ID работы: 1654315

Ради силы

Гет
R
В процессе
358
автор
Размер:
планируется Макси, написано 948 страниц, 33 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
358 Нравится 353 Отзывы 184 В сборник Скачать

Глава 2. Прощай, «Хвост Феи»

Настройки текста
      В тот день Люси проснулась поздно. Через единственное окно солнце заливало светом просторную душную комнату, тихо тикали часы над закрытой дверью и прилетал с улицы городской шум. Ещё скованная полусном, Люси вяло огляделась — шесть нетронутых кроватей, чистые, ничем не заставленные прикроватные тумбочки. Она была одна, и создавалось впечатление, будто бы до неё комната не знала людей.       С минуту она смотрела в поток, не моргая: необходимо было сбросить липкий полусон, в который она то и дело проваливалась уже на протяжении получаса. Конечно, ей некуда было спешить, и она могла с чистой совестью проваляться в кровати хоть целый день и насмотреться разных снов — не вбирай в себя эти сны то плохое, что случилось с ней.       Люси прикрыла глаза. Ей снилось что-то мягкое и колючее, тёплое и ледяное, греющее душу и превращающее её в ничто, манящее и отталкивающее… Два разных противоречивых сна сплелись между собой, и, желая коснуться и вспомнить лишь один, тот тёплый, мягкий и приятный, она невольно вытягивала и второй — и тут же настроение её падало. Хартфилия вздохнула и провела рукой по лицу — всё, хватит, навспоминалась за прошедшие полчаса. Пора встать, привести себя в порядок и…       И что дальше?       Люси зарылась руками в волосы и снова посмотрела в потолок. Она помнила — до мельчайших отвратительных подробностей помнила события недавнего дня. Стоило ей закрыть глаза, как картинка отчётливо вставала перед ней во всей «красоте» — равнодушный-больной взгляд Нацу, его слова, его плохо скрываемое отчаяние в голосе — и его удары. Стоило ей подумать об этом, как живот отдался болью. Люси опустила взгляд, пробралась рукой под просторную белую рубашку и кончиками пальцев коснулась живота. Тут же напряглась — даже мимолётное касание отдавалась болью: не то из-за сокрушительной силы Нацу, не то из-за вероломного воображения.       Нацу.       Родной, близкий и в одночасье ставшим чужим Нацу.       Что произошло с ним? Что заставило его поднять руку на своего товарища? Почти наяву она видела его затравленный взгляд и слышала кое-как выдавливаемые слова — всё это не его, всё шло не от души и не от желаний, а из-под палки. Под угрозой. Но кто угрожал ему в тот момент — там, в пустом коридоре самого оживлённого места Крокуса? Да и кто вообще мог напугать, сломить его — Нацу Драгнила, самого бесшабашного волшебника «Хвоста Феи», который едва ли не больше всех радел за друзей? Люси не могла даже предположить — настолько велика казалась сила его души, которую не под силу взять в плен.       И тут же набатом в голове прозвучало другое: если нет предположений, если никто не был в силах подчинить Нацу, значит, он всё это делал сам. И не было никакого затравленного взгляда и больного голоса — всё это придумала Люси, добрая, до чёртиков сострадательная и всей душой не желающая разуверяться в своих товарищах и взглядах. А если и было что-то такое в его поведении, то лишь с непривычки. Он ведь ещё никого не выгонял и не заставлял либо делал это так редко, что каждый раз как первый.       «Но ведь должна была быть причина, — самой себе противоречила заклинательница. — Почему он выгнал меня? Почему разозлился?»       И тут же отвечала: она не Эрза, не Мира, не Джувия.       Она — слаба.       Люси закусила предательски задрожавшую губу. Почти во всех миссиях она была не более чем обузой. Её защищали, её брали в плен, ею шантажировали. Кого она спасла, кому принесла хоть какую-то пользу? А Нацу всегда был рядом с ней. Всегда спасал, выручал, помогал — и всегда всё видел.       И её очередной проигрыш переполнил чашу терпения.       Она — слаба. А гильдии, которая хочет восстать из пепла позора и снова стать сильнейшей, такие не нужны. Потом, когда вернётся былая слава, можно вновь распахнуть двери для всех и не смотреть, у кого какие таланты и кто на что горазд. А сейчас — стройка, и в фундаменте не нужны поломанные кирпичи.       Люси подняла вверх правую руку и посмотрела на розовый герб «Хвоста Феи». Гильдия стала вторым домом и второй семьёй, и больше всего на свете она не желала стирать его. Стирать принадлежность к самой великой и прекрасной гильдии, разрывать узы, уходить из тёплого и надёжного круга товарищей, которые всегда помогут и подбодрят. Которым всё равно, какая ты, какие у тебя родители и какое прошлое за спиной. Которые ценят тебя саму, а не оболочку, не силу, не всё то, что временно, непостоянно и шатко, что может исчезнуть в любой момент. Закрыть бы глаза и проснуться в гостиничном номере, где Грей подмораживает воздух в ванной, пытаясь вытравить оттуда Нацу, где Эрза расхаживает в одном полотенце, никого не стесняясь, а Хэппи никак не перестаёт паясничать. Из соседней комнаты доносятся споры Райджиншу, а по номерам ходит Лисанна, которая будит спящих. Нет ни позорного проигрыша, ни Нацу с его колючими словами, ни хождения в полуобморочном состоянии по городу, и она не проснётся неизвестно где с огромным синяком на животе и разрывающимся на части сердцем.       Всё хорошо.       Всё хорошо.       Так почему же ты плачешь, Люси?       Хартфилия закрыла руками лицо. Не будет ни Грея, который хочет умыться, ни бесстыдной Эрзы, ни маленького паршивца Хэппи, ни Лисанны. Зато будет проигрыш, чужой Нацу и полуобморочное состояние, и она проснётся неизвестно где с синяком и разорванным сердцем, понимая: «Хвост Феи» больше не её дом.       Надо уходить.

~*~

      Немного успокоившись и придя в себя, Люси попыталась подняться: надо, в конце концов, умыться, расчесаться и одеться, не век же ей лежать здесь. Стоило ей чуть приподняться, как боль тут же скрутила живот настолько, что на глаза выступили слёзы, а воздух комом встал в груди. С трудом она пересилила себя и приняла сидячее положение. Голова болезненно пульсировала, словно её сжимали раскалённым железным обручем, а картинка перед глазами дрожала и расплывалась. Подкатывала тошнота, а её саму трясло как в ознобе. Хартфилия опустила взгляд на бледные, судорожно сжимавшие одеяло руки и пожалела, что вообще решила подняться: в таком состоянии только лежать и лежать. Она едва села — что уж говорить о том, чтобы куда-то идти и что-то делать!       Столь немощное состояние заставило заклинательницу поморщиться. Да уж, стоит ли удивляться, что Нацу посчитал её слабой и не достойной «Хвоста Феи»? С кровати даже встать не может… Люси поджала губы, зарылась руками в волосы, опираясь локтями о колени, прикрыла глаза в надежде ослабить болезненную пульсацию в голове. Удары сердца отдавались в висках и горле, и в такт им звучало: «Слаба, слаба, слаба…»       Она разозлёно поджала губы и вытерла выступившие слёзы. Хватит жалеть себя и по тысяче раз повторять простые истины. Хватит надеяться, что всё окажется страшным сном или плодом больного воображения, что скоро придут к ней хвостатые и развеят иллюзию, уверят, что она достаточно сильна и не нужно уходить. Люси подняла голову вверх, вздохнула пару раз, успокаиваясь. Пусть это будет последнее проявление слабости. Она многое пережила, так что сегодня — простительно.       Но лишь сегодня.       Окончательно придя в себя и на время откинув подальше мысли об уходе из «Хвоста Феи», слабости и прочем неприятном, Хартфилия решила заняться своим телом. Она расстегнула больничную рубашку и не сдержала разочарованного стона, когда ей открылся огромный, размером с ладонь синяк, болевший при каждом вздохе. Такое быстро не залечишь… если, конечно, не использовать целебную магию, но рассказывать Венди или Шерии о своих проблемах (а те наверняка потребуют) Люси хотела сейчас меньше всего. Не нужно впутывать в эту историю посторонних.       «Ничего, — старалась подбодрить себя заклинательница, откладывая в сторону одеяло и снимая штаны, — всё будет хорошо. Подумаешь, придётся отказаться от топов. Не последнее лето, ещё нахожусь в них…» Ей даже удалось вызвать слабую улыбку, однако она тотчас исчезла, стоило увидеть испещрённые ссадинами ноги. Да, путь до больницы Крокуса выдался тяжёлым и болезненным: сколько раз она падала и собирала коленками острые камни! Ничего удивительного, что ноги теперь в таком состоянии.       — Ну, и это ничего, — нарочито бодрым голосом произнесла Люси и быстро влезла обратно в штаны. — Это не синяк, пройдёт за неделю-две. Хотя, конечно, ходить летом в штанах — такое себе удовольствие…       Она застёгивала последние пуговицы, когда в коридоре послышались чьи-то шаги. Люси замерла, вслушиваясь.       — Ненавижу больницы, — донёсся чей-то раздражённый мужской голос. — Здешний запах выбешивает. Его и обычные-то люди не выносят, а у них с обонянием в разы хуже.       «Драгонслеер?»       — Запах как запах, — ответил ему ещё один мужской, но уже куда более сдержанный голос. — Вынести можно.       — Я его не выносил и выносить не собираюсь. Ты со мной или как?       На несколько секунд повисло молчание. Люси по-прежнему сидела в одной позе, тщетно стараясь вспомнить, где слышала эти голоса. Что-то знакомое было в первом, нахальном и самоуверенном голосе, и во втором, полном колючего равнодушия.       — Мне от неё ничего не нужно, так что справишься один. Вон, кстати, её палата.       Внутри Хартфилии всё похолодело от понимания: неизвестные драгонслееры идут к ней. Несколько минут назад она бы обрадовалась посетителям, и не важно, знакомы они были бы или нет: надо узнать, как долго она здесь, что там с ребятами, не сильно ли они за неё переживают. Возможно, даже попросить связаться с ними, сказать, что с ней всё хорошо...

(...только сердце немного треснуло, но да кого это волнует?)

      А сейчас… В голове как набатом звучал самоуверенный знакомый-незнакомый голос, и Люси меньше всего хотелось, чтобы его обладатель заходил к ней. Чутьё редко её обманывало, и сейчас заклинательница слепо верила ему, понимая: ничего хорошего грядущая встреча не несёт.       — Ладно, как знаешь. Встретимся возле гильдии, — послышалось уже у самой двери.       И Люси оказалась полностью, от первого до последнего слова права.       Напротив кровати стоял тот, кого она уж точно не ожидала увидеть. Она легонько мотнула головой, поморгала, криво улыбаясь: нет, ну серьёзно, что мог забыть в её палате Стинг Эвклиф, убийца драконов света из враждебного «Саблезубого Тигра»? Не с цветочками и словами о скорейшем выздоровлении он же пришёл, ей-богу. Да как он вообще узнал, что она пострадала и теперь лежит в больнице? Люси не помнила, чтобы видела его на пути к… Она растерянно вздохнула: а куда она вообще шла после неудачного первого дня? И где силы оставили её? Неужто случилось так, что именно Стинг увидел её, избитую и потерявшую сознание, и отнёс в больницу?       «Нет, это уже бред», — подумала Люси, смотря на саблезубого. Он бы точно не стал помогать — особенно ей, пока ещё хвостатой фее.       Но что-то же привело его сюда, к члену враждебной гильдии.       — Ну привет, хвостатая, — вывел из размышлений голос Стинга. Говорил он так, будто сложившаяся ситуация — норма, хвостатых он навещает пять раз на дню и вообще едва ли не под ручку с ними ходит. Но с лица не сходила довольная усмешка, и Люси не могла отделаться от мысли, что хищник наконец заманил в ловушку слабую глупую жертву, и пришла пора долгожданного пира.       Вздрогнув, Хартфилия настороженно прищурилась, наблюдая, как Эвклиф пинком подкатил стул поближе к кровати и размашисто плюхнулся на него. Чувствовал он себя расслабленно и уверенно.       Впрочем, ему-то что нервничать…       — Как здоровье? — непринуждённо спросил Эвклиф.       Несколько секунд Люси буравила его тяжёлым взглядом, но тот и глазом не моргнул.       — Что ты здесь забыл? — тихо спросила она.       Драконоубийца слегка поморщился и приподнял бровь, всем своим видом показывая, что сомневается в умственных способностях Хартфилии.       — Я вообще-то первый задал вопрос. Или вас, хвостатых, манерам совсем не учили?       С трудом, но Люси сдержала себя от язвительного: «Уж получше некоторых». Ссориться с саблезубым ей сейчас совсем не хотелось: не в том она состоянии, чтобы дать достойный отпор не то что в магической — даже в словесной перепалке. Скрестив руки на груди, при этом едва удержавшись от болезненного стона, она посмотрела прямо в голубые глаза и холодно ответила:       — Здоровье прекрасно. Надо быть благодарной тебе, я понимаю?       Пусть знает, что её не напугать нахальством и авторитетом гильдии. «После Нацу меня уже ничем не напугать…» — мимолётно пронеслось в голове, но заклинательница поспешила прогнать такие мысли.       Стинг между тем деловито закивал:       — Верно мыслишь. Вижу, не у всех хвостатых мозги отсохли за семь лет.       Люси шумно выдохнула через нос, но промолчала.       — Расскажешь, что произошло с тобой, или опустим этот неприятнейший момент? — насмешливо-участливо спросил Стинг. Хартфилия продолжала молчать: себе дороже отвечать в такие моменты, скажет лишнее — и расплачивайся потом или головой, или порцией низкосортных шуточек. — Как знаешь, — пожал плечами драгонслеер, — сам буду строить предположения и узнавать о прохожих, чего это хвостатая как пьяная после ВМИ шла.       — Делай что хочешь, — как можно спокойнее сказала Люси, стараясь не показывать, что язвительный тон Эвклифа и его снисходительное отношение к её плачевному состоянию как-то её задевают.       — О, чудно. «Хвост Феи» дал своё королевское разрешение «Саблезубому Тигру» — исторический момент!       — Ты поиздеваться сюда пришёл?       Стинг задумчиво закатил глаза.       — А куда без этого, хвостатая? — усмехнулся он и, наклонившись к ней, с наслаждением протянул: — Ты выглядишь настолько жалко, что трудно удержаться.       Это стало последней каплей. Наплевав на своё не самое хорошее состояние, Люси что есть силы оттолкнула от себя драгонслеера. Плевать, что разозлится, поднимет руку — никому не дано право оскорблять другого, и у «Саблезуба» в этом плане не голубая кровь.       Однако Стинг этого словно и ждал. Сил Хартфилии едва хватило, чтобы отодвинуть его сантиметров на двадцать, после чего он сам вновь вальяжно развалился на стуле. От его взгляда не укрылось, как заклинательница после своего маленького бунта поморщилась и согнулась, едва удерживаясь от того, чтобы прижать руки к животу.       — Да не кипятись ты так. Я думал, что «Хвост Феи» умеет признавать свою слабость.       — Слабость и жалкость — это не одно и то же, — выдавила Люси, позволяя себе сжаться и мученически вздохнуть. «В следующий раз надо думать не о том, что сделает он, а о том, как буду чувствовать себя я», — недовольно подумала она.       — В твоём случае — да, — не удержался Стинг. Люси бросила на него испепеляющий взгляд, и тот примирительно помахал ладонями. — Ладно, ладно. Хоть издеваться над тобой — сущее наслаждение, я не за этим пришёл.       «Для вас, саблезубых, над всеми издеваться — наслаждение», — раздражённо подумала она, но решила эту мысль оставить при себе: в противном случае разговор с места не сдвинется.       — Как ты правильно подметила, своим хорошим здоровьем и местонахождением здесь, а не под землёй, ты обязана мне, — продолжил между тем Стинг, бросив на последних словах заинтересованный взгляд, но Люси осталась равнодушна к возможной перспективе своей смерти. — Я тебя спас. А спасителям полагается награда.       Хартфилия напряжённо замерла. Даже взгляд, до этого бессмысленно бродивший по палате, упёрся в одну точку — в крышу здания напротив, отлично просматривающегося сквозь широкое, завешенное почти прозрачными шторами окно.       Несколько раз ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы унять дрожь в голосе.       — Награда? — переспросила она, по-прежнему смотря в сторону. — И чего ты хочешь?       Почти наяву вероломное воображение подкинуло насмешливое: «Тебя». Мысленно Люси помотала головой. Нет, ни за что: Стинг, как и все саблезубы, бесспорно, самовлюблён и абсолютно уверен в своей неотразимости, но даже так не позволит себе связи с хвостатой. Такой награды он точно не потребует.       И, если честно, Люси не знала, хорошо это или плохо.       Что вообще может понадобиться от неё саблезубому драгонслееру? Шпионить за гильдией? Подстраивать неприятности участникам ВМИ, чтобы «Саблезубому Тигру» было легче их победить? Нет, тоже исключено: такой наградой Стинг лишь признает, что «Саблезуб» не просто считает «Хвост Феи» равным себе — он опасается их, боится проиграть. Добыть компромат? Тоже исключено: есть вероятность, что рано или поздно общественность узнает, что за сенсационными сведениями о хвостатых стоит грозный и могучий «Саблезубый Тигр», а это подорвёт их «грозность» и «могучесть». Так что тогда? Чем дальше, тем больше Люси терялась в догадках и уверялась, что нет ничего, что она может дать Стингу, — как тот неожиданно разрушил молчание и произнёс:       — Успокойся, ничего сверхъестественного. Мне нужна информация о Нацу Драгниле.       «Всего-то?» — едва не вырвался вздох облегчения. Она перевела на него растерянный взгляд:       — В каком плане?       — В плане атак, приёмов, секретных техник и тому подобное. — Стинг вновь наклонился к ней и требовательно заглянул в глаза. — Ты его напарница, Хартфилия. И ты многое о нём знаешь.       Люси хмыкнула:       — Неужто ты так боишься проиграть?       Стинг недоумённо приподнял брови. Несколько секунд он о чём-то думал, после чего неожиданно усмехнулся, как всегда высокомерно и уничижительно.       — «Хвост Феи» привык идти напролом и ни о чём не думать, верно? Конечно, о таких понятиях, как тактика и план, вы не слышали. И чему я удивлялся…       — И тем не менее, — Хартфилия скрестила руки на груди, — «Хвост Феи» всегда выигрывал.       — Но будет ли так продолжаться вечность? — неожиданно серьёзно парировал Эвклиф. — Как долго удача будет на вашей стороне?       — Дело не в удаче, а в силе. «Хвост Феи» силён, и вы это знаете.       Драгонслеер усмехнулся:       — Да, если баран будет долго биться о стену, рано или поздно он её проломит. Но вот будет это выход на свободу или в ещё один загон — вопрос.       Заклинательница поджала губы. Она никогда не сомневалась, что «Хвосту Феи» под силу выбраться из любой передряги, найти выход из любой ситуации, а если она безвыходна — сделать его самостоятельно. Не важно, что происходит и где, главное, что рядом стоят твои товарищи, а с ними тебе легко свернуть горы и создать новый мир. «Хвост Феи» всегда приходит на помощь и помогает.       И он поможет ей и сейчас. Верно?..       Она опустила взгляд на правую ладонь. Яркий, розовый знак «Хвоста Феи», гордость за который не в силах уничтожить ничто.       «Хвост Феи». Её второй дом, вторая семья…       …уже нет, милая Люси.       — Но вернёмся к награде, — напомнил Стинг и устроился поудобнее на стуле. — Я тебя внимательно слушаю.       Люси прикрыла глаза. Нельзя показывать ему печаль и растерянность.       И нельзя выдавать секреты пусть и бывшего, но всё же дома.       — У него стандартные приёмы. Рёв, коготь, крылья там… — начала она, вновь возвращаясь взглядом к крыше здания напротив. Стинг по левую сторону недоверчиво хмыкнул, и Люси закусила губу. — Он упрям и вынослив, так что победить его… ну, на мой взгляд, невозможно. Как бы сильно его ни избили, он всё равно найдёт силы, встанет — и победит.       — Ну не волшебник, а бог какой-то, — театрально восхищённым голосом протянул Эвклиф. Через секунду он внезапно растерял всё веселье и уже холоднее сказал: — А теперь ближе к делу. Я ни за что не поверю, чтобы его арсенал ограничивался стандартными приёмами драгонслееров.       Хартфилия не выдержала и перевела на него раздражённый взгляд.       — Я что, сборник всех заклинаний огненного убийцы драконов? Хожу за ним на каждую миссию и записываю, какие приёмы он использует? Я сказала всё, что знаю. Хоть все приёмы выучи — ты ни за что не одолеешь Нацу.       «И почему я его так защищаю?»       Стинг задумчиво сжал руки в замок.       — Не хочешь по-хорошему, да? — спросил он, поднимая на неё тяжёлый взгляд. В следующую секунду он зашарил у себя в карманах, что-то нащупал — и Люси с упавшим сердцем увидела в его руках связку ключей от звёздного неба.       — Ты... ты!.. — отчаянно воскликнула она и дёрнулась вперёд, но Стинг легко увернулся от её рук. На всякий случай он поднялся и отошёл к стене, не переставая насмешливо покачивать связку.       — Ты получишь её, когда расскажешь всё, что знаешь. А иначе… — он деловито осмотрел ключи, — ломать жалко, оставлю это на крайний вариант. Отдам Юкино, а попытается передать тебе — вот тогда сломаю. Ты же не хочешь попрощаться и с этими друзьями?       Люси показалось, что её окатили ледяной водой.       — В каком смысле «и с этими»? — медленно протянула она.       — Ну смотри. Хвостатые к тебе сегодня не приходили…       — Откуда ты знаешь?       Эвклиф сцепил зубы: он ненавидел, когда его перебивали.       — Оттуда, что твоя палата записана на меня и мне, как хозяину, сообщают, кто пытался зайти к больному. И могу тебя заверить, Хартфилия: никто не пытался. Весь сегодняшний день никто не заходил справиться о твоём самочувствии, а я ни вчера, ни сегодня не заприметил твоих взволнованных товарищей. Но они-то, больше всего радеющие за дружбу, должны были бы уже прочесать каждый угол и поднять на уши весь город, верно?       Каждое новое слово било всё сильнее и беспощаднее, и Хартфилия ощущала себя пластилином в равнодушных руках мастера: что хочешь, то и лепи, то и отрывай от тела. Сминай, сворачивай, разрывай на части — какая разница, ведь это всего лишь материал. Чувствует ли он что-то? думает ли о чём-то? Плевать, плевать, ведь ты творец — вот и твори!       И из Люси лепили что-то жалкое, лишь отдалённо напоминающее человека и уж точно не имеющее сходство с сильным волшебником. Что-то, в чём исчез стержень, превратились в пепел прежние идеалы, а новых не завезли: зачем они тебе, глупая девочка, лишь сейчас осознающая, что плевать на тебя не только Нацу — плевать на тебя всей гильдии.       Плачь, слабая девочка, ведь ты — лишь дичь, утоляющая голод хищников, и это — твоё единственное предназначение.       Впрочем, и в этом ты отвратительна.       Она закрыла лицо ладонями, зажмурилась, поджала губы — сдержать рыдания, не позволить увидеть очередную слабость… Дура! Будто и без этого не видно ему, кто перед ним, какая жалкая слабость силится сейчас не зареветь в голос, от какого отвратительного мусора наконец отказалась гильдия. Что скрывать слабость, если вся ты состоишь из неё, если нет в тебе ничего иного?       — Зачем… — всхлипнула Люси. — Зачем ты спас меня?       Она подняла на него красные от слёз глаза и дрожащими губами прошептала:       — Почему ты, саблезуб, помог мне?       Едва отзвучало последнее слово, Хартфилия закрыла лицо ладонями и уткнулась носом в колени. Застилавшие глаза слёзы и ненависть к самой себе не позволили заметить растерянность на лице Стинга. Тот знал, что ударит по-больному, сказав о равнодушии «Хвоста Феи», — но не мог и подумать, что ударит так глубоко и болезненно, что отберёт последнее оставшееся у жалкой девчонки. По спине пробежался холодок: Стинг вдруг подумал, что только что не просто вырвал — разорвал в клочья чьё-то сердце.       Он передёрнул плечами. С чего вообще он вдруг испытывает жалость к этой хвостатой? Она жалкая, слабая, но тем не менее пытающаяся что-то из себя строить — олицетворение всего «Хвоста Феи» во плоти. Единственные допустимые чувства к ней — ненависть, высокомерие, презрение — что угодно, но только не жалость! Но, смотря на сжавшуюся, тихо рыдающую Люси, Стинг понимал, что ненавидеть и презирать больше не получается.       Девочка, кажется, потеряла весь мир, а он отобрал последнее воспоминание о нём.       Нет, не отобрал, сделал в разы хуже — то светлое и прекрасное, что поддерживало в жалкой девчонке жизнь, он преобразил в тёмное, уродливое и гнилое.       Он подчиняет свет — и сейчас он этот свет забрал.       Присев на кровать напротив, Стинг оглядел подрагивающую спину заклинательницы. И сколько синяков под этой пижамой? Кому она не угодила, раз хвостатые не решаются прийти к ней в больницу — да что там, даже не ищут? Он вяло хмыкнул, не представляя, кому вообще могла перейти дорогу эта девчонка. Сама наивность и простота — что такого она сотворила?       Эвклиф прикрыл глаза и покачал головой. Первый разговор получился отвратительный.       И вправду, зачем он вообще помог этой девчонке?..

~*~

      На оживлённый, взбудораженный первым днём Великих Магических Игр Крокус опускалась ночь, однако столица не думала засыпать. Город шумел, веселился и праздновал, и во время этих празднований городские больницы пачками приобретали новых пациентов. Одни отстаивали честь гильдий и отдельных волшебников, другие лезли к участникам состязаний то с автографами, то с просьбами «помахаться», третьи буянили чисто из-за алкоголя. Стинг покачал головой: в больницах вечно витал удушающий запах лекарств, но сегодня даже драконий нюх едва мог ощутить его за душком выпивки.       Они направлялись обратно в гильдию. К восьми часам солнце уже скрылось за горизонтом, и цветущая столица утопала в свете фонарей. Медленно прохаживаясь по постепенно редеющим улицам, Стинг изучал выписку из больницы.       — Пятьдесят тысяч за сутки, — поражался он, — и только три бесплатных дня. Что за произвол!       Роуг пожал плечами:       — В период ВМИ повышается количество пациентов. Если каждый будет лежать по неделе...       — «Саблезубому Тигру», — Эвклиф ткнул себя в знак гильдии, — могли бы сделать исключение. В конце концов, мы не какая-нибудь второсортная гильдия.       — Успокойся, Стинг-кун, — вмешался Лектор. — За три дня она должна оклематься, а там хочешь не хочешь, а ты её выпроводишь из больницы. Не при смерти же она была...       Стинг усмехнулся, соглашаясь со словами своего эксида. Даже если Хартфилии не хватит трёх дней и по их истечению она будет в полуобморочном состоянии, он всё равно её выпишет. Велика радость — ещё и платить за эту хвостатую! Надо будет — «Хвост Феи» и заплатит.       К слову о «Хвосте Феи»... Драгонслеер огляделся, втянул носом воздух, но нигде поблизости не виднелись и не ощущались волшебники некогда сильнейшей гильдии. Это немало удивляло: Стинг ожидал, что хвостатые прошарят уже каждый угол и вломятся в каждое здание (в том числе и в гостиницу «Саблезуба»), перевернут вверх тормашками весь город, но отыщут заклинательницу. А учитывая приличное количество драгонслееров, её поиски и вовсе не должны были составить труда. Но улицы пустовали, и чуткий драконий слух среди гула, выходящего из бара, не улавливал вопросов о Хартфилии и вообще каких-либо голосов хвостатых.       Невольно усмешка тронула его губы: вот вам и самая сплочённая, больше всех ратующая за дружбу гильдия Фиора...       — Что с тобой? — обернулся Роуг, заметив, что его напарник замедлился.       Стинг передёрнул плечами:       — Ничего особенного. Пошли быстрее, а то отхватим за опоздание.       На пороге гильдии они столкнулись с мастером, как раз выходившим на регулярный вечерний осмотр территории. И глазом не моргнув, Эвклиф соврал про тренировку и благополучно провёл остальных в гостиницу. В сердце закралось беспокойство: беды не миновать, если Джиемма как-то узнает, что он помог хвостатой, — однако он поспешил отбросить подальше такие опасения. Больше всего жертву выдаёт страх, больше всего этот страх раззадоривает хищника, а раз так, нужно просто не беспокоиться лишний раз и действовать чисто — благо, этому и жизнь, и «Саблезубый Тигр» его отменно научили.       В душ он пошёл первым, проигнорировав уже раздевшегося и лишь ищущего полотенце Роуга. Ему требовалось срочно избавиться от мыслей о «Хвосте Феи», нежданно-негаданно бросившем своего товарища, и об этом самом товарище. Что-то не давало ему покоя. То, что он помог врагу? Или что эта помощь в будущем может ой как нехорошо аукнуться? Стинг выключил горячую воду и зашипел, попадая под ледяные струи. Плевать, плевать, плевать — сделанного не воротишь, а раз начал, нужно довести до конца. Из всего необходимо извлекать пользу, и завтра после Игр он аккуратно заглянет к Хартфилии и узнаёт всё необходимое, — а потом их дороги разойдутся.       Никаких лишних мыслей.       Никаких улик.       Только сердце всё равно не находило покоя.

~*~

      Второй день Великих Магических Игр для «Саблезубого Тигра» прошёл не самым удачным образом. Название состязания — «Повозка» — не могло не наводить на мысли о транспорте, который Эвклиф ненавидел лишь немногим меньше пустого трёпа «Хвоста Феи», однако удержаться от участия всё равно не смог: вызвались Нацу и Гажил. Надеясь повеселиться с ними, Стинг в итоге сдался: терпеть невыносимый транспорт оказалось выше его сил. Остальные члены команды не осуждали, прекрасно зная о его единственной слабости, однако испепеляющий взгляд мастера Джиеммы с трибун он всё равно почувствовал. Взбучки на вечернем собрании не избежать, — но Стингу, если честно, было плевать.       Он остановился в коридоре, зло сплюнул, вспоминая браваду Нацу о друзьях. Где же были эти друзья, когда пропала Хартфилия? Почему вчера Фиор сотрясали не взволнованные хвостатые, а рядовые пьяницы? Стинг остановился в душевой, включил воду, подставил под прохладные струи лицо. Какое прекрасное двуличие — и у кого! У светлого и радужного «Хвоста Феи».       Впрочем, не это сейчас занимало все его мысли.       Стинг присел на скамейку и прикрыл глаза, прокручивая в голове речь Драгнила. Что-то не давало ему покоя. Огненный драгонслеер, конечно, всегда отстаивал дружбу и нерушимые узы между хвостатыми и был готов броситься на любого, кто обидит товарища. Его сегодняшние слова — нечто само собой разумеющееся. Что ещё он мог ответить на вопрос о том, зачем «Хвост Феи» участвует в ВМИ? Вот, ответил хорошо, пламенно, воодушевил товарищей и других людей, посмотревших на гильдию отбросов под другим углом и даже начавших симпатизировать ей, показал всем, какую ценность имеют у них дружеские отношения.       Только Стингу казалось, что уверить в ценности дружбы Нацу старался не зрителей, а самих хвостатых, — а может, даже самого себя. Поэтому столько болтовни о товарищах, которые страдали, подвергались унижениям, упали с вершины на самое дно, откуда без сильнейших не выползти, поэтому столько самоотдачи ради двух жалких баллов — делай, говори что угодно, лишь бы не слышать внутреннего голоса, говорящего: «На деле тебе плевать на друзей».       Стинг помотал головой. Он не понимал, с чего вообще возникли такие догадки. Ничего странного в поведении своего некогда кумира не находилось: всё такой же безрассудный, бросающийся напролом и любящий задвигать про товарищей.       Всё такой же.       И всё же что-то не так.       Кажется, спася Хартфилию, он волей-неволей ввязался в какой-то запутанный клубок взаимоотношений «Хвоста Феи».       «Чего я вообще о них так много думаю?» — мысленно чертыхнулся Стинг. Надо сегодня обязательно разобраться с заклинательницей и уже вычеркнуть надоедливую гильдию из мыслей, иначе никаких нервов не хватит до конца состязаний.       Однако неприятности на сегодня не заканчивались. Бой между Юкино и Кагурой завершился полным разгромом «Саблезубого Тигра»: даже козырь заклинательницы, тринадцатый зодиакальный ключ, не помог завоевать победу. Стинг, к этому времени присоединившийся к команде, замер как вкопанный — не то от уничтожающего взгляда мастера, который ощутил каждый из саблезубов, не то от понимания, что сегодняшнее собрание будет крайне мрачным.       Ноль очков у «Саблезуба».       Где это видано?       Драгонслеер облокотился об ограждение и поднял недовольный взгляд на солнце. Полдень, до вечера ещё далеко, и Стинг надеялся, что больше неприятных сюрпризов сегодня не будет.       И что Хартфилия окажется сговорчивой.

~*~

      В палате Люси царила полная тишина. Стинг, глубоко ушедший в свои мысли, не сразу заметил, что девушка затихла и теперь сидела, не двигаясь, молча уткнувшись носом в колени. Слух улавливал только её хриплое, сдавленное дыхание и редкие всхлипы.       Эвклиф помассировал виски. Его надежды не оправдались: вот очередной неприятный сюрприз в лице заклинательницы, которая не только не собирается ничего рассказывать, но ещё и умудряется вызывать в нём жалость. От этой мысли Стинг скривился: чёрт возьми, эта хвостатая и так целый день не выходила у него из головы, а сейчас и вовсе путает все карты и чувства. Да, она потеряла всё. Да, он надавил на больную рану, насмеялся над ней и её жалкой верой в товарищей, которым всё равно. Да, довёл до истерики.       Ну и что в этом плохого?       Она — ничтожная слабачка, а таких саблезубы призваны раздавливать.       Закатив глаза, Стинг поднялся, достал из шкафчика рядом стакан и наполнил его водой.       — На, выпей и успокойся, — протянул он Хартфилии.       Но та осталась неподвижна, даже от голоса его не вздрогнула. Уснула? Драгонслеер похлопал её по спине, и лишь после этого девушка проявила признаки жизни: простонала что-то неясное, выпрямилась и недовольно уставилась сначала на него, а потом на стакан водой.       — Не отравлено, ничего не подмешано. Буду я ещё на такое деньги тратить.       — Спасибо и на этом, — пробурчала Люси, но стакан всё-таки взяла.       Эвклиф присел на стул и скрестил руки на груди, пристально наблюдая за заклинательницей. Выглядела она не так ужасно, как ожидалось: лицо не опухло от слёз, руки и голос не дрожали, лишь глаза ещё лихорадочно блестели, но это ничего — временно. Видимо, за сегодняшний день она прилично наплакалась, раз на эту истерику не осталось ни сил, ни слёз.       — Если ты ждёшь, что я что-то расскажу, — вывел его из размышлений хриплый голос, — то можешь идти. Своим нервированием ты ничего не добьёшься.       Стинг едва сдержал мучительный вздох.       — Какая же ты упрямая. Я как будто прошу тебя раскрыть все секреты «Хвоста Феи»!       Люси неопределённо повертела головой:       — В каком-то смысле да.       — То есть, — тут же зацепился о её слова Стинг, — ты признаёшь, что в арсенале Нацу есть что-то такое... особое?       Пришёл черёд сдерживать мучительный вздох Люси.       — Как будто у тебя «чего-то такого особого» нет. У всех убийц драконов есть всякие секретные техники, режимы там... не знаю. Ещё раз повторю: я не ходячая энциклопедия приёмов Нацу Драгнила. Всех его «Когтей», «Клыков» и прочего я не знаю.       — Но есть же что-то особенное, — не унимался Стинг.       Люси допила стакан с водой, мысленно досчитала до десяти. От недавней печали и следа не осталось — всю её сейчас занимало раздражение, возрастающее с каждым новом словом Эвклифа и каждым новым взглядом на него. «Сколько нервов я уже сегодня потратила», — сетовала она, пытаясь успокоиться. Хватит на сегодня слёз и перепалок. Надо отдохнуть.       Ведь впереди — прощание с «Хвостом Феи».       — На сегодня — всё, приём окончен, — повторила она и, укутавшись в одеяло, демонстративно легла. — Я устала и хочу отдохнуть.       — У тебя впереди три бесплатных дня в этой больнице, наотдыхаешься.       — А я хочу сейчас.       — Мало ли что ты хочешь!       Люси недовольно зыркнула на него.       — Отвали уже.       — Ты не наглей тут, феечка!       Они уже хотели продолжить словесную перепалку, как за окном прогремел взрыв, а ранее видневшееся из окна здание скрылось за завесой пыли. Люси резко села в кровати, испуганно прижимая одеяло к груди и смотря то на окно, то на подскочившего Стинга, напряжённо нюхающего воздух.       — Что-то не так? — с упавшим сердцем спросила заклинательница.       Не нужно быть драгонслеером, чтобы почуять в воздухе огромное количество магических частиц — частиц, большая часть которых наполнена негативной энергией.       Эвклиф ничего не ответил. В следующую секунду его в палате вообще не наблюдалось — лишь глухо звякнуло что-то об пол возле двери. Люси с трудом поднялась с кровати, тут же схватилась за живот, проглатывая стон: её тело ещё не было готово к каким-либо походам, но любопытство не позволяло сидеть на месте. На её счастье, у выхода Стинг в спешке обронил связку ключей, потому выйти на улицу она сможет.       Люси достала нужный ключ, сконцентрировала магию, мельком бросив взгляд назад, на окно. Облако пыли рассеялось, и теперь она видела тёмно-серые всполохи волшебства — и они не предвещали ничего хорошего.

~*~

      На то, чтобы спуститься с третьего этажа, у Стинга ушло не больше тридцати секунд. Он выбежал на улицу и напряжённо замер, вслушиваясь в запахи. Пыль оседала, и сквозь неё удавалось разглядеть волны серой магии. В ту же секунду, когда пришла догадка, кто сражается под окнами больницы, Стинг узнал запах.       — Какого чёрта, Роуг?! — закричал он.       Осознание, что это тихий рассудительный Роуг устроил заварушку перед главной больницей Крокуса, настолько ошарашило, что Стинг потерял бдительность и не заметил выскочивший из пыли железный кулак. Его отбросило на пару метров и впечатало в стену больницы с такой силой, что на несколько секунд перед глазами всё померкло — осталась лишь адская боль во всём теле и нечто горячее, стекающее по подбородку. Шатаясь, держась за стену, он поднялся и стёр с разбитых губ кровь. В глазах горел нехороший огонь: ещё бы, не успел выйти и даже толком осознать ситуацию, как уже непонятно за что получил.       — Да ты охренел, — процедил он, сплёвывая набегающую в рот кровь, — Гажил Редфокс.       — Скорее ваша гильдия совсем стыд потеряла, — в тон ему ответил железный драконоубийца.       Чья-то ладонь вдруг опустилась ему на плечо. Стинг на автомате сконцентрировал в руках магию и приготовился отражать удар — чёрт знает, кого ещё на разборки с Роугом притащил этот хвостатый! — но в следующую секунду расслабленно опустил ладонь: рядом стоял потрёпанный, но в целом сносно выглядящий Роуг. Конечно, настучать ему по голове — неплохая перспектива с учётом той каши, которую он умудрился заварить, но сейчас Эвклифу куда важнее было узнать, что вообще происходит.       Однако у Чени были другие планы.       — Не вмешивайся, — мёртвым голосом сказал он и слегка оттолкнул напарника подальше от Гажила, в адрес которого прелетело такое же мёртвое: — Нападай.       Стинг почувствовал, как неприятно пересохло горло — от этого голоса и от взгляда, полного такой жажды крови, что не снилась даже самой Минерве. И, конечно, эти чёртовы метки — их немного, но даже небольшое количество означает, что сейчас перед тобой стоит не совсем Роуг Чени.       — Стой... — начал было он, как теневой драгонслеер, устав ждать атаки Редфокса, сорвался с места. Секунда — и их объятые магии кулаки столкнулись так, что по округе прокатилась невидимая силовая волна. Послышались чьи-то крики и недовольные возгласы. В животе потяжелело, когда Стинг перестал ограничивать свой кругозор сражающимися магами, огляделся — и заметил всё нарастающее число зевак. На улицах, в окнах близлежащих домов и больницы — везде, всюду, куда ни падал его взгляд, находились посторонние люди в таком количестве, что не пройдёт и часа, как новость о нарушении «Саблезубого Тигра» и «Хвоста Феи» дойдёт до организаторов. — Твою мать...       Медлить больше нельзя. Гажил и Роуг минуту назад выглядели ещё достаточно цело для того, чтобы предстать перед организаторами в таком виде, которое не вызовет подозрений и оснований для дисквалификации. И пока никто из них не подарил другому перелом, не раскрошил череп или, что ещё хуже, не задел простых граждан, необходимо их остановить.       Его первая атака с треском провалилась: Стинг только подобрался к драгонслеерам, как удар Гажила, который предназначался Роугу, прилетел именно ему. В последнюю секунду Эвклиф сумел чуть отклониться и сберечь и без того разбитую губу, однако ненадолго ему пришлось выбыть из боя. В следующий раз он поступил осторожнее: два столкнувшихся Рёва вновь подняли в воздух облако пыли, и, воспользовавшись ухудшившейся видимостью и обонянием, Стинг мощным ударом ноги в бок вывел из строя Роуга. На Гажила ему было плевать, пусть тот и затеял эту неприятную драку (в том, что именно он являлся инициатором, Стинг не сомневался): гораздо важнее сейчас утихомирить одержимого Чени.       Он подскочил к ещё приходившему в себя теневому драгонслееру и, не скупясь в силе, врезал ему по голове. Красные глаза тотчас подёрнулись дымкой, напряжённое тело осело, и Стинг поспешил перехватить потерявшего сознание напарника под мышки.       — Охренеть у вас отношения, — сплюнул за спиной Гажил.       Стинг перевёл на него тяжёлый взгляд.       — Не говори о том, чего не знаешь.       Он аккуратно уложил Чени на спину и с облегчением вздохнул: чёрные метки исчезли с его лица. Тень ушла — впервые за несколько лет так быстро и так легко.       Но почему она появилась?       Стинг присел рядом, вытирая начавшую присыхать к подбородку кровь. Он ненавидел, когда в Роуге пробуждалась его другая сторона, лишённая всякой человечности, движимая исключительно животными инстинктами и жаждой крови и превращающая своего хозяина (хотя можно ли таковым его назвать?) в машину для убийств. И каждый раз, видя перед собой обезумевшие глаза и перекошенное усмешкой лицо, он чувствовал только то, что свойственно жалкой падали: дрожь в коленях, застрявшее где-то в горле бешеное сердце, спутанные мысли, наполненные паникой, — и выбивающее мир из-под ног осознание, что это — его товарищ. (— Что случилось, щенок? Не можешь поднять руку на этого мальчишку?)       Что тот единственный человек, которому он позволил заглянуть в свою душу, — чудовище.

(— Или никак не можешь принять тот факт, что он скрывал от тебя такое?)

      И что больше всего на свете это чудовище жаждет его крови.

~*~

      Это случилось неподалёку от Эстрагона, в месте, которого раньше не было ни на одной карте, в месте, которого сейчас просто нет. Они возвращались пешком с какого-то задания, с какого — не вспомнить, но там что-то произошло — что-то разрушившее душевное равновесие Чени и перевернувшее вверх тормашками мир Эвклифа. Стинг потом пытался вспомнить, но не мог: от того дня, той недели, даже, наверное, того полугода не осталось больше ничего, кроме чужого взгляда родного человека, сломанной руки и слёз в глазах, жалких, но горьких и отчаянных. Он лежал на руинах чьего-то дома, смотрел в пронзительно-голубые небеса, какие бывают только в горах, и думалдумалдумал.       И чувствовал, как болит голова оттого, что он вновь наступил на те же самые грабли.       Никому нельзя верить. Никому нельзя доверять. Глупый мальчишка, на что ты надеялся, связав себя узами с тем, кого опасалась сама Минерва и у кого за спиной одни руины вперемешку с трупами? Кто говорил всем своим видом: «Не приближайся — я убью тебя».       «Пожалуйста, я прошу тебя, не приближайся».       Стинг смотрел — и плакал, зная, что его никто не увидит.       — Стинг, — послышался сиплый, до боли знакомый голос. Внутри Эвклифа всё заледенело от ужаса — боги, оно ещё в сознании? — но он всё равно повернул голову на звук и — застыл. Роуг стоял перед ним на коленях, побитый, потрёпанный, умытый в крови и слезах, и в глазах его на место всепоглощающего безумия пришло всепоглощающее отчаяние. — Стинг, — вновь позвал он своим, родным голосом, но Стинг всё равно вздрогнул, отполз, когда Чени обессиленно попытался двинуться вперёд. — Стинг... прости... я прошу тебя, прости меня... — шептал он словно в бреду и смотрелсмотрелсмотрел, только не на небо, а на него самого, и внутри Эвклифа всё умирало от этого взгляда. — Я не хотел... я правда не хотел...       Он схватился руками за волосы, опустил голову и затрясся в беззвучных рыданиях. Стинг смотрел на него, минуты назад одержимого жаждой смерти, жаждой его смерти, и казалось ему, что всё это не реальность, а чья-то магия. Иллюзия, плод воображения больной головы, которую несколько раз приложили к стене. А может, плод не менее больной надежды ребёнка, которому просто хотелось кому-то верить и на кого-то полагаться.       Роуг упал на локти.       — Я чудовище... я чудовище... — шептал он, а Стингу казалось, что из-под его тела убрали землю: он никогда не слышал столько самоненависти.       «Да, — думал Стинг, — ты чудовище».       Только чудовища сжимают горло товарища так, словно хотят сломать ему позвоночник. Только чудовища смеются над чужими ранами, между смехом нанося новые. Только чудовища заламывают руки так, что трескаются кости.       И только чудовища с наслаждением пьют твою кровь.       — Прошу... — услышал он хриплый голос Роуга, осмелившегося поднять на него взгляд — взгляд, полный мольбы. — Прошу, Стинг... убей меня.       Стингу показалось, что на него рухнуло небо.       — Ты спятил? — криво усмехнулся он и тут же закашлялся, сплёвывая вставшую в горле кровь. Пришлось собрать остатки сил и принять сидячее положение, в противном случае во время разговора он захлебнётся, — а поговорить надо. — Посмотри на меня. Знал бы ты, что творится у меня внутри... хотя я бы и сам не прочь был узнать. Все мои органы превратились в кашу. Честное слово, мне кажется, там одна кровь вперемешку с мясом и ничего целого, — цедил он, неотрывно смотря Чени в глаза. Напуганные, жалкие глаза, в которых несколько минут назад отражалась смерть. — У меня сломана рука и вылита, наверное, вся кровь. И ни капли магии. И я плачу, впервые, чёрт тебя дери, за несколько лет я плачу. И всё это, — Роуг опустил глаза, — всё это — твоя вина.       — Именно поэтому, — прошелестел на ветру его тихий голос, — я и прошу тебя убить...       — Именно поэтому ты не имеешь никакого грёбанного права просить меня об этом!       Чени вскинул на него растерянный взгляд, и Стинг не сдержал нервного смешка. Какая отвратительная ирония: этот забитый, отчаявшийся, больше всего на свете ненавидящий самого себя ребёнок и чудовище, убившее всех вокруг, — один и тот же человек.       — Я верил тебе, Роуг, — сказал Стинг, не сумев скрыть в голосе разочарование. — Я думал, что из нас выйдут отличные напарники. Я... дорожил тобой. А потом ты сделал... всё это, — он обвёл руками обращенную в ничто деревушку и себя самого, ещё никогда не выглядевшего так ничтожно. — И теперь, после всего случившегося, ты ещё смеешь просить меня о чём-то? Ты смеешь надеяться, что я возьму на себя ответственность за твою смерть?       — Именно потому, что я всё это сотворил! — воскликнул Роуг. — Я устал... я не хочу... не хочу обретать людей и тотчас их терять...       Прежде невиданная ярость вдруг захлестнула Эвклифа. Невзирая на слабость, он поднялся на ноги, кое-как, пошатываясь, дошёл до Чени и схватил его за грудки.       — Всем плевать, чего ты хочешь, а чего нет! — выкрикнул он прямо ему в лицо. — Дорожишь мной? Жалеешь, что поступил так со мной, что потерял меня? Отвечай! — он встряхнул зажмурившегося Роуга, который сумел выдавить только слабое: «Да...» И это слабое, до краёв наполненное разбитыми надеждами «да» словно подрубило Стингу ноги: он рухнул на колени и вновь не сдержал горьких слёз. — Тогда почему... почему ты, чёрт возьми, думаешь, что я не чувствую того же?!       Он отпустил воротник Роуга, и тот, лишённый сил, рухнул, а вслед за ним рухнул и Стинг, уткнувшись носом в землю. Прижимая руки к болевшей груди, в которой словно просверливали дыру, он плакал, плакал и шептал беспорядочные проклятия — тому, кто раз за разом заставляет его разочаровываться в близких, и тому, кто подарил Роугу Тень.       — Стинг...       — Заткнись! Ты сотворил всё это, ты довёл меня до такого! И даже после всего этого ты думаешь только о себе! Убить тебя? Ты правда думаешь, что можно вот легко сменить привязанность ненавистью?! Будь ты проклят...       Роуг закрыл глаза предплечьем и слабо усмехнулся:       — Я уже проклят...       — Придурок, — Эвклиф отнял от земли лицо, грязное от пыли и слёз, — нельзя в одно мгновение взять и возненавидеть так, что захочешь отнять жизнь... Ты ведь, чёрт возьми, мой друг. Первый за столько лет друг... — его лицо исказила горькая улыбка. — Ты правда думаешь, что я способен убить тебя?       — Лучше тебе быть способным, — сказал Роуг уже спокойнее и твёрже, — потому что иначе это смогу сделать я.

~*~

      — Гажил! — послышался взволнованный женский голос. Стинг оторвал взгляд от лица теневого драгонслеера — на выходе из больницы стояла Хартфилия, которую придерживала незнакомая розоволосая девушка-горничная. Редфокс, до этого стоявший неподалёку мрачной тучей и взглядом просверливающий дыру в Дуэте, вздрогнул, обернулся и озадаченно замер.       — Люси? Ты что здесь делаешь?       Хартфилия с улыбкой покачала головой:       — Что я вижу? Драгонслеер не почувствовал моего запаха?       — Тц, ты на чё намекаешь?       — Ни на что, — заклинательница примирительно подняла свободную руку. Горничная между тем аккуратно усадила её на чудом уцелевшую скамейку, поклонилась и растворилась в золотых искрах — дух, мрачно подумал Стинг, поняв, что потерял связку ключей. — Что ты здесь делаешь? Только не говори, что это ты устроил драку.       Гажил промолчал, красноречиво отведя взгляд.       — О нет, — вздохнула Люси. — О чём ты только думал? Вы же можете вылететь из состязаний!       Железный драгонслеер неожиданно напрягся.       — «Вы»? — переспросил он, и у Люси перехватило дыхание. Она спешно натянула на лицо рассеянную улыбку, поскребла затылок и выдавила что-то про то, что оговорилась, мысли сейчас ведь совсем в кучу. Но Гажил услышал, как участилось её сердцебиение, и увидел, сколько печали на миг показалось в её глазах. — Ты где пропадала, болельщица? И почему ты в больничной пижаме? — прервал он нелепую ложь.       Улыбка тут же соскользнула с лица Хартфилии.       — Долгая история... — выдохнула она со мнимым оптимизмом. Горожане, поняв, что представление окончено, расходились, а день начал плавно переходить в вечер, и Люси понимала: «Пора». — Гажил... не мог бы ты позвать мастера?       — Позову, когда скажешь, что с тобой произошло.       Люси поджала губы: в голосе Гажила, прикрытое сотнями слоёв раздражения и недовольства, звучало волнение. Несмотря на не самые тесные взаимоотношения, он беспокоился о ней, он хотел знать, по какой причине она вдруг без вести пропала на сутки и за это время оказалась в больнице. Он беспокоился — просто потому, что они товарищи, члены одной гильдии, одной семьи, и это так покоробило Люси, что она обняла себя руками. Не плакать, только не плакать — и не отступать.       — Пожалуйста, Гажил, — с трудом выдавила она сквозь вставший в горле желчный ком, — пока я не растеряла решимость...       Она зажмурилась, пряча досадливые слёзы. Спиной она чувствовала недоуменный взгляд Редфокса, но больше не могла найти в себе сил объясниться: если скажет ещё хоть слово — он услышит в голосе слёзы и точно не уйдёт. А она — точно не сможет попрощаться.       — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — бросил Гажил напоследок.       Люси вздохнула и подняла слезящиеся глаза на небо.       Пришла пора говорить «прощай».

~*~

      Ранний вечер был самой тихой порой в Крокусе. Городская рутинная жизнь стихала, набирая силы для ночных попоек и обсуждений результатов Великих Магических Игр, в больнице заканчивался приём, и потому Люси могла наслаждаться спокойствием и умиротворённостью. Она рассеянно бродила взглядом по окрестностям, думая о чём-то совсем не важном: о том, как приятен воздух в вечернюю пору, как сладко пахнут цветы, развешанные в каждом уголке Крокуса, какой искренний восторг застыл на лице ребёнка, рассказывающему своим сверстникам о сегодняшних состязаниях. Ненавязчивый шум стихающей столицы оживлял, и Люси почему-то не могла сдержать улыбки. Слабой, едва заметной, полной печали, но всё же улыбки. Впервые за день ей было так хорошо. Она знала, что долго это не продлится, что вскоре она придёт в пустынную палату в слезах и с разбитым сердцем, уткнётся носом в подушку и постарается уснуть, но не сможет — в ушах застынет голос пока ещё согильдийцев, а перед глазами — их образ.       Люси досадливо прикрыла глаза — хорошее настроение уже начало ускользать. Ожидание изматывало. Раз за разом она прокручивала в голове слова, но, стоило ей попытаться их произнести, как они застревали в горле — нет, нет, не получается отказаться от гильдии, разорвать узы и навсегда избавить себя от знака «Хвоста Феи». Хартфилия обняла себя за плечи, сжалась, в немом отчаянии подняв глаза к небесам.       За что вы так с ней, невидимые боги?       — Считай, что сегодня тебе повезло, — вдруг напомнил о себе ещё не ушедший Стинг. Люси медленно досчитала до десяти и перевела взгляд на него, подхватившего под руку Роуга и, судя по всему, собирающегося наведаться с ним в больницу. — Не думай, что наш разговор окончен.       — Тебе сейчас надо побеспокоиться о другом, — она кинула выразительный взгляд на бессознательного Чени. Стинг цокнул, но спорить не стал и на этой ноте скрылся в больнице.       Заклинательница вздохнула и уже хотела направить все свои мысли на раздражающего самоуверенного саблезуба, как на горизонте показалась небольшая кучка людей — мастер Макаров с несколькими ребятами из «Хвоста Феи». «Боги, — мысленно простонала Люси, — зачем было приводить кого-то ещё?» Она поднялась со скамейки и постаралась как можно искреннее улыбнуться, но всю её распирала сейчас печаль, и улыбка вышла кривая, надломленная.       Едва волшебники приблизились к ней, как она, не давая сказать и слова, твёрдо произнесла:       — Мастер, я ухожу из гильдии.       Лишь после этого она неожиданно заметила в небольшой толпе розовые всклоченные волосы и внимательный взгляд серых глаз. «Нацу», — с замиранием сердца узнала она товарища. Вздрогнула и поспешила вновь посмотреть на мастера, чувствуя, как взгляд наполняет отчаяние, — а его хвостатые увидеть не должны.       — Что? — ошарашенно спросила Эрза. Мираджейн рядом с ней в ужасе прикрыла рот ладонями, Грей напряжённо застыл, пытаясь понять, шутка ли это, Гажил сплюнул: как чувствовал, что заклинательница затеяла что-то дурное, — а мастер... Лицо его посерело и на миг стало казаться ещё больше уставшим и старым. — Что с тобой произошло? Сначала ты пропала на сутки, теперь мы находим тебя в больнице, а ты вдобавок собираешься уйти из гильдии!       Мира тут же подхватила её взволнованно-недовольный тон, пару копеек встали Грей с Гажилом. Молчали лишь Нацу, опустивший взгляд в землю, и мастер, потому что Люси сказала не «я хочу уйти» — Люси сказала «я ухожу».       Эрза осторожно приобняла её за плечи, попыталась заглянуть в глаза, но Люси закрыла лицо ладонями. Нигде, ни в чьём взгляде и ни в чьём голосе она не сыскала равнодушия, радости или ненависти — ничего того, что должны испытывать люди, избавляясь от мусора. Они дорожили ей, волновались и не собиралась отпускать, и Хартфилии хотелось взвыть от отчаяния — почему же, Нацу, ты заставляешь уйти? Что произошло с тобой, раз сутки назад ты, не скупясь в силе, выбил из неё весь дух, а сейчас даже не в силах поднять глаза? Никто больше не изменился — один лишь ты обнажил свою жестокость.       И тело сразу вспомнило ту уничтожающую мощь. Люси пришлось схватиться за руки Эрзы, чтобы не упасть на подкосившихся ногах, и прикусить губу, проглатывая крик от всех разом заболевших ран.       Если она не уйдёт, это повторится вновь.       Люси закрыла глаза.       Нет. Хватит.       — Пожалуйста, не надо, — дрожащим голосом попросила она. — Я всё обдумала. Уже ничего не изменить. Это необходимо.       На минуту в воздухе повисла неприятная тишина, которую изредка прерывали всхлипывания заклинательницы. Хвостатые переглянулись, опустили взгляд на мастера — решение оставалось за ним.       — Раз ты считаешь, что так нужно, — он тяжело вздохнул, — «Хвост Феи» исполнит твою волю.       Эрза поджала губы, осторожно опустила Хартфилию на скамейку, отошла на пару шагов — и через несколько секунд предстала перед ней в тяжёлом белом доспехе с позолоченными краями, меховым плащом за спиной и ярко-красным флагом гильдии вместо оружия. Внутри заклинательницы всё как будто умерло: она вспомнила, что так оделась Эрза на церемонию прощания со своими друзьями из Райской башни. Вспомнила — и теперь не могла поверить, что она обращена к ней.       — У тех, кто покидает нашу гильдию, — глухо произнесла Скарлет, скрыв глаза за чёлкой, — есть три обязательства. Первое: никогда и ни за что не разглашать секретов «Хвоста Феи». Второе: не зарабатывать на бывших заказчиках, — голос её на мгновение дрогнул, и Люси пришлось закрыть себе рот ладонями так, что ногти впились в кожу, чтобы сдержать всхлипы: Эрзу, сильную, несгибаемую Эрзу сейчас разрывала такая боль, что она не могла её скрыть. — Третье... Пусть наши пути и разошлись, ты всегда должна быть сильной и не пренебрегать собой.       Она высоко взметнула развевающийся на ветру флаг «Хвоста Феи», наконец подняла взгляд — и улыбнулась так мягко и так тепло, что Люси больше не могла сдержать слёз.       — «Хвост Феи» — по-прежнему твой дом, куда ты можешь вернуться, — обняла её Мираджейн.       Каждый обнимал на прощание, говоря что-то напоследок: что она всегда может рассчитывать на помощь гильдии, что они будут рядом и однажды обязательно встретятся. Люси плакала и улыбалась: в какой чудесной гильдии она всё-таки побывала — и какая чудесная гильдия теперь осталась в прошлом.       Когда подошёл Нацу, у Хартфилии уже не было сил даже для того, чтобы испугаться. Он тоже обнял ещё напоследок, осторожно, аккуратно, будто она была сделана из стекла, и прошептал, не шевеля губами:       — Прости.       Люси закрыла глаза, шумно всхлипнула и, невзирая на все связанные с Драгнилом неприятности, обняла его в ответ.       И, когда силуэты бывших товарищей растворились на горизонте, она нашла в себе силы прошептать:       — Прощай... «Хвост Феи».

~*~

      Всё же плюс в столкновении Гажила и Роуга оказался: мастер Джиемма, до которого быстро дошли новости об этом, позабыл о неудачном выступлении гильдии на втором дне ВМИ и всё вечернее собрание посвятил перспективе вылететь, а значит, потерять звание сильнейших. Роуг к этому времени оклемался и не походил на контуженного, потому Стинг со спокойной душой позволил пойти ему на разнос: хотя бы нормальный внешний вид немного успокоит мастера. Когда запал его несколько стих, он вспомнил о состязаниях и предупредил, что эти поражения для Стинга и Юкино — последние, а ещё одной ошибки для них хватит, чтобы вылететь отсюда.       Придя в свою комнату, Эвклиф со вздохом завалился на кровать и закрыл глаза.       — Я жду подробностей, — бросил он вошедшему следом Роугу.       — Ничего нового: «Хвост Феи» лезет не в своё дело, не выясняя, что происходит.       — Я знаю, как они действуют, — недовольно протянул Эвклиф. — Мне интересно, как в это действие оказался втянут ты.       Он приоткрыл один глаз: Роуг скинул плащ и, опираясь о колени, напряжённо разглядывал в пол, в то время как эксиды о чём-то переговаривались на балконе.       — Какой-то волшебник решил, что сможет одолеть меня на глазах у всех. А Гажил решил, что это я избиваю невиновных. Дальше ты и сам знаешь.       — И из-за Гажила появилась Тень? — в лоб спросил он.       Роуг вздрогнул и поджал губы.       — Я не знаю. Я прекрасно контролировал себя. Не было никаких предпосылок...       — О чём вы здесь? — заглянул в комнату заинтересованный Лектор. Дуэт переглянулся и по молчаливому согласию замял тему: об этих проблемах эксидам лучше не знать.       — О том, что завтра в Крокусе праздник, поэтому Игры переносятся на день, а у нас выходной, — непринуждённо выкрутился Стинг. Глаза Лектора засияли в предвкушении.       — И что ты планируешь делать, Стинг-кун?       — Показать Хартфилии своё место. Это будет просто, — усмехнулся он, — ведь птичка выпорхнула из своей золотой клетки.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.