~*~
Люси открыла глаза и не меньше вечности таращилась перед собой. Не моргала, не двигалась, не думала ни о чём, как будто и не приходила в сознание вовсе. Голова не болела, но от мерзкой пустоты в ней, поглощавшей все мысли и движения, по телу разливалась дурная слабость, из-за которой она его даже не ощущала. Не чувствовала, что сидит, что прислоняется спиной к холодной каменной стене, что на руках сомкнулось ржавое железо и они вообще повисли над головой — словно не тело, а иллюзия, эфирная проекция. Пустышка. Внутри не осталось ничего. Люси как будто не существовала. Она даже не задавалась вопросом, что было «до» и где сейчас происходит «после». Возможно, хотела бы, возможно, видела разумным и необходимым, но... не могла. Пусто пялясь на свои лодыжки, Люси ничего не могла, и не хотела, и не собиралась делать. И вдруг: — Люси! Эй, Люси, ты очнулась? Голос. Мужской, малость беспокойный, но куда больше лучившийся радостью. Жизнью. Пламенем. В неверии распахнув глаза, Люси повернула голову влево. — Нацу? — прошептала ошеломлённо. Драгнил в ответ только улыбнулся своей фирменной широкой улыбкой, ещё больше поражая Хартфилию пониманием, что это не сон и не вражеская иллюзия — это реальность, где она сидела с лучшим другом в... А где они оказались?.. Люси огляделась, но вместо тёмных каменных сводов в первую очередь увидела... всех: Леви и Венди, прикованных к той же стене, что и она, и Нацу, Роуга и Стинга напротив. Все очнулись, лица всех украшали облегчённые, приободряющие улыбки, и Люси позволила было своим губам растянуться в ответной, ибо её друзья с ней вместе и они живы, с ними всё в порядке!.. Как молнией пронзило осознание: Стинг не улыбался. Застыв, Хартфилия таращилась в кирпич над головой Нацу и пыталась вспомнить, а что увидела в том коротком оглядывании, как вообще выглядел Стинг, сидящий напротив, но... не получалось. Радость от встречи с остальными выместила всё, и Люси не помнила ничего, кроме того, что Стинг, кажется, и не шевелился, не смотрел на неё — просто был. Просто сидел напротив. Просто... Она перевела на него взгляд — просто не очнулся. С безвольно повисшей головой, обмякший в кандалах, он всё ещё был без сознания, и, несмотря на затянувшуюся кожу, и близко не походившую на то месиво, в которое превратило его тело Драгон Соул, беспокойство всё равно перехватило дыхание. Почему он до сих пор не пришёл в себя? Он же не?.. Не?.. Когда взгляд уловил его мимолётное движение плеч — его выдох, — Люси не сдержала облегчённого своего. По вискам вдарила тупая пульсация: несмотря на то, что напряжение скрутило внутренности всего на пару секунд, по силе оно вышло воистину чудовищным, ничем не уступая ни ужасу, который полоснул по ней во время одраконивания Стинга, ни отчаянному бессилию от понимания «не сбежать», от Прайда, от его безумных неотвратимых слов-последствий-выборов... О боги, расширила Люси глаза, вспоминая всё. Шеффлерский кошмар, убитые ею духи, «Проклятие драконов», отчаяние от запертого в ледяной магии умирающего Стинга, беспомощная злоба и самоненависть за то, что оказалась недостаточно сильна, самопожертвование Мей, Стинг, обезумевший, почти превратившийся в дракона Стинг, развороченный собственной магией, враг, поставивший перед ней жесточайший ультиматум — боги, боги, боги. Сердце застучало до скручивающей глазницы боли. Люси закрыла глаза, плывя в нахлынувшей черноте, постаралась сделать медленный глубокий вдох и успокоиться, принять тот факт, что всё позади и всё закончилось. Всё хорошо, автоматически вылетело продолжение стандартных фраз. И от него в горле защекотал не то ломанный смех, не то всхлип: какое, к чёрту, «всё хорошо», Люси? Вас поймал неожиданный новый очередной, будь всё проклято, враг, вы заперты неизвестно где побитые и уставшие, на ваших руках леденеют кандалы, запечатывая волшебство — снова в западне, снова в тупике. Стинг не очнулся, а ты, девочка, кажется, стоишь на грани истерики, и чем отчаяннее пытаешься не-утонуть-не-думать-не-вспоминать, тем больше уходишь под воду. — Лю-чан?.. — Люси-сан... — Эй, Люси! Ты слышишь меня? Люси слышала. Но не понимала ни черта. Она открыла слезящиеся глаза, судорожно глотнула воздух, выплюнула его обратно, задыхаясь от того, насколько дрожащим, жалким, отчаянным он получился. Грудь распирало... всё. И новые рыдания, и усталость, и больное нежелание и дальше быть участницей не прекращающегося ужаса, и воспоминания о минувшем, но от этого не становящемся легче. Бездумно блуждая взглядом по полу, чужим ногам, одеждам и телам, по ранам, каким-то образом чьими-то руками залеченным, но не до конца, она не думала ни о чём и не слышала ничего, кроме своего загнанного дыхания. Господи, как же она устала. Она пересеклась взглядом с Роугом и почему-то не нашла сил отвести, а тот взглянул с такой глухой печалью, что очередной виток боли скрутил сердце. — Что с вами произошло? — спросил он тихо и скорее риторически, нежели в желании услышать ответ. Смотреть на Стинга — отрывать глаз от неё — не стал, но Хартфилия и без того прекрасно поняла, кого он имел в виду под «вас». Она с нервным фырканьем отвернулась, прислоняясь виском к стене и пусто глядя на коридор между камерами. Что с ними произошло. Хах. Нихрена, блять, хорошего. — Мей-сан... — подала неуверенный голос Леви. — Мертва, — безжизненно уронила Люси. И ты тоже могла быть сейчас мёртвой, Леви, сложись всё чуть-чуть по-другому. Какое-то время стояла тишина. Тяжёлая, неуютная, напряжённая — не видя друзей, Люси всей кожей ощущала, как они бегали друг по другу взглядами и силились сформулировать вопросы помягче, поосторожнее, так, чтобы словами не ранить и не открыть свежую рану. Глупости, думала Люси без тени хоть каких-либо эмоций, тут хоть спрашивай, хоть нет — всё равно больно, больно, больно. Что с врагами. Что со Стингом. Почему из всех нас он выглядит хуже всего, откуда этот разделявший тело пополам рубец, разграничивающий более-менее нормальную кожу и красную, как будто выжженную или заживо содранную. Последствия боя, наверняка понимали они. Вот только спросить, а стоил ли в итоге результат такой цены, не смели. Может, боялись надавить на больное. А может, и без её слов прекрасно знали ответ. — Прости, Лю-чан. Мы... хотели прийти вам на помощь, но... не смогли. То, с каким трудом МакГарден подбирала слова, заставило Люси вспомнить столб чёрной магии, в далёком начале столкновения с Прайдом пронзивший небеса. Так могла выглядеть только одержимость, понимала она сейчас. Видимо, у Леви с Роугом что-то пошло не по плану. Впрочем, какая разница. — Не стоит, Леви. Даже если бы вы пришли, ничего бы не поменялось. Может, наоборот, стало бы хуже, ведь тогда он бы точно убил всех вас. «Он». Подразумевала Люси изначально Прайда, но Драгон Соул Стинга вцепился в голову так прочно, что она не могла не подумать о таком развитии событии — о полубезумном нечеловеке Стинге, своими руками разорвавшего бы в клочья ничего не ожидавших Роуга и Леви, которым просто не посчастливилось оказаться рядом. Хах, и почему она не в состоянии подумать хоть о чём-то хорошем? Где же прежняя упрямая оптимистка в тебе, а, Люси? Под гнётом навалившихся неприятностей, отчаяния и боли заснула — или с концами погибла? Губы исказила натянутая усмешка: наиболее правдивым ощущалось последнее, ибо Люси не представляла, как после пережитого улыбаться как прежде, думать как прежде, жить. Как просто — быть, а не желать своей отрубленной головы в качестве наказания. — Стинг проиграл? — наконец спросил Роуг прямо. Люси сглотнула образовавшийся в горле ком и кивнула. Столько крови, столько усилий — и всё впустую. Это было обидно осознавать даже сейчас. — Влипли в неприятности? — раздался голос Нацу. — Да, — не без нервозности усмехнулась Леви. — У нас тоже херня какая-то творится. На гильдию напала одна из этих крылатых девок, теперь поймали меня и Венди. Попалась какая-то девчонка со звуком, и, блин, это кошмар! У меня башка до сих пор раскалывается! Звучал Драгнил беззаботно и легкомысленно — так, как раньше, как всегда. Вот только больше этот оптимизм не уводил от неприятных мыслей, не позволял расслабиться, не даровал успокоения, тихой улыбки и твёрдой уверенности, что и в этот раз всё обойдётся — не делал ничего, словно не Нацу Драгнил, ходячее жизнерадостное неунывающее пламя, сидело рядом с Люси. И это казалось таким... немыслимым — чтобы Нацу не вызывал в её душе ничего. В последний момент Люси сумела проглотить горький всхлип от понимания: она действительно сломана. — Ой, на меня тоже напала она! — воскликнула Венди. — А на вас, Леви-сан? — Не знаю, — снова нервный, натуженный смешок, — я и сообразить-то толком ничего не успела, как отключилась. Думала, что от потери крови, а тут, оказывается, вон как. — Твоя левая рука... Люси услышала, как Леви сглотнула. Не ответила, хотя попыталась, потому что повисшую тишину пару раз нарушало её невесёлое фырканье. — Кто на вас напал? — вмиг куда более серьёзно и основательно спросил Нацу. — Уже не важно. Тут... новые враги намечаются. — Девушка, напавшая на меня, назвалась Небесным Воином, — вспомнила Венди. — Кто это? — Меня больше интересует, что им от нас нужно, — хмуро сказал Драгнил. — Большинство из нас тут драгонслееры. Вряд ли это совпадение. Замечание Нацу заставило Роуга вспомнить кое-что из его опыта стычек с Небесными Воинами, который он последнюю минуту усиленно перебирал в поисках ответа. — Да, — кивнул он, — это не совпадение. Я уже сталкивался с ними, и, судя по тому, что они говорили, они действительно охотятся за убийцами драконов. Один мой знакомый сказал, что они не ладят со всеми расами, но особенно — с драконами. Может быть, дело в этом. — Но тогда зачем они захватили в плен Леви-сан и Люси-сан? Люси обернулась к ним как раз в тот момент, когда Леви предупреждающе зыркнула на Роуга и тот, на мгновение растерявшийся от вопроса Венди, мигом натянул на лицо прежнюю холодность. — Они ещё зачем-то захватили и эксидов, — быстро дал другую почву для размышлений. Венди перекосил беспомощный ужас: — Шарли тоже здесь?.. — С чего ты взял это? — нахмурился Нацу. — Запахи Лектора и Фроша исчезали в небе вместе с запахом той, кто напал на нас. Она схватила их и принесла... сюда, — Роуг оглядел своды темницы, — в место, где они живут. — И что за место? — Не знаю. Оно находится в другом измерении, как мир звёздных духов, и это всё, что мне известно. От упоминания звёздного мира Люси вздрогнула. Она опустила встревоженный взгляд на пояс — и с упавшим сердцем обнаружила, что ни хлыста, ни ключей нет. — Нацу, ты сказал, что одна из них напала на «Хвост Феи», — с намёком произнесла Леви. — Девчонка, доспехи, крылья, оружие, — Драгнил по очереди загнул четыре пальца. — Всё так, как у той, кто напал на меня и Венди. И на вас, скорее всего, тоже. Ваша, кстати, не махала... блин, как же эту херню Эрза назвала... о, бисэнто! Такая хреновина на длинной палке, короче. В этот раз черёд вздрагивать и передёргиваться достался Роугу. Он повёл плечами, сбрасывая с себя липкое неприятное напряжение, поползшее по коже после «бисэнто». — Я же сказала, что вообще не помню, кто на нас напал, — проворчала Леви, и Нацу собрался уже было испустить огорчённый вздох, как вмешался Чени: — Нет. У нашей была катана с колокольчиками. Я помню её запах по битве у Белокоготя. — Блин, — поморщился Нацу, возводя к потолку невоодушевлённый взгляд, — мне чё, придётся тут каждую девчонку осматривать, чтобы найти нужную?.. — Нам бы для начала выбраться, Нацу-сан... — сконфуженно улыбнулась Венди. — Ой, да забей. Ща что-нибудь придумаем. Люси вглядывалась в его лицо, по-шутливому исказившееся от напряжённых попыток расплавить наручники. Венди и Леви в ответ на такое прыснули, и безрезультатность усиленных стараний Нацу не сбила с них лёгкое веселье, — а в Люси оно не вспыхнуло даже на секунду. Душу не трогало ничего. В том числе и когда Нацу вдруг напрягся по-настоящему. Прекратил елозить, замер, чуть вытянул голову вперёд, прислушиваясь. — Кто-то идёт, — сказал без тени улыбки. Вот и подошло к концу спокойствие, равнодушно отметила Люси в мыслях, переводя взгляд за решётку. Вскоре и её слух начал различать приближающиеся шаги. Люси не знала, сколько вслушивалась в них и безынтересно таращилась на серый пол между камерами, прежде чем его заслонили чьи-то ноги. Она подняла глаза на остановившегося перед пленниками Воина. — Уже очнулись, я смотрю, — улыбнулась Курогане. Без доспехов, с влажными, завязанными в небрежный хвост волосами, распаренная и чистая, не знавшая ни ожогов, ни пробитых рук, она лучилась невероятной расслабленностью. Сколько бы времени ни прошло с того момента, как она притащила их сюда, его с лихвой хватило, чтобы она вылечила все раны и теперь стояла перед ними так, словно всего увиденного Люси ужаса с ней не приключалось. За её спиной притаилась беловолосая напарница, тоже ничем не выдававшая недавнего отчаяния — Хартфилия испытала чувство дежавю, ибо таким же высокомерным снисхождением и такой же отстранённостью отличались Воины три месяца назад в день их первой встречи. Взгляд Курогане остановился на Стинге. — Какой кошмар, — фыркнула она отстранённо, — я продержала его в воде дольше всех, а он всё равно не очнулся. Неужели всё-таки не смог пережить Драгон Соул?.. — Вы кто такие, твари?! И что вам от нас нужно?! — гаркнул Драгнил. Он попытался подорваться с места, но короткая цепь от кандалов быстро вернула его обратно. Он в ярости дёрнул руками: — Снимите эту дрянь и сразитесь со мной! — «Сразиться»? — Курогане приподняла брови в наигранном недоумении. — Больше не будет никаких сражений, Нацу Драгнил. Лучше наслаждайся последними часами общения со своими друзьями, пока можешь. Уверена, вам многое надо обсудить перед смертью. — Смертью?.. — в один голос пролепетали Леви и Венди. Курогане мазнула по ним снисходительным взглядом. А потом остановила его на Люси. — Правда, кое-кого мне придётся из вашей компании забрать. Не обессудьте: мне и самой хочется поболтать. В замочной скважине задребезжал ключ. Дверь камеры открылась с противным скрипом, Курогане сделала шаг внутрь, и это тут же привело Драгнила в движение. — Не прикасайся к ней! — прорычал он, тщетно пытаясь выдернуть цепи из стены, чтобы выбраться, накинуться, освободиться — чтобы сделать хоть что-то, но не получалось ничего, и каждая провальная попытка становилась всё яростнее и отчаяннее предыдущей. Больной адреналин бил в головы остальным: Роуг, Венди и Леви тоже зашевелились, ослеплённые открывшейся темницей, не видящие ничего, кроме распахнутой двери и ключей в руках Воина — свобода, вот она, в паре шагов!.. У горла Люси застыл кинжал. — Ещё хоть одно движение, и вы с ней попрощаетесь, — как ни в чём не бывало отметила Воин. Драгонслееры моментально остановились. Курогане подождала несколько секунд, но за это время никто не то что не шевельнул пальцем — элементарно не отнял в ужасе остекленевшего взгляда от прижавшегося к шее Хартфилии оружия. Хмыкнув, она убрала кинжал на пояс и отстегнула кандалы от стены. — Боги, — посетовала с приторным осуждением, хватая цепь между наручниками и за неё вытаскивая не сопротивляющуюся Люси из камеры, — людьми так легко манипулировать. Мира, закрой их. Она бросила ключи беловолосой девчонке, призывно дёрнула Хартфилию вверх, вынуждая ту, от недостатка сил выбиравшуюся из темницы на коленях, встать, прищурилась, когда на ногах заклинательница пошатнулась. — Понимаю, устала. Но в твоих же интересах идти самой. Упадёшь — я останавливаться не стану, потащу по полу как мешок с дерьмом и не посмотрю на то, что ты там себе из-за этого сдерёшь. Поняла меня? Понимала Люси не очень. Перед глазами всё покачивалось и плыло, все силы уходили на то, чтобы не рухнуть в эту же секунду на колени, потому что слабость в ногах стояла страшная. Когда Курогане, не дождавшись ответа, развернулась и двинулась дальше по коридору, утягивая Хартфилию за собой, она полетела носом так, что почти упала, и только чудом смогла в последний момент толкнуть себя наверх и устоять. Куда её ведут, Люси не могла и предположить. Да и не то чтобы пыталась — всё смыкалось на попытках не упасть и не отрубиться. Глядя себе под ноги, Люси не обращала внимание ни на что на свете. Где-то за спиной раздавались крики друзей, ярче всех среди которых выделялся, разумеется, Нацу, обещавший порвать всех в клочья, если они посмеют сделать ей больно, но стучавшее в висках сердце быстро вытравило эти звуки. Усталость в теле граничила с обморочным состоянием — Люси пришлось сосредоточиться исключительно на своих шажках, маленьких, спешных, запинающихся, чтобы не ускользнуть из реальности. Поэтому то, что до нужного места они дошли, она осознала не сразу. Они переступили порог какой-то комнаты, остановились, и Люси начала поднимать голову, чтобы осмотреться, как её с силой толкнули. На стул она рухнула так, что непременно бы свалилась на пол вместе с ним — не наступи Курогане на её бёдра. Закрылась дверь. Бессильно обмякнув на стуле, Люси позволила привязать себя к нему. Взгляд незаинтересованно скользнул по всё таким же тёмным каменным стенам, застывшей у выхода беловолосой девчонке, столику рядом с какими-то инструментами, в отдалении от которых лежал хлыст и связка золотых ключей... Стоп. Глаза Люси расширились: её ключи! Курогане схватила её за щёки и рывком повернула к себе, заставляя Люси поморщиться от боли в шее. — Да, Люси, — улыбнулась затем приторно, — твои ключи. И не буду ходить вокруг да около: я хочу, чтобы ты ими воспользовалась. Ветер плавно опустил связку в её ладонь аккурат перед лицом растерявшейся Хартфилии. — Воспользовалась?.. — повторила она деревянными губами, в следующий миг осекаясь под безумным в своей пронзительности взглядом чёрных глаз. Улыбка пропала с лица Курогане, сделав его похожим на маску — жестокую, бездушную маску, от вида которой воздух вставал поперёк глотки. — Призови кого-нибудь, — жёстко приказала Воин. Люси посмотрела на ключи, застывшие в несчастных сантиметрах от своей хозяйки, снова на Курогане, продолжавшую испытующе заглядывать ей в самую душу, снова на ключи — бегала туда-сюда, не понимая, чего враг пытается добиться. Курогане оперлась на её руку, придвинулась к ней вплотную, едва не вынудив Хартфилию испуганно вскрикнуть. — Призови, — повторила с нажимом. — В прошлый раз дух откликнулся на твой зов, когда ты была в опасности. Уверена, он сделает это и сейчас: я до сих пор помню, какой решимостью защитить тебя во что бы то ни стало горела его душа. Она прищурилась, и в голове Люси против воли всплыли воспоминания об их столкновении на пути в Белокоготь, где она выставила против Курогане Марса. Марс, скрутила сердце задушенная боль, от которой заслезились глаза. Разумеется, Воин увидела её. Разумеется, всё поняла. Её лицо в огорчении дёрнулось. Фыркнув, она отстранилась, но за пеленой горьких воспоминаний Люси этого даже не заметила. — Уничтожила его ключ... Жаль. Но не он один любит тебя, именитая Люси Хартфилия, верно? Другие, — она обхватила её челюсть и заставила посмотреть на себя, — ведь тоже придут тебе на помощь? Придут, не сомневалась было заклинательница. Как вдруг — Локи. Так и не забравший её Локи. Пришедший на выручку, когда сходил с ума от дракона внутри себя Стинг, но оставивший на произвол судьбы в остальном. Почему-то. Может, потому, что устал спасать тебя, Люси? Протягивать руку помощи — и платиться за это собственной кровью. Не забывая о том факте, что в любой момент могут нагрянуть обстоятельства, которые вынудят хозяйку схватиться за оба конца ключа и — сломать. После того, как ты убила больше двадцати духов, ты правда продолжаешь надеяться на их благосклонность, Люси Хартфилия? Она рвано глотнула воздух и зажмурилась, пряча горькие слёзы. Курогане встряхнула её, но тщетно: ни смотреть на неё, ни просто открывать глаза, чтобы всё-таки опять заплакать, Люси не собиралась. — У тебя полно духов, кроме этого Локи, — с нескрываемым раздражением вздохнула Курогане. — Давай, — ткнула в сжатые кулаки связку, — призывай. И хотя в сердце зашевелилось желание узнать, не отвернулся ли от неё хоть кто-то после событий в Шеффлере, а разум справедливо полагал, что, возможно, с помощью духов удастся проделать путь на свободу себе и друзьям — несмотря на всё, вмиг обуревавшее Хартфилию до головокружения, она сцепила зубы, ещё сильнее сжала кулаки и резко мотнула головой. — Нет, — прошипела твёрдо. — Прости? — неприкрыто предостерегающе и злобно. Люси подняла на неё такой же по-злому горящий взгляд. — Я никого не стану призывать, — выплюнула ей в лицо. — Не знаю, что ты задумала, но я больше не позволю своим духам страдать. Особенно от рук такой, как ты. На глаза Курогане легла тень, но Хартфилия стоически выдержала эту не сулящую ничего хорошего темноту, не дрогнув ни снаружи, ни в душе. Плевать, что с помощью духов можно выбраться — прокладывать себе путь на волю их кровью она ни за что не станет! Такая мерзавка, как она, пользующаяся привязанностями врагов, наверняка задумала очередную подлость, поэтому — нет! Она не коснётся ключей, даже если это будет стоить ей жизни! — Такой, как я... — повторила Курогане в мрачной задумчивости. Хмыкнула — и вдруг ударила по левому кулаку, вынуждая его разжать, подхватила пальцы: — Хочешь сказать, твои чем-то лучше? Слабость этих рук погубила столько жизней, что ты достойна называться такой же гнусной убийцей, как я. Люси смолчала, не желая отвечать на столь нелепую провокацию. Какое-то время Курогане с безучастным видом рассматривала её пальцы, и постепенно злость на её лице заменяло деланное спокойствие. — Не будешь призывать, значит? — наконец открыла она рот с уточнением. Идиотка, подумалось Хартфилии злобно. — Нет. — А если так? Она что-то подхватила со стола — щипцы, успела увидеть Люси их сомкнувшиеся стороны на ногте указательного пальца, как — рывок! И Люси истошно закричала от боли. Вместе с криком она вдарила в голову так, что потемнело перед глазами и Хартфилию пошатнуло. Курогане отбросила вырванный ноготь на стол, надавила на ладонь, не позволяя сжать её в кулак, прищурилась, оглядывая. Что-то спросила, но Люси абсолютно не услышала, что — и тогда Курогане выдрала ещё один ноготь. И ещё один. И ещё. Или это боль так впечаталась под корку мозга, что каждую пульсацию на кончиках пальцев Люси ощущала как новую пытку. Задыхаясь в хриплых вдохах, она нашарила ничего не соображающими глазами свою руку, и от вида стекающей по подлокотнику крови и обнажённого мяса её вырвало водой и желчью прямо себе на ноги. Курогане схватила её за челюсть, задрала голову, и Люси забилась в конвульсиях от продолжающейся тошноты, которая теперь заполняла рот и глотку. Она дёргалась, пыталась отстраниться, вырваться, хоть чуть наклониться, чтобы выплюнуть содержимое желудка и не захлебнуться, но Воин держала цепко. Не меньше вечности она наблюдала за её трепыханиями, прежде чем толкнула её голову в сторону и позволила Хартфилии освободиться от желчи. Боль, рыдания, мерзкое жжение в горле и недавнее удушение затрясли её как в судорогах. — Что скажешь теперь, заклинательница? — Курогане оперлась о подлокотники и застыла перед ней. — Всё ещё не хочешь никого призывать? Едва владея трясущимся телом, Люси подняла к ней голову, встретилась со спокойно выжидающими глазами, которые в следующий миг, видя её страдания, приобрели жалостливо-насмешливое выражение, и это... Боги, как же это выбесило. И Люси плюнула ей в лицо с дрожащим: — Пошла ты к чёрту... От её плевка Курогане зажмурилась. Потом медленно открыла глаза, скосила взгляд на стекавшую по щеке слюну. Смотрела долго — так, что у Люси должно было засосать под ложечкой от собственной дерзости, но она, не помнящая себя от агонии и отвратного состояния, не знала ни капли страха. Будь что будет — плевать, ей уже ничего нестрашно! Пусть пытает, пусть убивает — лучше сдохнуть, чем играть по правилам такой дряни и забавлять её! — Ты жалкая, — прошептала Люси. Курогане перевела на неё нечитаемый взгляд, и это ещё сильнее раззадорило Хартфилию: — Ты просто... боги, я никогда не встречала более ничтожного человека. Мнишь себя сильной, смотришь на всех свысока, а сама... хах, да ты без подлости не способна одолеть того, над кем, как ты считаешь, ты возвышаешься. Можешь только вот так, — она с безумной улыбкой помахала связанными ладонями, абсолютно не обращая внимание на заново пронзившую пальцы боль, — загонять в угол, связывать обстоятельствами — и только тогда играться. Только так, иначе ты проиграешь, и ты знаешь это... Всё говорилось на одном вдохе, и под конец Люси упала в почти что сумасшедшее придыхание, но это не помешало ей разразиться после тирады донельзя довольным смехом. Она смотрела на каменное лицо Воина и смеялась всё сильнее, зная, что попала в точку, что ранила, что задела — столь унизительным жалким фактом задела! Курогане с хмыканьем смахнула слюну. — Я — жалкая, значит, — повторила она ровно. Оттолкнувшись от стула, она выпрямилась, мазнула задумчивым взглядом по столу с инструментами. — Я думала, что если не помогут ногти, в ход пойдут отрубленные пальцы. Но теперь вижу, что на тебя это не подействует. Что ж. Ладно. Раз не хочешь никого призывать, — она взяла связку ключей. И вдруг одарила столь странной, столь медовой улыбкой, что Люси прекратила смеяться, — то, полагаю, ключи тебе не нужны? Истерика начинала сбавлять обороты. Позволяла думать, понимать, пусть и не сразу, и... Люси в ужасе расширила глаза, когда осознала, что сказала Курогане. Улыбка той сразу превратилась в оскал. Воин перебрала ключи, и Хартфилия с упавшем сердцем увидела, как она схватила за оба конца врата Льва. — Это — Локи, верно? Раз он не пришёл на помощь своей хозяйке, его следует проучить. — Нет... — выдавила Хартфилия. — Нет... ты не посмеешь, ты... Щёлк. — Нет! — пронзительный крик, своим отчаянием разодравший горло. Вот только он ни на что не повлиял. Золото разломилось пополам, и обломки ключа Курогане бросила к её ногам. Люси таращилась на них и... не верила. Это не могло быть правдой. Это... нет. Курогане схватила её за горло, вырывая у Хартфилии задушенный хрип, взглянула в глаза промораживающей чернотой без тени насмешки. — Ненавижу, когда люди начинают мнить о себе невесть что, — протянула она гробовым голосом. — Может, я и жалкая, Люси Хартфилия, но хотя бы не настолько тупая, как ты. Дерзить мне, когда ты ничего не можешь сделать, было твоей ошибкой. И какая же прекрасная ирония, — её губы исказила широкая ядовитая усмешка, — что платить за неё вновь будешь не ты, а твои друзья. Она отпустила её, схватила следующий ключ, и Люси не успела даже ужаснуться, как к Локи прибавились осколки врат Рака. — Нет... — прошептала она дрожащими губами. Проморгалась, замотала головой, но увиденное не исчезло: два золотых ключа были сломаны, она больше никогда не увидит Локи и Рака. — Нет, нет, нет, нет! Она затопала, сжала кулаки, затрясла ими по воздуху как позволяли стягивающие запястья верёвки, замотала головой, заплакала — нет, нет, нет, всё не могло быть так! Курогане медленно облизнулась: — У твоего отчаяния просто потрясающий вкус, Люси Хартфилия. Её руки потянулись к новому ключу — как неожиданно на них легли чужие ладони. Курогане взглянула на подошедшую Мирасаки, крепко удерживающую её запястья, и в немом вопросе выгнула бровь. Кинув быстрый взгляд на бьющуюся в истерике заклинательницу, в котором Курогане без удовольствия обнаружила растерянность и неуверенность, Мирасаки отпустила её, отошла на шаг — и спросила жестами, глядя в глаза со всё той же дрянной печалью: «К чему такая жестокость?» — А с каких пор я должна быть к людям мягкой и доброй, Мира? — не скрывая натянутость улыбки и наигранность беззаботности вопроса, протянула Курогане. Та потупила глаза. «Она же просто человек. Не драгонслеер. Зачем над ней издеваться?..» — Мира, — оборвала её Курогане жёстким, предупреждающим тоном, от которого девушка вздрогнула и виновато втянула голову в плечи, — иди проветрись. Развейся с крылатыми котятами — что я, зря, что ли, для тебя двоих притащила? «Но...» — Живо. Мирасаки шумно втянула носом воздух, мазнула сомневающимся взглядом сначала по ней, потом по Хартфилии, уставшей кричать, поэтому теперь довольствовавшейся тихими всхлипами. Сжала кулаки, сцепила зубы и — всё-таки развернулась к выходу. Раздался особенно задушенный, отчаянный хрип со стороны пленницы, и ладонь Мирасаки на секунду застыла над дверной ручкой. — Не заставляй меня повторять, — прилетел в спину деланно ровный голос Курогане. Зажмурившись, Мирасаки выскользнула из пыточной. Курогане с минуту смотрела на захлопнувшуюся дверь и вслушивалась в свои ощущения, которые сквозили чем-то... странным. Похожим не то на вину, не то на дискомфорт, не то... Плевать, оборвала она себя, прикрывая глаза и с фырканьем покачивая головой: её ученица как никто другой должна была знать, на что шла, когда она тащила из камеры заклинательницу. К слову о ней... С лукавой улыбкой Курогане вернулась к Хартфилии, которая, сложившись пополам, рыдала над поломанными ключами. — Кто будет следующим, Люси Хартфилия? — протянула играючи и сделала шаг навстречу. Дверь в комнату распахнулась, и обернувшаяся Курогане заметила в проёме рядового Воина. Замявшись от вида задыхающейся в слезах пленницы, она сдавленно произнесла: — Вы... просили передать, как мы поместим в лакриму того драгонслеера... и, ну... вот, передаю. Господи, какие неженки и мямли, закатила глаза Курогане в мыслях. — Я тебя услышала. Можешь быть свободна, — улыбнулась в реальности. Когда за Воином закрылась дверь, она вернулась к Люси, поддела пальцами её подбородок, приподняла к себе и на несколько секунд залюбовалась умытым в слезах лицом. — У меня появилось одно дело, поэтому наша беседа ненадолго откладывается. Используй это время, чтобы хорошенько подумать над своим поведением, — она бросила к пыточным инструментам связку ключей, откатившуюся достаточно далеко, чтобы заклинательница ни при каких обстоятельствах не смогла достать до неё сама, — и над своим решением. Со лживой в своей симпатии улыбкой она на прощание похлопала её по щеке, после чего отпустила. Голова Хартфилии сразу же безвольно повисла, заставляя Курогане удовлетворённо фыркнуть. Жаль, что приходится уходить из веселья, когда оно только началось, подумала она, покидая пыточную. Жаль, но не особо — ибо впереди намечалось представление не менее интересное. Пара минут ходьбы привела её в нужную комнату, такую же бывшую для пленников темницей и не знаменовавшую для них ничего, кроме безысходности. Рядом со входом сидела перед эфирными экранами Воин, а дальше узкий коридор расширялся в просторное, но оттого не менее мрачное, чем камеры, помещение, большую часть которого занимали огромные шарообразные лакримы. В два раза превышавшие человеческий рост и в высоту, и в ширину, они заполняли пространство бирюзовой армией, полной драконьего волшебства. Усмехнувшись, Курогане остановилась перед лакримой, стоявшей первее всех. На её дне шевелилось бордовое волшебство, быстро растворявшееся в поступавшей белой магии. — Белый — священный цвет. Цвет Первой магии. — Курогане подняла голову к наполовину погружённому в лакриму драгонслееру и расплылась в насмешливом: — Как иронично. Но тот её не услышал и не увидел. Несмотря на открытые глаза, он был сейчас не здесь, видела Курогане заплывший туманной дымкой карий. Прайд находился в далёком летнем утре, только зарождающемся блеклым светом на горизонте. В съёмном доме властвовал полумрак, но для драконьего зрения он не представлял препятствия, поэтому Прайд с лёгкостью увидел спящих Флэма и Инэра — и пустую кровать вместо Элдо. Тот обнаружился на улице: сидел на скамейке спиной к нему, двумя руками держась за голову, и, несмотря на рассыпавшиеся по спине волосы, Прайд видел, как она была напряжена. — Не спится? — спросил он, присаживаясь рядом. Элдо перевёл на него страдающий взгляд. — Не засыпается. Меня мутит, — скривился он, в следующую секунду, однако, находя в себе силы для усмешки: — Напомни мне никогда не пить с этими двумя. — Всё настолько плохо? — Всё отвратительно. Они бы опустошили весь бар, если бы я не смог утащить их оттуда. Прайд со смехом закинул локти на изголовье скамейки и поднял голову к светающему небу. — И тем не менее, — бросил на Элдо лукавый взгляд, — ты смог. — Какой только ценой? — с улыбкой покачал тот головой, практически сразу же расплачиваясь за это новой тупой болью в висках. — Да господи... — поморщился он. — Иди сюда, жертва похмелья. Элдо послушно придвинулся к нему и опустил голову на плечо, позволяя целительной магии охватить его тело. — Потрясающе... — в блаженстве пробормотал. Несколько минут они сидели в молчании: Элдо млел от наконец-то начавшего ослабевать головокружения, в то время как Прайд отрешённо скользил взглядом по неторопливо плывущим облакам. — У меня к тебе есть просьба, — наконец сказал он. Элдо открыл уже куда более ясные глаза и в немом ожидании повернул к нему голову. — Сегодняшний случай довольно показательный, не находишь? Они послушались тебя даже несмотря на то, что накидались в дрова. А поверь мне, Элдо, степень ваших «дров» я почувствовал очень хорошо. — Прости, — издал тот вялый смешок. — Но... я не совсем понимаю, о чём ты. Прайд устремил нечитаемый взгляд к горизонту. — Я не всегда смогу быть рядом с вами. Поэтому в те моменты, когда мы будем порознь, я хочу, чтобы ты приглядывал за ними. Флэм и Инэр импульсивны. Они любят рубить с плеча, а это не всегда приводит к хорошему. Ты хладнокровнее, Элдо. В случае чего ты можешь остановить и их, и то безумие, которое эти двое способны выкинуть. — Не уверен в этом, — вяло фыркнул Элдо. — Зря. Прайд начал поворачиваться к нему, и Элдо пришлось отстраниться, чтобы он смог это сделать. Их взгляды пересеклись: сомневающийся, неуверенный — и улыбающийся. — Не люблю кого-то из вас выгораживать... и тем не менее из всех троих ты, Элдо, наиболее рассудительный. Ты всегда в первую очередь прислушиваешься к разуму, а не сердцу, — Прайд с мягким фырканьем опустил ладонь на его голову, — но при этом среди всех нас твоё сердце самое доброе. Идеальное равенство. Идеальный баланс. Не сомневайся ни в нём, ни в том, на что ты с ним способен. Ладонь соскользнула с макушки к щеке, и Элдо обессиленно на неё завалился. — Так что, обещаешь мне проследить, чтобы Флэм с Инэром не наделали глупостей? — Если тебе от этого легче... — Не представляешь, насколько. Элдо улыбнулся. — Хорошо, — пробормотал полусонно, закрывая глаза, — обещаю. И он собрался ответить — как вдруг что-то ударило по лицу, ощутимо мотнув голову в сторону. Прайд распахнул прояснившиеся глаза и вместо утреннего двора увидел тёмные каменные своды. К телу мерзкими присосками липли провода, напоминая о проклятых днях в исследовательском центре Совета, а ноги парили в пустоте: опустив взгляд, Прайд обнаружил себя наполовину утопавшим в огромной лакриме, которая наполнялась белой магией. Его магией. — Очнулся наконец? Прости, что разрушила твои трогательные сновидения: они были такими приторными, что ещё секунда, и меня бы стошнило, — раздался улыбающийся женский голос. В том, кому он принадлежал, сомневаться не приходилось, поэтому переведённый на Курогане взгляд не знал ничего, кроме апатичной усталости. — Так не смотрела бы, — произнёс он вяло. — Невежливо ковыряться в прошлом людей без их позволения. — Ещё вашего позволения я не спрашивала. Курогане принялась медленно расхаживать перед лакримой, ни на мгновение не переставая одаривать его издевательским в своём наслаждении взглядом, однако Прайд к нему оставался равнодушен. По телу разливалась мерзкая слабость от того, как неторопливо, но неумолимо выкачивали из него магию, и соображать было невероятно тяжело. Но необходимо. Прайд осмотрел мрачные стены без окон и хоть каких-либо малейших прорезей наружу. Потолок терялся в высоте, но комната всё равно давила на плечи так, словно была жалкой каморкой, и Прайд нашёл этому объяснение сразу же, стоило посмотреть себе за спину — и увидеть полчище огромных лакрим с искрящимся в них волшебством. Это не сулило ничего хорошего. — Впечатлён? — уловила его потрясение Курогане. — Здесь двадцать пять лакрим, каждая из которых наполнена эфирами не меньше десяти драгонслееров. И это — лишь малая часть того, что мы собирали годами и столетиями, когда охотились на вас, людей... и на самих драконов. — Неплохой труд, — неестественно ровным от напряжения голосом сказал Прайд, поворачиваясь обратно к ней. Та ухмыльнулась: — Спасибо. Эта, — указала на лакриму, в которой он был заключён, — станет последней. Вообще для её заполнения мы отправлялись за драгонслеерами Фиора, но благодаря тебе нужда в них отпала: твоих запасов с лихвой хватит, чтобы заполнить её до конца. Не поместишься в одну — я подключу вторую, третью, сколько угодно, чтобы высушить тебя до капли и забрать всю силу, которую ты получал своей кровью и болью. Но Прайд на её угрозу лишь с пренебрежительным фырканьем закатил глаза: — И это, по-твоему, должно меня задеть? — Не это, — неожиданно покладисто согласилась Курогане, — а то, на что пойдёт твоя сила. Она остановилась перед ним, с плотоядной усмешкой заглянула в глаза. Внешне Прайда не тронуло её хищное предвкушение, но внутренне заставило насторожиться. Не могло не заставить: сотни лакрим с тысячами сил драгонслееров и драконов в руках тех, кто ненавидел все расы, кроме своей собственной — для чего бы они ни собирались воспользоваться такой накопившейся мощью, людям это точно не пойдёт не пользу. Курогане прочла его мысли, и уголки её губ дёрнулись в ещё более широком оскале. — Мы уничтожим вас, — протянула вкрадчиво. — Людей. Драконов. Богов, которым не посчастливится сегодня спуститься в Земной Край — весь ваш гнилой старый мир будет стёрт с лица земли, чтобы на его останках мы построили новый, чистый, лишённый всех пороков, которые породила кровь Йессо. Уничтожение мира. Хах, стоило догадаться, хотел усмехнуться Прайд — но не мог. Даже в мыслях. Потому что — плевать на мир, плевать на людей-драконов-богов, плевать абсолютно на всех и вся: если эта чудовищная разрушительная мощь обрушится на землю, на Фиор, на... Нет, расширил он глаза — и Курогане подхватила его ошеломление сумасшедшим смехом. — Да, дракон, — прошептала с придыханием, становясь ближе и смотря на него с таким весельем и наслаждением, что походило на взгляд безумца. — Скажи, каково это — осознавать, что под гнётом твоей магии погибнут твои дети? Что это она, твоя магия, призванная их защищать и оберегать, обрушится на их головы и безжалостно сотрёт в пыль? Умирать, зная, что скоро ты убьёшь тех, кого так любишь... — улыбка пропала с её губ, а ледяная, чёрная злоба превратила лицо в безжизненную маску, процедившую уничижительное: — ...должно быть невероятно обидно. Но вернувшуюся к нему издёвку Прайд едва услышал. В голове не осталось места ни для чего, кроме слов Воина, звучащих не иначе как приговор, в который не удавалось поверить: до того выжигало мысли потрясение, до того не желало ни представляться, ни осознаваться, ни тем более приниматься как данное и... неизбежное? Его магией уничтожить мир. Его магией убить Флэма, Инэра и Элдо. «Ну уж нет, чёрт возьми», — перекосила его отчаянная злоба, сжавшая кулаки. Прайд зацепился за этот жест, метнулся взглядом к рукам, утопавшим в лакриме и — свободным от антиэфирных наручников. Значит... — Не смей, если не хочешь взлететь не воздух, — тут же отреагировала на это Курогане. Прайд перевёл на неё стеклянные от напряжения глаза, и она приподняла бровь с холодным: — Ты хоть представляешь, насколько плотно сжимается в этих лакримах эфир, чтобы вместить его весь? Одна хотя бы маленькая искра вне проводов, и ты покойник. Сдетонирует всё, — она на мгновение взглянула на далёкие своды потолка, — и от тебя не останется даже мокрого места. Не блефовала, слышал Прайд её ровный голос. Да и для объёмов десяти драгонслееров такой лакримы, несмотря на весь её размер, действительно будет мало, если не сжимать и тем самым не создавать такую концентрацию эфира, что лакрима превращалась в бомбу. Бомбу, из которой не выбраться, на пробу дёрнул Прайд руками, не добиваясь этим абсолютно ничего. Не выкарабкаться, не разбить изнутри — не сделать ничего. Твою мать, медленно выдохнул он. Курогане перехватила его ошеломлённый взгляд и разлилась в приторной усмешке. — Да, драконье отродье, именно так: тебе не сбежать. Твоя судьба — сдохнуть здесь, превратившись в иссушенную от недостатка эфира куклу, а судьба твоих детей — пасть от твоих рук. Ну как, сильно помог им выжить тот факт, что ты не стал рисковать их жизнями и предпочёл сдаться? Она улыбалась, смеялась и издевалась, но Прайд не слышал и не видел ничего. Подняв невидящие глаза к потолку, он бездумно смотрел в его чёрную даль и силился осознать: выхода нет.~*~
Мирасаки спешно промчалась по коридору темницы, резко завернула влево, на винтовую лестницу, поднимавшую на основной уровень, от силы рывка чуть не впечаталась в стену и не запнулась в ногах, но едва обратила на это внимание. Отточенные рефлексы мигом вернули в нормальное положение, а сама она, захваченная недавней пыткой, не способная думать и вспоминать ничего, кроме неё, почти-что-падение не заметила. За минуту выкарабкавшись в просторное светлое помещение, она метнулась к новому коридору — туда, где располагались больничные палаты. Мимо пролетали лица знакомых и их вопросы-возгласы-приглашения, но Мирасаки не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. И непонимания: зачем? Зачем так издеваться над девочкой, когда в ней нет ни капли драконьего? Да боги, она не понимала этих измывательств, даже когда они касались драгонслееров! Просто — зачем? для чего? Они неминуемо умрут, так зачем превращать последние часы в пытку? Конечно, Курогане была жестокой. Четырёхсотлетний Воин, одна из старейших женщин, она давно успела зарекомендовать себя как любительницу проливать кровь и давить на раны, и Мирасаки, уже как сто лет будучи её ученицей, хорошо это знала что со слов других, что со своего опыта. На пытках она присутствовала не раз и не два — и всё равно постоянно задавалась вопросом, к чему такая жестокость. Ладно возвращать так долг драгонслееру, который превратил её в обугленное решето — но не над ней же, беспомощной девочкой-заклинательницей! Она вообще ни при чём! Остановившись, Мирасаки сжала кулаки, зажмурилась, затрясла головой. Мерзкая растерянность вкупе с картинами тошнотворной пытки сводили с ума — хотелось закричать, чтобы хоть чуть вытравить это состояние, как это любили делать остальные, но!.. Она тут же захлопнула себе рот руками и зажмурилась ещё сильнее: но грёбанная магия не позволяла! Дождавшись, пока огонь негодования чуть стихнет, Мирасаки отстранила ладони от лица, оглядела их задушенно и загнанно. Так нельзя было отзываться о магии, даре Ченджей, но порой у неё не получалось не ненавидеть собственную силу. Иметь голос и тем не менее быть обречённой вечность молчать — проклятие, честное слово! Почему Ченджей поступила с ней так жестоко? Зачем даровала такую огромную силу? Уж лучше быть рядовой, чем навеки остаться с закрытым ртом и вдобавок получить к этому зависть остальных, ибо мало кто любил одарённых! Чёрт возьми, она не выбирала ни какой родиться, ни чьей ученицей стать — не заслужила ни капли той нелюбви, которая даже сейчас прожигала ей лопатки! Мирасаки обернулась и мазнула раздражённым взглядам по двум далеко стоявшим Воинам, которые, заметив её внимание, тут же отвернулись. Скривила губы в злом, но больше всё-таки горьком оскале: и вот опять! Чёрт, чёрт, чёрт. «Мы же сёстры! — воскликнула расстроенно, вновь срываясь с места. — Так почему скалимся друг на друга, как враги?» «Потому что враждебность у Воинов в крови. Ну, или её навязывали из года в год так сильно, что теперь она воспринимается как данность. Не знаю, не разбиралась», — вспомнила она ответ Тсуметаи, которой так же не посчастливилось оказаться в нелюбимчиках у остальных. Вот только если ей, сейчас второму по силе Воину, никто не решался высказывать неодобрения, Мирасаки его терпела до сих пор. И... чёрт! Она замерла перед дверью в нужную комнату и с минуту переводила дыхание, возвращая себе самообладание. Не стоило пугать гостей своей огорчённой злобой. Тем более когда гости были... такими. Мирасаки аккуратно и быстро проскользнула внутрь — так, что у находившихся по ту сторону эксидов не было и шанса выскочить наружу, как бы они ни готовились к визиту. А то, что они готовились, становилось понятно сразу, до того близко находились к двери и в столь напряжённых позах застыли. — Выпусти меня! — закричала белая кошка, в карих глазах которой за секунду до того, как они гневно зажмурились, Мирасаки успела прочесть имя — Шарли. — Ты не можешь держать нас здесь взаперти! — присоединился к её восклицаниям Лектор. — Фро хочет к Роугу! Пусти его! Мирасаки повернула ключ в замке и повесила его на шею, пряча под кофтой, смерила безапелляционным взглядом и прошла к столу, и эксиды, поняв, что не выбраться и не уговорить, последовали за ней. Они приземлились на стол — и удивлённо заметили, как Воин уже что-то торопливо писала на листе бумаги. Но Шарли это не успокоило ни капли. — Где Венди?! Что вы с ней хотите сделать?! Отвечай, сейчас же! — Шарли-сан, вам стоит... — Молчи! Я не собираюсь сидеть сложа руки, когда Венди может угрожать опасность! — Роу-у-уг... — завывал Фрош. Шарли схватилась за перо, мешая Воину писать, и заголосила снова: — Отвечай! Живо! Лектор перевёл нервный взгляд с одного на другого. — Нам всем стоит успокоиться... — пробормотал с кривой улыбкой. Мирасаки в лёгкую освободилась от хватки Шарли, дописала предложение и развернула лист к эксидам. «Мне жаль, что приходится удерживать вас взаперти, но я не могу вас отпустить. Я не хочу, чтобы вы погибли». Шарли шумно задышала от новый нахлынувших возмущений, не зная, какое из них освободить первым. — П-погибли?.. — выдавил Лектор дрогнувшим голосом. — Фро не хочет умирать... Мирасаки окинула их сочувствующим взглядом, и это вернуло Шарли к жизни. — Кто вы такие?! Чего добиваетесь?! — воскликнула она. — И почему ты, чёрт возьми, не говоришь по-нормальному?! Воин снова потянулась к перу, но Шарли оттолкнула её руку. Начерченный на губах крест ситуацию не спас: — Не ври! Я слышала, что ты разговаривала с Венди! Она захотела вырвать перо из пальцев Мирасаки, когда та предприняла ещё одну попытку написать ответ, однако в этот раз спокойно мириться с её истерикой та не стала. В лёгкую удерживая беснующуюся Шарли одной рукой, второй она быстро написала: «Моя магия звука распространяется в том числе через мой голос. Если я заговорю, вы оглохнете». — Лжёшь! — отчаянно выкрикнула Шарли. Не потому что действительно считала слова ложью — как раз наоборот: ответ заставил вспомнить, как крошилась на части набережная, когда Мирасаки возвышалась над поверженной Венди. Когда она не двигалась, не атаковала, не делала ничего, что могло бы разрушать камень — когда просто, чёрт побери, говорила. Вспомнив недавние проклятые события, Шарли со слезами на глазах покачала головой. — Венди... — всхлипнула тихо. — «Ваши друзья живы и в порядке», — прочитал Лектор новые строчки. Вздрогнул, пробежавшись глазами по следующим, и продолжил севшим голосом: — «Но я не буду утаивать: это ненадолго. Её Высочество велело выкачать из них всю магию, а это для волшебника значит смерть». Нет... Стинг-кун... вы, — он поднял на неё неверящие глаза, — хотите убить его? — И Роуга тоже?.. — в ужасе проблеял Фрош. — Я не позволю! Вы не убьёте Венди, я вам не позволю! Отпусти меня, отпусти! — Шарли забрыкалась в ладони, и Мирасаки послушно её разжала, выпуская на волю. — Говори мне, где она! — гаркнула она и хотела уже броситься на Воина, как в последний момент Лектор перехватил её. — Успокойтесь, Шарли-сан! — Прочь с дороги! Не мешайся! — Так вы ничего не добьётесь! — Роу-у-уг... Мирасаки в растерянности оглядывала развернувшийся балаган. И это только три эксида — если бы она притащила того синего, они бы тут вообще всё вверх дном перевернули, что ли?.. Она легонько похлопала по столу, призывая их успокоиться, но в воцарившемся хаосе никто её не услышал. Чёрт, поджала она губы, ладно. Придётся так. Повернув голову в сторону и прикрыв рот кулаком, Мирасаки выдохнула быстрое: — Хватит! — и звуковая волна, отрикошетившая от стены, подбила эксидам лапы и наконец заставила их замолчать. Благодаря рикошету оглушение им не грозило, зато даровало пару минут тишины, которыми Мирасаки воспользовалась, чтобы написать: «Скоро ваш мир будет уничтожен. Я не хочу, чтобы в нём погибли и вы. Мы никогда не встречали существ, подобных вам, поэтому Её Высочество разрешила вас оставить. Я понимаю, что вы чувствуете, но, пожалуйста, позвольте мне вас спасти». — Уничтожить наш мир? — повторила Шарли слабо. — Зачем?.. «Так хочет Её Высочество». Её Высочество. Хах. Шарли вскинула на неё отчаянный взгляд: — А чего хочешь ты? — заставивший Мирасаки растеряться. Шарли воспользовалась этим и, не поднимаясь на ноги, начала приближаться к ней, не разрывая зрительного контакта и не затихая с горьким: — Венди — ребёнок. Ты тоже хочешь убить ребёнка, чтобы уничтожить тысячи таких же, как она? Тебе тоже нужна эта кровь? Зачем? К чему вся эта жестокость? Вопрос, уже сотни раз звучавший в голове, а теперь раздавшийся из чужих уст и оттого становившийся ещё более больным, мазнул по сердцу печалью. Мирасаки сглотнула, потупила глаза, но Шарли, успевшая подползти прямо под неё, всё равно заглянула в них, своим слёзным отчаянием грозя вывернуть душу наизнанку. — Венди ни в чём не виновата! — прошептала она сокрушённо. — Стинг-кун тоже! — И Роуг! — Никто из нас ни в чём не виноват! — объединила их горестные восклицания Шарли. — Так чем же мы заслужили уничтожение?.. На секунду зажмурившись, Мирасаки отвернулась, сжала кулаки: как будто бы она знала! «Так решила Её Высочество, — забежали по бумаге спешные строчки. — Я не знаю, почему, но это то, к чему она шла больше четырёхсот лет. Мне жаль, но я ничем не могу помочь ни вам, ни вашим друзьям». — Можешь! — возразила Шарли. — Отведи нас к ним! Лицо Мирасаки перекосило раздражение. «Как вы не понимаете: не все разделяют мою позицию, что кто-то с Земного Края должен выжить! Куро-сан сейчас в темнице, и если она увидит вас рядом с драгонслеерами, тут же убьёт! Вы ей не нужны, она согласилась принести вас сюда только ради меня, а ваше присутствие в камерах она расценит как то, что вы мне не нужны! Вы умрёте!» — И что с того?! — закричала Шарли. Мирасаки встретилась с ней ошеломлённым взглядом. — Даже если это будет последним, что мы сделаем, мы хотим быть рядом с теми, кто нам дорог! Я люблю Венди! Если мы обречены, свои последние минуты я хочу встретить с ней! — Фро хочет к Роугу! Пожалуйста! — умоляюще вскинул лапки эксид. — Стинг-кун — мой лучший друг... У тебя же тоже есть друзья, неужели ты не понимаешь, что мы чувствуем?.. — Мне и даром не сдалось спасение, если за него заплатит своей жизнью Венди! Я выживу вместе с ней либо вместе с ней умру! Мирасаки не меньше минуты бегала взглядом от одного к другому, но ни в ком не уменьшилось решимости, и от этого горькая досада кривила её губы. Чёрт возьми, ей не хотелось обрекать на смерть ещё больше невиновных!.. Но слёзы в глазах эксидах и их пламенные голоса не оставляли выбора. «Ладно, — прикусив губу, написала она, — я отведу вас к ним. Только, пожалуйста, не пытайтесь сбежать, пока я вас несу. В Башне сейчас собрались практически все Воины: вы и моргнуть не успеете, как вас убьют». — Хорошо, — подрываясь на ноги, согласилась Шарли, — как скажешь, только отведи уже, прошу! Мирасаки распустила волосы, взяла эксидов на руки, плотно прижимая их к груди и скрывая за длинными волнистыми прядями, отворила дверь и выскользнула в коридор. Очередной взволнованной перебежкой ринулась к нижнему уровню, чутко следя за тем, чтобы не попасться никому на глаза, поэтому путь немного затянулся, но вскоре их уже поглотил тюремный полумрак. Она быстро преодолела расстояние от спуска до камеры с драгонслеерами, и те не успели ничего сообразить, как она открыла дверь и запустила к ним друзей. — Венди! — закричала Шарли, бросаясь на шею потрясённой Марвелл. — Шарли?.. Что?.. — драгонслеер вскинула на уже захлопнувшую камеру Мирасаки потерянный взгляд. — Как это понимать?.. — Роу-у-уг... — с плачем прижимался к Чени Фрош. И один только Лектор не знал ни радостных восклицаний, ни слёз. Он неверяще таращился на бессознательное лицо Стинга, на ворох ужасных шрамов от чудовищных ран, и одними губами звал его, но тот не откликался. — Что с ним? — дрожащим голосом пробормотал он вопрос Роугу. Ответить на него тот не успел — тихие перешёптывания эксидов и убийц драконов разрушил рёв Нацу: — Где Люси, тварь?! Куда ты её забрала?! Мирасаки отшатнулась от его возгласа и перевела сдавленный взгляд в сторону пыточной камеры. Ничем не заслужившая крови и боли Люси Хартфилия оставалась там. Может быть, с Курогане, наносящий последний штрих на её сломанную психику. А может быть, отдыхала — ибо Мирасаки знала, над кем ещё хотела поиздеваться учительница. — Не игнорируй меня! — новый крик Драгнила. Вопреки ему, Мирасаки проигнорировала: ничего не ответив, она двинулась в сторону комнаты пыток. Над сердцем разрасталась странная решимость: если Курогане сейчас там нет, возможно, стоило вытащить заклинательницу из кошмара. Время подходило к концу, а с ним не страшна никакая реакция Курогане на её самоуправство — всё равно скоро будет не до звёздных духов. И она почти пронеслась мимо комнаты, где выкачивали силу из драгонслееров, как краем взгляда зацепилась за чёрные длинные волосы и статный силуэт — за фигуру учительницы, стоявшей к ней спиной, но всё равно... Всё равно — что? Мирасаки остановилась и опустила мятущийся взгляд в пол. До заклинательницы оставалась минута ходьбы... но решимость помочь ей почему-то таяла. Почему-то. Почему, почему, почему?! Досадливо зажмурившись, Мирасаки тряхнула головой, вскинула отчаянные глаза на оставшийся путь — вот он, её выбор, её воля, её «то, чего ты хочешь»! — О, Мира! — воскликнула Курогане, заметившая её, столбом застывшую в дверном проёме. — Иди сюда, моя девочка. Тебе полегчало? И на деревянных ногах Мирасаки отвернулась от заклинательницы и двинулась к Курогане.~*~
Эксиды поведали о планах Небесных Воинов на магию драгонслееров и то, как они собирались этой силой воспользоваться, и камеры потонула в переполошенных разговорах и не менее отчаянных попытках выбраться. Но не помогало ничего: Нацу не мог расплавить железо, Роуг не обращался в тень, Леви, во все глаза следящая, чтобы хвостатые не заметили её силы, тоже успехов в обращении в магию не достигла — ничто не даровало им путь на волю, и от этого злая паника начинала всё больше властвовать над пленниками. — Что... происходит... — вдруг раздался сдавленный мужской голос. Волшебники как по команде повернулись к Эвклифу и обнаружили, что тот открыл глаза. — Стинг-кун! — просиял Лектор, бросаясь к нему с объятиями. — Ты очнулся, ты наконец-то очнулся! Немного поприжимавшись к другу, Лектор вскоре отстранился, чтобы подарить ему самый облегчённый, самый счастливый взгляд, на который был способен. Как вдруг: — Кто... ты... Лектор застыл. И вместе с ним застыли все остальные — один Стинг продолжал едва заметно шевелить головой, туманными глазами разглядывая Лектора и... не узнавая, видел эксид. — О-о чём ты, Стинг-кун? — нервно улыбнулся он. — Это же... я... Лектор... — Стинг, — тяжёлым от всплывшей догадки голосом позвал его Роуг. Тот не сразу, но повернулся к нему. И выдал новое: — Я... Стинг? «Хорош прикалываться», — загорчило в глотке ломанное, только Роуг его, разумеется, не произнёс — потому что Стинг не прикалывался. Усталыми, ничего не соображающими глазами буравя его и не видя, не узнавая, не разменивая потерянного выражения лица, Стинг действительно никого из них не помнил. Никого. Не помнил. Ни их, ни даже, чёрт возьми, себя. Боги, с шокированным выдохом осел плечами Чени, что же с ним произошло?.. Ни подумать, ни спросить никто из них не успел: в коридоре между камерами раздались шаги, мигом приковавшие всё внимание драгонслееров. Кто-то приближался со стороны входа в тюрьму. Спешно. — Я чую их! Мы уже близко! Шумно. — Остолоп, не ори ты так! Знакомо. Нацу распахнул просиявшие глаза. — Мастер! Железяка! — закричал он. — «Хвост Феи» здесь?.. — неверяще прошептала Леви. Всего пару секунд спустя перед решёткой остановилась команда из Макарова, Гилдартса и Гажила — действительно из хвостатых, поняла МакГарден, едва не плача от счастья. Вот она, их помощь, их спасение! — Ещё один идиот разорался, — проворчал Гилдартс, уничтожая дверь и позволяя остальным забежать внутрь. — Я знал, что вы придёте! — радостно заголосил Нацу. Макаров увеличил руку и с силой захлопнул ему рот: — А ну цыц! Сейчас всех врагов сюда призовёте! Гилдартс принялся оперативно разрушать оковы. Первым делом он занялся девушками, и Леви, вскочившую на ноги, в неверии оглядывавшую свои освобождённые от кандалов запястье, радость обуревала настолько, что она не сразу вспомнила: в камере же были не все! — Мастер! — обернулась она к Макарову, расправлявшемуся с цепями Стинга, который никак на это не реагировал. — Люси! Здесь ещё есть Люси! Одна из этих мерзавок забрала её куда-то и до сих пор не вернула! — Понял, — кивнул тот. — Гилдартс, Гажил, отправляйтесь за ней! Я разберусь с остальными. Будьте аккуратны: рядом с Люси может быть враг. Те мигом отбросили свои дела и вылетели из камеры. Гажил взял запах Люси, и минута тихой, но быстрой пробежки привела их в пыточную комнату, где Хартфилия, вскинувшая на них глаза, никак не отреагировала даже когда они уже разрезали верёвки на теле и подняли на ноги. Заметивший кровь под стулом, а затем и почти все вырванные ногти на левой руке Люси, Гилдартс сцепил зубы. — Уроды, — прошипел он. — Это... правда вы?.. — выдавила Хартфилия пустым голосом. Ноги её подкосились, Гажилу пришлось подхватить её под мышки, чтобы она не рухнула на пол, и его покоробила пробившая чужое тело дрожь. Ладони автоматически сжались в кулаки. — Мы, мы, — процедил он как можно убедительнее и твёрже. — Реальнее некуда. Сейчас вытащим тебя отсюда, а потом надерём задницу этим тварям. И Люси, уже не надеявшаяся ни на что, но на появление хвостатых тем более, а теперь вновь очутившаяся под их раздражённой, веющей решимостью разорвать всех и вся за боль друзей заботой, схватила его за воротник одежды и заплакала. Гажил перехватил её поудобнее, сообразив, что в нынешнем состоянии Хартфилия сама пойти не сможет, и дал с минуту на слёзы и отчаянный шёпот в шею: «Я рада, господи, я так вам рада, я так...» Гилдартс взял ключи и хлыст и нечитаемым взглядом окинул содрогавшуюся спину заклинательницы. — Люси, — сделал шаг навстречу и успокаивающе погладил по голове, — я понимаю, тебе тяжело. Но потерпи ещё чуть-чуть. Нам нужно поскорее выбраться отсюда. Шмыгнув, Хартфилия оторвалась от груди Гажила, перевела на Клайва уставшие глаза и несколько раз кивнула. — Хорошо... — попыталась было отстраниться, но Гажил не дал, подхватив на руки со злобным: — Ну и куда ты в таком состоянии намылилась? — Хорошо, — снова покладисто согласилась Люси и прижалась к нему, — хорошо... — Сосредоточься. — Гилдартс аккуратно вытер её слёзы. Заглянул в глаза, чтобы подарить успокоение, непоколебимую уверенность: теперь всё нормально, можешь расслабиться, тебе больше ничего не угрожает. — Здесь есть кто-нибудь ещё? — Мы вытащили Саламандра, Венди, мелкую и двух придурков из «Саблезуба». Кроме тебя, они ещё кого-нибудь забирали из камеры? — добавил Гажил. Нацу. Венди. Леви. Стинг. Роуг. Люси опустила глаза, с трудом заставляя себя думать. И вдруг распахнула их с ошеломлённым — Прайд. Она не видела его в камере, но Воины наверняка забрали его сюда тоже: не могли не забрать такой источник драконьего волшебства и не могли не жаждать поквитаться, когда он втоптал одного из них в грязь! Он где-то здесь. Вот только... Люси сглотнула, вспомнив всё, через что он вынудил её пройти. И что вообще делал. Убивал драгонслееров. Хотел уничтожить их всех — в том числе и Нацу, Венди, Гажила, Лаксаса, в том числе её хвостатых друзей, которые... — Болельщица, соображай быстрее, — рыкнул Гажил. Ртом глотая воздух, Люси подняла на него стеклянные глаза. И выдохнула: — Нет... больше никого нет... Гилдартс и Гажил, переглянувшись, кивнули. — Тогда выбираемся отсюда, — отчеканил Клайв, выскальзывая в коридор, Гажил ринулся вслед за ним, но Люси ничего из этого не увидела. Бездумно вытаращившись на свои дрожащие ладони, она вспоминала только что сказанные слова, только что сделанный выбор — и не могла подумать больше ни о чём.~*~
Где-то на фоне звучал голос Курогане и раздавались чьи-то шаги — чужие, тихие, полные неуверенности и скованности. Прайд слышал каждый звук и практически сразу же о нём забывал. В голове не осталось ничего — только мысль, с которой не получалось смириться: выхода нет. Выбора нет. Нет, конечно, чисто условно он был. Можно сделать что-то, а можно не сделать ничего, позволив событиям дальше плыть по течению, вот только, как в недавнем случае с Люси, эта развилка была иллюзорна. Так же, как добрая девочка не могла бросить на смерть Стинга, он не мог опустить руки и позволить воспользоваться собой так. Но от этого оставшаяся дорога не становилась ни легче, ни приятнее. Прайд вглядывался в мрачную высоту комнаты-клетки, и на губы ползла кривая усмешка. Не верилось. Не хотелось. И в то же время чётко понималось: по-другому нельзя. Это странное и донельзя омерзительное противоречие разрывало сердце, в то же время щекоча горло ломанным смехом. Прайд позволил ему вырваться наружу и рассмеялся. Искренне. И горько. «Вот как ты себя чувствовала, верно, Мей?» Он опустил голову к насторожившейся Курогане, выдавил смешок: вот уже второй раз его враг демонстрировал непозволительную наивность, которая развязывала ему руки. — Убить моих детей с помощью моей же магии... — Прайд покачал головой. И вдруг — усмехнулся шире: — Ты правда думаешь, что я тебе это позволю? Не давая той ни секунды на обдумывания, он коснулся двумя пальцами лакримы, и по стеклу побежали фиолетовые символы «Площади Самоуничтожения». Курогане в ужасе распахнула глаза: — Ты что удумал?! — Полагаю, всё это, — Прайд мазнул быстрым взглядом по остальным шарам с драконьим волшебством, — вы должны были собирать столетиями, чтобы обрести силу, способную уничтожить мир. Тут лишь малая часть, верно? Где-то там, судя по твоим недавним переглядкам, — он поднял глаза к потолку, — лежит намного больше лакрим. Впрочем, даже если они находятся не над нашими головами, не важно: моей силы вкупе со всем этим сжатым эфиром и Площадью Самоуничтожения хватит, чтобы взрыв охватил весь Шитсуракуэн. — Эфир выходит из-под контроля! — закричала сидевшая за экранами Воин, вскакивая с места и отшатываясь от взбунтовавшихся показателей. — Я не могу это остановить! — И не сможешь, — улыбнулся Прайд. — Отменить Площадь Самоуничтожения могу только я. — Идиот! Ты сдохнешь! — закричала Курогане. Прайд наклонил голову, не убирая улыбки, смерил её уничижительным взглядом и добавил медовое: — Вместе со всеми вами. Приборы тревожно вспыхивали красным и издавали противный, усиливающий панику звук. Воин за их спинами тщетно металась от одного экрана к другому, в комнате нарастала тряска, на другие шары начинала переползать россыпь сулящих уничтожение символов — Курогане отчаянно бегала взглядом из угла в угол, но нигде не могла отыскать выхода. Всё вышло из-под контроля! Она вскинула на драгонслеера ненавидящий взгляд. И по его глазам поняла: это не блеф. Он серьёзно. Он действительно намерен подорвать их всех! — На выход! Живо! — взревела она, разворачиваясь, хватая за руки Мирасаки и другого Воина и кидаясь наружу. В спину ей ударил оглушительный смех Прайда. Наивная идиотка, как будто не слышала, что под взрыв попадёт весь её дом, как будто не понимала: прятаться негде. Вековая история Небесных Воинов закончится, ибо вместе со всеми потомками Ченджей магия уничтожит Древо Жизни, из которого они рождались, и больше свет не увидит ни одну крылатую женщину — хах, как иронично, что всё это для них, дочерей богини жизни, принесёт тот, кого они нарекают отродьем Йессо. Даже спустя тысячи лет борьба двух противоположных стихий продолжала находить себя в их осколках. Символично. Немного смешно. Но больше всё-таки неприятно. Прайд откинул голову на лакриму и без тени улыбки взглянул вверх. Яркость всё сильнее разгорающихся лакрим, в которых наливалось жаром волшебство, осветила в том числе высокие своды потолка, прогоняя из них мрак — навеки, навсегда, ибо спустя минуту от них не останется ни следа. Всё разрушится, всё исчезнет, всё превратится в пыль — и он сгинет следом. Боги, с невесёлой усмешкой закрыл он глаза. Как же не хотелось умирать. Внизу осталось слишком... многое. Проклятая вылазка в Фиор, не зря такой неохотой откликалось сердце: словно чуяло, что её он не переживёт. Лучше бы не соглашался тогда. Лучше бы оставил всё, как есть — кто-то другой наверняка спас бы мир от уничтожения руками Небесных Воинов, а он не терял бы свою жизнь, не умирал... вот так и вот здесь. Так внезапно. Так нежеланно. «Всё будет хорошо», да, Прайд? Лжец. Он в последний раз открыл глаза, за затопившим комнату белым светом не видя, однако, ничего. При всей необходимости, правильности и неизбежности такой смерти она не становилась легче ни для него — ни для тех, ради кого совершалась. Прайд понимал это и без недавнего безумия Стинга, но оно иллюстрировало всё как никогда прекрасно. «Только, пожалуйста, не рухните в ненависть». Только простите его за то, что вот уже как пятнадцать лет выбор между собой и вами не представлял для него выбора. В нарастающем жаре едва удалось ощутить, как по виску в волосы скатилось что-то мокрое и горячее. Боги, рассмеялся он, и вот уже второй раз они выводили его на слёзы. «Что же вы со мной сотворили?..» Всё на мгновение затихло — крохотное, секундное затишье перед бурей. «Ах да...» Крохотное, секундное, последнее мгновение жизни. Прайд улыбнулся: «...вы сделали из меня человека». И мир потонул в оглушительном белом взрыве. Тотчас пронзив небеса, он в мгновение ока уничтожил всю центральную Башню, в которой собралось большинство Воинов и на верхних этажах которой притаилось ещё полчище драконьих лакрим. Вспыхнув, они прибавились к основному взрыву — и тот стал разрастаться вширь, быстро, неумолимо поглощая всё царство Небесных Воинов. Рушились дома, в пыль превращалась дорога, обращались в ничто не успевшие убежать или пытавшиеся остановить, но тщетно. Бежали от него и хвостатые. Ставили на пути мощные заградительные заклинания, сжимались на руках превратившегося в гиганта мастера, который только так ещё спасал их от смерти, но ничто не останавливало беспощадный вихрь белой магии, гудевший так, словно вместе с магией из лакрим высвободился весь гнев убитых драконов и драгонслееров. В белой вспышке исчезало всё. И она была столь ослепительна, что, невзирая на защитные чары Шитсуракуэна, отразилась над Фиором, и даже нависшие над востоком тучи не помешали увидеть разгоревшееся в далеком небе марево. Лил дождь. Барабанил мерную мелодию — кап, кап, кап. ...кап. Пытаясь отдышаться, Флэм смотрел на своё отражение в воде, но едва видел его за постоянной рябью от падающих с волос капель и замыливающей взгляд усталостью. Перед глазами всё немного подрагивало от перенапряжения — всё же для десятилетнего ребёнка десять минут беспрерывного боя были чертовски изматывающими. Особенно когда все десять минут его непрестанно опрокидывали в воду. — Это ещё не конец! — воскликнул он и, сосредоточив в ладони как можно больше эфира, развернулся, вскинул правую руку — сейчас как подорв!.. Прайд махнул двумя пальцами, и волна погребла его с головой. От её напора Флэм не удержался на ногах и рухнул, лишь в последний момент уцепившись за камень на дне и не позволив волне утащить себя обратно в озеро. — Нечестно, — фыркнул он, отплёвываясь от набежавшей в рот воды. — Хватит с тебя сегодня. Свою огневую мощь ты уже прекрасно продемонстрировал. Флэм сел в позу лотоса и принялся приводить себя в порядок. Мокрые волосы неприятно липли к лицу, то же самое было с одеждой — господи, ну и гадость, поморщился он, поводя плечами и чувствуя, как всё прилипло к коже. Он посмотрел на возвышавшегося над ним Прайда и ещё больше надулся: на том не было и капли воды! — А что тебе ещё нужно? — буркнул он. — Как успехи в магии лечения? Флэм высунул язык. — Никак, — состроил гримасу отвращения. — Да и зачем оно мне? Есть ты и Инэ-чин, двух лекарей в команде с головой хватит! — М-м-м. Надо полагать, мы всегда, в любой момент будем рядом и успеем залечить и мелкую царапину, и перерезанное горло. Флэм сглотнул и на автомате потянулся к скрывавшемуся под линией челюсти шраму. Отдёрнул руку, снова завёлся: да понимал он прекрасно, как хорошо, когда в команде есть лекарь, и как прекрасно, когда этим лекарем являешься в том числе и ты, но — грёбанное лечение, ни черта оно ему не давалось! Он поднял на Прайда сердитый взгляд. — Каждый хорош в своём. У Элдо-чина вместо мозгов библиотека, Инэ-чин умеет лечить, а я, — он встал на ноги и решительно сжал кулаки, — могу их координировать! — О, ну это многое объясняет, — с наигранным одобрением протянул Прайд. — Ты ведь сам это сказал! — обиженно воскликнул Флэм. — Что я прирождённый лидер и умею вести всех за собой! — И я не беру свои слова назад. — Ну вот и всё тогда. Все мы не без греха. Что-то дано, а что-то не дано. Инэ-чин вон, например, может хоть из кожи вон вылезти, а всё равно останется таким же тупицей. — Я всё слышу, придурок! — донеслось с вершины холма. Флэм покривлялся ему в ответ. С тяжёлым вздохом Прайд возвёл глаза к небу: — С тобой невозможно спорить, — чем вызвал довольное хихиканье Флэма. В следующий миг он вдруг подбил ему колени, обрушивая ничего не ожидавшего Прайда в воду, оперативно взобрался на грудь, уселся, уставился блестящими от энтузиазма глазами. — Не ты ли говорил, что всегда нужно быть начеку? — хитро прищурился. Рассмеявшись, Прайд капитулирующе поднял ладони: — Так и быть, твоя взяла. — То-то же, — сыто осклабился Флэм. И вдруг: — Сейчас я одолел тебя хитростью. Но вот увидишь, настанет день, когда я стану по-настоящему сильным и одолею тебя как следует! Обескураженный, Прайд проморгался. Какое... внезапное откровение. Он с улыбкой потрепал Флэма по голове: — Не сомневаюсь. — Обед готов! — заголосил с холма Элдо. Мгновением позже за ним последовало злое восклицание Инэра: — А ну иди сюда, грёбанная петарда! — Чё сказал, отморозок?! — взвился Флэм. — Если вы и в этот раз сорвёте нам обед, клянусь, я вас утоплю в этом озере! Боги, опять устроили балаган. Прайд усилил хватку на макушке Флэма, не давая тому с себя слезть, дал немного времени, чтобы переключил внимание обратно на него. — Не сомневаюсь, — улыбнулся со странным блеском глаз, от которого Флэм насторожился, — но пока что тебе только рыб распугивать. И, перехватив вскрикнувшего от неожиданности Флэма, Прайд рывком поднялся на ноги и бросил его обратно в озеро. Прохладная вода охватило тело с головой, и... ...кап. Кап, кап, кап. Что-то беспрерывно барабанило по лицу. Флэм приоткрыл слипающиеся от воды глаза и пусто уставился перед собой, в вывороченную землю, мокрую и едва различимую от властвовавшей на улице темноты. «Я... уснул?» — подумал вяло. В теле ныла глухая боль, словно от тренировки после продолжительного отдыха. Какого чёрта случилось?.. Небесный Воин, вспомнил он, распахивая глаза. Сжал кулаки, оскалился от злости — сучка, скрывшаяся в небесах, чтобы потом нанести удар со спины. Не поднимаясь, Флэм нашарил пальцами поясницу и обнаружил, что от чудовищной раны не осталось и следа. Неужели Прайд и Инэр нашли их? С трудом заставив себя принять сидячее положение, он огляделся. В небе полыхнула молния. «Вау, — поднял он к нему отстранённый взгляд, — вот это ливень...» Он огляделся чуть более осознанно. Первым на глаза попался сидевший в отдалении Инэр, закрывший лицо ладонью, и его плечи сотрясались так, словно он... плакал? Флэм замер. — Очнулся? — послышался сбоку хриплый голос Элдо. Флэм повернул к нему голову. Но ни глаз, ни лица увидеть не успел — всё внимание приковало к себе то, как Элдо закрывал ладонью своё правое запястье. Там, где были выбиты четыре линии, обозначавшие жизнь каждого из «Проклятия драконов». Дурное предположение закралось ему в голову. Чётко сформулировать его Флэм не смог — он просто отдёрнул рукав плаща, вытаращился на своё запястье, жадно выглядывая в темноте линии. Раз, два, три... три. Три. Флэм осел плечами. — Нет... — произнёс одними губами. Прокатившийся над головой раскат грома сотряс мир так, что задрожала земля. Дождь хлынул с новой силой. Волосы и одежда мерзко липли к телу как в воспоминании-сновидении, но Флэм не обращал на это никакого внимания. Перед его глазами не было ничего, кроме трёх-вместо-четырёх линий. Флэм смотрел на них, видя живых Элдо и Инэра, не видя Прайда. Прайд мёртв, понял он. Не веря. Не желая верить.