В больших городах не место мечтам. Бороться с Машиной ты вынужден сам. Никто не поможет, и если ты слаб, То встань на колени, безропотный раб. Отто Дикс «Машина»
Еще, еще немного. Веревка в том месте, где я резала вот уже десять минут, становилась все тоньше и тоньше. Маленькие ниточки рвались одна за другой. «Почти!» — повторяла я про себя. — «Почти!» Веревка вся распушилась. Белые волокна походили на пух. Ну же, совсем немного осталось. Я уже не чувствовала порезов на пальцах. Уже не обращала внимания на выступившую кровь. Не останавливаясь, продолжала делать свою работу. Раз, два, три… Есть! Последняя ниточка лопнула и веревка разорвалась окончательно. — Беги! — донесся до меня голос женщины в клетке. Мельком кинув на нее сочувствующий взгляд и — прошептав «Спасибо!» — рванула прочь от телеги. Босые пятки ударялись о протоптанную, и от этого затвердевшую, землю. Пальцы на ногах давно окоченели. Холод пробирался под тонкую одежду. А я бежала. Все равно бежала. Сейчас моя жизнь зависит только от меня. И от того, сумею ли я убраться отсюда до начала аукциона. Палатки, палатки, телеги, палатки. Я петляла в этом пестром лабиринте. Если выберусь отсюда, то в лучшем случае я должна добраться до площади. Там намного проще скрыться в толпе. И вот я уже вижу какой-то просвет. Я вижу людей. Женщин, детей, мужчин, бабушек… Я побежала туда и вдруг… чья то мощная рука схватила меня за плечо. — Куда собралась?***
Аукцион начинался. Для такого события еще два дня назад работорговцы соорудили деревянный помост, на котором и будут демонстрировать свой товар. Работорговцы прикатывали телеги с клетками. Рабы в клетках затравлено смотрели на собравшийся народ. Некоторые из них прислонялись к железным прутьям и сверлили пустыми глазами землю. Другие, кого хозяева решили продать в первую очередь, сами выходили из клеток и становились с краю помоста. Раздался протяжный и оглушительный, как гром, рев рога. Торговля началась. Несмотря на то, что утром еще был легкий морозец, на улице собралось много людей. В основном это были зажиточные купцы, аристократы и слуги выше стоящих лиц, которым был необходим ручной труд. Над площадью стоял невообразимый шум. Людям приходилось повышать голос, чтобы поговорить друг с другом, а от этого гам становился только громче. На помосте творилось оживление. Мужчина никак не мог справиться с темноволосой женщиной-рабыней, которая отчаянно вырывалась из рук. — Отпустите меня! — кричала женщина. — Я требую, чтобы меня освободили! Ее крики вызвали взрыв смеха толпы. Та часть собравшегося народа, которую составляли откормленные купцы с карманами набитыми деньгами, смеялись громче всех, сквозь свои густые отпущенные бороды. Рабыня продолжала кричать, чем вызвала большую потеху покупателей. Особенно наслаждался этим зрелищем высокий тощий, одетый в бархатный камзол, мужчина, стоящий совсем близко к помосту. Ему явно нравилось наблюдать, как несчастную заковывают в кандалы и наказывают хлыстом. Но он пришел сюда отнюдь не любоваться кучкой грязного отребья, что ютиться в телегах. Нет. Он ждал, когда на помост выведут девочку. Ту девочку, которая сидела привязанной у телеги, и на которой заострил свое внимание. Он знал толк в девушках. И знал, что эту малышку отпускать так просто нельзя. Когда она вырастет, то станет очень красивой. А на такую будет хороший спрос. Среди толпы был еще один очень интересный персонаж. Высокий, в черном плаще. В тени капюшона сверкали изумрудные глаза, внимательно осматривающие площадь. Длинная серебряная прядь выбилась из-под капюшона и была поспешно спрятана обратно в ворот плаща. Нельзя было давать стражникам лишний повод для подозрений. Рядом с господином в балахоне, стояли две пожилые женщины. Одна из них держала в руках плакат, что были расклеены, чуть ли не на каждом столбе города. — Сбежал все-таки, — сказала старушка, тряхнув листок и внимательней посмотрев на черно-белое изображение бывшего правителя Меридиана. — Глядишь, и снова на трон сядет. — А почему сядет? — проскрипела другая старуха в голубом платке. — А потому, что из тюрьмы снова освободили. Сидел бы там, и всем спокойно бы было. — А толку то? — ответила ее собеседница. — Нам от этой новой королевы ни тепло, ни холодно. Вон, — пожилая женщина кивнула на помост с рабами. — Как продолжалось это безобразие, так и до сих пор продолжается. Князь-то голодом морил, но жесткой рукой правил. Не знаю даже, кто лучше. Деспот или мягкосердечная девчонка. — Ой, не говори, — согласилась старуха в голубом платке. — Вот я помню правление Вейры. То-то золотое время было… Мужчина в черном плаще мельком взглянул на обсуждающих политику старух, и не смог сдержаться от наползающей на лицо улыбки. Стало быть, не все сестренку почитают. — …Всего лишь пять золотых! — донесся до принца голос работорговца. На помосте стоял высокий молодой юноша. Верхняя часть его тела было оголена, демонстрируя собравшимся людям накаченный торс и мышцы рук. — Его можно заставить тереть котлы или таскать мешки с зерном, — басом проговорил работорговец. — Но по мне так лучше всего сделать из него оруженосца, — торговец хлопнул раба по плечу. — Жаль портить такой товар! Люди рассмеялись. Парень смотрел себе под ноги и не поднимал глаз на шумящую толпу. — Пять с половиной! — крикнул кто-то. — Шесть! — пробабасил толстый купец с рыжей бородой. — Восемь! — снова крикнул кто-то. — Восемь! — повторил стоящий на помосте работорговец. — Кто предложит больше? Никто не ответил. Наверно, многим показалось излишним предлагать цену выше. — Восемь! — крикнул работорговец. — Продано господину в синем костюме! Фобос поправил капюшон и подошел ближе к «сцене». И напоролся взглядом на спину стоящего впереди мужчины. Согласитесь, звучит немного странно. Как можно, идти в толпе или, скажем, ехать в каком-нибудь общественном транспорте, и вдруг напороться взглядом на спину какого-нибудь человека? Но все же многим ли из вас не знать, какого это, напороться на того человека, которого уже где-то видел? Пусть даже он стоит спиной. Если он без шапки, а тем более летом, когда одежда более свободная и фигура лучше видна, то непременно начинаешь вглядываться в цвет волос на макушке, в положение тела, жесты, походку, да во что угодно, лишь бы подтвердить свою догадку. Фобос мог поклясться, что уже встречал его. Встречал этого мужчину в дорогом бархатном камзоле. Прилизанные каштановые волосы на голове, тощее телосложение, сама одежда, да и эта привычка держать руки у карманов, при этом засовывая в них только два больших пальца — все казалось бывшему князю невероятно знакомым. И тогда вы начинаете идти быстрее, чтобы поравняться с этим человеком ради того, чтобы удостоверится в своих догадках. Но только коли вы узнали в незнакомце старого доброго приятеля. А что касается врага? Принц напрягся. Высокий и тощий человек повернул голову в профиль, смотря на стоящие по правую сторону от помоста, тележки… «Только не это». У мужчины был острый подбородок, покрытый едва заметной щетиной, и прямой нос. На губах играла самодовольная ухмылка, которую Фобос запомнил хорошо еще со дня их первого знакомства. «Азарет!» Ну конечно же. Все сразу стало ясным. Азарет. Сутенер, который занимался постоянной доставкой дев легкого поведения в замок. Следует отметить, что доставлял он их в первую очередь Седрику. Азарет попытался предложить одну из девушек князю, но после первого же случая с неудавшейся ночью, идея моментально отпала. Азарет по большей части скупал свой живой товар на различных аукционах, которые проводились в больших городах. Стоит отдать должное Фобосу, подписавший закон о запрете работорговли, и закон этот при правлении князя соблюдался строго. Не было смысла в рабах, если в темницах замка хватало мятежников и обездоленных, не способных платить налоги, и которых можно пустить в дело. Но какой город, а тем более большой, без своих темных делишек? Однако в столице, вблизи замка, никакой работорговли не было и в помине, и местные девушки из бедных семей могли спокойно гулять вечером, не боясь, что какой-нибудь мужик мог схватить, посадить в клетку, и увезти очень далеко, где и продать. Азарета сей факт жутко раздражал, ведь самые красивые девушки в больших городах, а переезжать из одного места жительства в другой, где живет самый дорогой и постоянный клиент, недешево и крайне вредно для нервов. И ушей. Женщины спокойными бывают крайне редко. Другой вопрос, что этот стервец делает в таком затхлом и бедном городишке? Ответ прост — королева. Наверняка после настоящей коронации Элион начались гонения на «нечестных людей», и Азарету пришлось свернуть свой прибыльный бизнес и совершить масштабный переезд. Ирония судьбы, на данный момент Азарет находится почти в той же ситуации, что и Фобос. Почти… — Начальная цена шесть золотых, дороговато для такой маленькой девочки, но поверьте, этот дивный цветочек прекрасно украсит ваш сад, если вы ищите ту, которая сможет быстро перерезать твердые корни сорняков! Фобос и Азарет устремили глаза на помост. И оба уже не могли отвести взгляда. Ведь среди всей гудящей толпы, только они знали девочку, чьи руки сейчас были прочно скованны цепями, а рот завязан тряпкой.***
Меня могли избить. Но не сделали этого. Так, подзатыльник дали. Оно и ясно. Товар перед продажей портить нельзя. Товар надо беречь, лишь бы всучить подороже. Кандалы нашлись не сразу. Я ребенок — рука маленькая. Однако работорговцы заказывали цепи у кузнецов, поэтому нужные оковы нашлись быстро, с тряпкой на рот проблем не было вообще. Тот день, когда я стояла на струганных деревянных досках перед сотнями людей, мне не забыть никогда. Он продолжает сниться в кошмарах. Я чувствовала, как занозы от плохо обработанного дерева впивались в мои ноги с каждым шагом, стоило мне идти по помосту. Как холодный, почти ледяной, металл кандалов сковывал руки и словно впитывал, забирал в себя из моего тела остатки тепла. Налетел пронизывающий холодом ветер. Солнце, что сеяло над головой, уже больше не грело. Небо тогда казалось мне перевернутой чашей голубого льда. А эти люди казались мне дикими животными. Животными… да даже звери не способны на такую жестокость! Волк, который поймал больного оленя, сразу перегрызает тому глотку, чтобы тот не страдал. Курица примет и будет воспитывать утят. Собака выкормит котенка. И те, кто считает медведя-гризли, защищающего территорию, в пределах которой живет медведица с медвежатами, страшным чудовищем, крупно ошибается. Люди, вот кто настоящие чудовища. И таких нужно истреблять. А не волков, что якобы нападут просто так на гуляющих в лесу детей. И если бы меня спросили, кого застрелить первым, то я бы выбрала его. Правда, тогда, стоя на помосте, я не знала, сколько на самом деле корысти в том мужчине в коричневом бархатном камзоле и с противной ухмылкой на лице. Тогда я и предположить не могла, что сутенёрство, не последний грех того человека. Тем не менее вот он. Стоит ближе всех к «торговой стойке» и разглядывает мое худое тело, будто оценивая. На какой-то мгновение наши взгляды пересеклись, и сутенер заговорщицки подмигнул. Меня чуть не стошнило. — Семь золотых! — крикнули из толпы. Та женщина, что дала мне нож. — Восемь! Когда ее вывели на продажу она сопротивлялась. Сопротивлялась отчаянно. Она билась с одним из слуг работорговца. Билась за свободу. — Девять золотых! — Десять! Сейчас она сидела привязанной у колеса телеги. Только не веревкой. Цепью. Она посмотрела на меня и грустно покачала головой. Мол, извини. — Одиннадцать! Ей не за что извинятся. Она лишь пыталась мне помочь. В том, что я не смогла сбежать — виновата я. — Двенадцать! Ее одежда испачкалась кровью. Раны от хлыста. Как я ее понимаю… — Тринадцать золотых! И никто. Не захотел. За нее. Заступиться. — Пятнадцать! Люди не просто намного, они гораздо хуже зверей.***
С каждым выкриком цены в голове Фобоса будто звенел огромный колокол. Эта черноволосая девчонка. Почему судьба снова и снова сталкивает их? В тот раз он исцелил ее только в силу своей новой работы лекаря, коей теперь придется заниматься. Затем встретил её у забора своего дома. И вот снова? Девочка даже не плакала. Она стойко держалась, но не могла скрыть страх на своем лице. — Девять золотых! Она смотрела на ту женщину, наказанную хлыстом за бунтарство. — Десять! Он мог выкрикнуть. В его кармане лежало тридцать золотых, вряд ли кто предложит больше. — Одиннадцать! Но зачем ее спасать? Какой в этом смысл? Приютить в своем доме какую-ту девку без рода-племени, и нянчиться с ней? С другой стороны Азарет. Если Фобос выкрикнет, то сутенер неминуемо обернется. А считая их старую вражду, то вряд ли тот не воспользуется шансом проследить за былым тираном и деспотом, и привести стражу прямо на порог. Азарет узнает голос Фобоса. Непременно узнает. — Двенадцать! Мать твою! И о чем он думает? О какой-то жалкой девчонке, у которой просто не сложилась жизнь? Да таких, как она сотни на Меридиане! — Тринадцать золотых! Нет смысла рисковать своим благополучием ради других. В мире нет жалости. И что это на него нашло? Великий Князь Фобос решил в коим-то веки послушать голос совести? — Пятнадцать! Девочка повернулась лицом к толпе. В ее глазах Фобос увидел ненависть. Ненависть и отвращение к этим людям, что стояли ниже помоста. Да, принцу был знаком этот взгляд. Именно такой взгляд он видел каждый день. В своем отражении.***
Толпа неожиданно затихла. Что? И это все? Только пятнадцать и никто не предложит больше? Злость мгновенно сменилась страхом, стоило мне снова взглянуть на сутенера. Он смотрел на меня, как на дичь. Добычу. И задумчиво так. Подсчитывая что-то в голове. За все время он не сказал ни слова. — Пятнадцать золотых! Кто предложит больше? — выкрикнул толстый работорговец. Никто не ответил. Сутенер нахмурил брови и, почесав подбородок, кивнул, будто вынес для себя молчаливый вердикт. — Двадцать золотых, — сказал он.***
Фобос не стал больше ждать. Он просто развернулся и пошел прочь. Эта девчонка жутко напоминала Миранду. Неблагодарную предательницу, которая сговорилась с Седриком и отвернулась от своего истинного господина. — Двадцать золотых, — донесся до принца голос Азарета. В этом мире каждый сам за себя. — Продано! — ответил работорговец. И пусть девчонка выбирается сама.