Ради силы

      Тик-так. Тик-так.       Часы тикали практически бесшумно. Люси сомневалась, что услышала бы их, если бы в номере отеля был ещё хоть какой-нибудь звук — хотя бы один, который мог бы перебить назойливое тиканье.       Но единственным спасением от него оставались мысли. Правда, прошедшие часы они звучали в голове столь громко и столь оглушительно, что сейчас с лёгкостью удавалось не думать ни о чём — только лежать, смотреть в одну точку, не двигаться и не желать ничего делать. Именно этим Люси и занималась прошедшие... кажется, часа два.       Хах. Всего-навсего. В номере маленького отеля в какой-то захудалой горной деревушке они находились всего-навсего два часа, хотя Люси не удивилась бы, скажи, что здесь прошла уже вся её жизнь. Медленная, серая и противная до тошноты. Выбросить бы. Скомкать, как лист неудавшегося черновика, кинуть в мусорку, а самой приняться переписывать во что-то нормальное — Люси бы всё сейчас отдала за такую возможность. Потому что нынешний сценарий с каждой строчкой становился всё хуже.       Она медленно моргнула, давая глазам, с минуту пялившимся на календарь, отдохнуть. А потом — снова уперлась взглядом в цифру одиннадцать, краем глаза ухватывая будильник, на котором значилась почти полночь.       Одиннадцатое июля подходило к концу, и вместе с ним шагали в бездну мотивация и надежда, задумки и планы — всё, всё. Люси не находила в себе сил элементарно встать с постели, что уж говорить о том, чтобы с новыми силами вгрызаться в клубок и вновь пытаться из ничего получить след Леви.       Впрочем, есть ли в этом хоть какой-то смысл?       Не будь она опустошена и разбита, Хартфилия бы непременно сказала бы: есть. Нашла бы как обычно сотню одних и тех же аргументов, вспомнила бы о дружбе, о «Хвосте Феи», о нитях-связях-последних-соломинках — обо всём, что автоматом всплывало в голове, стоило речи зайти о лучшей подруге. Уверила бы себя бороться до конца и идти дальше, несмотря ни на что.       Бороться до конца и идти дальше Люси собиралась. Вот только смысла в этом правда не видела.       Ибо против неё играло всё.       Время — неужели за два дня не претворить в жизнь все планы, не осуществить с МакГарден задуманное? С лихвой хватит на то, чтобы убить, или вытащить лакриму, или пробудить Тьму, или ещё чёрт знает что. Люси не любила об этом думать, но думала всё чаще — потому что даже призма розовых очков после всего пережитого начинала тускнеть.       Враги — их по-прежнему трое, а саблезубов уже на одного меньше. Причём с поля выбили не пешку — фигуру покрупнее, повесомее, поэффективнее. «Уж лучше бы меня», — отмечала Люси бесцветно.       И Стинг.       Люси снова надолго прикрыла глаза, прежде чем оторвать взгляд от календаря и посмотреть на Эвклифа. Не нужно было даже прислушиваться к мерному дыханию — куда более красноречивой была лежащая на кофейном столике пачка снотворного и полупустая бутылка воды в придачу. Да и, в конце концов, это была её инициатива — купить в аптеке снотворного, чтобы Стинг, и спустя несколько часов продолжавший быть ни живым ни мёртвым, всё-таки уснул.       Без таблеток не смог бы, догадывалась Люси. Лежал бы сейчас, как она, пустыми глазами таращился в потолок и не проваливался бы в сон даже несмотря на то, что в голове не было ни одной мысли.       Смерть Роуга сломала его настолько, что до полноты картины не хватало только трещин на коже.       Люси моргнула, пытаясь вытравить образ потерянного, абсолютно разбитого Стинга, стоящего посреди дороги и не знающего, куда себя деть — да что там, элементарно не соображающего, не видящего ничего и не осознающего. Но не получилось: стоило мыслям коснуться недавних воспоминаний, как картинка сама нарисовалась перед глазами: вот сотни воронок в земле и вот одна-единственная присыпанная, вот Стинг, который смотрит мимо и не реагирует на прикосновения, вот она, до сих пор дрожащая от потрясения, тянет его, но не к Белокоготю — наоборот, всё дальше, глубже в горы.       Куда-то к месту, в которое стремился попасть Роуг.       Лектор выцепил из Фроша всё, что мог, но многого это не дало. Роуг просто бежал в горы. Он не сказал ни слова о конечной цели — как далеко она, где, деревня это или пещера. Просто — побежал.       И умер, не пройдя от Белокоготя и километра.       Люси понимала: Роуг сумел воспользоваться связью, которая возникла между ним и Леви после вживления лакримы, и почувствовать её, отыскать. И, видимо, с Леви происходило что-то совсем нехорошее, раз он не стал никого дожидаться.       Нет, Роуг, конечно, был куда благороднее Стинга и вполне мог изнывать от желания помочь МакГарден не меньше Люси. Но, в отличие от той же Люси, он контролировал чувства достаточно, чтобы в нужный момент не дать им затмить голос разума — голос, знавший только один вывод: если ты один наткнёшься на врагов, тебе не выжить. Роуг знал это очень хорошо.       И тем не менее он бросился в горы в одиночку. А значит, разум заключил: промедлишь сейчас — и ничего уже не исправишь.       Плюс ещё одна причина в копилку тех, по которым дальнейшая беготня за Леви становилась бессмысленной.       Но Люси всё равно не смогла развернуться к горам спиной.       Даже несмотря на то, что Стингу нужно было отдохнуть, а Белокоготь, точнее, отели Белокоготя, находились ближе. Благо, Стинг настолько выпал из реальности, что не сопротивлялся, когда его под ручку повели навстречу врагам.       Ох, как же Люси боялась, что Ямато вновь встанет у них на пути. Она вздрагивала от каждого шороха, хотя умом понимала: если Ямато последует своим словам и решит прикончить непослушавшихся саблезубов, она не успеет и пикнуть, как возникшее из ниоткуда бисэнто снесёт им головы. Ямато был до мурашек бесшумен и тих — как будто не принадлежал этому миру, ловила себя на леденящей мысли Хартфилия.       Впрочем, разбираться с ними он мог послать и близнецов, и от этого ситуация не становилась лучше.       Но впервые за несколько дней судьба смиловалась над ними и не подкинула на пути врагов. Солнце начинало закатываться за верхушки гор, когда Люси и Лектор наконец вышли к первой деревне.       — Повезло вам, что наткнулись на нас, — сказали ей в гостинице. — Мы, считай, практически у подножия, поэтому туристов у нас много. Следующая деревня у чёрта на куличиках, там никого, кроме местных, нет, поэтому вам и остановиться было бы негде.       Милый персонал, видя её измученное состояние, пытался приободрить как мог, и Люси из вежливости хотелось приподнять уголок губ, кивнуть или придать взгляду чуть большей живости, чтобы казаться участнее. Но не получилось даже выдавить «спасибо», когда кто-то выхватил из её уставших рук Стинга и довёл его до номера. А потом принесли ужин — невзирая на то, что оставленных вместо денег серёжек не хватало даже для оплаты номера.       Сейчас Люси могла позволить себе вымученную улыбку (только в мыслях, правда): какие хорошие им попались люди. Жаль, этот акт доброты никто из саблезубов не оценил и все три небольшие порции так и остались нетронутыми.       Часы показали двенадцать. Люси перевела взгляд на окно, откуда чернело ночное небо и проглядывались особенно яркие звёзды. На их завораживающем мерцании Люси не могла не застыть.       Не почувствовать вскоре желание выбраться наружу — тоже.       Хартфилия с трудом заставила себя принять сидячее положение. С минуту посидела, пустым взглядом бегая по узорам простыни, свесила с кровати ноги, коснулась босыми ступнями холодного пола, снова замерла — и привыкая, и в очередной раз выпадая из реальности одновременно. Когда сумела отвиснуть и всё-таки встать, сделала несколько нетвёрдых шагов по направлению к балкону — и остановилась недалеко от Стинга. Она не видела его лица, зато вдоволь могла налюбоваться пальцами, которыми он стиснул плечи. И чуть подогнутыми под себя ногами. И спиной, сгорбленной, как будто Стинг желал сжаться в комок и спрятаться.       Люси вдруг до безумия захотелось коснуться его напряжённых рук. Едва дотрагиваясь до кожи, провести по плечу и забрать ту боль, которая скручивала Эвклифа даже в глубоком сне.       «Почему всё закончилось именно так?»       Сдёрнув с кровати одно из покрывал, Люси аккуратно укрыла Стинга. Воспользовавшись случаем, заглянула в лицо, но и там всё кричало о боли и напряжении.       Желание обнять, чтобы выказать свою поддержку и утешить, толкнуло в спину почти осязаемо, но Люси вовремя отдалилась. «Звёзды», — вспомнила она заторможенно и наконец выбралась на балкон.       Там её уже ждал сидящий на парапете Лектор. Он повернулся на звук открывшейся двери, взглянул на Люси устало, безнадёжно, после чего вернулся к созерцанию неба и заснувшей горной деревни. Хартфилия опустилась в кресло и задрала голову.       — Что мы будем делать дальше? — тихо спросил эксид.       Люси скользила взглядом от звезды к звезде. Пусть и на небольшой, но всё же возвышенности, небо выглядело намного чище, ярче и ближе — так, что заклинательница не сдержала порыва и вытянула руку навстречу. «Вернуться бы сейчас в звёздный мир», — кольнуло желание. Посмотреть на волшебные красоты, поговорить с духами и во всём этом найти долгожданное спокойствие.       Почему же ты закрыл свой мир, Король звёздных духов?..       — Не знаю, — ответила Люси честно.       И правда — что?       Стинг согласился отправиться на помощь Леви только из-за Роуга. Сейчас вместе с лучшим другим исчез якорь, тянущий на дно — Стингу вся судьба развернуться и уехать в Эстрагон, учась строить жизнь без Роуга. Лектор, разумеется, пойдёт за ним следом.       И в итоге Люси оставалась одна. Одна против трёх врагов и с мёртвой-одержимой-вставьте-нужное-определение Леви.       Никаких шансов, понимала Хартфилия, и никакого смысла.       Но вслед за Стингом уезжать в Эстрагон не собиралась.       Люси опустила руку. Пусть её одиночная вылазка бессмысленна и бесполезна — она всё равно не может бросить Леви. Завтра они со Стингом разминутся. Завтра он уедет в Эстрагон, а она, скорее всего, умрёт.       Как глупо.       Как всё было бы проще, умей она отпускать.       — Не сиди здесь долго, — раздался голос Лектора. Он прозвучал намного ближе, чем раньше, что заставило Хартфилию опустить голову и увидеть эксида, возвращавшегося в номер. — Холодно. Ты замёрзнешь и простудишься.       Какая милая забота, оценила Люси в мыслях слабой улыбкой.       — Хорошо, — сказала вслух. — Спокойной ночи, Лектор.       Пожелание бессмысленней ещё надо постараться придумать.       — Спокойной, Люси-сан.       Ведь ни ему, ни ей не сомкнуть этой ночью глаз.

~*~

      Тьма походила на человека, которого облили тонной дёгтя: с одной стороны, можно было различить очертания рук, плеч и головы; с другой, всё это постоянно таяло и бесконечно стекало вниз, в итоге вместо туловища создавая движущееся бесформенное нечто. Комок грязи, тягучий водопад, который как болото: если коснёшься его, ни за что не сумеешь выбраться.       Вот только у Леви, не позволявшей чудовищу приблизиться к ней даже на расстояние вытянутой руки, всё равно не было шансов освободиться.       Они... играли в догонялки. Своеобразные: Тьма не срывалась в безумную скорость, а Леви не убегала и элементарно не разворачивалась спиной — как два бойца на ринге, они медленно ходили вокруг да около, но от этого охота не переставала быть охотой. Тьма была хищником, Леви — жертвой, которой та намеревалась сегодня пировать. МакГарден понимала это, ровно как и то, что всё это — театральное представление, где Тьма попросту играет на её нервах. Изводит переживаниями, подтачивает самообладание и контроль — воистину жестокий хищник, любящий поиграться с жертвой, прежде чем оторвать ей голову.       Ведь если бы Тьма хотела овладеть ею прямо здесь и сейчас, абсолютно ничто не помешало бы ей осуществить задуманное. Этот мир играл по её правилам — достаточно вернуть воде её нормальные свойства, чтобы обрушить МакГарден в бездну и там, напуганную и захлёбывающуюся, поглотить без остатка.       Но топить её Тьма не спешила.       И Леви всё чаще ловила себя на мысли, что скоро готова будет умолять об этом — лишь бы перестала красться чудовищной массой, леденить душу безумным взглядом, мучить молчанием, от тяжести встающим поперёк горла, или, наоборот, выкручивать сердце шипящим голосом. Тьма сводила с ума одним своим существованием. Леви бы не отказалась от какого-нибудь божественного ластика, который стёр бы эту чёртову кляксу из её головы.       Говоря начистоту, такой ластик был. Вот только умирать Леви ещё не хотелось.       Но и сеять смерть уже вокруг себя тоже.       — Я не отдам тебе своё тело... — шептала Леви. Она пыталась звучать уверенно, но получалось откровенно плохо: голос дрожал даже на тихом шёпоте. — Ты не завладеешь мной... — тем не менее как мантру твердила она.       Тьма ограничивалась либо широким оскалом, либо смехом.       — Бедняжка.       Но сейчас впервые решила открыть рот.       — Так боишься за своё тело, что совсем ничего не чувствуешь?       Леви тупо моргнула. О чём это она?       — Прислушайся... — Тьма приложила ладони к тому бесформенному нечто, что заменяло ей туловище и грудь, — ...к своему сердцу. Вспомни о связи с одним добрым мальчиком, который посадил в твоё тело чудовище. Почувствуй его. Поверь мне, Леви, ты умеешь чувствовать не только страх.       Тьма сделала шаг навстречу, Леви тут же отпрянула на такое же расстояние назад. Стандартный элемент догонялок.       Вот только — что?..       Лицо МакГарден исказила кривая от нервозности усмешка.       — Разочаровываешь. По-твоему, я настолько глупа, что позволю вот этим отвлечь себя?..       — Роуг мёртв, Леви.       Усмешка тут же соскочила с её губ. Леви вытаращилась на чудовище — не неверяще, не испуганно и не растерянно, скорее так, будто бы взгляд её вмиг проморозили и налили свинцовой тяжестью.       Что?..       Тьма снова шагнула в её сторону — и впервые Леви не нашла сил отшатнуться.       — Мы с тобой теперь одни, Леви.       Роуг мёртв?       Леви прислушалась к себе, силясь среди нитей тёмной магии выцепить хоть одну теневую, тянущуюся наверх, к выходу из этого грёбанного мира — к друзьям, к Люси, к Роугу, который... Боги, опустила отчаянный взгляд в ноги Леви, неужели они бросились помогать ей?       Неужели они проиграли?       «Нет...»       — Так и продолжишь смиренно сидеть здесь, ожидая, когда их всех перебьют?       Леви застыла. Шёпот Тьмы раздавался у самого уха.       Вперив невидящий взгляд в тревожное вязкое нечто, почти касавшееся её ступней, Леви поняла: догонялки закончились. Она загнана в угол... нет, не в угол — «на край бездны» звучит куда правдивее, ведь именно в бездну одержимости вела единственная оставшаяся дорога.       Чёрт, в мыслях выдохнула Леви, слыша затапливающее голос отчаяние.       — Ты лжёшь, — едва владея дрожащими губами, выпалила она.       — Ты прекрасно знаешь, что нет.       Ни о каком «прекрасно» не могло быть и речи, ведь Леви так и не смогла нашарить в кромешной темноте связь.       Возможно, как раз потому, что этой связи больше нет, а, Леви?       МакГарден вскинула на чудовище полный ужаса взгляд: это была не её мысль.       Лицо Тьмы ожидаемо оскалилось в ответ.       — Мы одно целое, Леви, — выдохнула она, кладя ладони на щёки МакГарден. Это было ласковое, ненавязчивое прикосновение, в котором не чувствовалось желания удержать на месте, но Леви вдруг чётко осознала: ей не сбежать. — Твой разум — мой разум. Мои мысли — твои.       — Нет...       — Хватит бегать от реальности. От твоей жалкости меня сейчас стошнит.       Почерствевший тон Тьмы вкупе словами ударили Леви наотмашь, что оказалось весьма кстати: она словно очнулась от кошмара. Вцепившись в вязкие ладони, она подарила чудовищу самый яростный взгляд, на который была способна, и прошипела:       — Отпусти меня!       — Уверена, что хочешь этого?       Тьма вмиг стала больше и чернее. Она нависла над ней, закрывая собой весь остальной мир, стиснула щёки сильнее, придвинулась ближе, почти вплотную. Их лица отделяла несчастная пара сантиметров, и только тогда, зажатая в чужих клешнях, с подкашивающимися от давления ногами, Леви в полной мере осознала, на кого попыталась сейчас поднять руку. Злость мигом вытравил уже ставший привычным страх. На глаза выступили слёзы, Леви втянула голову в плечи, надеясь хоть так отдалиться от выжигающего взгляда, но Тьма не дала, приблизившись в ответ.       — У меня есть то, что нужно тебе, — сила. Думаешь, справишься без меня? Сможешь раскидать своих врагов вот этими жалкими ручонками? Нет, Леви, не сможешь. Ты не выберешься, как и не выберутся твои друзья, которые придут спасать твою никчёмную шкуру.       Вязкость Тьмы холодила кожу, а её эфир настолько густо концентрировался в воздухе, что воздух с трудом протискивался в лёгкие. Леви почувствовала, что уплывает: лицо Тьмы перед глазами смазывалось, горящие злобой глаза тонули в темноте, а голос звучал эхом, близким, громким, но всё равно глухим. Она даже не понимала, стояла ли, или по щиколотку утопала в воде, или Тьма и вовсе за щёки подняла её в воздух.       «Дрянь», — подумала Леви на остатках угасающего сознания.       Дрянь, потому что была права: без неё Леви ни за что не выбраться отсюда.       Без её силы — из логова врага. Без её позволения — из, чёрт возьми, внутреннего мира.       — Ты никто без меня, Леви МакГарден.       Господи, как же Роуг сопротивлялся Тени?..       — И пора тебе уже это принять.

~*~

      Старое каменное здание, десятилетия назад служившее домом для какой-то гильдии, а теперь ставшее временным приютом для одержимой саблезубой, объял столб тёмно-фиолетовой магии аккурат в тот момент, когда Ямато, Сидзен и Самуи находились на улице. Это мигом сбило скуку с близнецов: Самуи рывком сел на траве, а его сестра прекратила нарезать круги вокруг маленькой хижины, в которой они провели уже несколько суток, дожидаясь пришествия Тьмы.       И вот, судя по всему, она пришла. Сидзен тут же метнулась острым взглядом на Ямато.       — Кажется, девчонка окончательно поехала крышей. Вы получили то, что хотели, Ямато-сама? — поинтересовалась она вежливо, но тем не менее с запрятанным в интонацию вызовом.       Многие старые люди обладали поганой привычкой по сто лет обдумывать свой ответ. Ямато участь не обошла стороной: порой им приходилось ждать по нескольку минут, прежде чем он соизваливал открыть наконец рот, и Сидзен это, несмотря на страх, бесило до дрожи.       Но как будто Ямато было до этого дело.       Он приподнял левую руку, и от тёмно-фиолетового столба отделился сгусток магии, который, подобно реке, скользнул к протянутой ладони. Покружил, повертелся между пальцами, а потом растворился, как дым, — за секунду до того, как Ямато вдруг сжал кулак, заставляя Сидзен и Самуи вздрогнуть.       Что-то... было не так.       Близнецы переглянулись, понимая, что никому из них не почудилась странная, почти эфемерная волна, веявшая досадой вперемешку с усталым вялым раздражением и колыхнувшая округу в тот миг, когда магия исчезла из рук Ямато.       Сидзен сглотнула. Ямато хорошо скрывал свои эмоции — настолько, что даже проницательная Сидзен за несколько месяцев сотрудничества ни разу, ни разу, чёрт побери, не могла и предположить, что творилось в его голове. Мысль о том, что у их лидера кто-то давным-давно попросту вырезал все чувства, оставив того бездушной машиной, уже не казалась бредом — бредом казалось то, что живой человек может днями напролёт не разменивать равнодушного выражения лица хоть на что-то. Хоть на маленькую искру злости во взгляде или взволнованного подрагивания голоса. Но у Ямато не было ничего и никогда.       До этого момента.       И это... напрягало. «Произошло не иначе как воскрешение мертвеца», — увидела она кривую усмешку в глазах брата.       Ямато поднялся на ноги, прерывая их гляделки. Отметил ровно:       — Она не пробудилась до конца, — заставляя Самуи с измученным вздохом откинуться обратно на землю.       — Да сука, — простонал он, — клянусь, ещё хоть час ожидания, и я сдохну со скуки.       Сидзен присоединилась бы к его стенаниям, не пойми она одну простую вещь: Ямато ушёл от ответа.       Опять.       Он вручил им лакриму. Он приказал продать желающему, а затем проследить, чтобы тот вживил её в себя, а не занялся перепродажей. Он, в конце концов, уводил её из лап Совета в те моменты, когда маленькие магазинчики и барахолки настигала облава и ей грозила тюрьма за незаконный оборот драконьей магии.       Но Сидзен до сих пор не знала, зачем ему человек с силой дракона тьмы.       «Это не ваше дело», — ответил он на прямой вопрос. Ладно, пожала тогда плечами Сидзен: главное, чтобы в конце выполнил свою часть сделки, а на остальное плевать.       Но, чёрт возьми, он уходил даже от намёков, и Сидзен терзало смутное предчувствие: это неспроста.       Она подняла на него тяжёлый взгляд. «Зря мы с тобой связались», — подумала уже не в первый раз.       — «Саблезубый Тигр» не послушал моего совета.       Самуи заинтересованно приподнял голову. С усмешкой прищурился:       — Намекаете скрасить своё одиночество с их помощью?       Ямато не ответил, но Самуи и не рассчитывал на ответ. Он поднялся и, хрустнув костяшками, кинул задорный взгляд на сестру:       — Развлечёмся?       Та его настроя не разделяла.       Сидзен сжала кулаки. В последнее время она всё чаще ловила себя на мысли, что Ямато собрался их кинуть, и складывающая ситуация — когда саблезубую от безумия отделяло несколько шагов, а Ямато отправлял их куда подальше разделываться с её дружками — лишь усилила это чувство.       И молчать больше не было сил.       Даже несмотря на то, что Ямато всегда хватало одного холодного взгляда, чтобы мигом сбить с неё всю спесь.       — Когда вы выполните свою часть сделки? — спросила она в лоб и таким тяжёлым, неприкрыто злым голосом, что внутренне испугалась сама. Самуи тоже переменился в лице, её дерзкого выпада не оценив.       — Куда раньше, чем ты можешь думать.       А вот Ямато своему равнодушию не изменил.       Сидзен медленно и как можно тише выдохнула через рот, сбрасывая напряжение, за секунду скрутившее в узел кишки. Чёрт возьми, это было не дерзко и не самонадеянно — глупо зарываться перед человеком, которому достаточно шевельнуть пальцем, чтобы отправить её на тот свет.       Роуг Чени тому — наглядный пример.       — Пошли, — толкнул её плечом Самуи и, схватив за руку, потащил за собой.       Когда Ямато остался один, с минуту округа не знала ничего, кроме шума завывающей тёмной магии. А потом вдруг из ниоткуда прорезался голос:       — И не стыдно тебе пугать детишек?       Он звучал отовсюду, словно был эхом, чьими стенами служили земля и небо. И тем не менее не был нигде: Ямато на пространстве перед домом по-прежнему стоял в одиночестве.       Лицо его слегка вытянулось в растерянном удивлении.       — Я напугал их?       — Тебе надо почаще смотреться в зеркало, дружище, — фыркнул голос. — У девчонки едва не случился приступ от того, какой ты мрачный.       — Вот как, — вновь ровно и безынтересно.       Он снова призвал к себе сгусток магии и пропустил его между пальцев, в этот раз, впрочем, уже не стараясь в нём что-то найти.       — Провал? — догадался голос, потерявший былую искру издёвки. Ямато безрадостно фыркнул:       — Провал.       Он смахнул назойливое волшебство и опустил ладонь, на секунду прикрывая глаза от досады. Месяцы возни с детьми — лишь для того, чтобы всё в очередной раз оказалось бесполезным.       — Тень, Тьма — в демонах не нашлось ничего. Можно вычёркивать одержимых, — Ямато поднял на небо хмурый взгляд, — и вновь задаваться вопросом, где мне найти тебя, Йе́ссо.

~*~

      Стинг пусто смотрел в белый потрескавшийся кафель душевой. По спине била вода, выкрученная на всю мощность, пар застилал кабинку и даже немного — глаза, а от горячего воздуха сохло во рту. Ноги становились ватными. Уже начинало пошатывать от высоких температур, но Стинг всё равно не спешил вылезать. Снаружи холодно. Да и попросту — не хотелось. Ничего. Титанических усилий стоило встать с дивана, доползти до ванной, сбросить вещи и не осесть на пол вялым мешком с дерьмом. На то, чтобы вернуться обратно, ещё не находилось ни сил, ни желания.       Хотя с последним туго было в принципе. Во всём. Чего бы ни касались мысли, всё вызывало отторжение, и до того сильное, что хоть пальцы в рот суй от того, как ему было хреново.       Он прислонился лбом к стене, теперь просверливая бесцветным взглядом пол и утекающую в сток воду. Смыться бы вместе с ней, чёрт возьми. Смыться и не думать ни о чём.       Роуга больше нет.       Сука, зажмурился Стинг и впился ногтями в кожу.       Недумайнедумайнедумай.       Но не думать не получалось. Стинг закрыл лицо ладонями, выдавливая сквозь зубы не то рык, не то хриплый вздох, откинулся на ближайшую стенку, зашипел от контраста температур — и поймал себя на мысли, что эта маленькая душевая словно клетка. Куда ни кинься — холодная стена.       О чём ни подумай — всё сведётся к мёртвому Роугу.       К мёртвому, чёрт возьми.       Блять, блять, блять.       Стинг с задушенным выдохом запрокинул голову. Ладони с силой проехались по лицу, ногтями поскребли по шее и застыли в районе ключиц, и мир сомкнулся на этом прикосновении. Стинг пялился в потолок и не чувствовал, не думал больше ни о чём снова — бесконечно долго.       Никто не смог бы подсчитать, сколько раз за сегодня он уже успел выпасть из реальности.       Пытаясь найти ответ, что делать дальше. Просто — что?       Воротило от всех вариантов. Тошнило от того, чтобы вернуться в гильдию и привыкать жить без Роуга. Оставаться здесь, в маленькой деревушке, потерявшейся в горах, тоже в недалёкой перспективе значило сидеть на месте и смиряться с одиночеством. Идти куда-то, делать что-то — всё сводилось к одному.       Именно от этого, пожалуй, и воротило — от того, что свыкаться с погибшим Роугом было необходимо и неизбежно, но Стинга как током било всякий раз, когда он просто об этом думал. Просто — представлял.       Ходить на задания одному. Сражаться, зная, что никто не прикрывает твою спину. Ждать, когда напарник подхватит атаку, и с запозданием понимать: больше некому подхватывать. С запозданием добивать. Уносить огромную награду в одних руках. Спускать половину в забегаловках, сидя напротив пустоты. Чахнуть от скуки в комнате и знать, что никто не постучится, чтобы позвать тренироваться... нет, чтобы просто поболтать.       Снимать номер в Лиатри́се на одного. Сидеть на балконе, прогуливаться по улочкам, отмокать в море и понимать, что гул курортного города теперь равняется тишине.       Сидеть перед горным озером и впервые не слышать ничего, кроме природы. Ни слов, ни дыхания, ни сердцебиения.       И жить в этой вакуумной пустоте до конца дней.       Нет, скручивала горькая в своей неотвратимости мысль, я так не могу.       Только потеряв Роуга, Стинг осознал, как же он на самом деле ненавидел одиночество.       Конечно, с ним всё ещё оставался Лектор — добрый, любящий Лектор, знающий о нём не меньше Роуга, а переживший с ним и того больше, учитывая, что их встреча произошла намного раньше. Выговориться ему можно без зазрения совести, и он непременно поддержит и подбодрит — непременно останется рядом, даже если Стинг перед ним вывалит гору гнилых поступков, которым нет оправдания. Они... были друзьями. Хорошими, давними друзьями.       Но брешь в сердце от этого не становилась меньше.       Роуга больше нет, и Стинга выкручивало болезненное желание отмотать время назад и сделать всё, чтобы спасти его от смерти. Не расходиться в Белокоготе, не пустить в одиночную вылазку к горам, не позволить остаться один на один с тем, кого он не знал, как одолеть.       Не дать ему умереть.       Стинг врезал кулаком по стене, в следующую секунду припадая к кафелю лбом и жмурясь до головной боли: как же сильно, чёрт возьми, этого хотелось!       И как же сильно душило понимание, что всё это невозможно.       Время не отмотать вспять. Мёртвых не вернуть с того света.       Но за них можно отомстить.       Стинг открыл глаза, пропитанные тяжёлой злобой. Кулак, до сих пор прижимавшийся к стене, сжался с новой силой — от представления, как он размажет голову ублюдку, отобравшему у него единственного дорогого человека. Стинг рывком оттолкнулся от стены, взгляда от неё, однако, не отнимая — продолжая просверливать тяжело и мрачно так, словно бы перед ним стоял Ямато.       «Я убью тебя», — цедил он.       «Я тебя уничтожу».       Тебе следовало знать, против кого ты идёшь, когда ты перерезал жизнь Роуга. Следовало хоть чуточку покопаться в информации, где ты нашёл бы много чего интересного: например, то, что и пятнадцати лет недостаточно, чтобы заглушить его ярость и уменьшить жажду мести. И то, что люди всегда получают по заслугам, особенно те из них, кто приложил руку к разрушениям его мира.       Тот, кто отнял у него самое дорогое, будет уничтожен, и не важно, какой ценой.       Хадвар пал. Теперь на очереди ты, равнодушный ублюдок.       Плевать на твою силу. Плевать на твой возраст. Стинг разжал кулаки, в слепой злости оглядывая свои подрагивающие ладони, на которых искрился свет: его драконья ярость поставит на колени любого.

(Ох, Стинг...)

      Любого.

(...как же тебе не везёт на врагов.)

~*~

      Когда он вышел из ванной, Люси, Лектор и Фрош уже проснулись. Хоть сколько-нибудь живым, однако, выглядел только Лектор: он сидел рядом с Фрошем, уставившимся в минус бесконечность, и то обнимал его, то поглаживал по спине, то что-то нашёптывал — Стинг не вслушивался, догадываясь, что это слова поддержки и тщетные попытки расшевелить. Хартфилия такой же недвижимой амёбой сидела на кровати и смотрела себе под ноги. На звук шагов она, вздрогнув, подняла голову и встретилась с ним взглядом.       И удивительно, но именно Стинг был первым, кто разорвал зрительный контакт.       Потому что взгляд Хартфилии переворачивал в нём всё, туша решимость убить Ямато и на её место возвращая душащую разбитость.       Стоя спиной к саблезубым, Эвклиф оперся руками о комод и вперил в дерево стальной взгляд. Нет, процедил уверенно, отступать сейчас он точно не намерен.       — Собирайтесь. Пора выдвигаться дальше.       Повисшая напряжённость заставила Стинга в мыслях усмехнуться: не нужно быть телепатом, чтобы услышать, как в головах Лектора и Люси заворочался один-единственный вопрос: «Выдвигаться куда?»       Вопрос, наверняка мучивший их ещё с вечера, не дававший спать ночью и вот теперь повисший в воздухе — вопрос, который, несмотря на это, никто из них не решится задать.       Ибо слишком страшно услышать ответ.       Лектор наверняка хочет домой. Хартфилия — и тут сомневаться не приходится — не допускает и мысли о том, чтобы вернуться в Эстрагон. И у каждого из них есть все основания полагать, что их желания останутся несбыточными.       Жаль, что по итогу ему приходится ставить крест на желании лучшего друга, а не раздражающей девчонки.       Стинг оторвался от комода, как ни в чём не бывало хрустнул шеей. Развернулся, бесцветным взглядом осматривая настороженных напарников, лица которых были едва ли не красноречивее слов.       И такими жалостливыми, что становилось тошно и — плохо. Стинг поднял глаза к потолку, с кривым смешком отмечая, что пройдёт не один месяц, прежде чем он вновь сможет смотреть на людей прямо и не загибаться под их сочувствующими взглядами.       — Не знаю, как вы, а я намереваюсь вернуть должок этому ублюдку, и чем скорее, тем лучше.       — Ты хочешь... выступить против Ямато? — неуверенно уточнила Хартфилия, в последний момент проглатывая куда более жестокое «убить».       Она точно не марала свои руки, понимал Стинг. Для неё убийство — табу, о котором страшно даже говорить, не то что претворять в жизнь.       Впрочем, он и сам до недавнего времени был таким, с усмешкой отмечал Эвклиф.       Да. До недавнего.       — Я хочу убить его.       А сейчас изменилось слишком многое, чтобы бегать от правды.       Люси и Лектор ожидаемо вздрогнули. Стушевались, опустили взгляды — видимо, раздумывали над перспективами и вполне обоснованно приходили к выводу, что ничего хорошего из дела не выйдет. Врагов больше, Ямато сильнее, да и они слишком потрёпаны сумасшедшими июльскими днями, чтобы тянуть на звание «полны сил» — как ни посмотри, все карты против, и наилучшим решением будет простить, отпустить, развернуться и уйти прочь, не отомстив за друга, но сохранив другие жизни.       Но Лектор ни за что не пойдёт против него, а Люси решительная, безбашенная и не воспринимающая никакую опасность всерьёз, даже если недавно с ней столкнулась и своей шкурой собрала все синяки и чужую кровь.       Стинг с хмыканьем откинулся на комод. Всё будет именно так, как он и хотел.       — Долго мне вас ждать?       После нескольких секунд тишины это наконец привело саблезубых в движение: Лектор, оставив Фроша одного переваривать горе, принялся за уборку, а Люси поднялась с кровати. Она сделала шаг в сторону ванной, вдруг остановилась, кинула на него мятущийся взгляд — хотела что-то сказать, видел и слышал Стинг. Даже догадывался, что. Но шевелить языком настолько не хотелось, что Стинг просто молча наблюдал — как Люси, делая глубокий вдох, решалась, как потом на дрожащем выдохе теряла слова и решимость. Сновала взглядом от его лица к ботинкам и обратно. Качалась в сторону ванной и в последний момент передумывала, чтобы потом передумать вновь. Стояла, скованная нерешимостью, и заставляла Стинга думать, какая же она... глупая.       Сколько раз он вытирал об неё ноги и давал понять, что не ставит её ни во что? Сколько раз бесился из-за ничего — просто оттого, что она стояла рядом?       И сколько раз она, то заводясь в ответ, то смотря пронзительно карими в самую душу, всё равно обращала к нему поддержку?       Идиотка. Сплюнуть бы от такой доброты, как он это делал раньше.       Но сейчас, не отрывая взгляда от всё-таки захлопнувшейся двери ванной, Стинг не чувствовал ни капли раздражения и даже внутренне не кривился от такого сострадания. Только отмечал: это странно.       Ты странная, Люси Хартфилия.       И ты не должна быть такой рядом с ним.       Послушай его хотя бы в этом, глупая маленькая фея. Ведь этот совет — действительно для твоего блага.       Действительно — от сердца.       Хах. Оказывается, оно есть и у чудовищ?..

~*~

      Душ смыл с Люси желание разговаривать: из ванной она вышла собранной, сосредоточенной, сконцентрированной исключительно на продолжении их опасной вылазки, из которой собиралась вернуться живой и не одинокой. Она больше не бросала на него сомневающихся взглядов и не проглатывала в судорожных тихих вздохах слова — вообще по большей части старалась не смотреть, как будто залезла к нему в голову и поняла, как его коробит сочувствие.       Впрочем, почему «как будто»? При всей своей нелюбви к Хартфилии Стинг не мог не признать: она была очень проницательной. Особенно когда дело касалось чувств посторонних.       Ну, и про то, что он вообще-то открытая книга, тоже забывать не следовало.       Стинг передёрнул плечами. Не время. Сейчас в мыслях должно быть только одно — как выследить Ямато и вырвать его грёбанное сердце.       Остановившись у регистрационной стойки, он протянул ключи от номера.       — Спасибо за то, что выручили, — сказала Люси работнице, в ушах которой уже поблёскивали её серёжки.       — Удачной дороги, — улыбнулась та в ответ. Вдруг добавила: — Не ходите сегодня по западной дороге. В тех краях, через которые она проходит, случилось что-то... странное. Опасно соваться туда сейчас.       — Странное?       — Не то тёмная гильдия обосновалась, не то ещё не пойми что. Лучше вам самим увидеть.       Она подсказала дорогу к смотровой площадке. Саблезубые, переглянувшись, решили отправиться первым делом туда — это была хорошая возможность осмотреть округу, которую им предстояло прочёсывать в поисках вражеского следа.       Стоило им вывернуть на прямую дорогу до площадки, как они поняли: ничего прочёсывать и искать не придётся — след уже был перед ними.       — Боже... — выдохнула Люси, от ужаса замирая. Стинг тоже встал как вкопанный, когда по коже пробежался холодок, а лёгкие на мгновение скрутило от тяжёлой концентрации эфира — всего того, что неминуемо появлялось, когда приходила Тень.       В том, что кому принадлежал взмывающий в небо тёмный столб магии, сомневаться не приходилось.       — Это... Леви, да? — пролепетала Хартфилия, когда они остановились у края площадки.       — Да, — мрачно процедил Стинг, — и она близко.       Он мельком оглядел заклинательницу. Та, не обращая внимание больше ни на что, мёртвой хваткой вцепилась в поручни и смотрела исключительно на магию Тьмы, и чем дальше, тем больше неверие в её взгляде превращалось в отчаяние.       В понимании: Леви отдалась Тьме.       Я опоздала.       Сцепив зубы, Стинг отвернулся: он слишком хорошо понимал, что она сейчас чувствовала.       — Самим вам тут не спуститься, Стинг-кун, — сказал Лектор, успевший быстро прошарить местность под смотровой площадкой.       — Понял. Тогда полетели. Хартфилия!       Та не откликнулась, продолжая таращиться на столб магии, и Стингу не нравился вид её осевших плеч и потухшего взгляда. От неё так сквозило мыслью «неужели-это-конец», что Стинг сам чувствовал мерзкую слабость в коленках.       Ну уж нет. Так не пойдёт, хвостатая.       В один шаг преодолев расстояние между ними, он схватил её за руку и развернул к себе. Наклонился, чтобы заглянуть в глаза, впервые про себя отмечая, какая большая у них, оказывается, разница в росте. Какая Люси маленькая — по сравнению с ним и когда ей на плечи давит отчаяние, заставляя опускать руки.       Стоило их взглядам пересечься, как она чуть оживилась: слегка вскинула брови, разменяла глухое бессилие в глазах на искру удивления, посмотрела растерянно и... как будто с надеждой?       Стинг так и застыл — полусогнутый, с руками на её плечах, которые должны были стискивать твёрдо и цепко, а на деле цеплялись так, чтобы самим не упасть, и со взглядом не менее растерянным.       Потому что — какого чёрта ты на него так смотришь?       Ты.       На него.       Так.       Какого чёрта твои проклятые карие глаза снова заглядывают в самую душу и без труда умудряются отыскать в нём сердце, о существовании которого он раньше даже не подозревал?       Какого чёрта ты просишь у него о помощи.       И какого чёрта вместо того, чтобы разозлиться на твою мягкотелость, он выдыхает убеждённо:       — Ещё ничего не кончено, Хартфилия.       Какого чёрта он подбадривает?       И смотрит-смотрит-смотрит.       Так, как никогда ни на кого не смотрел.       Лицо Люси переменилось. В глазах сверкнула решимость вперемешку с чем-то светлым и вдохновенным.       — Да, — выдохнула она, сжимая кулаки, — ещё ничего не кончено, — повторила, не переставая смотреть в душу и словно бы пытаясь донести эту мысль в том числе и до него.       Хах. И вот опять — почему «словно»?       Ведь это действительно была мысль, которую следовало понять и принять им обоим.       Стинг ослабил хватку на плечах Хартфилии и позволил было своим рукам упасть, как Люси подхватила их.       — Мы со всем справимся, — прошептала, стискивая его ладони — не то цеплялась, искала помощи-поддержки-опоры, не то, наоборот, стремилась дать всё это ему, — верно?       Ты спасёшь Леви.       Я отомщу за Роуга.       Мы выживем.       — Верно.       Он мягко высвободил свои руки и выпрямился. Пройдёт время, стихнет боль, и он наверняка пожалеет, что сегодня, здесь и сейчас, вот так расклеился перед хвостатой девчонкой, а она наверняка забьёт себе этот случай под корку мозга, чтобы потом им воспользоваться и надавить на больное, как она любит. Да. Наверняка. Но это будет потом. А сейчас...       Стинг успел только понять, что снизу что-то приближается, когда под ногами прогремел взрыв и площадка развалилась на куски, сбрасывая саблезубов в пропасть. По ушам мазнул испуганный крик Хартфилии, который быстро затонул в грохоте обрушивающихся на скалу и деревья камней.       — Стинг-кун! — в ужасе воскликнул Лектор где-то над головой.       Где-то далеко, услышал Эвклиф.       По лицу бил хлёсткий ветер. Стингу пришлось перевернуться в воздухе на бок, чтобы иметь возможность разглядеть хоть что-то, и первым, во что уткнулся взгляд, стала Хартфилия.       — Стинг! — закричала она и выбросила ему навстречу руку. Стинг потянулся в ответ, но в итоге не коснулся даже кончиков пальцев: слишком далеко!       Твою мать!       Заведя руку за спину, Стинг выпустил поток света, толкнувший его к заклинательнице. Та тотчас вцепилась в него как в спасательный круг, но, к удивлению Эвклифа, не сбросила всю ответственность за выживание на него — вместо этого замахнулась хлыстом, который уже успела достать, в сторону ближайшего дерева. То, что она собиралась сделать, дошло до Стинга не сразу, но вовремя: он успел перехватить рукоять и спасти Хартфилию от вывиха аккурат в тот момент, когда хлыст зацепился за толстую ветвь. Падение остановилось. Стингу пришлось сцепить зубы, чтобы не застонать от резкого торможения и боли, пронзившей руку, но когда спустя несколько секунд они с разгона впечатались в ствол — точнее, он в ствол, а Хартфилия в его тело, — сдержаться не получилось.       — Стинг-кун! — взволнованно заверещал рядом Лектор. Стинг тряхнул головой, сморгнул застилавшую глаза боль и попытался найти эксида, но тот уже оперативно схватил друга за жилетку и приподнял в воздух.       — Люси... — тихо пробормотал Фрош. Он тоже приподнял Хартфилию, чтобы ослабить давление на руку Стинга, но та как будто не чувствовала этого и не отлипала от Эвклифа.       — Что это, чёрт побери, было? — обжёг шею её горячий подрагивающий шёпот.       — Не знаю. Давай, — свободной рукой он схватил её за ладонь, продолжавшую впиваться ему в бок, — нам надо спускаться.       В этот миг их щиколотки обвили растения — и рывком потащили вниз, к земле. До неё оставались считанные метры, когда Стинг сумел извернуться и «Клыком» срубить стебли, а вот Люси этим похвастать не смогла.       — Хартфилия! — выкрикнул Эвклиф, кидаясь в погоню.       Но догнать не успел. Округу пронзил истошный вопль, когда растения с силой впечатали её тело в землю и отползли. Дезориентированная и оглушённая, она лежала, не двигаясь, и ни на его голос, ни на что-либо ещё не реагировала.       А реагировать было на что.       Встав на ноги, Стинг замер: он узнал запахи притаившихся в тенях деревьев людей. Не то чтобы до этого он сомневался, с кем они столкнулись... но теперь картинка стала чёткой.       — Что, ваш лидер считает нас настолько жалкими, что прислал разбираться своих зверушек? — оскалился он, когда солнечный свет упал на лица близнецов. На глаза чертовки Сидзен, и без того не блиставшей хорошим настроением, легла тень, заставляя Эвклифа усмехнуться шире: кажется, его издёвка была не так уж и далека от правды.       — А тебе так хочется побыстрее встретиться со своим дружком? — осклабился в ответ Самуи.       — Обменялись любезностями? — прервал их тяжёлый голос Сидзен.       Слева послышались возня и стоны. Скосив взгляд, Стинг обнаружил пытающуюся подняться Хартфилию. В таком состоянии она не боец, с раздражением был вынужден признать он. Что ж, значит, придётся брать всех на себя.       Если, конечно, пространственный маг не разделит их.       Стинг вгляделся в мрачное лицо Сидзен и непозволительно довольное на её фоне лицо Самуи. Сегодня, в отличие от первой встречи, они казались противоположностями друг друга — вот только Стинг как никто другой знал, что это совершенно не помеха командной работе.       Его мысли прервала неожиданная усмешка Сидзен.       — Я знаю, о чём ты думаешь. «Разделаюсь с ними в одного», «не буду втягивать в бой свою подружку»... Но этим ты лишь подстёгиваешь то, чтобы я закончила начатое.       Мгновение, и она исчезла. Ещё спустя мгновение Стинг услышал сдавленное мычание со стороны Хартфилии, обернулся — и застал ту с заткнутым растениями ртом и стоящей за её спиной Сидзен.       — Рёв белого дракона! — выкрикнул он.       Белое сияние ослепило глаза. Стинг слишком хорошо знал цвет своей магии, чтобы не понять, что сейчас белый свет принадлежал не ему. И точно — от «Рёва» не осталось и следа, зато перед лицом красовался серебристый магический круг, перенёсший атаку.       — Что ж тебя так тянет в девчачьи распри, а, Эвклиф? — с задором воскликнул Самуи, щелчком пальцев заставляя круг исчезнуть.       Сидзен обхватила лицо Люси, которая тщетно пыталась избавиться от растений. Протянула медовым голосом:       — Развлекайтесь, мальчики, — после чего с разворота взмахнула рукой — и, повторяя её движения, растения выкинули Люси в чащу леса.       — Хартфилия!       — Тебе беспокоиться надо не о ней! — послышалось сзади.       В последний раз окинув сцепившихся парней взглядом, Сидзен направилась следом за Люси. Та отлетела недалеко — во всяком случае, не так, чтобы Эвклиф настолько сильно надрывал свою задницу, пытаясь к ней приблизиться. «А ведь ещё недавно вы собачились по поводу и без, — вяло усмехнулась она, присаживаясь перед заклинательницей на корточки. — Или это изюминка ваших отношений?»       Она отозвала растения, и это позволило Люси с трудом, но принять сидячее положение. Подслеповатыми глазами она нашла её лицо и, невзирая на слабость, подобралась, нахмурилась, насторожилась.       — Где Леви? — спросила злобно.       — Не о том думаешь, — протянула Сидзен без интереса. Подпёрла кулаком щёку, наклонила голову: — Неужели смерть того одержимого ничему вас не научила?       — По-твоему, после убийства Роуга мы должны были развернуться и уйти? Спустить вам с рук, что вы убили не только Леви, но ещё и его? — ощетинилась Хартфилия.       Сидзен опустила глаза, словно задумываясь.       — Есть люди, которых смерть заставляет опустить руки. Оценить опасность. Уйти, чтобы спастись. Но вы не из их числа, да, — она снова подняла на неё скучающий взгляд. — И это было ясно сразу. Странно, что, несмотря на это, Ямато всё равно проредил ваши ряды. Да, странно... — она со вздохом поднялась во весь рост и, задрав голову, прикрыла глаза. — Очередное странное, непонятное решение, — пробормотала отрешённо.       Люси настороженно вглядывалась в неожиданно апатичную Сидзен, никак не коррелирующую с её образом из прошлого. Ни усмешек, ни хитро блестящих глаз, ни рвения играючи избить её, чтобы потешить самолюбие — создавалось впечатление, будто сегодняшняя Сидзен и та, истинную личину которой они увидели в тот-самый-злосчастный-день, это два разных человека.       — И всё-таки — на что вы рассчитываете?       Под обращённым к ней тусклым взглядом Люси нахмурилась.       — Я понимаю ваше желание отомстить. Но не понимаю, как вы собрались его исполнять. Вы не завелись поддержкой кого-то более сильного или власть имущего. Не приобрели союзников, чтобы закрыть брешь. Вас стало меньше и вы ослабли, мы же — всё в том же количестве и всё в той же поре. Как вы собрались нас побеждать?       Люси скривилась от боли, когда вслед за Сидзен встала на ноги.       — Как-нибудь, — отмахнулась недовольно.       — «Как-нибудь», — фыркнула Сидзен. — С такой позицией никогда не получить желаемого.       — Проверим? — усмехнулась Хартфилия.       Сидзен оглядела её, вопреки ожиданиям Люси, на шпильку никак не реагируя.       — Буду честной: мне нет дела ни до тебя, ни до ваших стремлений добраться до одержимой. Будь моя воля, я бы даже сейчас с тобой не сражалась, — сплюнула она с неожиданным отвращением. — Но вы мешаетесь под ногами Ямато. Хотите убить его. Уж прости, — заклинательница вздрогнула от её пронизывающего, ледяного взгляда глаза в глаза, — но этот старик мне нужен живым.       Сидзен приподняла объятые зелёным светом ладони, и вокруг неё взмыли в воздух стебли растений, шевелящиеся подобно змеям.       — Чего ты добиваешься? — встревоженно выдохнула Люси.       — Не твоё дело. Тебе следует знать одно, Люси Хартфилия: желаемое получит лишь одна из нас.