на заводе Диму. Димка, уставший до чертиков, извинился, сползал в ванную и убрел спать, а Ян засел с матерью на кухне, обсуждать завтрашнюю «встречу на Эльбе». — Ну, во-первых, Димку твой Никита увидит разве что вечером, когда тот с работы придет. И то мельком — сам же видишь, парень приходит вымотавшийся. Во-вторых, Строев далеко не дурак, хоть и ревнивый. Но ты ж понимаешь природу этой ревности? — Мам, а ты не считаешь, что я резко так форсирую события? — Ян поставил локти на колени и опустил подбородок на сплетенные пальцы, поглядывая на мать из-под челки. Она задумалась, внимательно глядя на сына. — Ты сейчас не можешь отступиться, потому что он воспримет это как сигнал того, что ты струсил. Подумает, что ты с ним поиграл и поступаешь так же, как тот его хахаль. То есть, подсознательно он от тебя именно этого и ждет. — Я понимаю. — Значит, понимаешь и то, что завтра придется собрать вещи и уйти к нему. Потому что вы уже выполнили, вроде бы, два условия для этого? — Ну, пока одно. Я сдал сопромат на «отлично», а он придет на «смотрины», — Ян слегка улыбнулся.        Вера Васильевна потрепала сына по волосам, прижала на пару секунд его голову к своей груди. — Не бойся, все у вас получится. Я в тебя верю. — Только в меня?        Она усмехнулась, покачала головой: — В вас. Верю в вас.