Ради силы

      Открыв глаза, саблезубы обнаружили себя стоящими посреди широкой дороги под удивлёнными, а местами даже напуганными взглядами местных жителей. Немудрено, конечно: заклинателей духов было не так много, чтобы каждый человек воспринимал столб искр и появляющихся из ниоткуда людей как нечто обыкновенное, но Люси была не в том настроении, чтобы развеивать страхи посторонних. Она огляделась. Дорогу делил пополам ряд небольших кустарников, вместе с ней тянувшихся вдаль, к горам, а по бокам нельзя было сыскать здания выше, чем двухэтажного — всё ровно так, как было в Белокоготе семилетней давности.       — Мы на месте, — сказала она, стараясь не думать о том, что когда-то именно здесь прошло её первое задание.       Повернувшись лицом к Дуэту, она нашла их без энтузиазма поглядывающих по сторонам — разумеется, так, чтобы даже краем глаза не зацепить друг друга. «Замечательно, — подумала Хартфилия не без мрачной тяжести, — лучше атмосферы для командной работы не придумаешь».       — Что будем делать дальше? — прервал Лектор напряжённое молчание.       И единственное, что получил в ответ, — обстановку, ставшую ещё более напряжённой: на лицо Люси легла тень, Роуг не удержался от того, чтобы коротко досадливо поморщиться, а Стинг оскалом в очередной раз показал, как он относится к миссии по спасению Леви.       Правда была в том, что никто не знал ответа. Люси лелеяла крохотную надежду, что искать его не придётся: Белокоготь сразу даст им какую-нибудь наглядную деталь, которая вывела бы к логову врагов, — огромный мрачный корабль в качестве логова, как у «Сердца Гримуара», или столб тёмной магии под стать Нирване, или... хоть что-нибудь. Но жизнь в Белокоготе текла обыденным чередом, и ничто в ней не выдавало наличие под боком неприятных личностей с не менее неприятными планами.       — Надо расспросить жителей, — наконец предложил Роуг. Твёрдость его голоса вселяла надежду, хоть Люси и сомневалась, что кто-то может запомнить двух бродяг и опекающего их старика.       Стинг поморщился: он тоже мало верил в то, что болтовня с местными принесёт плоды. И пускай поганое настроение просило об этом страшно, возражать он не стал, ибо, во-первых, не было альтернативы, а во-вторых...       Цокнув, он развернулся к саблезубым спиной и побрёл к вершине города, на прощание бросив:       — Встретимся здесь через час.       А во-вторых, возражать пришлось бы Роугу, а разговаривать с ним, смотреть на него — вообще хоть как-то реагировать на его существование Стинг собирался в последнюю очередь.       — Это не самое запоминающееся место, — долетел до слуха голос Люси, удивительным образом не выбесивший ни на йоту. Даже несмотря на то, что это, ну, Хартфилия и она опять ему перечила. — Лучше встретимся у того особняка.       Стинг бросил быстрый взгляд из-за спины, увидел, что заклинательница указывала на огромный дом в конце дороги, за которым не простиралось ничего, кроме зелёных холмов и гор, дёрнул плечом в знак того, что услышал, — и был таков. Ближайший переулок скрыл его фигуру, но Люси всё равно подождала минуту, прежде чем обречённо вздохнуть:       — Он не будет ни у кого ничего спрашивать, да?       Есть проблемы понасущнее, звучало между строк прозрачным намёком. Настолько насущнее и ближе его душе, что думать получается только об этом, и ради Леви пересиливать себя он точно не станет.       Роуг на несколько секунд прикрыл глаза.       — Не важно, — процедил холоднее обычного, — мы и сами справимся.       Глядя на его лицо, на губы, сжавшиеся в тонкую полоску, и сведённые брови, делавшие и без того неприкрыто раздражённый взгляд ещё более злым, Люси ощутила укол досады и потупила глаза. Конфликт в звёздном мире вроде и подошёл к развязке, в которой каждый всё высказал, всё услышал и всё задел, а вроде и нет. Тетива не расслабилась — по ощущениям Люси, напротив, натянулась лишь сильнее, и любое неосторожное касание вело к крови; градус напряжения и вовсе грозил спалить мир дотла, если Стинг и Роуг всё-таки пересекутся словом, взглядом, касанием — если вспомнят, что они, оказывается, друзья, а друзья не должны действовать порознь.       Не должны расходиться, когда предстоит встреча с врагом столь сильным, что единственный шанс вернуться живыми и с победой — быть заодно.       Они, чёрт возьми, именитый неразлучный Дуэт драконов, чья связь никем не ставилась под сомнение — ибо только те, кто действительно привязан друг к другу, способны овладеть Унисон Рейдом в девятнадцать лет. Разве могут люди, объединяющие даже грёбанное сердцебиение, реагировать друг на друга так?       Какое взаимопонимание, какие совместные атаки — о какой командной работе может идти речь, если они не в силах элементарно подумать о своём напарнике без злости?       Если они, чёрт возьми, друг к другу испытывают больше ненависти, чем к врагам.       «Дурацкая ситуация. И надо же вам было поссориться именно сейчас», — посетовала Люси в мыслях.       — Разделимся? — спросила вслух. Вопрос был больше риторическим, призванным разрушить молчание и прервать их стояние столбом посреди улицы: Роуг точно не собирался действовать вместе, и она, несмотря на лёгкое беспокойство за его состояние, тоже.       У него есть Фрош. А у неё — возможность ненадолго побыть одной, которую она не собиралась упускать.       Хотя, говоря начистоту, она не отказалась бы от компании того же Фроша: милый эксид мог спасти от тишины, в которой мысли с утроенной силой наливались ядом. Жаль, они были не в таких приятельских отношениях, чтобы Фрош захотел пойти с ней или чтобы она попросила об этом Роуга.       — Да, — кивнул он и двинулся вниз по улице — в противоположную от Стинга сторону.       Жаль, Люси не знала, что Роуг жаждал уединения столь сильного, что сейчас без раздумий согласился бы оставить ей Фроша.

~*~

      Не то чтобы Роуг не сомневался, что расспрос жителей Белокоготя гарантированно даст зацепку на врагов: нет, разумеется, он не терял скептицизма и всегда потаённо готовился к тому, что желаемое не совпадёт с действительным. Но... не настолько.       Обойдя едва ли не полгорода, он обессиленно приземлился на скамейку и уставился в никуда, не в силах поверить, что не нашёл абсолютно ничего.       Да, конечно, в обычной жизни люди мало обращают внимания на своё окружение; да, если враги помышляли чем-то нехорошим, они были обязаны скрываться и сводить как можно больше социальных контактов на нет; да, даже в маленьком городишке найти трёх человек всё равно, что искать иголку в стоге сена. Оснований для провалов — куча, но чёрт возьми! Ямато, Сидзен и Самуи нельзя было назвать заурядными личностями, на которых похож каждый второй — хотя бы потому, что не каждый второй в Фиоре носил нефиорское имя или был стариком весьма нестарческого телосложения! Хоть кто-то должен был их запомнить!       Но не запомнил никто.       — Чёрт, — прошипел Чени, досадливо зажмуриваясь. Либо враги очень хорошо скрывались, либо зацепка алтейского торговца оказалась ложной, и что из этого хуже, Роуг не знал. Оба варианта не сулили ничего хорошего.       Оба варианта значили, что быстро им до Леви не добраться.       «Ты так уверен, что ещё есть, до кого добираться?» — ухмыльнулась Тень.       О, она повода поиздеваться, конечно же, не упускала, и чем больше растягивались поиски зацепок (не самой Леви даже, чёрт возьми!), тем сложнее становилось игнорировать её измывательства.       «По своей ошибке потерять очередного человека — боже, Роуг, и как тебе не надоели эти грабли».       Одна и та же тема, одни и те же слова — давно пора было обзавестись на них иммунитетом. И он вроде как даже был, ведь большую часть времени Роугу удавалось не думать и не вспоминать, к каким бы демонам ни взывала Тень. Но порой всё давало сбой.       И этих «порой» становилось больше.       «От девчонки ты избавился. Не подскажешь, когда очередь дойдёт до Стинга?»       — Роуг, — как сквозь толщу воды услышал он голос Фроша. Прикосновение к руке почувствовалось так слабо, что тянуло на выдумку: Фрош ведь всегда искал с ним контакта, когда беспокоился.       Когда боялся.       «Надо полагать, что скоро, верно? Ведь ты отвернулся от него».       Закройся.       «Бросил. Оставил».       Заткнись, грёбанное чудовище.       — Роуг! — где-то на периферии сознания. Где-то...       Сквозь грохот рушащихся стен и сумасшедший гул в ушах. Сквозь стучащее в глотке сердце, путаницу мыслей и темноту, проливающуюся на мир, но всё равно позволяющую увидеть... всё. Синие глаза, полные дикого ужаса — и умоляющие о помощи. Взгляд «я-не-хочу-умирать». Рука, протянутая в надежде на спасение.       «Опять».       Рука, в следующую секунду погребённая под завалом.       «О п я т ь».       И глаза, тоже синие-синие, действительно два осколка неба.       Заляпанные кровью, пустые, мёртвые.       Роуг судорожно глотнул воздуха: нет, не думай об этом, не смей, не вспоминай! Это всё глумления чудовища: он не мог видеть этого, не мог, чёрт возьми, потому что в тот миг над ним властвовала Тень, а ей не до поглядываний по сторонам!       Иллюзия. Ложь.       «Хочешь сказать, этих глаз никогда не существовало?»       Приди в себя. Открой глаза и пойми, что...       «Да, Роуг. Открой глаза. Открой и посмотри».       И Роуг открыл.       Только вместо земли увидел эти проклятые голубые глаза так явно, так чётко, что можно разглядеть отражающееся небо и кровь, стекающую по рассечённому виску. Так живо, что кончики пальцев закололо от ощущения шершавой грязной кожи и волос, сухих, ломких, выжженных беспощадным солнцем настолько, что казались почти что белыми. Так... по-настоящему.       И смотря в глаза, не знавшие больше ничего, очерчивая взглядом приоткрытые губы, которые последним знали не улыбку, а короткий больной вскрик, вспоминая: это он принёс для неё смерть — Роуг чувствовал, как его начала прошивать мелкая, загнанная дрожь.       Она защищала — он убил её.       Она не побоялась повернуться к нему спиной — он убил её.       Она доверилась — а он убил её.       «Нет», — пронзил лёгкие надрывный вздох.       «Хочешь сказать, этого не было?» — тут же отозвалась оскалом Тень.       А если посмотреть вот так: сменить выжженный русый на голубой, выместить небесную синеву в глазах карим? Если по-прежнему принадлежащие мертвецу глаза вдруг обретут ясность и перестанут смотреть в никуда — если взглянут тебе прямо в душу, разом обрушивая на плечи весь мир? Если спросят тихо, безнадёжно, уже смиренно, но даже под слоем мёртвого спокойствия не сумев скрыть разочарования: «Почему ты не спас меня, Роуг?»       «Я же доверилась тебе — так почему ты меня предал?»       — Роуг!       На щеках заледенело... что-то. Мертвец-Леви перед глазами не двигался, ничего не поменялось — это наваждение, с усилием осознал Роуг и, зацепившись за нечто на щеках не иначе как за спасательный круг, с загнанным вздохом вернулся в реальность. Проморгался, сфокусировал взгляд: напротив взволнованно глядел на него Фрош, и холод на щеках принадлежал его лапкам.       Что происходит? Где он? Почему...       Плевать, ответил разум на его вялые вопросы, сейчас куда важнее успокоить Фроша, чья дрожь ощущалась даже сквозь крохотное прикосновение.       — Я напугал тебя? — спросил Чени одними губами. Звучало бесцветно, почти что мёртво, но хотя бы не через силу — уже чуть поменьше беспокойства.       — Да, — пролепетал эксид, — Фро звал тебя, но ты не реагировал...       Роуг выдавил слабую улыбку.       — Прости, — сказал как можно нежнее, после чего, обняв Фроша, откинулся на спинку скамейки и сделал глубокий вдох.       Задержать дыхание. Сосредоточиться на объятиях эксида и собственном пульсе, ещё набатом стучащем в висках, но неумолимо приходящем в норму. Забыть о... обо всём. Не думать, не вспоминать, сомкнуть весь мир на ощущении подрагивающей спинки Фроша под пальцами. Всё в порядке. Он в порядке.       «А вот Леви нет».       Чёрт!       Роугу пришлось стиснуть зубы, чтобы проклятье не вырвалось из горла и не всполошило Фроша. Тень оказалась куда настырнее, чем он надеялся, и, судя по тому, как она цеплялась за каждое слово и выворачивала наизнанку каждую мысль, заткнётся она сегодня не скоро.       Замечательно. Пропавшая Леви, нечеловечески сильный Ямато, дерьмовое состояние после двух неудачных стычек, ссора со Стингом — как будто мало ему всего этого! Нет, надо обязательно включить в послужной список «чудовище, которое ни на секунду не перестаёт полоскать мозги» и «поиски, провалившиеся из-за того, что ты не можешь нормально думать»! Что бы ещё добавить для полноты картины? Загнанный, боящийся его взгляд Фроша? очередное поражение? собственную смерть?       «Успокойся», — с нажимом приказал себе Роуг за мгновение до того, как Тень уронила: «А вот о последнем и думать не смей. Подыхать вместе с тобой я не собираюсь».       Звучало вроде как обычно небрежно и снисходительно, но Роуг был драгонслеером не за красивые глазки: даже внутренний голос подчинялся по-звериному чувствительному слуху, от которого не ускользнули напряжённые ноты.       Посмотрите-ка, кто-то, кажется, боится смерти?       Монстр, жаждущий сеять в округе смерть, боится смерти — какая, однако, забавная ирония.       «Куда ты денешься», — хмыкнул он куда более спокойно. Обычно отвечать на слова Тени чем-то кроме «Заткнись» было плохим знаком, но сейчас, уловив опаску в надменном голосе и вспомнив, как чудовище забивалось в угол при виде Ямато, Роуг чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы дать отпор.       «Гляньте, кто у нас тут ощерил зубки. Уже забыл, как минуту назад ты скулил, словно жалкая дворняжка?»       Какая нелепая попытка ужалить, оценил Роуг дёрнувшимся уголком губ; какая чудесная смена ролей: издевающийся хозяин и задетое, разозлённое правдой чудовище.       Почаще бы так.       Закрыв глаза, Роуг заставил себя забыть о Тени и мыслями вернулся к Фрошу, который прижимался к его шее. Требовалось немного посидеть с пустой головой, расслабиться, хотя бы на минуту не думать ни о чём — чтобы потом с новой силой начать мозговой штурм.       Ведь проблема словно провалившихся сквозь землю врагов и Леви, которая сутки продолжала быть в плену неизвестно кого неизвестно где неизвестно с какой целью, никуда не исчезла.       Роуг не сдержал тяжёлого вздоха: кажется, «посидеть с пустой головой» ему удастся только на том свете.       Что ж, ладно. Раз не судьба, тогда не стоит тратить время и сразу перейти к насущному — к тому, как найти Леви иначе чем через поиск врагов. Неплохая задачка с учётом того, что никаких других зацепок, кроме Сидзен-кажется-из-Белокоготя, не было, а Роуг никогда не увлекался детективами, чтобы с помощью какой-нибудь маленькой незначительной детали развязывать спутанный клубок.       «Вот это да: кто бы мог подумать, что ты снова окажешься бесполезен», — с наигранной вялостью протянула Тень. Плевать, напомнил себе Роуг и с душой, не тронутой ничьими издёвками, принялся перебирать события последних дней.       Желание Леви стать сильнее. Раскол с Люси. Алтей. Лакрима, в которой оказалось заперто такое же чудовище, как и у него. Тень, которая это знала, но, разумеется, смолчала. Враги, почему-то заинтересованные в...       Стоп.       Тень знала?       Воспоминания вернули его на несколько часов-дней назад, когда после вживления лакримы Тень ни на секунду не затыкалась, напоминая об ухудшившемся состоянии Леви, их связи, его ответственности, которую он вновь наверняка провалит — обо всём, связанным с МакГарден и даже косвенно не касавшимся «Волшебства Времён». Чёрт возьми, уже тогда он должен был заподозрить недавнее: Тень слишком любила события семилетней давности, чтобы беспричинно предпочесть им другое! Она знала! Знала, что на её глазах происходит пробуждение ещё одного чудовища, и хотела этого, и ждала! «Верно?» — процедил Роуг внутреннему демону. Тот вторил ему хищным оскалом: «Порой до тебя очень долго доходит».       — Роуг? — обеспокоенно вскинул голову эксид.       — Подожди, Фрош.       Тот послушно смолк под сосредоточенным, расчётливым холодом. Волнения в его взгляде не убавилось, но Роуг был слишком занят разговором с Тенью, чтобы обращать на это внимание.       Грубо, конечно. Фрош не заслуживал такого отношения, но ещё больше он не заслуживал остаться один на один с одержимым другом, если выдержка того, распылённая на всё и сразу, даст слабину под давлением демона.       «Ты знала Тьму?»       «Да, знавали как-то друг друга, — небрежно уронила Тень. — Мы виделись с ней... хо, лет двести назад. Как, оказывается, много прошло времени...»       Мир вздрогнул и покачнулся. Роугу пришлось вцепиться пальцами в колени, чтобы удержать себя в реальности — не рухнуть в серость внутреннего мира, куда тянула для разговора Тень.       «Она такая же, как ты?» — спросил он, стараясь не думать о том, спустя всего две фразы он уже балансировал на грани.       «Хуже, Роуг. Уверена, скоро ты убедишься в том, что незаслуженно считал меня неуравновешенным монстром».       Он не видел её лица, но всем телом почувствовал, как она снисходительно улыбнулась. Быстро же она пришла в себя и разменяла злобу на стандартное уничижительное веселье.       На... предвкушение?       Нет. Предвкушение Тени никогда не было таким тихим и спокойным, что приходилось сомневаться. Если чудовище жаждало крови, оно показывало эту жажду во всём, потому что не могло иначе и потому что это увеличивало шансы заразить звериным адреналином хозяина. Врезать ему по мозгам волнительной дрожью в голосе, свести лёгкие сорванным дыханием, спутать мысли — сделать что угодно, чтобы утопить, и как бы Роуг ни сопротивлялся, а хоть на секунду, хотя бы на крохотное мгновение он всё-таки уходил под воду.       Сейчас же даже лёгкий ветер не нарушил его равновесия.       В то же время Тень очень любила давать знать, как ей плевать на возможные встречи, битвы и неприятности, сколь мелкими, незначительными, не достойными её внимания они являются — любила так, что сейчас, будь действительно не заинтересованной Тьмой, не желай тратить на неё время, она бы не смогла удержаться от очередной демонстрации высокомерия.       Но нет. Она веселилась. Не падала в безумие, но и не оставалась в стороне, и Роуг терялся до того, что забывал об осторожности — забывал о контроле.       Осознание этого пришло лишь в тот миг, когда улицы Белокоготя потонули в сером, а небо заменил чёрный бесформенный силуэт с прищуром горящих белых глаз и лукавой улыбкой.       — Мне нравится, как часто мы стали видеться лицом к лицу, — протянула она.       — Это ненадолго.       — Не сомневаюсь.       В голове проскочила мимолётная мысль: как хорошо, что хозяином Тени оказался не Стинг, которого столь снисходительная интонация выбесила бы в мгновение.       Роуг огляделся. Внутренний мир, унылый и серый, не двигался и не давил на плечи, воздух не тяжелел, невидимая иллюзорная земля не уходила из-под ног — удивительное умиротворение для ситуации, когда он лично встречается с Тенью. Удивительное, но ожидаемое: если бы Тень хотела перехватить контроль, её слова носили бы совершенно иной характер.       И, конечно, она ни за что не позволила бы разделявшему их несчастному метру существовать так долго.       Роуг незаметно хмыкнул: всё начало вставать на свои места.       — Ты хочешь сразиться с ней, — уже утверждение, а не вопрос.       Тень пожала плечами:       — Не то чтобы хочу... но и не откажусь, если выпадет случай.       — И приложишь все усилия, чтобы он выпал. — Усмешка в ответ. Что ж, он мог быть сколь угодно ужасен в понимании чувств других людей, но настроения и планы своего демона разгадывались отлично. — В том числе поможешь мне найти Леви.       Тень коротко утробно хохотнула, и её смех отзвуком пронёсся по внутреннему миру, заставляя его вздрогнуть. Выглядело и ощущалось как захлопнувшийся капкан, но сердце Роуга не тронул страх. Он знал, на что идёт, как знал и то, какие цели преследовала Тень, и в кои-то веки их дороги сплелись, приведя к сотрудничеству. Разумеется, весьма формальному, разумеется, ни разу не бескорыстному. Чудовище сказало об этом прямо:       — Только не жалуйся потом, когда придёт час расплаты.       Разумеется, все стремления Тени в итоге приводили к одному и тому же исходу: она просто хотела забрать его тело.       Как разумеется и то, что он не собирался его отдавать.       Они сели друг напротив друга: плотоядно улыбающийся демон и человек, намеренный им воспользоваться. Так должно было быть изначально, думал Роуг. Всегда должен быть демон, сидящий на привязи хозяина и обязанный исполнить любую его волю, и так когда-то было.       Но — не с ним. Ни разу, никогда не с ним.       Белая прорезь-улыбка дёрнулась.       Ох, да: эту мысль ты любишь особенно сильно, верно, чудовище? Ведь спустя двести лет неволи наконец-то появился тот, кто оказался не в силах поставить тебя на колени.       Перед кем ты ни единожды даже чуть не склонила голову.       — Ты связан с ней, Роуг, — зазвучал вкрадчивый голос Тени, — и эта связь куда сильнее, чем ты думаешь... — секундная пауза. Ухмылка: — ...и чем она есть у других.       — Из-за вас? — ускользнул Роуг от упоминания одержимости.       — Именно.       Чени хмыкнул: звучало по крайней мере справедливо, что с помощью Тьмы, из-за которой у них забрали Леви, они смогут её найти.       — Ты почувствуешь её. Я почувствую её.       И приведу тебя прямиком в пасть чудовища, значилось следом в предвкушающей усмешке. Хорошо, что Роуг уже достаточно раз сходил с проторенной дорожки, чтобы сейчас это заставило его отступить.       — Глупо с твоей стороны было отсрочивать встречу, которую так жаждешь, — отметил он отстранённо, намекая на недавно устроенный спектакль с картинами из прошлого.       — Зато как интересно, — усмехнулась Тень. Выдержав паузу, покровительственно добавила: — И в некотором роде предостерегающе. Ты же не хочешь, чтобы малышка Леви повторила судьбу Хотару?       — Заткнись, — тут же оскалился Роуг. Запрокинув голову, Тень рассмеялась, довольная удавшейся провокацией. Роуга это волновало мало, ведь когда стих последний звук ядовитого смеха, чудовище больше не раскрывало рот, не смело...       Стоп. Хватит.       Не думай. Не злись. Одну наживку ты, так уж и быть, покорно проглотил, но это не значит, что теперь можно позволить утащить себя на дно полностью.       Вдох. Выдох. Закрыть глаза, чтобы не видеть довольной усмешки Тени.       Чтобы сосредоточиться на главной цели — вспомнить связь, что возникла между ним и Леви несколько часов-дней назад. Как она сделала выбор и доверилась ему. Как сквозь агонию боли принимала новую силу, смешанную с его магией.       Как держала его за руку.

(«Роуг!»)

      Как верила.

(«Спасибо».)

      Как ожила, когда он не отвернулся от неё в тот миг, когда по законам логики был обязан отречься.

(«Именно поэтому я не оставлю её».)

      «Именно поэтому я найду тебя».       Тело прошила странная дрожь. Ведомый ею, Роуг сделал судорожный вздох и запрокинул голову, вмиг забывая обо всём, что окружало его, цепляясь за... что-то. Прохладное, далёкое, но даже так уже успевшее пронзить сердце и опутать каждый уголок души, оно откликнулось на его прикосновение так, словно ждало его тысячу лет, и потянуло следом.       Куда-то. Может быть, в голубые просторы неба, может, вниз, прямиком в бездну ада — Роуг не мог и догадаться, без остатка попав под власть неведомой связи, и — плевать.       Он найдёт Леви и вернёт её живой.       Чего бы это ни стоило.

~*~

      Леви не знала, где находится. Она вообще не была уверена, что море, на котором она стояла, чёрное, глубокое, выглядящее как грёбанная бездна, и наливающееся тёмной кровью на горизонте небо — это что-то реальное. Но босые ступни мёрзли от холодной воды, а картинка перед глазами не сменилась ни минуту назад, ни час, ни сколько-бы-она-здесь-ни-находилась.       Всё было ровно так, как в момент появления: море-бездна, давящее на плечи небо, холод, пробиравший до костей.       И страх — потому что ни на секунду не умолкал голос-наждачка.       Голос чудовища.       Оно здесь, понимала Леви. Затаилось под ступнями, в толще абсолютно чёрной воды, опаляло лопатки мёртвым холодом, смеялось в вышине, когтями скребло по коже — везде, везде. Ещё не приблизилось настолько, чтобы показаться на глаза и коснуться руки реальным прикосновением, ещё не обрело достаточно силы и власти, чтобы претворить иллюзии скованного ужасом разума в реальность, но Леви понимала: это дело времени. Чудовище появится, если она не выберется отсюда.       Проблема была в том, что выбраться невозможно.       По ушам вновь резануло ядовитое дыхание. Леви пришлось прикусить губу, чтобы жалобный всхлип не вырвался из глотки, но дрожи в теле это не убавило. Страх сдавил горло практически осязаемо — как рука монстра, с которым она теперь делила своё тело.       «Нет», — прошила мысль, полная слёз и неверия.       Ибо, простояв здесь вечность, не слыша ничего, кроме шипения, не в силах вспомнить, какой мир существует за границей тёмной-ледяной-мёртвой клетки и существует ли он вообще, Леви так и не смогла смириться с мыслью, что она и вправду одержима.       Дрогнуло небо-потолок. Леви зажмурилась, стиснула кулаки так, что ногти впились в кожу едва ли не до крови, но даже так не отогнала мысль, что это нарушил лживое спокойствие мёртвого мира смех. Надменный, желчный, чудовищный смех.       Твой смех, Леви.       От того, с какой силой она захлопнула себе рот, чтобы проглотить крик, заболели щёки, но МакГарден едва то почувствовала. Она судорожно села на корточки, прижала ходящие ходуном колени к груди, которую распирали загнанные всхлипы, бездумно вытаращилась на чёрную гладь воды, с трудом сдерживая слёзы. Желание вырезать себя из этого мира вновь взыграло с такой силой, что не удавалось дышать — от понимания, что ей не выбраться. Не добежать до края мира, не найти спасительную дверцу во внешний, нормальный мир, не прорвать кровавую ткань небес. Даже, чёрт возьми, не утонуть — ибо над этим миром властвовали не законы природы, а воля чудовища.       Разумеется, оно не оставило ей ни одного обходного пути. Разумеется, препятствовать тщетным попыткам найти несуществующее не стало, поэтому позволяло сначала и тонуть, и бежать до края света — чтобы потом вытолкнуть на поверхность или, наоборот, обрушить в бездну, смехом, содрогающим небеса, говоря: поигрались и хватит. Помни своё место, Леви МакГарден.       Помни, что ты не более чем игрушка в моих руках. Жалкая беспомощная зверушка, с отчаянными слезами таращащаяся в небо каждый раз, когда твоя попытка бегства заканчивается провалом.       Глупая, разве можно сбежать от себя?       Леви спрятала лицо в коленях, всё-таки не сдерживая слёз. Нет, билась в груди лихорадочная мысль, этого не может быть, нет, нет...       Ведь мы с тобой — одно целое.       «Нет!»       Леви зарылась пальцами в волосы и замотала головой. Глаз она по-прежнему не открывала, и это... казалось странным. Обычно она предпочитала видеть хоть и отвратительный, но хоть какой-то мир, а не пустоту, от которой больное воображение начинало сходить с ума. Так почему же сейчас?..       Оглушительный шёпот прервал мысль. Леви замерла.       Он был намного ближе, чем раньше.       Боги...       Шёпот повторился. Короткий, но громкий до безумия, он был похож на сдавленный, хриплый рык. Это слово, каким-то образом сумела понять Леви. Чудовище повторяло какое-то одно слово.       Раз за разом.       «Открой».       Опять.       «Открой».       И вот... что?       Не двигаясь, не дыша, не издавая ни единого звука, Леви медленно открыла глаза и уставилась на свои дрожащие колени. В голове не было ни одной мысли, а сердце не знало ни неверия, ни крохотной надежды, ни отчаяния — ничего, кроме ледяного ужаса.       Она услышала голос чудовища. Она...       Едва контролируя деревянное тело, Леви слегка отстранилась от коленей, чтобы получить возможность посмотреть в воду — и тут же могильную тишину уничтожил душераздирающий крик.       Ведь бездна больше не была пустой.       ...почувствовала его.       Ведь из бездны на неё смотрели алые, горящие кровью глаза, находящиеся столь близко, что только тонкая поверхность воды разделяла её и монстра.       Оно здесь.       Леви отшатнулась назад, не переставая таращиться на красные глаза в толще воды — и только благодаря этому замечая, как на прежде ни разу не потревоженной глади воды пошла рябь аккурат над лицом чудовища. Поперхнувшись криком, Леви остановилась, скрученная мучительным неверием: чудовище... выбиралось?       — Нет... — выдохнула она умоляюще.       Двигаться не получалось, хотя очередное кто-нибудь-пожалуйста-заберите-меня-отсюда свело всё внутри так, что впору было закричать. Но — нет. Вместо этого Леви стояла загнанной в угол жертвой и не могла отвести взгляд от охотника.       Из воды резко взмыла в воздух рука. Леви снова подавилась криком: господи, нет, не вылезай оттуда!       Не подходи ко мне!       Новый всплеск воды заставил МакГарден дёрнуться назад. На мгновение прошило осознание: способность двигаться вернулась! Надо бежать отсюда!       А потом она увидела чёрный бесформенный силуэт, наполовину вылезший из воды и точно так же, как и она, не отнимавший от неё взгляда. Только, разумеется, не забитого и жалкого — предвкушающего настолько, что казался безумным.       Вот она — Тьма, поняла Леви.       И это понимание подрубило в ней всё.       Тьма наклонила голову и обнажила клыки в широком оскале.       — Привет, Леви.

~*~

      Роуг распахнул глаза с загнанным вздохом утопавшего. Нечто быстрое, но острое, больное, сродни удару молнии прошило его от головы до кончиков пальцев, судорогой сведя, казалось, даже внутренности. Он подскочил со скамейки, но тут же был вынужден опереться на неё руками, чтобы не упасть: неизвестное чувство выбило из него все силы.       Ох. Неизвестное?       — Роуг, что случилось? — тут же встрепенулся Фрош.       Чени уставился на свои пальцы, до побеления сжавшие доски скамейки.       — Леви в опасности, — выдохнул ошеломлённо.       Хорошо, что сейчас его компанией был Фрош, беспрекословно доверявший любому слову, даже когда оно звучало... ну, как минимум, странно? безосновательно? Роуг и сам терялся, пытаясь понять, откуда в нём такая уверенность, что боль связана с Леви: до того всё было эфемерно, скользко, построено на голых ощущениях без малейшей привязки к разуму.       Стинг бы такое не оценил и ни за что бы не поверил, но в данный момент Роуга это волновало в последнюю очередь.       Плевать. Может хоть демонстративно развернуться и уехать один обратно в Эстрагон — сейчас, когда состояние Леви ощущалось как своё собственное, а на кончиках пальцев дрожала невидимая тонкая нить, тянущаяся к ней, Роугу не было дела ни до чего на свете.       — Фрош, отправляйся к особняку. Скажи остальным, что нужно идти туда, — он махнул рукой на горы, простирающиеся за огромным зелёным полем, — на север.       — А ты? — растерялся эксид.       Роуг присел перед скамейкой, чтобы быть с Фрошем на одном уровне.       — Леви нужна помощь прямо сейчас, — произнёс как можно твёрже и убедительнее. — Нет времени ждать, пока мы соберёмся вместе. Я должен отправиться к ней немедленно.       Фрош в нерешительности опустил глаза. Роуг понимал, как сильно после двух почти смертей эксид не хочет разделяться, но выбора правда не было: что бы ни происходило с Леви, это не несло ничего хорошего. Любая минута промедления могла привести к тому, что спасать действительно станет некого.       Что она умрёт, так и не дождавшись помощи. Не зная ничего, кроме отчаяния и... одиночества.       Роуг сжал кулаки. Будь он проклят, если и в этот раз не оправдает возложенной на него надежды!       — Всё будет хорошо, Фрош, — сказал он, кладя ладонь на макушку эксида. Тот вскинул на него подрагивающий взгляд.       — Обещаешь?       Губы Роуга тронула лёгкая улыбка.       — Обещаю.       Кивнув, Фрош потряс головой, смахнул слёзы, после чего активировал крылья и скрылся в направлении особняка.       Роуг встал на ноги и повернулся лицом к горному массиву, который проглядывался сквозь прорези домов. Леви точно там, знал он.       А значит, где-то там затаились и враги, и если близнецы не вызывали опасений, то вот при мысли о Ямато по коже бежал противный холод. Рука автоматически тянулась к катане, но впервые этот жест не стоил ровным счётом ничего. Впервые от умения, которое Роуг ненавидел всем сердцем, но которое всегда приносило победу, когда правило всё-таки позволяло им воспользоваться, не было никакого толку. С катаной или без, а победы ему не видать.       Вдох. Выдох.       Сосредоточься. Помни о главной цели. Спасти Леви нужно любой ценой, даже если этого придётся прибегнуть к унизительному.       Даже если ради этого придётся сбегать.       Хмыкнув, Роуг не удержался от кривой усмешки: в последняя время позорно сбегать приходилось всё чаще. И почему мир решил показать, каков на самом деле Роуг Чени, именно в тот момент, когда окружающие нуждались в его помощи?       «Ты любимчик судьбы, Роуг», — прыснула Тень.       И в очередной раз не согласиться с ней было трудно.       Роуг окинул взглядом далёкие горы. «Я уже иду», — процедил твёрдо, словно желая, чтобы невидимая связь донесла его решимость.       «Только дождись меня».

~*~

      Роуг смутно понимал, как ему добраться до места, в которое звала своя-чужая магия. Броситься напрямик значило бы упереться в горы — такая себе перспектива с учётом того, что рядом не было Фроша, а он сам навыками скалолазания не отличался. Справедливо заключив, что враги тоже не вручную карабкались, а добирались нормально, цивилизованно, как обычные люди — по дороге, он не сворачивал с единственной тропы, бежавшей в горы.       Как далеко предстоит убежать ему вслед за ней? Чувства подсказывали, что Леви рядом — как минимум не в сердце огромного горного массива точно. С одной стороны, это казалось логичным: враги — люди, которым свойственно думать в первую очередь о собственном комфорте, а с ним не очень вязалось убежище в заднице мира. С другой, среди них было двое пространственных магов. С такими картами на руках они могли спрятаться хоть на другом конце страны.       Не проглотил ли он уловку чудовища, не бежал ли случаем в западню?       Да и в конце концов, кто сказал, что ты верно растолковал собственные ощущения? Ты же чертовски плох в их понимании — так почему сейчас решил, что в кои-то веки понял всё правильно?       Чем дальше, тем больше становилось вопросов и иллюзорнее казалась перспектива найти Леви быстро. Надо было срочно подумать о чём-то другом, но, хах — о чём?       О перспективе всё-таки потерять Леви, которую страсть как любила смаковать Тень?       О двух недавних поражениях? Которые и не поражения, чёрт возьми — разгром настолько полный, что нормальный человек ни за что бы не стал действовать в одиночку, особенно когда на кону стояла чья-то жизнь.       О Ямато, чьё бисэнто вмиг сводит на нет катану и чья магия с лёгкостью способна пресечь побег на корню, поэтому ничего, ничего, Роуг, не выйдет?       Ты не спасёшь Леви. О, нет, только не такой, как ты.       А если не можешь спасти всего-навсего одну жизнь, как смеешь брать на себя ответственность за сотни? Как у тебя, будь ты проклят, вообще поворачивается язык считать себя тем, кто может сделать хоть что-то полезное для разрушения «Волшебства Времён»? Хей, Роуг, ты бессилен против одного-единственного старика — скажи же, что намерен сделать, если окажется, что за проектом и в самом деле стоит Совет? Совет с десятью святыми магами и шестью генералами, которые контролируют в этой стране всё.       Совет с чудовищами, во сто крат страшнее Тени.       Хочешь сказать, что ты выстоишь против них?       Что ты хоть чего-то стоишь?       «Сука», — в мыслях ругнулся Роуг, на мгновение зажмуриваясь.       «Ох, боги, какая же я молодец, раз создала такого беспомощного нерешительного щенка», — откликнулась на его шипение Тень.       Тряхнув головой, Роуг сосредоточился на неторопливо надвигающихся горах. Не думай ни о чём, приказал себе, просверливая взглядом заснеженные вершины так, словно они виноваты в том, что за двадцать лет мальчик так и не научился контролировать свои мысли. Не стал сильнее, не уничтожил поводы для сомнений — не сделал ровным счётом ничего, чтобы прекратить постоянные угрызения. Только зарывался глубже в нору, прятался за скорлупой и каждый раз, когда кто-то по имени Стинг протягивал руку, лишь сильнее убегал во тьму.       Хах, Роуг, и это ты недавно упрекал Стинга в том, что ему нет дела до твоих чувств?       Двуличие и в самом деле твоё второе имя. Вкупе с неудачей и...       Роуг резко затормозил, когда за сто метров от него воздух пошёл рябью, искажая дорогу и холмы. Твою мать, исказила лицо злая досада.       ...и поражением.       Выставленная перед собой катана не прибавляла чувства безопасности, а расстояние в сто метров и вовсе казалось смехотворным — что оно для такого пространственного мага, как Ямато, какого-то чёрта появившегося именно сейчас?       Как он нашёл его? Как узнал, что их вычислили и теперь бегут по следу? Чени крепче перехватил рукоять, прожигая внезапного врага взглядом исподлобья: плевать, куда важнее то, что теперь ему не добраться до Леви!       Ему... не победить. В одиночку точно нет, вот только вот незадача: даже если Стинг уже получил сообщение Фроша, ему понадобится с десяток минут, чтобы добраться до напарника — предыдущий же бой с Ямато показал, что у Роуга в запасе нет и пяти. Он поджал губы, от бессильного раздражения слегка поддаваясь назад: неужели унизительно сбегать придётся уже сейчас?       — Просить отступить бесполезно, верно? — спросил Ямато, доставая из-за спины бисэнто.       Не бесполезно, говоря откровенно. Роуг без раздумий согласился бы на лживое отступление, если бы не одно «но»: Ямато, чувствовал он, пришёл не разговора ради.       Он пришёл сюда убить его.       «Будь всё проклято!»       Стремительным, нечеловечески быстрым рывком Ямато преодолел метры между ними и замахнулся — точь-в-точь как несколько часов-дней назад, когда едва не разрубил его пополам. Роуг кинулся в сторону, не отнимая взгляда от бисэнто. Оно обрушилось на землю столь мощно, что задрожала под ногами земля и на мгновение застлала глаза пыль, пришлось на всякий случай нырнуть в тень, чтобы не напороться на невидимую атаку — проносной удар настолько сильный, что разрубил пыльную завесу надвое.       Да. Он точно угадал с ударом: именно с такой силой и такой скоростью Ямато в прошлый раз едва не забрал его жизнь.       Роуг медленно выдохнул. Он начал угадывать его удары.       Хороший знак. Просто, чёрт побери, отличный, учитывая, что до этого Роуг ощущал себя не иначе как слепым котёнком, а теперь — он видел, он предполагал, он оказывался прав. Пропасть между ними, конечно, от этого не переставала быть пропастью, но... у него, кажется, появился вполне себе твёрдый шанс не быть убитым?       Хах. Саблезуб, радующийся, что его не зарежут — и когда он успел пасть так низко?..       «Не отвлекайся!» — закричала вдруг Тень.       Роуг испуганно поднял взгляд — и обнаружил летящее в грудь бисэнто. «Твою мать!» Он был вынужден использовать магию в ногах, которая толкнула в бок с удвоенной силой и тем самым спасла от пробитого сердца. Вот только он не ожидал, что Ямато потребуется меньше секунды, чтобы преодолеть инерцию собственного удара, развернуться — и кинуться новым вдогонку за падающим врагом. «Превратись в магию!» — взревела Тень, и Роуг, ошарашенный чужой нечеловеческой скоростью, беспрекословно её послушался.       Мир ощутимо дрогнул перед глазами: взбудораженная Тень попыталась отобрать контроль. Роуг бы разозлился на назойливость чудовища, вставлявшего палки в колёса в самый, чёрт побери, неподходящий момент, — не будь эта попытка судорожной, панической, настолько сумбурной и быстрой, что даже без усилий с его стороны Тень не сумела перехватить тело.       Она не боялась, нет.       «Сука! — выкрикнула она. — Возьми себя в руки, будь ты проклят!»       Она была в ужасе.       Цепком, выбивающим из головы все мысли, заразным до безумия: вынырнув из тени, Роуг потрясённо уставился на свои неслушающиеся ладони, услышал сорванное, дрожащее дыхание, вспомнил дважды едва не проткнувшее его бисэнто — и почувствовал, что его трясёт и выворачивает не хуже Тени. Неужели уверенность настолько затмила его голову? Или же... о боги, или же разгаданный удар был не более чем уловкой, на которую он клюнул до того замечательно, что уже дважды почти оказался на крючке?       Чёрт, чёрт, чёрт...       «Твою мать, соберись!»       Роуг медленно вернулся взглядом к предыдущему месту столкновения. «Да кто же ты, чёрт побери, такой?..» — подумал осторожно, тихо, почти что загнанно.       И остолбенел, когда врага не обнаружил.       — Что за?.. — вырвалось растерянное. О нет-нет-нет, неужели он переместился?!       Катана едва не выскользнула из вспотевших ладоней. Роуг судорожно заозирался по сторонам, и чем дальше, чем больше раз вместо Ямато взгляд находил пустоту, тем сильнее паника сносила разум. В прошлый раз всё было так же! Он потерял Ямато из виду и в итоге остался с разрубленной грудью! Вот только в тот раз его не стали убивать благодаря Леви — теперь же, будь всё проклято, убьют, убьют!       Роуг ртом глотнул воздуха и остановился, испуганно таращась перед собой. «Я не чую его, — понимал отчаянно. — Ни запаха, ни магии — ничего...»       Скатившаяся по виску капля пота заставила вздрогнуть. За собственным сердцебиением, грозившимся, кажется, разорвать виски, не слышалось ни единого звука. От дрожи в пальцах звенела катана, а напряжение скручивало грудь до темноты перед глазами.       Глазами, которые, бегая из стороны в сторону, ничего не могли увидеть.       Пустота, тишина — вакуум, душащий не хуже реальных рук. Разъедающий напряжением мозг.       Заставляющий даже чудовище притихнуть в больном ожидании.       По спине пробежался могильный холод. Роуг застыл.       «Сзади!» — закричала Тень.       Да. Сзади. Враг был сзади, неожиданно отстранённо понял Роуг, начиная поворачивать голову. Хах, разве это не то, чего стоило ожидать?       Тому, что Ямато стоял к нему практически впритык, Роуг даже не удивился — или попросту не успел, ибо в миг, когда его глаза встретились с пронизывающим, ледяным взглядом, который обрубал внутри всё, Ямато схватил его за голову — и мир рухнул куда вниз. Он как будто упал в пропасть.       Почему-то белую.       В одну секунду успевшую вместе с воздухом из груди выбить душу. Но больно не было, как не было и страшно — было никак. Роуг пусто смотрел в белое ничего и не думал, не осознавал, не видел, как будто бы даже не существовал.       «Обернись», — прошелестело что-то внутри. Может быть, чей-то голос, может... нет, вдруг понял Роуг, бесполезно искать этому название. Это что-то за пределами того, что способен понять человек.       Роуг замер, обнаружив себя стоявшим перед огромным деревом с белой корой и белой кроной, которая где-то там, в реальном мире могла бы затмить собой небо. Охваченное мягким сиянием, оно вытравливало мерзкую пустоту в душе и даровало умиротворение, но в то же время продолжало ощущаться как нечто недоступное, далёкое... священное?       Божественное?       Нечто, перед чем ты не то чтобы бессилен — просто ничего не стоишь. Звучало, конечно, обидно, но не стоило принимать на свой счёт: так уж повелось, что есть в этом мире вещи, в сравнении с которыми человек не может не казаться маленьким.       Роуг скользнул взглядом по корням: их было столько, что, казалось, они могли оплести собой весь Фиор. От них взмывали ввысь частицы света, и Роуг не удержался от того, чтобы протянуть руку и попробовать коснуться. Кожа не ощутила ни холода, ни тепла, ни покалывания, частица прошла сквозь руку так, словно её не существовало. Он растерянно уставился на ладонь. Дотронулся до неё — нет, прикосновение есть, температура есть, он есть. Так почему же?..       «Не нравится мне всё это», — подала голос Тень. Роуг вздрогнул, словно очнувшись ото сна.       Он оглядел странное место вновь, понимая, что не может даже предположить, где находится. «Я сражался с Ямато, — вспоминал он. — Я потерял его из виду, он появился за спиной и...»       И?..       Виски свела тупая боль. Роуг коснулся их и зажмурился, тщетно пытаясь вспомнить, что было потом.       «А что было до?» — возник резонный вопрос. Глупый на первый взгляд, но заставивший потрясённо остолбенеть на второй.       Потому что Роуг не помнил.       В сердце закрался лёгкий страх. Что, чёрт возьми, происходит?       Подняв взгляд на дерево, Роуг понял, что больше не испытывает ни умиротворения, ни трепета — только растерянность, с каждой секундой тем быстрее прогрессирующей в раздражение, чем чаще он натыкался в памяти на пустоту. От жизни осталось только несколько минут, полных отчаяния и беспомощности, Тень тоже не могла похвастать воспоминаниями, а это место... как будто его не существует здесь!       Роуг опустил взгляд на грудь, сквозь которую пролетали частицы света, и стиснул зубы.       Как будто он мёртв.       «Закройся, — вдруг ощерилась на эту мысль Тень, — даже думать о таком не смей!» Её злость хлынула в голову, заставляя потяжелеть взгляд, которым он метнулся к ближайшему корню.       Ну уж нет, он не мог умереть!       Чени ринулся к корню. Может, частицы состоят из магии и поэтому он не может их коснуться, но уж дерево точно должно быть материальным! Он коснётся его, почувствует под пальцами кору и поймёт, убедится, что всё это — иллюзия, сон, галлюцинация, бред больной головы, которую вбили в землю — что угодно, но не смерть! Он жив! Он не мог, чёрт возьми, умереть! Не имел на это никакого грёбанного права, когда далеко на севере притаился кошмар из прошлого, а рядом, в несчастной паре-тройке километров, ждала его помощи Леви!..       Стоп. «Волшебство Времён»? Леви?       Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и шершавое. Роуг опустил глаза на ладонь, которая лежала на более чем материальном корне.       «Я... вспомнил?» — была растерянная мысль.       А потом что-то вновь выбило из него весь дух и скинуло в бездну. Пальцы скрутила боль: кажется, в попытке удержаться в реальности он с силой мазнул ногтями по дереву, и это чувство было единственным, что помогло не утонуть в пустоте во второй раз. Он не видел ничего и не слышал, но — чувствовал, как пульсировали подушечки пальцев, как ныла кожа, от которой отошли ногти, и благо, днём произошло достаточно ситуаций, когда требовалось сфокусироваться, чтобы сейчас с лёгкостью удержаться на плаву.       Когда всё закончилось, он обессиленно рухнул на колени. Рука соскользнула с корня, и Роуг пусто уставился на стекающую по краям ногтей кровь.       «Где бы я ни был, нужно выбираться отсюда».       Он поднял взгляд перед собой — и вдруг обнаружил, что никаких корней нет. Глянул влево, туда, где должно было находиться огромное древо, но вновь напоролся на белую пустоту.       Всё исчезло.       И вдруг:       — Роуг.       Голос.       Тонкий, звонкий, с запрятанной в интонацию ласковой улыбкой. Женский... нет, девчачий. Ребяческий.       Детский.       Подозрительно знакомый, но не настолько, чтобы вспомнить, поэтому голову он поворачивал без задней мысли.       И где-то на полпути его вдруг прошило осознание: он не слышал ни дыхания, ни сердцебиения. Только голос, знакомый-незнакомый детский голос, принадлежащей девочке, и всё внутри почему-то наперебой твердило о том, что не случится ничего хорошего.       И всё внутри от и до оказалось правым.       Из горла вырвался затравленный, отчаянный вздох, и лишь неведомая сила удержала от того, чтобы отшатнуться назад — дальше от грязной побитой девочки с загорелой кожей и волосами, что, слишком хорошо знал Роуг, должны быть русыми, а на деле едва темнее белого. С глазами осколками неба, по-детски большими, счастливыми и...       О чёрт. Господи. Нет-нет-нет.       ...не заляпанными кровью.       Он снова выдохнул рвано, неверяще, почти что испуганно. «Оу...» — протянула где-то на краю сознания Тень, и впервые при виде Хотару её голос не знал воодушевления.       Это точно иллюзия, или галлюцинация воспалённого воображения, или... Да какая нахрен разница! Главное, что точно не реальность, в которой он отправился на тот свет и встретился Хотару, потому что маленькая девочка и чудовище, по горло утопающее в крови, не могли очутиться в одном загробном мире! Несправедливо, невозможно, ещё сотня-другая-тысяча «не»: он не умер, а просто спит или ещё чёрт знает что, и от этого...       Роуг зажмурился: и от этого ни черта не легче.       — Хей, что с тобой? — прозвучал детский голос прямо над головой. Секунду назад их разделяли метры, которые ребёнок не мог преодолеть так быстро, но, хах, господи боже, плевать. Ничто не тронет его сердце больше, чем призрак девочки, которая должна быть мертва, но которая почему-то стояла рядом с ним, говорила... касалась, до боли стискивая зубы, ощутил Роуг на своём виске холод чужих ладоней. Но которая не дышала, в груди которой лежало мёртвое небьющееся сердце и руки которой ощущались как прикосновения смерти.       Живой мертвец. Хах. После Канраку и Малиса, тоже в каком-то смысле оказавшихся для него живыми мертвецами, появление ещё одного, последнего, должно было быть самим собой разумеющийся для такого неудачника, как он.       Хах. Ха-ха-ха.       Не смешно ни капли, будь всё проклято.       — Ты не рад меня видеть? — исчезла из голоса улыбка. Головы Роуг не поднял, но глаза распахнул, когда по мозгам вдарила её печаль.       Он задевал её своим отношением. Ей было больно и обидно, и эти чувства усиливались от того, что ранили сердце ребёнка.       Роуг судорожно глотнул воздуха. Нет. Господи, нет, не вздумай смотреть на неё, не смей поднимать глаза.       Но...       Нет, едва не вырвался наружу крик, не смей! Это не она! Не ведись на иллюзию, не проглатывай ты уже третью наживку! Хоть раз не дай слабину!       Сделай вид, что её не существует.       — Прости...       Роуг застыл, в холодном ужасе уставившись на босые маленькие ступни.       Она... просила у него прощения? Она? У него?       Грудь скрутил истерический смех. Роуг бы рассмеялся, не задыхайся он от боли.       Не вспоминай он о том, что желал бы забыть как самый страшный сон и что одновременно не имел никакого права выбрасывать из памяти.       Исчезнуть, ох, видят боги, как же ему хотелось исчезнуть, раствориться в проклятом белом мире, стереть себя каким-нибудь божественным ластиком начисто. Наказывать убийцу встречей с жертвой справедливо лишь в отношении того, кто окунул руки в кровь и теперь должен ответить за это болью — никак не в случае невинного маленького ребёнка, дорога которого не должна пересекаться со своим палачом даже на том свете.       Даже в иллюзиях.       Да. Это же иллюзия. Это всё не по-настоящему. Этого не существует.       Тогда какого же чёрта так больно?       Почему так выворачивает наизнанку. Почему кривятся в ломанной улыбке губы и душат рыдания, душит сокрушительное, искорёженное:       — Прости меня... — которое семь лет умирало в груди.       Ибо мертвецы не услышат твоих слёз.       Роуг закрыл лицо ладонями, ногтями впиваясь в кожу, прикусил губу, стиснул зубы — жалкая попытка не утонуть, не захлебнуться от горечи, семь лет копившейся в груди для того, чтобы в один миг рухнуть на плечи и задавить, сломать, уничтожить. Тупой болью ныли виски и заходилось в лихорадочных ударах сердце. Вырвать бы.       Отдать тебе, девочка, которая не должна была умирать так рано.       Девочка-панацея, девочка-яд.       — Пожалуйста... — едва владея дрожащими губами, прошептал Роуг, — прости меня... прости меня, Хотару...       Хотару, которой не-су-ще-ству-ет.       Благодаря тебе, Роуг.       И ты правда думаешь, что можешь просить за такое прощения?       — «Прости»? — удивлённо повторила Хотару. — А-а-а, — рассмеялась мгновением позже до мурашек ломанным смехом, — ты про это?       Роуг знал, что нельзя поднимать головы. После таких слов особенно, ведь... чего ты там не видел, мальчик? Кому, как не тебе, с первого зрительного места наблюдавшего ту картину, знать, на что указывает мертвец?       Роуг знал. Но в миг, когда по телу прошла ледяная дрожь от покорёженного смеха, он забыл обо всём — и поднял испуганно-потерянный, недоумённый взгляд.       И едва не задохнулся от безумного в своей пустоте взгляда широко распахнувшихся глаз, въедающихся прямо в душу, — и от рассечённого виска, кровь из которого затопила половину лица. Хотару специально наклонила голову чуть вправо и прислонила к виску палец, чтобы смертельная рана уж точно не ускользнула от взгляда, но, боги, Роуг не заметил бы её, только если бы лишился всех чувств. Если бы не видел разбитую кость, не слышал острый запах крови и не чуял больное отчаяние, семь лет назад перевернувшего для него всё.       Хотару в улыбке спокойной и ровной закрыла глаза.       — Это было больно, — отметила непринуждённо, — и... обидно. Пусть и на секунду, но я успела осознать, что умру. Больше никогда не увижу вас, не узнаю, каков настоящий мир, не найду сестрёнку... Даже сейчас от этого хочется плакать.       Она не обманывала: её голос дрогнул, а сама Хотару распахнула глаза и судорожно смахнула маленькие слёзы. Наверно, вздохнула бы надрывно — сохрани способность дышать.       В следующую секунду она взглянула на него, и Роуг, до этого желавший опустить глаза, сжаться, вновь ухватиться за ничтожную-жалкую-бесполезную попытку спрятаться, не посмел пошевелиться. Сказать что-то в ответ тоже, хотя очередное треклятое «прости» защекотало горло почти до стона.       — Но ты не виноват, — сказала она, с улыбкой присаживаясь напротив и глядя на него с теплотой столь искренней, что Роугу становилось дурно. — Так... получилось. Никто из нас не мог знать, что в этот раз всё пойдёт по-другому.       Роуг молчал. Хотару зябко повела плечами и качнулась вперёд-назад, над чем-то раздумывая.       — А если бы знали, то всё равно... Ха-ах, — она вдруг сжалась, сконфуженная, как будто стыдящаяся, — я... прости, я не могу сказать, что и тогда сделала бы то, что сделала. Нет, я дорожу тобой и те... люди не должны были так с тобой обращаться, но, — Хотару спрятала лицо в коленях и оттуда тихо прошептала: — Мне правда не хотелось умирать.       И ты не должна была, с горечью поджал губы Роуг. Ему ведь не грозила смерть — нет, только не ему, драгонслееру с лакримой и силой от настоящего дракона. Убить такого значило поставить на себе крест, поэтому всегда ограничивались чуть большей болью, издевательствами и слезами — абсолютно ничтожной ценой в сравнении с той, что пришлось заплатить тебе, слишком добрая, слишком наивная для этого мира девочка.       Ты не должна была умирать.       Но в итоге стала ещё одним человеком, которого он свёл в могилу.       Бессильная ненависть встала комом в глотке, и Роуг совсем не был бы против, если бы сейчас наконец-таки задохнулся.       — Я тоже... не хотел твоей смерти... — выдавил он ни живым ни мёртвым голосом.       — Я знаю. Было бы странно, если бы человек с твоим сердцем захотел чьей-то смерти.       Останься у него хоть что-то помимо усталой разбитости, Роуг бы усмехнулся: сотни трупов поспорили бы с твоим высказыванием, милая наивная Хотару.       — Поэтому ты так хочешь спасти Леви, да?       Роуг распахнул глаза, поднимая на Хотару потрясённый взгляд.       — Откуда?.. — сорвался с губ тихий вздох. Хотару беззлобно поддела:       — Тебя правда ещё что-то удивляет?       Он растерялся было ещё больше, как вспомнил истину, повторённую уже не раз, но всё равно не ужившуюся в сердце: всё это сон-иллюзия-бред-чужая-магия. Перед ним сидит иллюзорная, бредовая, ненастоящая, несуществующая Хотару, а иллюзиям свойственно знать куда большее, чем оригиналам.       — Терять больно. Я знаю, хоть мне и было всего — сколько? десять? А моей сестре, для которой я так ничего и не смогла сделать, и того меньше. — Хотару с вялой улыбкой отвернулась в сторону. — Я понимаю эту... ответственность. Ты должен оберегать её так же, как старший ребёнок оберегает младшего. Но скажи мне, Роуг, — она перевела на него вдруг опустевший взгляд, — с чего ты взял, что у тебя получится?       Хотару придвинула к нему лицо, больше не знавшее улыбки — напрочь лишённое всего, за что когда-то друзья называли её панацеей, оно казалось маской с лица сумасшедшего: такое же пустое, застывшее, с такими же широко распахнувшимися глазами, которые с безумным рвением искали в твоей душе ответа, но при всём желании не могли его увидеть. Из приоткрытых губ веяло холодом, и сами они были нечеловечески бледными, с трудом различимыми на фоне кожи, пошедшей синюшными трупными пятнами.       Роуг успел сделать надрывный вдох, прежде чем дыхание перехватило. От потяжелевшего, скрученного живота до лёгких, которые не могли сделать выдоха, мазнула волна ледяного ужаса. Он толкал в грудь, дальше, дальше от чудовища, в которое внезапно перевоплотился самый ласковый человек его детства, — и он же одновременно удерживал на месте. Не сдвинуться, не отвести взгляда с лихорадочно дрожащими зрачками, не моргнуть, сбрасывая наваждение...       ...наваждение ли?       — Почему ты думаешь, что своими действиями не делаешь только хуже? Что заставило тебя решить, будто твоя помощь в самом деле окажется помощью? Ты ведь всегда сеешь смерть вокруг себя, Роуг. Особенно когда пытаешься помочь.       Ах, какая глупость, какая отчаянная детская глупость: верить в то, что жертва действительно будет благосклонна к убийце, потому что сердце её, когда-то живое, было добрым и любило палача. Какая неслыханная дерзость: считать её истинное лицо наваждением. Хотя бы на секунду задумываться, что её подлинное отношение к тебе, чудовище, это улыбки и смех, а не пустота, посаженная тобой и выжравшая душу.       На его щёки легли детские ладошки, гладкие, цепкие, нечеловечески холодные.       — Почему ты не сдашься, Роуг? — прошептала Хотару, не отрывая безумного взгляда опустевших, заляпанных собственной кровью глаз. — Неужели ты до сих пор не понял, что так будет лучше? Разве мой пример не показывает тебе, к чему ты идёшь?       Переведя взгляд на его левый висок, она огладила целую, нетронутую кожу.       — Ты придёшь к ней на помощь, а она, одержимая, убьёт тебя. Но она же сильная. Она же — как ты там говоришь в своих мыслях? — хвостатая фея, поэтому она не сдастся и вернёт себе контроль. Вернёт для того, чтобы увидеть твой труп и на этот раз потерять себя уже навсегда.       — Нет... — задушенно прошептал Роуг.       — То же самое будет с Канраку и Малисом. Они были в безопасности до тех пор, пока не решили позвать на помощь тебя, не ведая, что у этой помощи одна дорога и заканчивается она в их могилах. Ты убьёшь их, Роуг. Как обычно не желая, но убьёшь.       Роуг попытался отстраниться, но Хотару лишь сильнее вцепилась в его голову.       — Не уходи от ответа, Роуг. Хотя бы перед мертвецом.       Хотя бы... что?       «Хотя бы»? Это же она сейчас не про?..       — Ах, точно. Стинг.       Нет.       — Каждый раз, когда тобой овладевает Тень, он спасает тебя. А что получает в ответ? Ты молчишь, ничего не рассказываешь, а потом злишься, когда он наступает на, оказывается, запретную тему.       Хватит.       — Отталкиваешь его, но при этом ждёшь, что он всё равно придёт на помощь.       Прекрати. Не говори о нём. Там... всё сложно, Хотару, и да, сложно из-за него, Стинг ни в чём не виноват, и он знает это — поэтому, пожалуйста, прекрати! Роуг с мольбой заглянул в голубые глаза, но те остались равнодушны к его просьбам, — а разозлиться не получалось. Даже чуточку, даже где-то глубоко-глубоко в душе: хоть обыщи каждый уголок, нигде не найдёшь ничего, кроме боли вперемешку с отчаянием.       Потому что не вырваться из паутины-правды.       — Если держишься на расстоянии, почему до сих пор не оттолкнёшь протянутую к тебе руку? Ведь однажды настанет момент, когда чудовище внутри тебя её откусит.       Хотару приткнулась к нему так, что Роуг не видел ничего, кроме её глаз.       — Почему ты держишь его рядом с собой? — спросила загробным жёстким голосом. — Неужели не понимаешь, что рано или поздно убьёшь его?       Хах. «Не понимаешь».       Если бы ты, ненастоящая Хотару, знала, сколько раз он просыпался среди ночи оттого, что увидел, как очередное собственное сумасшествие всё-таки поставило точку в жизни Стинга Эвклифа — человека, который до последнего сражался за его человечность, звал его, до крови и хрипа пытался докричаться — и до последнего не верил: этот раунд за ним не останется.       Очередной бой. Очередное столкновение.       Вот только конец не очередной.       Стинг лежал на земле с пробитой грудью и смотрел в небо глазами, заляпанными кровью, а он стоял над ним и не мог даже закричать от боли. И всё было до ужаса реальным: слегка растерянное лицо Стинга, который знал об опасности, но не верил, что однажды она всё-таки воплотится в реальность; его кровь на дрожащих пальцах, боль в избитом теле, ломанная пустота в мыслях. Понимание: больше не «всё в порядке», не «как обычно».       Больше никак.       Он убил лучшего друга, единственного друга, человека, который, однажды пережив предательство и потому поклявшись не доверять никому и никогда, ради него переступил через правило, нарушил клятву, доверился, вложил в руки нож и повернулся спиной, уверенный, что нож используют только для защиты. Он убил человека, который, получив этот нож как грязный удар в спину, не отвернулся, не разозлился — пообещал, что в следующий раз остановит. Который останавливал раз за разом, теряя кровь и грозясь быть убитым.       Который в один день не остановил.       Роуг видел это столько раз, что боялся однажды не отличить сон от реальности.       Но в реальности Стинг был жив и следовал обещанию, вытаскивая его из безумия, не отворачивался, не злился, не лежал с пробитой грудью и мёртвыми глазами, не умирал — ибо был сильнее.       И он не мог не тянуться за этим светом.       — Я... не могу без него.       Потому что никто, кроме Стинга, не был в силах его остановить.       — Как эгоистично, — хмыкнула Хотару.       Нет, знал Роуг. Он платил за помощь тем, что укреплял имя Дуэта драконов, но не забирал всю славу себе — напротив, блеклой тенью стоя за Стингом, позволял ему купаться во всех лучах восторга, себе не забирая ни капли. Хорошая цена для человека, любящего внимание. Отличная даже.       Просто — Роуг не сдержался от кривой усмешки, не веря, что понял это только сейчас — Стинг на самом деле нуждался в другом?       Авторитет и славу он мог заработать и собственными силами — дружбу же не выстроить в одиночку.       О боги. Порой до него и вправду долго доходит, да, Тень?       Роуг прикрыл глаза. Учитывая, какие куда более жестокие и безумные беседы проводила Тень, разлетаться на таком разговоре, с такими обычными-привычными вопросами, задаваемыми ровно, бесстрастно, без желания сломать и разрушить, казалось абсурдным. Конечно, Хотару — больная рана, к которой достаточно прикоснуться, чтобы хоть на секунду, но выбить из-под ног землю, но... не сейчас, Роуг. Только не сейчас.       Он аккуратно обхватил её запястья и попытался отодвинуть от лица, и Хотару, к его удивлению, поддалась. Из глаз исчезли безумные ноты — сосредоточенные и спокойные, они смотрели на него в ожидании ответа.       Как странно: и почему люди постоянно так уверены в том, что у него он есть?       — Мне жаль, что я не спас тебя, Хотару. Я совершил много ошибок, но эта... мой самый страшный грех.       Губы Хотару дёрнулись в грустной улыбке. Роугу пришлось сделать паузу, чтобы боль, с новой силой мазнувшая по внутренностям, позволила говорить твёрдо:       — Я не хочу, чтобы это повторилось. Да, я не уверен в том, что мои действия не сделают хуже, — поспешил добавить он, хотя Хотару ничем не выдала, что собиралась оспаривать его слова. — Не уверен в том, что у меня получится. Но это не значит, что я должен сидеть сложа руки. Леви доверилась мне, и я не имею права её подводить, отступая только из-за неуверенности в себе. Канраку и Малис же... «Волшебство Времён»... на кон поставлено слишком много жизней, чтобы я оставался в стороне.       Хотару слегка наклонила голову — в этот раз влево, позволяя страшной ране на виске не бросаться в глаза.       — «Слишком много жизней»... Тебе правда есть до них дело?       — Я не назову себя добродетельным, — покачал головой Роуг, — но и безучастным тоже. Закрыть глаза на опасность, о которой я знаю и которой могу помешать, я не в силах.       — Почему?       Роуг на несколько секунд растерялся. Какой... сложный вопрос. Если не философский, то требующий хороших познаний в себе, — а ими Роуг никогда не мог похвастать.       Чувство долга ли, ответственность, нежелание видеть прибавление в кругу тех, кто прошёл через ад, доброта, которую он маскировал в «Саблезубе», но никогда и не думал вытравливать из души — Роуг правда не знал, что двигало им в тот миг, когда он думал о «Волшебстве Времён» и дерзких мечтах мальчишек, которые теперь неволей воплощались в реальность. Найти причину значило с головой окунуться в кошмар. Нет. Роугу сполна хватило его в прошлом, чтобы вновь переживать его в настоящем.       Он просто — знал? чувствовал? — что должен.       И что ни одна сила на этом свете не заставит его отступить.       — А ты смогла бы? Обречь сотни людей на смерть своим бездействием, — парировал Роуг с усталой улыбкой.       — Нет.       — И я не могу, Хотару. Я... не настолько бессердечен для этого.       — Значит, дело в сердце?       Роуг ненадолго задумался.       — Нет, — ответил наконец. — В разуме тоже. Не только сердцем я понимаю, что запуск «Волшебства Времён» не приведёт ни к чему хорошему.       — Но что, если это не так? — вдруг спросила она. Роуг недоумённо нахмурился, и Хотару пояснила: — Если, узнав о проекте чуть больше, ты поймёшь, что он несёт пользу, что ты будешь делать тогда? Послушаешь разум, который скажет, что его нужно оставить, забыв о жертвах, или всё же последуешь за сердцем?       Удивлённый, Роуг опустил глаза.       Действительно — что?       В уме не укладывалось, что нечто, превратившее север Фиора в безжизненную пустыню, стоявшее на костях сотни людей, похоронившее едва ли не всех, кому не посчастливилось оказаться в его стенах, и надломавшее психику выжившим единицам, способно нести хоть что-то хорошее. Даже теоретически, даже, чёрт возьми, чуть-чуть не верилось и не предполагалось.       Но если брать что-то абстрактное? Неясное непонятное абстрактное, на котором стоит клеймо «хорошее» — способно ли оно нивелировать жертвы? Может ли оправдать то безумие, что творилось семь лет назад в одном из самых труднодоступных мест королевства?       Станет ли, получается, той силой, которая всё-таки заставит его отступить?       Сказать: «Я согласен не уничтожать то, что стало могилой для самых близких мне людей».       Закрыть глаза на мёртвых. Развернуться. Уйти.       Роуг стиснул кулаки: даже простое представление вызывало злобу. Это было, чёрт возьми, несправедливо, горько, мерзко до тошноты.       Но если жертвы и в самом деле чего-то стоили...       — Всё зависит от пользы, — процедил он. Подняв нахмуренный взгляд, продолжил: — Если польза будет весомой, будет стоить всей той крови, которую ради неё пролили, я... не уничтожу «Волшебство Времён».       На секунду досадливо зажмурившись, Роуг поджал губы, не веря, что действительно согласен на такое: признать чудовищные смерти как минимум допустимыми, действия надзирателей — чрезмерными, но в конечном счёте преследующими благую цель, а кошмар не таким уж и кошмаром, ибо в итоге он привёл к чему-то хорошему.       К спасению других жизней, например?..       Это немного успокоило. Да, ради такого уже чуть менее абстрактного хорошего решение сохранить «Волшебство Времён» не ощущалось настолько предательским.       — И будешь согласен оправдать жестокость?       — Нет, — тут же ответил Роуг, — жестокость не перестаёт быть жестокостью, даже если она ведёт к раю.       — Ты уходишь от вопроса. Я спрашиваю о том, будешь ли ты считать такую жестокость приемлемой.       — Мой ответ тот же.       Хотару слегка прищурилась.       — А если без этой жестокости не достичь пользы?       — Не говори глупостей, — начал раздражаться Роуг.       — «Глупостей»? В мире магии возможно всё, Роуг. В том числе и то, что заклинание не активировать и людей не спасти, если не пролить достаточно крови.       Роуг выдохнул, морщась: вопросы всё больше ставили его в тупик. В абстракции, конечно, возможно всё — но как же сложно относить эту абстракцию на «Волшебство Времён»!       — Каков твой ответ на этот раз?       — Я... если без крайних мер действительно никак не достичь хорошего, то... да. Наверное, да. Я не знаю. Хватит!       Разозлённый, он подскочил с места. Хотару не сдвинулась, поэтому пришлось говорить, нависая над ней взбудораженной тенью:       — Я не люблю размышлять об абстрактных «если». Это сложно, и никто не даст гарантии, что мой сегодняшний ответ не разойдётся с реальностью, потому что в ней «если» окажутся другими. Поэтому... я просто сделаю то, что должен.       Хотару пытливо заглянула в глаза.       — Чего бы это ни стоило?       Вдох. Выдох.       Роуг на мгновение прикрыл глаза, собираясь с решимостью в сердце.       — Чего бы это ни стоило.       Секунда. Две.       А потом Хотару улыбнулась не широко, но так искреннее, что даже закрыла глаза.       — Замечательный ответ, — протянула она отчего-то невероятно потеплевшим голосом.       Порыв ветра качнул их волосы. Роуг удивлённо огляделся по сторонам: он никогда не ощущал здесь ветра.       Краем взгляда он зацепил что-то яркое и светлое. Вернувшись глазами к Хотару, Роуг застыл, обнаружив, что она рассыпалась на частицы света. Улыбалась. И смотрела так мягко и любяще, что всё внутри умирало под её взглядом.       — Прощай, Роуг.       Она ненастоящая, напомнил себе Роуг, до боли впиваясь ногтями в кожу. Это иллюзия, твердил как мантру, проглатывая ком в горле и прикусывая задрожавшие губы. Чужая магия. Подделка.       Не исчезай.       Только не снова.       Пожалуйста.       Роуг зажмурился и опустил голову, не в силах смотреть на то, как она вновь пропадала из его жизни.       В этот раз — окончательно, да?       — Прощай, — прохрипел он задушенно, — Хотару...       Когда он нашёл в себе силы открыть глаза, не было и намёка на её присутствие: только взмывающие в невидимое небо частицы света, переплетения корней и огромное дерево. Роуг сел и обессиленно закрыл лицо ладонями.       Как же он устал.       Как же хотелось исчезнуть.       Со стоном Роуг откинулся назад, намереваясь лечь — и со всей силы врезаясь затылком в корень. «Сука!» — проскочило в голове злое раздосадованное ругательство.       Как вдруг — снова падение, только в этот раз не выбивающее душу и не ощущающееся никак — нет, его словно выкинули в водоворот, где бессмысленным, безумным калейдоскопом кружили лица, звуки, чьи-то слова и крики, горы и небеса, люди и чудовища — всё, всё! Роуг зажмурился, закрыл уши руками, но не помогло ни капли. Картинки проникали под кожу, голоса звучали изнутри головы, а секундой позже по мозгам вдарили какофонией чувств: вот отчаяние, сокрушительное до сорванных связок, вот счастье со слезами на глазах, вот облегчение, даровавшее возможность дышать, чтобы спустя мгновение боль снова отобрала кислород.       Роуг схватился за голову и закричал. Что, чёрт побери, происходило?!       Это...       Бессмыслица, играющая на всех чувствах, вдруг замедлилась настолько, что замедлившийся вместе с ней Роуг увидел пустые синие глаза, широко распахнувшиеся от шока.       — ...Стинг? — произнёс он упавшим голосом.       Снова падение в водоворот — и вдруг сквозь общий шум уши уловили протяжное, полное слёз: «Роуг!», а перед глазами на секунду показался образ Леви — действительно плачущей Леви, которая тянула к нему руку.       Которая, знал он, не дотянется.       — Леви! — всё равно выкрикнул он и потянулся в ответ, но новая аляпистая волна смыла видение МакГарден.       Потом была Люси, побитая, пыльная и трясущаяся от рыданий так сильно, что со стороны казалось: так били её тело конвульсии. Лектор, сидящий рядом с ней ни живой ни мёртвый. Фрош, как и Леви, отчаянно кричащий его имя. Снова Люси, тоже плачущая, но уже совсем не так — теперь спокойно, вяло, устало, захлёбываясь кровью. Снова Стинг, больше походивший на дракона в своей звериной ярости.       Снова, и снова, и снова, и снова...       «Хватит!»       Падение ускорилось. Голоса усилились, звонким эхом звуча в голове, а мир смазался в водопад из красок.       «Остановись!»       Безумие.       Безумие будущего.       «Я больше не выдержу!»       Всё смолкло, исчезло и замерло так резко, что из груди Роуга вырвался судорожный выдох. Он распахнул глаза — и ошарашенно уставился на лицо Ямато, державшего его за голову.       Их разделяло меньше метра. Одна рука схватилась за его лоб, с особой силой стискивая виски, а другая...       — Отсчёт начался, Роуг Чени.       «...бисэнто!» — ужалила Роуга паническая мысль.       В следующий миг грудь скрутила боль. Роуг поперхнулся воздухом, моргнул, попытался сделать вдох — и вдруг понял, что не получается. «Нет...» — неверяще осел он плечами.       И, опустив глаза, с таким же неверием уставился на лезвие бисэнто, наполовину исчезавшее в его груди.       В его сердце.       Он смотрел на него. И не верил.       И с каждой секундой видел, чувствовал и осознавал всё меньше.       На тело накатывала тяжёлая, тёмная слабость. Из последних сил он поднял голову, заплывающим взглядом пытаясь найти глаза Ямато. Для чего-то. Для чего?..       Всё рухнуло в пустоту — и вслед за ней бездыханной, мёртвой куклой рухнул на плечо врага Роуг.

~*~

      Как всегда сам себе на уме. Как всегда своевольничает, что-то придумывает, ни с кем не считает должным посоветоваться и делает всё в одного. Как всегда оставляет его позади.       Как всегда. Как обычно.       Стинг стиснул зубы: стоило бы уже привыкнуть, но сердце каждый раз всё равно заходилось злобой.       Они бежали по единственной дороге, связывающей Белокоготь с рядом небольших горных деревень. По словам Фроша, в одиночное путешествие Роуг отправился недавно, поэтому, если они будут бежать достаточно быстро, вскоре обязательно его нагонят, но пока что не было ни Роуга, ни знаков, которые он обещался оставить в случае, если свернёт с пути.       Ха-ха. Смешно — Роуг, который делится чем-то и не хочет отделиться. Его любимый анекдот, если честно, и он бы рассмеялся, не зуди ярость на костяшках. Ах, как будет прекрасно, если враги прознают про то, что они взяли след, и явятся на их пути: Стинг сейчас точно не откажется от возможности набить кому-то рожу.       Даже Сидзен. Ей, возможно, даже особенно, потому что именно из-за этой сучки всё и началось.       Где же вы, когда так нужны, а? Давайте, трое против одного — как раз в вашем подлом стиле!       По факту, конечно, против двух, но Стинг скорее поцелует кактус, чем признает полезность Хартфилии.       На неё злость по-прежнему не распространялась, даже когда он случайно задевал её, бегущую рядом, взглядом. С одной стороны, удивительно; с другой, перед ним стояли проблемы понасущнее маленькой несносной девчонки, периодически стонущей от того, как больно вздымалась от быстрого бега грудь.       Ну, впредь будет думать, прежде чем надевать тонкие маечки на тоненьких бретельках.       О том, что это он недавно настаивал на максимально лёгкой одежде, Стинг, конечно же, не вспомнил.       Они бежали в молчании. Не происходило ничего, и это начинало раздражать, потому что с каждой минутой не обращать внимания на вздохи Хартфилии становилось сложнее. Характер у неё дурной, взгляды идиотские, но голос... классный, в мыслях процедил Стинг, а о теле лучше не думать вовсе.       О да, если не подраться, то Стинг не отказался бы кого-то трахнуть, чтобы хоть куда-то выместить чувства.       Трахнуть Хартфилию он бы... не отказался. Так, чисто из-за голоса, тела и того факта, что ради неё он бы точно не стал сдерживаться, а она, увидев, каким он бывает в гневе, навсегда закрыла бы свой поганый рот.       Хей, а это было бы, пожалуй, весело. Хартфилия же упрямая до чертиков, поэтому сдерживаться будет до последнего — и оттого лишь приятнее станет момент, когда её «Стинг» сменится со злого на умоляющее. И...       Стоп. О чём он, чёрт побери, вообще думает?       Стинг медленно выдохнул через зубы. Он определённо точно сойдёт с ума, если в ближайшее время ничто не нарушит молчания и однообразия перед глазами.       ...несколько минут спустя Стинг думал, что лучше бы сошёл с ума.       Начавшее искажаться пространство Стинг заметил за добрые сто метров. Он окликнул эксидов, схватил Хартфилию за руку и остановился, потяжелевшем взглядом глядя на выходящего из ничто Ямато.       Вот тебе и враг, Стинг. Заказывал?       Когда Ямато приблизился к ним достаточно, чтобы услышать его запах, Стинг застыл.       Ямато был насквозь пропахшим Роугом.       — Стинг? Что с тобой? — испугалась заклинательница его потрясённого вздоха и искажённого пониманием «они встречались» лица.       Они встречались. Но Роуга нет.       О боги, нет-нет-нет...       — Считайте это предупреждением, «Саблезубый Тигр», — холодно произнёс Ямато, взмахивая ладонью.       В следующий миг под ноги Стинга упало тело Роуга.       — Если вы и дальше последуете за Леви МакГарден, вас ждёт та же судьба.       Стинг медленно опустил взгляд. Роуг упал аккурат к нему лицом — белым, застывшим лицом с приоткрытыми губами и глазами, больше не видящими ничего. Стинг отражался в их пустоте так хорошо, словно смотрел в зеркало.       Справа послышался полный ужаса вздох. Хартфилия, кажется. Запах Ямато, перемешанный с запахом Роуга, исчез, эксиды не издавали ни звука, и Стинг улавливал их присутствие только благодаря дыханию.       А дыхание Роуга он не слышал.       Кто-то произнёс: «Нет» дрожащим от слёз голосом. Кто-то всё-таки заплакал.       А Роуг молчал.       Оголённое плечо пощекотал поток воздуха: кто-то отвернулся, не в силах смотреть на Роуга.       И тот тоже ни на кого и ни на что не смотрел.       Роуг мёртв, понял Стинг. И, поняв, почувствовал, как уходит из-под ног весь мир.