~*~
Глотку закладывало от запаха пыли. Чувствуя это, Стинг пытался дышать носом, но — не получалось. Он задыхался. Его трясло как в ознобе, и Стинг не мог унять эту дрожь, с какой бы силой ни хватался за плечи и волосы, как бы ни впивался пальцами в кожу — не помогало, не действовало ни черта, ибо он даже не чувствовал собственных прикосновений. Чужих — тем более. То, что это на плече леденеют пальцы Хартфилии, а она сама пытается сфокусировать на себе его полубезумный взгляд, дошло до Стинга не сразу. Он долго таращился на её лицо, такое же покорёженное ужасом, и не видел, не слышал — не воспринимал вообще. Перед глазами дымились ямы, которую он сделал с помощью «Святых лучей», а дальше сознание словно рухнуло в бездну. Не было ничего, кроме пустоты и... отчаяния. Стинга подкосило в тот миг, когда он понял: в одну из этих яму нужно положить тело Роуга. Он знал, что делает могилу, но вновь знание было каким-то скользким, далёким, словно относящимся к кому-то другому — не к Роугу, который до сих пор лежал посреди дороги, потому что ни у кого из саблезубов не хватало смелости его не то что перетащить — элементарно коснуться. Счастье, что путь от Белокоготя в горы пустовал. А может, не такое уж и счастье, ибо Стинг даже в мыслях не мог представить, как он берёт тело Роуга, опускает его в яму и зарывает землёй. Как, чёрт побери, хоронит. Его снова начало выворачивать. Стинг нагнулся, рукой закрывая рот, пытаясь проглотить пустой ком, застрявший в горле, и силясь не сойти с ума от того, насколько ему было плохо. — Стинг! — Люси схватила его за плечи, не давая упасть. Она помогла ему выпрямиться. Разумеется, она постоянно заглядывала ему в лицо. Разумеется, в какой-то миг он не мог не перехватить её взгляд. Взволнованный, загнанный, напуганный не меньше его собственного — в её широко распахнувшихся карих глазах Стинг вдруг увидел себя так хорошо и ясно, что не сдержал отчаянного шёпота: — Я не смогу... И Люси прекрасно поняла, что он не сможет сделать. С секунду она помедлила. Взгляд метнулся куда-то в сторону: не то на его плечо, в которое вцепились её пальцы, не то дальше — Стинг не знал, потому что сам не мог смотреть ни на что, кроме её глаз. — Я... вызову духов, хорошо? — предложила она неуверенно. Тихо. Осторожно. Боясь его реакции, помня, чем не так давно надавила на него, разбитого своей беспомощностью и умирающим Роугом, понимая: в нынешнем состоянии он может сделать что угодно, вплоть до удара, который хорошо если не отправит вслед за Чени. И Стинг бы в очередной другой раз разозлился: опять грёбанные духи, опять Хартфилия, опять не своими руками ставить точку, когда дело касается смерти. Опять. Разозлиться бы — на себя и на неё. Но вместо этого проглатывать вздох и медленно моргать в знак согласия. Ему не похоронить Роуга. Нет. Никогда. Даже в мыслях. Стинг откинулся спиной на дерево и задрал голову, отчаянно впиваясь взглядом в небо. Своё шумное дыхание било по ушам. Стинг вслушивался в него в надежде убежать от мыслей — в тщетной, глупой надежде, которая не желала умирать, даже когда он в очередной раз понимал: с Дуэтом покончено, перед Роугом не извиниться, с ним теперь вообще не сделать ничего. Ни пойти на задание, ни развеяться в городе, ни вытащить на тренировку, ни раскидать вдвоём врага, ни поговорить, ни посмеяться, ни похлопать по плечу вместо объятия — ничего, ничего. Всё закончилось. Всего этого больше нет и не будет. Стинг медленно выдохнул. И почувствовал, как по щекам покатились слёзы. Стараясь не издавать ни звука, Люси встала на ноги и отошла от Стинга. Тот никак не отреагировал: его вновь выбило из реальности, понимала Люси, глядя на отчаянно распахнувшиеся глаза и... слёзы? Люси замерла. Всего на секунду, после которой отвернулась так порывисто, что едва удержала равновесие, и поспешила уйти подальше — чтобы не слышать всхлипов, с каждой секундой становящихся всё громче, даже несмотря на стиснутую челюсть. Вид Стинга, переломанного болью, отзывался в теле противной дрожью. Люси опустила беспомощный взгляд: она научилась отвечать на его едкие высказывания и игнорировать его существование, но что делать с таким Стингом, не знала совершенно. Как не знала и то, что в принципе делать дальше. Роуг умер. Враги знают об их приближении. А они понятия не имеют о том, как теперь выйти на след Леви. Как теперь просто куда-то идти и что-то делать. Как, чёрт возьми, просто похоронить Роуга. «Вызову духов», да? А каково им выполнять такую грязную работу, а, Люси? Кого из них не покоробит закапывать пусть и чужого, но всё-таки человека? «Чьими же руками ты воспользуешься на этот раз?» — шепнул въедливый внутренний голос. И Люси ощутила было укор совести, как взгляд, до этого блуждающий по ключам, имел неосторожность зацепить край дороги, а вслед за ним до сих пор лежащего там... лежащее там тело. Под неверием, с новой силой полоснувшим по рёбрам, презрение к себе быстро превратилось в ничто. Так надо. Нельзя оставлять тело вот здесь, посреди дороги, где оно при наихудшем раскладе будет неделями гнить и служить звериной пищей. Нужно... по-человечески. По-человечески бросить в яму и наспех присыпать землёй. Ни живая ни мёртвая, Люси подняла серебряный ключ и одними губами выдавила слова призыва. Не думать о лишнем. Не слышать всхлипы за спиной. Не говорить ничего — поднять пустой взгляд на Марса, который мигом стёр стандартное приветливое выражение лица, и... И вдруг рухнуть ему на грудь. Вцепиться пальцами в воротник рубашки, не скрытой за нагрудником, прильнуть всем телом, дрожащим от пока ещё сдерживаемых рыданий, сжаться. Дождаться того мига, когда на её плечи опустятся чужие ладони, когда её ласково притянут ближе, обнимут, понимающе выдохнув куда-то в затылок, когда подарят тепло, защиту — ощущение: «Теперь можно, Люси-сама». Дождаться — и заплакать. Роуг мёртв. Стинг сломан. Леви в плену, и чем дальше, тем эфемернее становились шансы на её спасение. Всё падало в бездну — и Люси не знала, как остановить падение. Как спасти подругу и спастись самим. Как, будь всё проклято, выжить.~*~
Это было похоже на тихий, спокойный сон, в кои-то веки лишённый кошмаров и по пробуждению не тянущий на дно усталости. Роуг открыл глаза, чувствуя небывалое облегчение — то, какое уже давно перестал испытывать, отрывая голову от подушки, и какое внезапно даровали ему сейчас. Странно. Но, если честно, плевать. Думать не хотелось совершенно — тоже редкая картина для человека, чей разум во время сна работал лишь немногим меньше, чем днём; и точно так же она, показавшись странной, через секунду исчезла из мыслей. Какая потрясающая пустота в голове, отстранённо отмечал Роуг. Не зря он тянулся к ней, невзирая на то, что раньше каждая попытка не думать ни о чём заканчивалась провалом, ох как не зря: лучше неё ничего не залечивало разломы и не приносило умиротворения. Интересно, какую цену пришлось заплатить за такое? Лучше, наверное, не вспоминать, по каким кругам ада он прокатился, чтобы так вырубиться. Лучше не вспоминать, повторял Роуг, бессмысленно оглядывая белое ничто над головой с размытыми сероватыми линиями, неторопливо переливающимися под стать течению реки. Белая пустота. Под рёбрами защекотало чувство дежавю. Роуг напрягся: всё внутри почему-то в штыки воспринимало мысль о белой пустоте над головой, по бокам — под ним, потрясённо осознал Чени, когда, слегка приподнявшись, обнаружил, что под телом ничего нет. Бездна. Пустая белая бездна без температуры и силы притяжения, но даже так вгоняющая в дрожь. Роуг рывком принял сидячее положение и хотел было оглядеться ещё раз — как грудь скрутило болью до задушенного стона. Он схватился рукой за рубашку в районе сердце. И вдруг понял: оно не бьётся. А он сам — не дышит. Делает вдох, но не слышит движения воздуха, не чувствует расширяющихся лёгких, не ощущает ничего. Мокрой от крови ткани под ладонью в том числе. Хах. Точно. Роуг медленно опустил руку и уставился перед собой потерянным, неверящим взглядом. Он же умер. Минуту-час-день-вечность назад — интересно, как давно, исказила лицо кривая усмешка. Глупый вопрос, бессмысленный, бесполезный: тебе, мертвецу, ответ на него ничего не даст. Тебе, мертвецу, прозвучало в мыслях вновь, но, даже несмотря на нажим, поверить не удавалось. Он умер. Его, чёрт возьми, убили. Роуг зарылся руками в волосы и неосознанно сжался в комок. Страха не было — только неверие, граничащее с отчаянием столь чудовищным, что хотелось закричать от несправедливости, обиды, от нежелания смиряться с... правдой. Нежелания признавать, что ты-теперь-мертвец это, оказывается, правда. По привычке Роуг нервно выдохнул, вот только мёртвые лёгкие не знали кислорода и потому облегчения не принесли. Как же, чёрт возьми, так получилось?.. Роуг не боялся смерти — собственной, во всяком случае, точно, — и к её перспективе сердце всегда оставалось ровным: это случится, это будет, от этого не убежать и это в некотором роде даже полезно-справедливо-желанно. Мысль о том, что за границей жизни ничего нет и смерть в буквальном смысле стирает твоё существование, сознание, тебя самого навсегда, или что, наоборот, в загробном мире ему уготован ад, не внушала ни ужаса, ни тоски. Это было одно из тех последствий дерьмового прошлого, которое Роуг находил как минимум полезным, ибо оно позволяло выходить в бой с головой ясной и не тронутой сомнениями. Как выяснилось недавно, «последствие» тут оказалось не при чём. Причина спокойного разума лежала в совершенно другом, куда более простом и приземлённом: Роуг просто забыл, каково это — сражаться с тем, кто хочет и может тебя убить. Право же, когда в последний раз он сталкивался с кем-то мало-мальски сильным? Боги, вновь по дурацкой-бесполезной привычке выдохнул Роуг, неверяще таращась перед собой, когда же он успел стать настолько самоуверенным? Ведь правда была в том, что его первым и последним действительно сильным противником стал Скиадрам — тот, кого он одолел, чёрт возьми, даже не собственными силами. Хах. Грёбанная Тень, лучше бы ты сегодня перехватила контроль. К слову о ней... Вспыхнувшее было раздражение тут же растворилось, стоило Роугу позвать внутреннего демона — и услышать в ответ тишину. Она не откликнулась. Нет, понял Роуг мгновением позже, когда прислушался к внутреннему миру, её просто не было. Тень исчезла. Его внутренний серый мир был пуст, одинок и молчалив, и ничто в нём не нарушало мёртвого спокойствия. Не звенел в вышине смех, не тяготила воздух магия, не дрожали невидимые стены-опоры — всё смолкло, застыло, навеки обратившись в серую пустоту. Вот как, оказывается, должно было быть, подумал потрясённый Роуг. Тихо, спокойно — вот почему он так ненавидел Тень: она отобрала то, в чём он нуждался больше всего на свете. Хоть какой-то плюс от смерти, да? Роуг с невесёлым смешком покачал головой. Когда он вернулся в белую пустоту, ни лицо, ни взгляд уже не знали улыбки. Кто бы мог подумать, что столь долгожданный плюс, став доступным, вдруг окажется чудовищно ничтожным. Что есть, оказывается, минусы похлеще внутреннего демона, периодически разрушающего его жизнь, и что Роуг сейчас без раздумий согласился бы снова стать одержимым, если бы это значило вернуться к жизни. К Люси, которая тянулась к нему как к единственному человеку, поддерживающему идею спасения Леви. К Леви, которая уже не дождётся помощи. К Фрошу, который как чувствовал, что одиночная вылазка друга всё-таки забьёт последний гвоздь в крышку гроба и в третий раз он не спасётся от смерти. К Стингу, который... Ох. Стинг. Роуг зажмурился. Чёрт возьми, они даже не помирились. Ссору в звёздном мире он не назвал бы неоправданной и глупой: Стинг правда порой до темноты перед глазами бесил своим наплевательским отношением к другим. А ещё не иначе как от Минервы он подцепил манию держать всё под контролем, и пусть их методы отличались, суть оставалась неизменной: они оба пытались заставить его делать то, что хотели они. Разумеется, он не мог не разозлиться, когда Стинг не предложил — поставил перед фактом: «Мы возвращаемся, ты возвращаешься». Разумеется, за пеленой ярости не услышал «я не хочу тебя терять» так, как должен был. «Я не хочу тебя терять». Хах, такому человеку, как Стинг, наверняка стоило титанических усилий произнести такие слова, ибо фактически они представляли собой признание зависимости, привязанности, слабости. Всё становилось ещё сложнее, потому что в тот миг они были не одни: рядом стояла Люси, хвостатая фея, которую Стинг ненавидел в том числе за якобы дурацкие взгляды на дружбу. Вряд ли, конечно, он заметил её присутствие тогда... но потом вспомнил обязательно. Вспомнил, как разрушил свой образ-маску перед той, кого называл лицемеркой. И в итоге за это не получил ничего, кроме отвернувшегося от него друга. Единственного, чёрт побери. И у Стинга, и у Роуга не было никого, кроме друг друга. Стинг немного водился с Оргой, Руфусом и Минервой, но эту связь даже товариществом не назовёшь — просто люди, объединённые меткой гильдии и высокомерными взглядами. У Роуга же ситуация была ещё хуже, ибо он никогда не шёл на контакт первым. Если разговоры с другими саблезубами и случались, все знали, что инициатива шла точно не от нелюдимого драгонслеера, которого можно было назвать теневым не только из-за магии. Социопат, шептались за его спиной. После проклятого четвёртого дня Игр первую часть слова сменили на «психо», но что тогда, что сейчас Роуга это не волновало. А вот когда такими обвинениями начинал сквозить взгляд Стинга, по внутренностям полз липкий холод и ненавидеть себя получалось с удвоенной силой. Потому что Стинг не был «всеми», которых можно не слушать, на мнения которых плевать, которые ничего о нём не знают и потому... Из груди вырвался нервный смешок. Которые ничего о нём не знают? А что знает о тебе Стинг, а, Роуг? Что ты ему о себе рассказал? Нормально, полностью, не увиливая от вопроса не молчанием, не ограничиваясь короткой быстрой фразой, обобщённой настолько, что не понять, чувствовал ли ты вообще хоть что-то, не сбегая даже в тот миг, когда тебя просили сказать обо всём прямо — что, а, Роуг? Вспомни хоть раз, когда ты не отталкивал протянутую руку. Назови хоть один момент, когда ты не отказался от помощи, в которой, чёрт побери, нуждался до одури. Когда тебя душили кошмары, когда не умолкала Тень, когда сводили с ума призраки прошлого, когда ты тонул в собственной гнилой тьме, которую не смел выпускать дальше собственных мыслей и потому накопил столько, что неудивительно, раз захлёбываешься — когда тебя ломало ощутимо и видимо, откликнулся ли ты на тот свет, который сам называл спасительным, святым? сделал ли шаг навстречу? Хоть раз. Хотя бы, чёрт побери, один раз за эти семь лет. Сложно вспомнить то, чего не было, правда? — Страдания людей такие утомительные. Похоже, мне никогда не понять, что такого увлекательного в них находят остальные. Роуг испуганно вскинул голову, но перед ним не было никого и ничего, что могло бы издавать наигранно скучающий мужской голос. — Я здесь, — протянули за спиной. На то, чтобы вскочить и развернуться, в повороте выпуская «Рёв», ушло меньше секунды. Вот только никакого «Рёва» не случилось. Роуг в растерянности уставился перед собой, от потрясения даже не сразу замечая человека, прервавшего его посмертное одиночество. Ох. Человека ли?.. Незнакомец с усмешкой наклонил голову, позволяя белым коротким волосам слегка упасть на лицо и прикрыть правый глаз, в котором даже острое драконье зрение не могло разглядеть белка — только бесконечный чёрный. Всё в нём было неестественное, странное: цвет волос, не тянущий называться сединой из-за молодого лица и подтянутого тела, пустые глаза, чей взгляд не удавалось ощутить из-за отсутствия зрачка, серая, как будто пыльная кожа. Небрежно накинутое на плечи белое кимоно растворяло незнакомца в белом мире: Роугу пришлось несколько раз моргнуть, чтобы поймать его взглядом, хотя тот, сидя в позе лотоса, даже не двигался. Его запах был холодным и затхлым. Роуг поморщился: ощущения были такими, словно его окунули в пыль. А ещё... Роуг замер. Принюхался раз, второй, но и тогда услышал тонкий шлейф старых книг — запах Ямато. Это не сулило ничего хорошего. Хотя бы потому, что все инстинкты внутри трубили: перед ним сидел не человек. Как и Ямато, он ощущался весьма смутно, а магии от него не исходило вообще — вот только Роуг не мог ручаться, что и здесь не тот же случай, когда чужак не то искусно скрывает силу, не то ещё чёрт знает что. А вдобавок ко всему, это нечеловеческое существо как-то связано с врагом. Хотелось бы верить, что запах Ямато появился на незнакомце оттого, что тот побеседовал с ним в загробном мире так же, как сейчас намерен поболтать с ним. Хотелось бы, — но у Роуга, дважды втоптанного в грязь его бисэнто, не получалось. — Догадываешься, кто я? — поинтересовалось существо. Ответом ему служило красноречивое молчание. Несколько секунд оно с довольным, хитрым прищуром вглядывалось в Роуга, по окончанию спросив с театральным удивлением: — Что, вообще-вообще никаких предположений? Так много вариантов, кого ты мог встретить в загробном мире? Вариантов, напротив, не было вообще. Хотя после слов существа закралось предположение, но столь дурацкое и неправдоподобное, что Роуг, и без того не горящий желанием разговаривать, делиться им ни за что бы не стал. В самом деле, не мог же он встретить, ну, бога? Даже тех ничтожных крупиц знаний, которыми располагал о богах Чени, хватало, чтобы усвоить простую истину: богам нет дела до людей. Бог, снизошедший до человека, всё равно что человек, решивший поговорить с жучком: так же нелепо, бессмысленно и глупо. Усмешка незнакомца стала шире — как будто он услышал его мысли, подумал Роуг не без холодка по спине. — Это — территория мёртвых, Роуг Чени, — существо обвело рукой белую пустоту. — Ну, чисто технически. Если говорить начистоту и правду, это так, предбанник загробного мира. Место, где я встречаю тех, кто уже не принадлежит миру живых... — он выдержал небольшую паузу, прежде чем добавить вкрадчиво и низко: — ...но ещё не может отойти в мир мёртвых. Роуг сглотнул. «Ещё»? — Получается... я жив? — с надеждой выдохнул Роуг. Существо, не размыкая губ, хохотнуло. — О-о-о, нет. Ты мертвее всех мёртвых. Оно легонько постучало себе пальцем по груди, аккурат в районе сердца, скрытого за тканью кимоно, и Роуга на секунду повело от боли. Незнакомец между тем поднялся. — Знаешь, у нас с тобой такая забавная обратная ситуация получается. Твоё сердце всё ещё вместе с тобой, Роуг Чени. Оно лежит в твоей груди, но, увы, уже не бьётся. Я же, — он сделал из пальцев фигуру сердца и прислонил к себе, словно бы ненароком, но на деле конечно же намеренно отодвигая край кимоно и позволяя увидеть шрам, — воистину бессердечен. Но, в отличие от твоего, моё сердце бьётся. Где-то там, далеко-далеко, оно дарует мне возможность говорить, думать, двигаться... жить? О, нет, будет большим заблуждением сказать такое. Да и разве у тебя повернётся язык назвать кого-то из нас, бессердечных, живым? Он остановился в нескольких сантиметрах от него и на уровне лица соединил большой палец с указательным в форме кольца. Ухмыльнулся, заставляя Роуга напрячься сильнее. Провёл по костяшке указательного пальца: — Мы с тобой застыли на ребре монеты, лицевая сторона которой — жизнь, владения Ченджéй и Хóндо, а обратная — смерть, — он слегка наклонился, чтобы, глядя прямо в душу, выдохнуть: — Мои владения. Роуг расширил глаза. С места не сдвинулся, хотя страх всё-таки толкнул в грудь — страх перед существом, которое действительно оказалось богом. Богом, чёрт побери, смерти. Тот на секунду прикрыл глаза в довольной усмешке. — Вижу, ты понял, кто я. Что ж... — он отстранился, выпрямился, позволяя Роугу отстранённо заметить, что бог был выше его как минимум на полголовы, развёл руками в словно бы пригласительном жесте: — Добро пожаловать на тот свет, Роуг Чени! Я бог смерти. Шинигами. Эмма, если тебе интересно моё имя. Интересно Чени было совсем другое. Правда, потребовалась пара минут, чтобы немного обмозговать сказанное и в процессе не прийти в ещё больше оцепенение, прежде чем Роуг смог наконец выдавить: — Что тебе от меня нужно? Вариант с тем, что богу просто стало скучно, поэтому он решил развлечься с первым попавшимся умершим, невозможным не казался и более чем вписывался в божественное высокомерие, однако чутьё подсказывало: здесь собаку зарыли на куда более глубоком уровне. Роуг не мог отделаться от ощущения попавшего в паутину жучка, которому до последнего не суждено понять, во что он вляпался, почему никак не может вырваться на свободу — и чей это хищный взгляд прожигает спину. — Мне? Ничего, — с деланным легкомыслением ответил Эмма, пожимая плечами. — Я просто... м-м-м, как бы сказать... выполняю свою работу? Увиливаю от ответа, перевёл Роуг. Ведь после неоднозначных слов бог смерти замолчал, и по недвусмысленному взгляду становилось понятно: он ждал дальнейших вопросов. Недоумения, непонимания, растерянности — всего того жалкого и беспомощного, чем любили наслаждаться в слабых власть имущие. Злоба тоже наверняка входила в этот список, но оттого контролировать её было не легче. — «Работу»? Играешься с людьми, имеешь в виду? — процедил он с плохо скрываемым раздражением. Эмма закатил глаза, снисходительную улыбку, впрочем, ни на что не разменивая. — Гнусные, мерзкие боги, играющиеся с жалкими людишками, у-у-у какие вы плохие, — передразнил он. — Ладно, глупо отрицать, что многим моим сородичам такое действительно по душе. Но! Это не значит, что нам дозволено всё. Даже в игрищах мы должны следить за тем, чтобы мир оставался в равновесии. Смешно, хотел было скривиться Роуг — как внезапно белый мир за спиной шинигами дрогнул, поплыл, словно под ногами развернулся огромный костёр, жар которого искажал воздух. Эмма на разворачивающее за ним представление не обращал внимания: его пристальный, цепкий взгляд, желающий, казалось, пробраться в самую душу, Роуг ощущал, даже будучи всем разумом в аномалии загробного мира. И чем дольше он смотрел, тем отчётливей видел вырисовывающиеся силуэты людей. Серые, безликие, ежесекундно теряющие форму, они выстраивались за богом смерти мрачной армией. Огромной армией. Их было не меньше сотни. — Что... это? — Твоё равновесие. Лицо Чени исказила беспомощная растерянность. Эмма вновь уходил от ответа, но это не злило — попросту не могло разозлить из-за испуга перед мёртвой армией. Из-за мысли, что перед ним стоят все его жертвы, всего его грехи. — По-твоему, каждый попадает сюда, на грань между жизнью и смерти? Каждый день умирают тысячи людей — по-твоему, я прихожу к каждому из них? Нет, Роуг: своим визитом я удостаиваю только предмет сделки. — «Сделки»? — повторил Роуг, растерянный ещё больше. — Что, чёрт побери, ты несёшь? — Ты не в курсе? — удивился Эмма. В этот раз неподдельно, заметил Роуг, вот только легче от этого не становилось. — Ты же, блин, из Фиора, у вас воскрешение мёртвых — это прям любимая тема, не? Роуг нашёл в себе силы помотать головой. Которая, к слову, уже начинала побаливать, тщетно силясь развеять туман, густеющий от каждого нового слова шинигами. — Окей, тогда... простыми словами? — Эмма щёлкнул пальцами, и силуэты за его спиной развеялись, позволяя Роугу чувствовать себя чуть спокойнее. — Тебя убили, какое-то время ты побыл вполне себе полноценным мертвецом, а потом кое-кто заплатил за твоё возвращение в мир живых. То, что ты сейчас видел, было платой: чуть больше двухсот человеческих душ в обмен на одну твою. Если бы потрясение позволяло, Роуг бы смачно выругался, ибо ожидаемого облегчения нормальное объяснение шинигами не принесло. Легче, чёрт возьми, не стало ни на йоту. Роуг в ужасе уставился себе под ноги, не веря, что смерть преследовала его даже после собственной смерти — не в силах осознать, что кто-то ради него убил двести человек. Убил. Двести. Человек. Двести, будь всё проклято. Чтобы вернуть к жизни его, будь всё проклято вдвойне. Он поднял отчаянный взгляд на Эмму. — Кто? — спросил, едва совладав с пересохшим языком. Первой мыслью стал, конечно же, Стинг, но Роуг сразу же её отмёл, прекрасно помня, с каким усилием над собой тому далось убийство всего одного человека — того, чьей смерти он жаждал, но даже так не смог сразу собраться с решимостью, а после сделанного быстро выкинуть сомнения из головы. Стинг не смог бы убить двести человек, Люси с эксидами тем более, Ямато... ну, это уже напрашивалось на звание дикого бреда: убить врага для того, чтобы затем его воскресить. Никто из тех, кто знал о его смерти, не подходил. Или же в мире живых прошло уже столько времени, что весть дошла до слуха Минервы — той, кто уж точно не испугался бы крови (пусть Роуг и сомневался, что она была готова пролить за его жизнь такое количество)? Из размышлений его вывело движение со стороны Эммы, который сложил пальцами крест. — Прости, — снисходительно улыбнулся, — но условия сделки таковы, что я не могу назвать тебе вторую сторону. Кто бы сомневался. — Что насчёт других условий? Или мне, как товару, о них тоже знать не положено? Эмма повёл плечами, задумался. — Да не сказать. Твой тайный поклонник доплатил ещё за то, чтобы я позаботился о твоём теле. Ну, знаешь, чтобы избежать такого казуса, когда ты воскреснешь под землёй и в итоге от нехватки кислорода опять откинешься. Не за это кое-кто убил двести человек, согласись? — Меня... закопали? — севшим голосом спросил Чени. Ухмылка Эммы была красноречивее всяких слов. Роуг испытал страшное желание медленно выдохнуть, чтобы чуть-чуть сбросить с себя напряжение, потерянность, даже... ужас? Ну, мысль о закопанном, захороненном себе и правда была не из приятных. — Раз сделка прошла, почему я до сих пор здесь? — А кто тебе сказал, что она прошла? — неожиданно похолодевшим голосом спросил Эмма. Подняв удивлённый взгляд, Чени успел заметить отпечатавшуюся на лице бога смерти неприязнь, яркую, неприкрытую до такой степени, что, в реальности исчезнув через пару секунд, она ещё долго стояла перед глазами. — Ещё идёт проверка, — между тем продолжил шинигами прежним будничным тоном. — Вы, люди, достаточно глупы, чтобы пытаться обмануть богов. Ну, это если рассматривать долгосрочную перспективу, в которой ваш обман рано или поздно раскроется. В краткосрочной же — мозгов и умений у вас хватает, чтобы, например, подсунуть мне вместо реальных душ иллюзии. Хорошие такие, правдоподобные: в прошлый раз мне потребовалась пара месяцев, чтобы наконец разглядеть обман одной наглой фиорской девчонки. Тринадцать лет, — а какая первоклассная магия иллюзий! Я был восхищён... — Эмма выдержал паузу, — но не настолько, чтобы она избежала заслуженного проклятия. Заплутав в паутине рассказа шинигами, Роуг не сразу вспомнил, что напрягло его. — Пара месяцев? Хочешь сказать, я застрял здесь на столько же?! Представлять, сколько дерьма способно произойти за пару месяцев его отсутствия, Роуг не хотел, хотя вероломные мысли то и дело подкидывали «умершую Леви», «окончательно потерявшую рассудок Леви», «одержимую Леви, которая убила Стинга» и... Чёрт! Ему нельзя быть мёртвым так долго! — Расслабься. Я опытом наученный, мои слуги тоже, поэтому осталось тебе тут всего-ничего. Скоро вернёшься к своим друзьям. Пары часов уединения с них хватит, да? Роуг с облегчённым несуществующим вздохом прикрыл глаза. «Пары часов»? Боги, какое счастье, что он здесь недолго. Сжав кулаки, он отвёл решительный взгляд в сторону: ещё есть шанс всё исправить. Где-то на периферии сознания прозвучало фырканье шинигами. — Какая уверенность... — пробормотал он, и несмотря на насмешливые нотки, Роугу показалось, что тот был... удовлетворён? Словно бы ждал именно такой реакции, пусть где-то потаённо и сомневался, что желаемое совпадёт с действительным. Роуг передёрнул плечами, отбрасывая в сторону отчего-то казавшуюся гадкой мысль. Ох. Отчего-то? Уж не оттого ли, что он ощущал себя как пешка в чьей-то чужой игре? — Лови. В последний момент Роуг успел вскинуть взгляд и заметить летевшее в его сторону нечто. Поймав, он не без удивления оглядел сероватые ножны, из которых торчала такая же серая рукоять катаны. Это было не его оружие что по внешнему виду, что по ощущениям, но Роуг всё равно на всякий случай опустил взгляд на пояс. Его катана там и обнаружилась. — Что это? — спросил он. — С одной стороны, подарок. С другой... — Эмма неопределённо качнул головой. — Кое-кто хочет поглядеть, достоин ли ты её. Ах вот оно как. Роуг сжал кулаки: ощущение пешки лишь усилилось. Им вновь в лучших традициях пытались командовать. Замечательно. Впрочем, разве стоило ждать иного от богов? В том, что серая катана — подарок божественный, Роуг не сомневался: не приходилось, учитывая странную, доселе невиданную ауру, которая исходила от оружия. Она казалась смутно знакомой, но Роуг не мог ручаться, что это не было игрой вероломных чувств, начинающих сходить с ума от ожидания, напряжения и вороха запутанного дерьма, количество которого росло с каждой минутой и новой встречей. — Не кипятись ты так, — апатично протянул Эмма, в довесок примирительно поднимая руки. В следующий миг вдруг усмехнулся: — Поверь мне, она тебе пригодится. — Спасибо, но в подачках не нуждаюсь. — Ой ли? Эмма неожиданно топнул ногой — и перед ним взмыла волна тёмно-серой магии, которая мгновение спустя ринулась на Роуга. Его ладонь ухватилась за рукоять «подарка». Это не по правилам, понимал Чени, так нельзя, это запрещено, но установки впервые звучали глухо, далеко — так незначительно, что Роуг при всём желании не мог прислушаться. Особенно когда поверх них набатом звучало предчувствие: «Я должен обнажить меч». Я должен... Роуг взмахнул катаной — и потрясённо уставился перед собой. ...разрезать? Удар разделил волну магии на две части. Это, говоря начистоту, не спасало, заклинание всё равно должно было задеть, однако спустя несколько секунд оно растворилось. Роуг перевёл взгляд на катану, которую с момента удара так и не опустил. Это что, чёрт возьми, было? Оружие разрубило магию? — Видишь? — хлопнул в ладоши Эмма, расплываясь в счастливой и одновременно хитрой улыбке. — Если приноровишься, сможешь этой штукой разрезать даже пространство. Неплохое оружие против твоего нынешнего врага, согласись, а? Роуг коротко вздрогнул, медленно опуская оружие. Ямато. Шинигами с плотоядной улыбкой наклонил голову. — Всё ещё хочешь от неё отказаться? — спросил вкрадчиво. Роуг колебался несколько секунд. Отделаться от ощущений, что им попросту манипулируют и разрезание пространства далеко не единственное и даже близко не основное назначение катаны, не удавалось — вот только без победы над Ямато не спасти Леви. Не выполнить обещания, которое Роуг поклялся исполнить, чего бы оно ему ни стоило. В том числе и свободы. Роуг прикрыл глаза. Да, вернул катану в ножны и расслабленно опустил руку, тем самым давая ответ, так правильно. Шинигами хмыкнул. По коже пошли мурашки от очередного насмешливо-удовлетворённого тона, но Роуг сцепил зубы и не проронил ни слова. Даже если ему отведена роль простой марионетки в представлении для богов, он сможет извлечь пользу и из этого. — Думаю, у нас с тобой в запасе есть ещё пара минуточек. Ни о чём больше не хочешь спросить? — вернул к себе внимание Эмма, принимая позу лотоса. Роуг оглядел серую катану. — Чья она? — Очередная тайна, прости, — хохотнул Эмма. Роуг хмыкнул: не стоило рассчитывать на иное. — Могу лишь сказать, что это не тот, кто воскресил тебя. — У меня целых два поклонника? — вяло усмехнулся Чени. — Именно. Но тебе нужно беспокоиться кое о чём другом. Точнее, кое о ком. Глаза Эммы странно блеснули. Он с нескрываемым сладостным предвкушением заглянул в глаза и похлопал по невидимому полу. — Присядь, Роуг Чени. Лучше сделай это сам, — протянул медовым голосом, — ведь сейчас я расскажу тебе, против кого ты на самом деле сражаешься.