Ради силы

      Время близилось к восьми. Под щебетание эксидов Стинг прохлаждался на балконе, обдумывая насыщенный третий день Игр. Удивительно, но он почти не задумывался о встрече с «Клинком валькирии». Это всё давным-давно пройденное и если не забытое, то хотя бы подёрнутое дымкой забытья, а Стинг никогда не отличался склонностью к самокопаниям, рефлексии и сожалениям по прошлому. О чём в нём сожалеть? Ни на что из тех событий, что выпали на долю четырёхлетнего ребёнка, он не был в силах повлиять. Всё происходило не по его воле, не под последствиями его решений, потому что он ничего не решал и не делал. Убийство Вайсологии было осознанным поступком, но и оно шло не от сердца. Раз так, смысл сожалеть и обдумывать? Если бы у его прошлого был виновник, ещё можно сыскать в этом смысл, но его нет, и убивать себя, раз за разом доставая гниль с омута, — пустая, бесполезная трата времени.       Куда важнее то, что происходит в настоящем.       А в настоящем творилась... чертовщина. Бессмыслица. Абсурдное представление под руководством Минервы, в котором он не мог разобраться, как марионетка затерявшись в нитях кукловода.       — Не смей заикаться, что убил кого-то, Стинг, — напутствовала Минерва после ухода полковника. — Ни остальным саблезубам, ни тем более Совету. Из этой воды сухим я могу вытащить только Роуга. Ты — сразу пойдёшь на дно и утащишь за собой гильдию.       Она говорила спокойно, без тени раздражения или недовольства, но звенела между слов сталь, значение которой: «Это последнее слово». Можешь сколь угодно злиться, упрямиться и отказываться перекладывать собственные грехи на других — правда от этого не перестанет быть правдой. От чужой крови на руках спасётся лишь Роуг.       Ведь Тень — прекрасно работающее оправдание.       Минерва ведь знала о ней. Совет, видимо, тоже, поэтому и закрывал глаза на действия «Саблезубого Тигра».       На действия.       На некоторые действия.       Не на то многое, о котором упомянул полковник.       Потому что этого многого элементарно не существует. Где ему взяться? Что прикрыть одержимостью Роуга, кроме как того случая пятилетней давности, когда Роуг был вынужден убить врага, чтобы сохранить жизнь друга? С натяжкой можно ещё притянуть разрушенную деревню недалеко от Эстрагона, где впервые проснулось альтер эго Чени, однако из неё саблезубы убрались прежде, чем прибыли рунные войска.       Два события. Это не «многое». Даже близко не «многое». Даже близко не то, за что сильнейшую гильдию Фиора могли переквалифицировать в тёмную.       Стинг зарылся руками в волосы. Что он упускал из виду? Какие детали ускользали от взгляда, раз он не мог не то что разобраться в целях миледи — элементарно понять, что она делает? Какие преступления она спрятала за Тенью Роуга, чьи? Орга, несмотря на грубость и тучность, на деле святая простата, которая никому не могла перейти дорогу, для Руфуса убийство — низко, подло, не достойно его возвышенной личности, а на шее Роуга всего две петли. Юкино? О ней и думать не приходится: холодный ангел во плоти кровью брезгует. Да и, в отличие от тех троих, Юкино вступила в гильдию без настояний Минервы. По собственной воле. Как он. Имело ли это значение? Значило ли, что он и Юкино свободны от нитей кукловода, а Роуг, Руфус и Орга однозначно замешаны в планах миледи? Наверное, да. В характере миледи припоминать все те поблажки и одолжения, которые она соблаговолила сотворить.       Только Стинг, сокрушённо усмехаясь, всё равно не мог понять: как можно манипулировать тем фактом, что когда-то Минерва открыла двери «Саблезубого Тигра» для троих детей? Ни для кого из них гильдия не была домом. Сборище магов, возможность повеселиться, источник работы — что угодно, но не дом, за который стоит цепляться. Никто не ляжет за него костями, не продаст гордости, души и жизни — это не «Хвост Феи», хотя Стинг сомневался, что и его атмосфера дружбы и поддержки стоит не на одних словах. Так что же гильдия могла предложить такого, чтобы развязать подчиняющие цепи миледи? Убежище? Боги, да от кого прятаться тихому Роугу, простому до невозможности Орге и всезнайке Руфусу?       Бред. Нелогичность. Очередной тупик. Чем дольше Стинг бродил в лабиринте планов Орланд, тем больше уверялся: без знаний, ставших бы путеводным светом, из него не выбраться. Вот только эти знания спрятаны в разуме одной Минервы, а та не играет с кем-то — та играет непосредственно кем-то.       И пешек в свои планы не посвящает.       Твёрдо и бесповоротно он убедился в этом, когда пришедший после разговора с Минервой Роуг впал в ступор от вопроса: «Во что она пытается тебя втянуть?» Удивился. Чётко, искренне, неподдельно — хотя боги, какими поддельными эмоциями может обмануть настолько дерьмовый актёр, как Роуг? Он не догадывался о планах Минервы, не знал, что пять лет назад она утаила его преступление от мастера — иными словами, не мог быть соучастником. Марионетка, пешка, разменная карта, но не соучастник и не союзник.       — Это просто борьба за власть, Стинг. Не забивай себе голову.       «Борьба за власть»? Стинг думал о ней, но... Возможно, он ошибался в Минерве, в её характере и своём видении сильнейшей волшебницы «Саблезуба», однако даже возможность ошибки не умаляла убеждённости: это слишком просто для миледи.       — Думаешь, она хочет сместить мастера? — невесело усмехнулся Эвклиф. Роуг с такой же безрадостной улыбкой покачал головой:       — Для того, чтобы управлять гильдией, необязательно быть мастером.

~*~

      Ночью Роугу снились кошмары. Тёмные, тяжёлые от крови и сожалений к мёртвым адресатам, они не просто вобрали события семилетнего прошлого — копнули глубже, стараниями Тени достали с глубин памяти Скиадрама, который пытался стать для него отцом и который не смог, не сумел, не успел, ринулись было глубже, к двум безликим безголосым силуэтам, но Роуг заставил себя проснуться. Вперил невидящий взгляд в потолок, судорожно вцепился в простыни, в одеяло, в руки — проверить, что сон окончен, что вокруг — реальность, где спят Стинг и эксиды, которых не следует беспокоить.       Очнуться. Надо очнуться. Совладать с тяжёлым дыханием, глотнуть воздуха, заглушить настырную Тень, превращавшей шрамы в гноящиеся раны, рубящей новые, смеющейся, издевающейся — боги, да замолчи ты уже! Заткнись, умолкни, закрой гнилую пасть! Дрожащей рукой Роуг сжал рот, прикрыл глаза. Успокоиться. Взять себя в руки.       Всё в порядке.       Просто сон, просто кошмар. Не реальность. В реальности всё в порядке.       В порядке. В порядке. В порядке. В-порядке-в-порядке-в-порядке-в...       Всё ни черта не в порядке. Ложь, самообман, бессильная вера в то, что слова определяют реальность, а самовнушение в силах помочь. Убедить: всё правда в порядке. Правда. Абсолютная грёбанная правда, и плевать, что болью в лапах Тени заходится сердце, потревоженное встречей с призраком из прошлого. Плевать. Без этого — в порядке. Он в порядке, всё остальное в порядке, нет поводов для беспокойства. Всё... хорошо?       Нет. Всё как обычно. Как всегда.       И как всегда пора собраться, Роуг.       Он свесил ноги с кровати, тяжело встал и добрёл до балкона, желая воздуха, кислорода — и свободы ночного города. К двум часам Крокус остыл от праздника, и свежесть глубокой тихой ночи опустилась на плечи. Она была сродни лечащему заклинанию: становилось мерным биение сердца, растворялись образы-мысли-чувства кошмаров, возвращались спокойствие, собранность — железное укрытие, маска-противоречие, уже дважды давшая трещину. Вдох. Вдохни поглубже, Роуг, и не просто пойми, а осознай всем телом и душой: больше нельзя. На этих Играх сражения не избежать: народ слишком желает столкновения драконов «Саблезуба» и «Хвоста Феи», чтобы позволить вновь отсидеться в стороне, поэтому надо собраться — с мыслями, решимостью победить и сделать всё, чтобы этому бою не помешали никакие тени прошлого.       Никакая Тень.       Если о его одержимости узнает весь Фиор, репутации «Саблезубого Тигра» конец — и хорошо, если это будет единственным, что пострадает.

~*~

      После третьего дня состязаний Стинг наведываться к Люси не стал, справедливо полагая, что информация о Нацу не стоит таких нервов, Хартфилия за сутки разговорчивее не стала, да и вообще велика радость — больше суток убивать на бывшую хвостатую. Благополучно выкинув заклинательницу из головы, он пережил вечерний разнос по поводу четвёртого места Орги, тонкий намёк не нарываться на неприятности с Советом и победить в любом случае, даже если для победы придётся распрощаться с головой — в общем-то, всё как всегда, и Стинг уверился, что жизнь вошла в привычный ритм. Вероятность навлечь гнев мастера из-за помощи хвостатой нулевая, потому что никаких контактов с Хартфилией Стинг не имел и больше пересекаться намерен не был.       Вот только у судьбы были на него иные планы.       Пятый день Великих Магических Игр и четвёртый день непосредственно состязаний Дуэт драконов и бывшие хвостатые феи запомнили надолго.       Люси и Леви маялись от скуки. Местное здание Совета стояло на ушах в связи с обеспечением безопасности Крокуса, и попасть туда, не говоря уже о том, чтобы взять задание, не представлялось возможным, поэтому пятое июля девушки решили скрасить, поболев за «Хвост Феи». Одного они не учли: до стадиона казалось рукой подать не из-за реальной близости, а из-за его огромных размеров, а расстояния в маленькой Магнолии и рядом не стояли с расстояниями столицы, так что к их приходу стадион уже восторженно ревел, гудел и свободными местами похвастать не мог. Девушки скисли у входа в Арену и непременно бы развернулись, не встреться им такой же не привыкший к столичным расстояниям Канраку. Весёлый и задорный, он мигом поделился своим запалом с волшебницами и утащил на стадион смотреть на Игры: пусть стоя, но не упускать же такое событие!       А события и впрямь были запоминающимися. «Подводная битва» развивалась как триумф Джувии, которая уверенно разбиралась с соперниками один за другим до тех пор, пока не осталась наедине с Минервой. В отличие от Люси и Леви не потеряв семь лет, Канраку поведал, что Минерва — дочь мастера «Саблезубого Тигра» и одновременно сильнейшая волшебница сильнейшей гильдии, однако девушки всё равно не сомневались в победе Локсар. Вода — её стихия. Даже если она не сможет достать Орланд своими заклинаниями, водное тело спасёт от чужих — так полагали все, кто знал силу бывшего элемента из «Фантом Лорда».       Однако реальность оказалась отличной от их представлений.       Люси и Леви в ужасе застыли, когда Джувия вскрикнула от атаки Минервы. Кожа от колена до бедра покраснела:       — Ожог, — заключили комментаторы.       — Что за...       — Её магия не просто управляет пространством, но и изменяет его свойства, — пояснил Канраку. — Джувия — способная волшебница, но против Минервы у неё нет шансов. Если честно, я даже предположить не могу, кто против неё способен выстоять.       — Она... настолько сильна?       Сато качнул головой:       — Дело не столько в силе, сколько в скуке. — Девушки недоумённо переглянулись. Лицо Канраку исказила слабая улыбка: — Страшнее сильного человека только скучающий сильный человек. Тот, кто понял, что равных ему нет, и потерял интерес и смысл в битвах, потому что их уничтожила сила. Ему не остаётся ничего другого, кроме как развлекаться... иными путями. И хорошо, если они окажутся гуманными.       Действия Минервы подтверждали его слова: поражение Джувии было очевидным, однако саблезубая не спешила выкидывать её за пределы сферы. Игралась, поняли Люси и Леви по лёгкой усмешке и снисходительному тону голоса, когда она протянула:       — Может быть, пора вытолкнуть тебя отсюда? — и на последней минуте восемь баллов второго места разменяла «Хвосту Феи» на ноль.       — Битва завершена! Победила Минерва! — громогласно провозгласил Чапати Лола.       Потрясённая, Люси метнула взгляд на нишу «Хвоста Феи». Несмотря на внезапный, мгновенный проигрыш, становившийся обиднее оттого, что до второго места оставалась несчастная минута, волшебники бурно рукоплескали Локсар. Не расстроены, не злы из-за нуля баллов — Люси чувствовала это в криках поддержки, которые обуревали хвостатых. Радостных, отметила она чуть позже. Весёлых. Таких, как всегда.       «В гильдии всё утряслось?..»       Она слышала о вчерашней дисквалификации «Хвоста Ворона» и битве Венди с Шерией, однако той же Лисанны на трибунах заметить не могла.       «...или ребятам до этого нет никакого дела?»       Хартфилия мотнула головой так резко, что полоснула волосами по лицу Канраку и Леви. «Нет, — уверенно сжала она кулаки, — на такие события им не может быть всё равно. Гильдия решила избавиться от слабых? Чушь! Бред! Скорее небо упадёт на землю, чем я поверю в это!»       — Лю-чан? — Леви обеспокоенно положила ладонь на плечо и заглянула в глаза.       — Всё в порядке, — натянула улыбку Люси. — Просто... мысли.       На последних словах она вновь окинула взглядом хвостатых. Догадливая Леви тему продолжать не стала: она и сама чувствовала напряжение, просто находясь недалеко от бывшей гильдии.       Это напряжение едва позволило услышать про объединение двух команд «Хвоста Феи», парные бои — и то, что сегодня столкнутся главные соперники состязаний. Не составляло труда понять, что на битву два на два «Хвост Феи» и «Саблезубый Тигр» выставят убийц драконов, и трибуны взревели в предвкушении долгожданного поединка.       А долгожданным он был не только для зрителей. Стинг оскалился от удовольствия, когда услышал о расписании битв: наконец-то настала пора сразиться с Нацу! Рядом восторженно прыгал Лектор, не меньше его радовавшийся скорому бою, хмыкал Руфус и просил сделать битву хоть сколько-нибудь интересной Орга, но Эвклиф не слышал и не видел никого — в том числе и Роуга, тенью затаившегося в углу. Не замечал усталого тяжёлого взгляда, в котором не сыскать радости, не знал, что и сегодняшней ночью напарник так и не смог заснуть и что сейчас он тщетно старался наскребать в душе... воодушевления? азарта? Нет. Роуг давно не знал ничего из этого, вступая в бой, потому что никогда не получал от него удовольствия. Однако кое-что не признать не получалось: после известия о возвращении «Хвоста Феи» ему хотелось столкнуться с Гажилом. Не как с человеком, которым он восхищался семь лет назад, а как с таким же убийцей драконов, как с тем, кто способен помочь проверить себя и собственные возможности. Роуг не стремился к силе, но осознавал, что быть сильным необходимо, и Гажил — отличный шанс узнать, стоит ли он чего-то. Поэтому... Роуг ждал. Чуть меньше Стинга, но всё-таки ждал, когда судьи потакнут желаниям зрителей и сведут на арене убийц драконов.       Ждал.       И сейчас не чувствовал ни капли желания сражаться.       Чёрт побери.       Чени нервно выдохнул. Тень не смолкала с ночи: издевалась, глумилась, и уши закладывало от её ядовитого шипения, а перед глазами стоял не мир — картины пяти-, десяти-, пятнадцатилетнего прошлого, которое не должно сохраняться в памяти ребёнка, но которое сохранилось стараниями демона. Нет, не просто сохранилось — следуя зову, оно оживало, отчаянием в глотке и полосующей по внутренностям болью вытесняло реальность: зачем она тебе, глупый Роуг? Неужто и её ты хочешь превратить в кошмар?       Заткнись, цедил Роуг.       Но не зло — устало и безысходно.       Почти умоляя.       — Наш бой! — воодушевлённо сказал Стинг. Роугу до темноты перед глазами захотелось провалиться в тень и исчезнуть, сбежать, но вместо этого он оторвался от стены и пошёл следом за напарником. В спину ударил настороженный взгляд Минервы и взволнованный — Фроша, но Чени не сказал ни слова, опасаясь, что достаточно открыть рот — и хрупкое равновесие разлетится к чёрту.       К Тени.       Как же, будь всё проклято, не вовремя.       Хотя разве для такого существует это пресловутое «вовремя»?       — Не кисни ты так, — Стинг ободряюще похлопал по плечу: его пока удавалось обманывать всё-под-контролем маской. — Мы же не в реальном бою. Расслабься и получай удовольствие. В конце концов, Игры для того и созданы.       Для того, да? Для возможности сбросить напряжение, набив кому-нибудь морду или покричав с трибун. Для радости наблюдать за чужим поражением. Для утоления дикой жажды крови и зрелищ, идущей с животных начал, низменных инстинктов и стремлений, которые иной раз не в силах заглушить даже разум. Которые будут пробуждаться в человечестве, пройди хоть сотня или тысяча лет, ведь людям никогда не приручить зверя внутри себя.       Особенно — им, драгонслеерам.       Особенно тем из них, в чьих жилах течёт драконья кровь.       Роуг прикрыл глаза, находя умиротворение от понимания: хочет не хочет, а в процессе битвы он втянется. Адреналин заткнёт голос Тени, уничтожит сомнения, на время стянет разломы, позволит броситься на противника с чистой головой и сердцем, знающим лишь одно желание — победить.       И сила третьего поколения легко дарует им эту победу.       В то верили они со Стингом, не сомневались Орга, Руфус и Минерва, не понаслышке знавшие о мощи Дуэта убийц драконов, иное не рассматривали верные Лектор и Фрош, и зрители, семь лет лицезревшие способности саблезубых, едва ли верили в успех «Хвоста Феи». Терялись даже Люси и Леви: да, Нацу и Гажил сильны, но третье поколение — не то, что можно преодолеть одной лишь грубой силой, верно?..       Нацу.       Волшебники вышли на арену, воздух сотряс грохот гонга, возвещавшего о начале последнего поединка, взметнулась магия вперемешку с пылью. Леви и Канраку взволнованно сжали кулаки, от напряжения поддаваясь вперёд, вглядываясь в столкнувшихся драгонслееров так, будто от исхода этого боя зависели их жизни, а Люси зацепилась взглядом за розовые волосы — и не видела, не следила больше ни за чем, кроме них.       Нацу.       Сосредоточенный, собранный, решительно настроенный на победу — такой, каким всегда становился в серьёзных битвах.       Но всё равно не такой, как раньше.       Не улыбающийся, не получающий от боя никакого удовольствия, не вкладывавший в голос ни предвкушения, ни радости, когда изредка ронял комментарии о заклинаниях Дуэта драконов.       Люси поджала губы и, пряча больное сожаление, прикрыла глаза.       Что же случилось с тобой, Нацу? Во что вообще вылились эти Игры? Дурацкие, болезненные, полные противоречий, обнажившие то, о чём она предпочла бы никогда не знать, даже... даже будь это правдой. Даже если атмосфера дружбы в гильдии и в самом деле иллюзорна, а сердце феи давным-давно прогнило.       Будь это правдой.       Но это же неправда, да?..       Хвостатые поддержали Джувию, в последний миг упустившую победу. Приняли некогда преступника в свои ряды, поставив на кон честь гильдии, ибо если об этом узнает Совет, беды не миновать. Ни слова не сказали Джерару за проигрыш. Волновались за Лисанну. Искали Венди и Шарли.       Искали её.       Переживали. Беспокоились.       Не хотели отпускать.       Это... это ведь не могло быть ложью или фантазией. Даже если разум будет задыхаться от отчаяния, от острого колючего неверия, что реальность действительно настолько мерзкая, двуличная, пропахшая гнилью лжи и предательства, — даже тогда нельзя придумать такого. Нельзя годами притворяться друзьями, чтобы в какой-то миг, незначительный и короткий, сбросить маски. Нельзя остаться при рассудке и при этом одуреть от боли настолько, чтобы миру предпочесть собственные домыслы.       Нельзя.       И в то же время события складывались так, что все «нельзя» воплощались в реальность. Ведь именно в ней существовал Нацу, перед лицом всей страны успокаивавший после проигрыша и в тёмном пустом коридоре приказавший выметаться из гильдии.       «Ты отлично сражалась».

«Не понимаю, о чём думал наш мастер, когда решил взять тебя в команду».

      «Прибереги слёзы для нашей победы».

«У х о д и и з г и л ь д и и».

      Люси бессильно закрыла глаза.       Боги, как же она устала.       Пора прекращать терзать себя болью и горечью. Пора смиряться с мыслью, что ей не разгадать поведения Нацу, а значит, дорога в «Хвост Феи» закрыта.       А значит, она одна.       ...или не совсем? Люси украдкой взглянула на Леви — последнюю частичку «Хвоста Феи», которая у неё осталась, последнее воспоминание, нить, связывающая с прошлым, показывающая: оно было реальным. Не померещилось и не приснилось голодному до любви ребёнку, больше всего на свете желавшему обрести семью. Нет, всё было на самом деле — и безбашенный, неусидчивый Нацу Драгнил, любящий без позволения вламываться в её квартиру, тратить все заработанные деньги на еду и таскать на задания, простенькие и не очень; и проказник Хэппи, который говорил только на языке паясничества; и Эрза Скарлет, завораживающая удивительно гармоничным сочетанием красоты и силы; и... и все они, все хвостатые волшебники, когда-то предпочевшие ввязаться в войну между гильдиями, а не отдать товарища.       Друга.       Члена семьи.       Всё было на самом деле.       Всего этого теперь на самом деле нет.       Осталась лишь Леви, начитанная, умная до мурашек и взявшая обещание первой прочитать её роман. Подруга? Да. Не такая, как Эрза или Венди, ибо там близость укреплялась едва ли не каждый день на совместных заданиях, но — подруга. Понимающая. Желающая помочь друзьям. Тоже ушедшая из гильдии, тоже покалеченная клубком противоречий «Хвоста Феи».       Подруга.       Единственная оставшаяся.       И в этот миг Люси вздрогнула от осознания: потерять её значит потерять последний мост между собой и бывшей гильдией.       Потерять всё.       Попав в водоворот размышлений, столь бурный и неистовый, что выбраться не удавалось несмотря на все доводы разума, Люси выпала из атмосферы всеобщей напряжённости. Доведённая до кипения, она продолжала накаляться с каждой новой смены лидирующей стороны: вот Нацу и Гажил в пух и прах разносили Дуэт драконов, а вот заклинания усиления вырвали из их рук инициативу; вот они приноровились к скорости и силе Стинга и Роуга, а вот сотряс воздух Драгон Форс — чудовищная сила, поставленная на подчинение человеком.       Чудовищная сила.       Чудовищная.       Роуг почувствовал, что его тошнит — не то от ударов Гажила, воистину железных, способных при желании раздробить кости, не то от Тени, которая не просто не умолкла — нет, зашипела с новыми силами, увидев, с каким трудом даётся ему оставаться на уровне хвостатых драгонслееров, не то просто от отвращения: господи, как же ему надоел этот бой! Никакого адреналина, азарта, радости от столкновения, рвения победить — ничего! И это бесило до скрежета зубов. Столько лет ждать возможности сразиться, чтобы две бессонницы и изгаляющаяся Тень пустили всё к чёрту! Чтобы в бою не быть, а существовать, находиться постфактум, двигаться по инерции, по привычке, благо отточенной настолько, что он не тянул командную работу на дно. Чтобы... подводить Стинга. Не давать ему уйти в сражение с головой, отдать запалу сразиться и победить не только сердце, но и разум — нельзя, не получится, когда под боком мается ни живой ни мёртвый напарник!       Всё к чёрту, всё наперекосяк.       Из-за тебя.       Лишь чудом он удерживал на лице хладнокровие, лишь силой воли заставлял звенеть в голосе твёрдость и боевую злость. Но голову словно набили ватой, а мир перед глазами дрожал и исчезал за всполохами теневой магии, и, когда Роуг вошёл в Драгон Форс, всё внутри затрещало настолько, что впору было упасть на колени, сжаться в комок, спрятаться — от глаз зрителей, от тяжёлой решительности Нацу и Гажила, от зубоскалящей Тени.       Сдаться.       «Это лучшее, что ты можешь сделать».       — Роуг, оставайся на месте.       Уверенно усмехающийся, Стинг вышел вперёд. Всё-таки разглядел обман, увидел истинные чувства? Понял... понял что? Что напарнику до тошноты противна эта битва, которая не радость и не счастье — пытка, выворачивающая наизнанку?..       ...или что камень, всё это время тащивший вниз, — это не собственная слабость, не пропасть между ним и Нацу, а всего-навсего Роуг Чени?       «Ведь ты ему мешаешь».       Роуг покорно замер. Если хотя бы так он поможет Стингу наконец-то получить полное удовлетворение от битвы, то... пускай. Он постоит в стороне. Посмотрит. Не сунется.       Это ведь в самом деле лучшее, что он может сделать.       Не поддерживать.       «Святой рёв белого дракона» пробил в стадионе дыру на десятки метров вглубь. Затаившийся у стен арены, Роуг пусто наблюдал, как попали под чудовищную атаку Нацу с Гажилом, как безвольно повалились они в пропасть, а Стинг рванул следом — сражаться, добивать, побеждать.       Не помогать.       Лакримы транслировали зрителям перешедший под землю бой, и Чени бессмысленно, безвольно, абсолютно безынтересно наблюдал тоже. За Нацу, развернувшимся в воздухе и доставшим огненной ногой Стинга, за Гажилом, вбившим товарища в землю «Рёвом железного дракона», за Стингом, которому всё оказалось нипочём. Как всегда. Как обычно.       И это такое правильное «обычно».       — Святые лучи!       Святые. Святая магия, призванная очищать всё вокруг.       Почему же она до сих пор не...       Одна атака раскидала хвостатых по разным углам. Впрочем, что вместе, что порознь — им всё равно не справится со Стингом, на теле которого горят метки Драгон Форс, а в глазах хлещет через край боевой азарт, и наслаждение, и абсолютная уверенность: победа за ним.       За ним одним, усмешкой поправила Тень. Ты ведь к этой победе не имеешь никакого отношения, Роуг, помнишь?       Всё, на что ты способен, — стоять в стороне. Не вмешиваться. Быть безучастным наблюдателем.       Не другом.       «Никому не нужны друзья-отбросы, Роуг. Особенно таким людям, как Стинг».       Не тем, кто приходит на помощь.       Опять.       Какой же ты глупый мальчик, Роуг, раз не устаёшь наступать на одни и те же грабли.       Он пошатнулся. На мир начинала проливаться чернота, и в этих мягких переливах ощущались прикосновения Тени — её руки, с обманчивой нежностью приобнимающие за плечи, её обманчиво тёплое дыхание на шее, её голос, обещающий... что-то. Обманывающий. Как всегда, как обычно обманывающий.       И как всегда схожий с колыбельной.       «Тебе так нравится быть обузой, Роуг?»       Плевать.       «Ты посмотри: Стинг сразил Нацу и Гажила. Но это не конец. Я ещё чувствую их магию. Это не победа, Роуг, — Тень сладко усмехнулась, — ведь они ещё живы».       Плевать.       Роуг рухнул на колени, пустым взглядом прошивая лакриму, где Стинг стоял над поверженными убийцами драконов из «Хвоста Феи». Он всё-таки смог?..       Последний вопрос, последний слабый интерес. Последняя попытка не уйти на дно.       Закончите бой. Пожалуйста, судьи, закончите бой. Хватит вопрошать, повержены ли драгонслееры, действительно ли это — итог. Хватит.       Разозлиться бы, воскликнуть почти отчаянно: хватит!       Но злиться не получалось.       Только умолять: пожалуйста, хватит.       «Это не конец, Роуг», — напомнила Тень.       Нет. О боги, нет.       Ведь Тень оказалась права: Нацу с Гажилом поднялись, бодрые и преисполненные уверенности, что разгадали манеру боя Эвклифа. Время его атак.       «Чушь».       Позы для защиты.       «От этой информации никакой пользы: слабому не поможет, сильному попросту не нужна».       Даже ритм чужого дыхания.       «Давай отберём это дыхание у них, Роуг».       Ртом глотая воздух, Чени исподлобья наблюдал за ошеломлённым Стингом и начавшими о чём-то спорить Нацу и Гажилом. Спорить. Посреди боя. О чём? Опорная нога, кажется. Одиннадцать часов, десять, половина...       «Что, Роуг, так и продолжишь молча наблюдать, даже когда твоего товарища сейчас вобьют в поражение? — смеялась Тень, и от её смеха закладывало уши. Не услышать больше ничего: ни рёва трибун, ни комментариев ведущих, ни голоса разума, призывающим очнуться. Очнуться... от чего? Зачем? — Представляешь, как ему будет обидно? Так хвастать силой Драгон Форс, так уверенно побеждать — и всё равно оказаться слабее! Ведь он один против двоих, ведь от него отвернулся единственный друг».       Вмешаться. Помочь. Спасти от унизительного проигрыша...       Плевать.       «Разве это бой, Роуг? Разве такова истинная сила убийц драконов? Меня тошнит, что весь этот сброд в восторге от такого ужаса, но как можно винить его за это? Они ведь не видели настоящего боя. Настоящей силы. — Магия Тени заструилась вниз по плечам, мягкая и тёплая, как одеяло, под которым нестерпимо сильно хотелось заснуть. Бесформенные теневые руки накрыли его ладони, сжали вроде ободряюще-поддерживающе, но деле — властно, отбирая контроль. Подняли вверх, и Роуг краем глаза различил, как начали расцветать на коже чёрные метки. — Давай покажем им, что такое настоящая битва».       Он запрокинул голову, затылком касаясь плеч Тени. Увидел чёрный человеческий силуэт, белые глаза, горящие эмоциями, названия которых Роуг уже не помнил, и безумный оскал. В груди что-то шевельнулось: не то ощущение того, что вот так — неправильно, недопустимо, не то... впрочем, какая разница.       Закрыть глаза. Упасть в обманчиво бархатные объятия. Раствориться... в них. В сером мире.       В безжизненном осознании: плевать.       На всё.       И на всех.       Поражённый бравым настроем Нацу и Гажила, легко пережившим Драгон Форс, Стинг думал, что хуже ситуации не придумаешь, когда в небо вдарил столб чёрной магии.       — А? Это ещё что за? — почесал затылок Драгнил. Легкомысленно. Несерьёзно.       Конечно. Он ведь понятия не имел, что произошло.       А Стинг знал, и от этого знания уходила земля из-под ног.       Тень. Жестокая, неимоверно сильная и движимая одной жаждой крови, которую не утолить, даже перебей весь стадион. А она перебьёт: Стинг в ужасе понимал, что разбитое состояние Роуга не мерещилось, что тот и вправду вышел на арену, душимый внутренним демоном, и терпел его пытки на протяжение всего боя — не очень долгого, но и такого времени достаточно, чтобы сточить стержень до основания. Чтобы полностью сойти с ума и предоставить Тени контроль, не пытаясь за него бороться.       Чтобы убить. Растерзать так медленно и мучительно, как способно только чудовище.       Растерзать на глазах всего Фиора.       «Твою мать!» — прошипел Стинг, входя в Драгон Форс и взметаясь к поверхности.       — Куда собрался?! — прилетел в спину разозлённый крик Гажила. Слух уловил, что они рванули следом. Конечно, не рвануть за соперником они не могли, но господи, уж лучше б продолжили спорить про опорную ногу!       — Не до вас сейчас!       Он выбрался на арену, развернулся — и замер, видя мягкую усмешку на лице Роуга, который приветственно расставил руки.       Роуга? Нет. Сейчас это не Роуг. Даже чуть-чуть не Роуг.       — Привет, Стинг. Давно мы с тобой не виделись, — ухмыльнулась Тень.       Стинг сжал кулаки. Ощущения не обманули, Роуг и впрямь отдал весь контроль Тени, потому что ни в голосе, ни на лице не сыскать мёртвого равнодушия — единственного признака того, что Чени боролся за тело. Что он не сдался. «Почему? Что довело тебя до этого?» — вглядывался в высокомерно прищуренные глаза Эвклиф. Роуг становился одержимым, только когда что-то выбивало его из колеи — что-то жгучее, больное, разрывающее на куски разум и сердце и заставляющее всплыть с глубин всех скелетов. Что в этой грёбанной битве могло привести в движение смертельный механизм? Что толкнуло в спину, заставляя с головой уйти под воду, отказаться от ненавистных, но, чёрт побери, всегда, всегда работающих «я-в-порядке-всё-под-контролем»? Ничего ведь не произошло! Да, проигрывали, но и дураку понятно, что стену в виде Нацу и Гажила легко не перепрыгнешь! Так чем же эта битва...       ...или не эта битва?       Он вспомнил уставший взгляд Роуга и... что-то про бессонницу, второй день терзавшей напарника.       И пришло понимание: Роуга пошатнуло что-то до сражения. До этого дня состязаний даже. Корни проблемы уходили глубже — и Стинг бросил попытки отыскать, потому что они могли быть очень глубоко. На расстоянии в год, в два, в десятилетие — там, где властвовала завеса тайны, которую Роуг никогда не открывал для него.       Там, где Стинг ничего о нём не знал.       — Не поприветствуешь меня? Какой ты грубый, — всё так же надменно протянула Тень, даже не пытаясь сыграть обиду или недовольство: для такой высокомерной стервы слишком низко так стараться для людей.       Но забавляться с ними она всё равно любила.       — О-о, происходит что-то странное! Кажется, Стинг и Роуг что-то не поделили между собой! — восклицал Чапати, и трибуны под его запальчивым голосом зашумели от предвкушения.       Им в радость, в забаву наблюдать за сражением, которое с минуту на минуту превратится в кровавое месиво.       — Ха, вижу, мозги у тебя ещё способны перевесить самоуверенность, раз ты вернулся к своему дружку, — усмехнулся позади Гажил.       Выбрались, заразы.       — Что-то не так, Гажил, — неожиданно настороженно произнёс Нацу, больше не легкомысленный, серьёзный — почувствовавший угрозу от объятого тенями Чени.       Да, Нацу. Что-то очень сильно «не так». Например, то, что сейчас Тень сорвётся с места и впечатает твою голову в землю так, что хорошо, если не разлетится череп, Гажилу всадит его собственный меч в глотку, а его самого растянет как коронное блюдо — как то, что выбьет из Роуга желание жить дальше, когда он увидит изуродованного убитого напарника. Когда поймает на себе полные дикого ужаса взгляды со всей страны и поймёт: в этот раз чудовище забрало всё и всех, начиная от лучшего друга и заканчивая стадионом, с которого на Крокус прольются реки крови.       Тень убьёт их. Убьёт сотни и тысячи людей, которые сейчас восторженно кричат, призывая продолжить бой, не зная, что это... это уже не один из тех несерьёзных поединков, на которых строятся Игры. Не шоу и не зрелище.       Не то, за чем можно наблюдать, рядом с чем можно оставаться.       Надо остановить бой, понял Стинг. Понял и почувствовал ватную слабость в ногах от неверия, что... всё закончится вот так? Он проиграет вот так? Не от силы достойных кумиров, а от одержимости собственного напарника, друга, того, кто должен был привести к победе, а в итоге сбросил в пропасть унизительного поражения?       Поражения, потому что выступить за досрочное окончание боя значит сдаться. Нацу и Гажил понятия не имеют, что происходит, а когда до них дойдёт, может быть уже поздно, поэтому единственный, кто в силах предотвратить грядущее кровавое безумие, поднять руку и заявить: битва окончена, уходите, уходите — это он. Это «Саблезубый Тигр».       Это проигрыш «Саблезубого Тигра».       Лицо Тени перекосил довольный оскал: угадала ход чужих мыслей, уловила смрад отчаяния, хлынувшего от Эвклифа. «Будь ты проклята», — вырвалось в бессильном огорчении, когда он начал поднимать ладонь.       Будь проклято всё.       Всё не должно было заканчиваться так, но всё должно закончиться именно так — тошнотворная ирония, которую он обязан претворить в жизнь, если не хочет, чтобы на тот свет отправились сотни невиновных.       Чтобы их отправил Роуг.       Чтобы...       Мгновенно появившаяся перед лицом Тень перехватила руку и ядовитым тяжёлым голосом протянула:       — Ты что удумал, Стинг? Веселье только началось. Не смей прерывать его в самом начале.       Кулак в грудь выбил вскрик из Эвклифа и отбросил в яму. Тень шире усмехнулась, обращаясь уже к шокированным Нацу и Гажилу:       — Сегодня зрители видели битвы двое против двух и двое против одного. Разнообразим? — Тень прикрыла ухмылку тремя пальцами: — Я предлагаю битву трое против одного!       — Ты чё творишь? — ошарашенно выдавил Редфокс. Драгнил метался взглядом от одержимого Роуга к провалившему под землю Стингу: до него быстро дошло, что теперь они с белым драконом в одной лодке.       И что теперь эту лодку пытается утащить на дно Чени.       ...или не Чени?       — Давай я кое-что проясню, Гажил. Я не Роуг. Ни характером, ни силой!       В следующую секунду Гажила до воронки вбили затылком в землю. Тень дёрнула уголком губ, затыкая ему рот и заставляя поперхнуться воздухом. За спиной возник Нацу, взметнулось в воздух пламя, но бесполезно: Драгнил пролетел сквозь тело Тени, которая схватила за руку, бросила через плечо, взмыла ввысь — и обрушила «Рёв теневого дракона», и близко не стоящего с «Рёвом» Роуга. В разрушительной мощи он ничем не уступал «Святому рёву» Стинга — так же пробил в арене дыру.       — Не разбейтесь, — напутствовала Тень, — иначе это будет очень скучное завершение боя.       Когда она приземлилась, Гажил, Нацу и Стинг уже выбрались из расщелин. Всклоченные, напряжённые, представлявшие собой комок нервов, злости и ненависти, они напоминали Тени маленьких котят, которые хотели куснуть хозяина, но не могли — и вместо этого довольствовались друг другом.       — Что за херня с твоим напарником?! — взвился Редфокс. Стинг вторил ему таким же раздражённым голосом и взглядом:       — Заткнись и просто выруби его, и чем скорее, тем лучше!       — А пояснить ты ничего не хочешь?!       — А у нас что, есть время на пояснения?!       В ярости драгонслееры столкнулись лбами.       — Я хочу знать, против какой чертовщины сражаюсь, — прорычал Гажил.       — Против той, которая перебьёт весь стадион, если ты будешь болтать, а не действовать, — сквозь зубы процедил Стинг. Злость Гажила неимоверно бесила: неужели так трудно догадаться, что ему самому не в радость вся эта дрянь, неужели не чувствует жажду убийства Тени и не понимает, что надо не языком чесать, а сражаться?! Сражаться втроём — и это било по мозгам не хуже злости, потому что... объединиться с соперниками, чтобы избить Роуга?       Избить... друга.       Он всегда справлялся один. Не потому, что силён, и даже не потому, что обстоятельства всегда складывались так, чтобы стравить их один на один; нет, всё гораздо проще: он не хотел, чтобы ещё хоть одна живая душа узнала о Тени Роуга. Чтобы ещё хоть одна живая душа осмелилась ударить Роуга так сильно, чтобы выбить дух, сознание, едва ли не жизнь. Чтобы кто-то посторонний просто причинил Роугу боль, даже если эта боль заслуженна, потому что... да ни черта она не заслуженна.       Никто не заслуживает быть избитым до полусмерти.       Особенно — чужими людьми.       Стинг стиснул зубы.       Чёрт, чёрт, чёрт!       Его рвало пополам от нежелания сражаться сообща с Нацу и Гажилом и необходимостью объединиться, ибо так — быстрее, проще, безопаснее для народа, который, будь он проклят, как будто не понимал происходящего, не ощущал угрозы: продолжал сидеть на местах, смотреть, воодушевлённо кричать, подбадривая на бой. Как будто не смертью грозилось развернуться сражение. Как будто наблюдали не за людьми, а за столкнувшимися зверями.       Это же так, чёрт побери, весело.       И ради них он минуту назад был готов заявить о поражении «Саблезуба», а сейчас собрался объединиться с врагами для избиения друга.       Несправедливо. Обидно до горечи в глотке.       Почему всё обернулось таким образом?       — Режим огнегромового дракона! — крик Саламандра вывел из мыслей. Стинг открыл рот, увидев объятого одновременно пламенем и молнией Драгнила: это ещё что за хрень?       Два элемента? Как, чёрт возьми, такое возможно?       Гажил стоял не менее удивлённый. Одну Тень удовлетворило увиденное: с улыбкой она прислонила палец к губам и наклонила голову вбок:       — Решил сражаться в полную силу? Какой умный мальчик.       Забавлялась, не воспринимала всерьёз, играючи уничтожала честь и авторитет «Саблезубого Тигра», образ спокойного, нормального Роуга и Стинга, который в силах что-то сделать — и всё так легко, так непринуждённо, словно трещинами шла не реальность, а иллюзии, выдумки. Словно никогда и не существовало адекватного Роуга Чени и сильного Стинга Эвклифа, а самоуверенность гильдии — ничем не подкреплённая бравада.       Дрянь. Откуда в тебе эта способность извращать всё одним своим появлением?       — Вперёд! — воскликнул Нацу, в ту же секунду пламенным кулаком врезая Тени по челюсти. Та пошатнулась, завалилась назад, и Нацу не упустил шанс: соединив огонь и молнию в руках, «Сияющим пламенем огнегромового дракона» впечатал в землю. Арену сотряс огромный взрыв — вздрогнула, казалась, сама земля.       «Вот это... сила», — застыл в ошеломлении Стинг. Гажил толкнул его в плечо:       — Не отставай, — и ринулся на помощь Саламандру.       На помощь?       Хах. Смешно.       На избиение куда вернее.       До крови закусив губу, Стинг побежал следом. Нет времени на сомнения: Нацу и Гажил слишком сильны, чтобы отказываться от их помощи, а его гордость ещё не растворилась после провального боя, чтобы позволить им единолично спасать Роуга. Чтобы — остаться в стороне, даже если этого он желал больше всего на свете.       Их разделяла пара метров, когда из облака пыли в воздух взметнулась Тень. Кровь заливала половину лица, но ни во взгляде, ни в улыбке не убавилось веселья или надменности — плевать на атаку Нацу, поняли драгонслееры. Преобразившись в магию, она нырнула под ноги волшебников и взрывом теневой магии разбросала по разным сторонам. Ринулась вперёд, мгновением позже вбивая тело Драгнила в стену стадиона, схватила за волосы, рванула к колену, которое разбило переносицу, отшвырнула прочь. Пропела:       — Кто следующий? — и выбрала жертву сама — до Стинга донёсся крик Гажила, которому полоснули по лицу теневыми когтями. Кровь брызнула на губы Тени, и ту перекосил сумасшедший оскал. От удара в грудь, казалось, затрещали кости, готовые вот-вот уткнуться в лёгкие, атака в живот скрутила желудок, желчь обожгла глотку. С трудом Редфокс выпалил «Рёв», однако он прошёл сквозь тело Тени.       — Святые лучи!       Тень отскочила от хвостатого, однако лучи не остановились: Стинг не отступал, преследовал, пытаясь загнать в угол, запереть между святой магией и стеной арены. И когда вроде получилось — когда уткнулась спина Тени в камень, а белое волшебство неумолимо приближалось, когда вот она, наконец-то удачная атака! — она вновь стала неосязаемой магией и ловко проскочила между «Святыми лучами». Эвклиф не сдержал отчаянного ругательства: плевать она хотела, что лучи самонаводящиеся и по скорости не уступающие молнии! Плевать, ведь она — грёбанный сгусток магии, который и быстрее, и изворотливее.       И тем сильнее, чем больше проходит времени — и глубже уходит на дно Роуг.       Подскочил с земли Гажил, подоспел Нацу, и они втроём бросились на Тень, но та лишь усмехнулась, так победно и высокомерно, что перед глазами потемнело от злости — или от осознания, что всё это оправдано. Ведь она взаправду выше их всех на голову. Чёрт знает, почему, хоть бы один магический трактат или одна живая душа подсказала, в чём секрет непостижимой силы чудовища по имени Тень, но — нет. Не знал никто.       Ни причин, ни того, как избавиться от Тени иначе, чем довести до полумёртвого состояния хозяина.       — Что же творится! Они и впрямь устроили бой трое против одного! — раздались возгласы Чапати, в которых поубавилось спеси и предвкушения — напротив, наконец-то появилось понимание: что-то не так.       — М-может, стоит остановить матч? Большое спасибо, — взволнованно пробормотал Рабиан.       Однако рефери не давал команды «Стоп», и бой продолжался. Суматошный, едва различимый из-за всполохов магии, с каждым ударом он становился всё больше, ярче, разрушительнее, глубже уходил под арену и сильнее заставлял содрогаться стадион. Глаза Тени заливала кровь, изо рта капала розовая пена — одно из рёбер задело лёгкое, — но ей не было до того никакого дела. Как можно тратить внимание на боль, когда развернулось такое подчас непростое сражение? Когда драгонслееры бросались в атаку самозабвеннее неё, не скупясь на силу и магию, вкладывая в удары всех себя — какое чудесное, непреодолимое рвение победить, спасти! Их тоже не останавливали ни ломящее тело, ни кровь, ни заканчивающееся волшебство, но глаза не знали безумного азарта — только решимость, столь привлекательную в своей холодности, что Тень волей-неволей залюбовалась. На секунду дольше удержать этот дерзкий взгляд — и плевать, что расплатиться придётся огненным кулаком по голове, железным столбом в искорёженную грудную клетку и светом, норовящем выжечь кожу.       Плевать, что поставил обездвиживающую метку Стинг, даруя возможность Нацу и Гажилу избивать до крови.       Плевать, что от боли потерялось ощущение реальности и притупились все пять чувств.       Плевать, что...       Ох. Плевать?       Мысленно Тень усмехнулась. Она знала, что пришла в этот мир ненадолго: слишком ничтожно пошатнулось душевное равновесие Роуга, — но не думала, что... настолько.       Не ожидала, что бессильному разбитому мальчику понадобится столь мало времени, чтобы собраться.       «Но это не конец, Роуг».       Она схватила Нацу за волосы, швырнула в Стинга, сбивая того с ног, пинком в живот отправила в их компанию Гажила — и «Крыльями», охватившими половину арены, смела в расщелину. Подпрыгнув, добавила сверху «Рёвом», теневыми клинками раздробила стены воронки. Силы не хватило, чтобы погрести заживо, однако трудности падающие булыжники всё равно доставят — этого хватит, чтобы успеть провернуть кое-какое дельце.       Кое-какую встречу.       Тень оглядела зрителей, лишь сейчас слыша гробовую тишину. Оскалилась: поняли, наконец, что развернувшееся на стадионе сражение ненормально, что Роуг Чени ненормален и его нападение на напарника не иллюзорный трюк, как у «Хвоста Ворона», не желание сделать матч интереснее — нет, это воистину стремление разорвать, убить, втоптать в кровавое поражение. Поняли, но — не сбежали. Ломанная улыбка перекосила губы: годы идут, а люди не меняются, будучи не в силах противостоять звериной жажде кровавых зрелищ и противиться интересу узнать, чем завершится неожиданное, абсурдное, но оттого становящееся лишь более захватывающим столкновение товарищей по гильдии.       Не в силах совладать со страхом, ведь одно неверное движение — и безумный теневой дракон сожрёт с потрохами.       Что ж, хотя бы не разучились чувствовать угрозу.       Она втянула носом воздух — тысяча запахов людей, сотни переливов эмоций.       Где же ты?       — Вижу, вам по душе происходящее, — предвкушающе улыбнулась.       Отчаянное неверие, граничащее с таким же отчаянным ужасом, ударило в голову. Тень крутанулась на пятках, поднимая неистовый горящий взгляд на последние ряды.       Я тебя нашла.       — Тогда позвольте поблагодарить того, благодаря кому вы узнали об одержимости Роуга! — Тень двинулась к трибунам. — Кому достаточно было появиться один раз, чтобы разрушить все старания Роуга, который семь лет делал вид, что он нормальный, здравомыслящий и уж точно не скрывающий в себе чудовище! Семь лет — и один день, одна встреча уничтожили всё. Авторитет гильдии? Какое уважение и доверие может быть к тем, кто прятал в своих рядах такого безумца? Авторитет самого Роуга? Да о нём и говорить не приходится! Монстр, который может в любую секунду тебя убить и при этом ходит на свободе! Вот что вы чувствуете, верно? Страх перед его сумасшествием, ненависть к тем, кто знал о существовании чудовища и закрывал на это глаза, к нему самому, смевшему обманывать вас! Ну же! Ненавидьте, бойтесь его сильнее! Это то, что он заслужил! И всё это, — её губы расплылись в блаженной усмешке, — всё это благодаря тебе, Канраку.       Тень растворилась с арены, чтобы в следующую секунду возникнуть на трибунах, глаза в глаза глядя потрясённому Канраку. Выдыхая в лицо с насмешкой:       — Помнишь меня?       Протягивая руку, чтобы коснуться кожи, от которой отхлынула кровь, дрожащих губ, провести когтями до глаз, полных трепета, страха, спутанных мыслей-эмоций «господи-это-и-вправду-ты» — какая потрясающая смесь, какое восхитительное неверие и отчаяние!       Но нужно больше.       — Спасибо, что решил появиться в жизни Роуга на этих Играх.       Ноготь полоснул по щеке Сато, но и тогда тот не сдвинулся с места: не шевелясь и не дыша, смотрел в глаза чудовища и... не верил, не осознавал, не думал — не был способен ни на что. Липкий ужас скрутил желудок, перехватил контроль над телом, даруя роль молчаливого наблюдателя (опять), жертвы (опять), пешки в руках кого-то... чего-то бесчеловечного (опятьопятьопять).       Разменной монетой, которой чудовище выкупило душу друга.

(Надо ли говорить, что опять?)

      — Без тебя ничего из этого бы не случилось.       Ледяные пальцы скользнули к горлу.       — И Роуг окончательно сойдёт с ума, — тихий, вкрадчивый шёпот, лживо-мягкий взгляд — хищник, заманивающий в пасть сладким обманом, и как сильно, как непреодолимо заманивающий!.. — когда я убью тебя.       — Нет! — два женских вскрика.       Над головой просвистела чёрная магия: Люси и Леви кинулись на плечи Канраку, спасая от смертельной атаки. Тень ринулась следом. Схватив девушек за руки, Канраку телепортировался к первым рядам, развернулся, взглядом нашёл Тень — и замер, лихорадочно пытаясь придумать, что делать дальше. Его магия закончится быстрее, чем он сумеет добраться хотя бы до выхода со стадиона, а Тень не отстанет, пока не убьёт. Будет преследовать до конца, заглянет под каждый камень — хотя, боги, зачем ей это, когда есть звериное обоняние, зрение, когда есть звериное всё, что превосходит человеческое?       Не сбежать. Не спрятаться.       Боже.       Когда она успела возникнуть перед лицом, Канраку не понял. Теневым вихрем отшвырнув Хартфилию и МакГарден, Тень до крови впилась когтями в шею, повалила на пол, впечатала в камень с силой, выбившей воздух из лёгких и до вскрика скрутившей болью позвоночник. Канраку схватился за руку, попытался ослабить напор, сходя с ума от недостатка кислорода, брыкнулся, чтобы сбросить навалившуюся Тень, но тщетно: человеку не тягаться с чудовищем.       Смотря в глаза, не знавшие ничего человеческого, и на животный сумасшедший оскал, Канраку чувствовал, что в груди жгло не от нехватки воздуха — от той мерзкой ядовитой реальности, в которой его убивал некогда лучший друг.       Чудовище. Его лучший друг — и чудовище.       Нет.       — Райос... — просипел он. Зажмурился от досады, потому что, чёрт побери, на большее не хватало воздуха, но надо, надо сказать, прошептать, выдавить, любыми средствами и способами донести: это не ты, Райос.       Это не можешь быть ты.       Невзирая не стремительно темнеющий мир и слабость, захватившую тело, Канраку схватился свободной рукой за воротник плаща, притянул ошалевшую Тень к лицу, посмотрел в глаза — прямо, бесстрашно, вкладывая последние крупицы сознания в мольбу.       Очнись.       Ты человек, Райос.       Потоки магии, окружавшие Тень, начали слабеть, но Канраку уже этого не видел. За миг до того, как темнота залила глаза, он почувствовал, как ухмылка Тени опалила лицо. Она что-то сказала. Что-то... наверняка надменное, едкое, полное презрения к нему и Роугу, но Канраку всё равно попытался зацепиться за её голос, услышать сквозь шум в ушах и затихающее биение сердца — что, что ты сказало напоследок, ненасытное чудовище? Какая мысль обожгла настолько, что ты решила ею поделиться?       Чья мысль.       Чья.       «Убирайся».       Тень запрокинула голову, закрыла глаза. В следующий миг с разворота врезал по лицу Стинг, скидывая с тела Канраку, в полёте добавил в живот Гажил, огнегромовым столбом магии завершил Нацу. «Дураки», — усмехнулась Тень.       Ах, как бы ей хотелось посмотреть на их лица, пойми они, что последние, самые отчаянные, злые и мощные удары достались уже не чудовищу.       «Только не вздумай умирать от них, Роуг».       Чёрные метки растворились с кожи. Несколько секунд спустя Роуг приоткрыл глаза, но расфокусированный взгляд ничего не успел разглядеть — сознание вытравили слабость, боль во всём теле и мысль, острая, жалящая до горького стона: опять.       Он не видел, как обессиленно рухнул на колени Стинг, сплюнул кровью Гажил и едва не перевалился через парапет Нацу; не знал, что мгновениями позже слабость с болью тоже подкосила напарника и он потерял сознание, не сменив позы; не услышал, как тихо и осторожно, словно боясь разбудить чудовище, Чапати Лола объявил:       — Победил «Хвост Феи»... — и трибуны впервые не вторили окончанию матча радостными возгласами.       Не почувствовал взволнованных взглядов Люси и Леви, уничтожающего — мастера и ошеломлённых, полных «это-что-чёрт-тебя-дери-было» — Орги и Руфуса, которые не испытывали ни капли приятного послевкусия от поединка. Наоборот: всех их заняло предчувствие надвигающейся бури.       Минерва скрестила руки. Не отрывая взгляда от драгонслееров и стоявших поодаль бывших хвостатых фей, она протянула:       — Вечернее собрание будет очень интересным...

~*~

      Стинг никогда не был в настолько паршивом настроении. Конечно, в жизни случалось всякое дерьмо, после которого требовались месяца и годы, чтобы залечить раны и вернуться в норму, в своё стандартное самоуверенное состояние, но тогда от него ничего не зависело. Тогда ему было простительно ничего не делать: не хватало сил и знаний, которые помогли бы изменить хоть что-то.       А здесь, а сегодня...       Было всё: и сила Драгон Форс, и знания о Тени и характере Роуга.       Но не изменилось ничего.       Не углядел. Легкомысленно не придал значения убитому состоянию Роуга. Отмахнулся: господи, так ведь всегда. Эта усилившаяся перед поединком отстранённость — данное, нечто само собой разумеющееся, ведь Роуг ненавидел сражаться. На Играх он отсиживался в стороне: не вызывался сам, не попадал под жребий судей или зрителей, потому что казался слишком неинтересным, сырым, вялым. Ни черта не весело наблюдать за человеком, который в бою и не человек — дохлая рыба, разве что только салютом не заявившая, насколько ей противен этот фарс. К тому же, Роуг не выказывал особого рвения сразиться с Нацу и Гажилом. Да, что-то ронял про «проверку собственных сил», но ронял так небрежно и мельком, что придать этому значения Стинг не мог. Другие — да, но с другими Чени не распылялся на откровения, а Стинг слишком хорошо знал, как Роугу претит участвовать в Играх.       Поэтому... всё было как обычно. Принудительный бой, отвращение Роуга, замкнутость, почти физическое отторжение, когда Чени плёлся на арену со скоростью улитки. Не ощущал удовольствия и предвкушения. Не хотел.       Как обычно.       Нет.       В том-то, чёрт побери, и дело, что абсолютно не как обычно.       Господи, какой же он дурак! Слепец, смеющий называться другом! Можно, конечно, удариться в оправдания, напомнить: он понятия не имеет, что из себя представляет дружба, а Роуг как первый настоящий друг — головоломка похлеще Небесного лабиринта, с которой очень тяжело, к которой вроде и подступился, но всё равно не разглядишь сердца, не достанешь до сути, не коснёшься сокровенного — ничего из того, что, наверно, дозволено друзьям. Можно найти ещё тысячу и одну причину, сказать, в конце концов, что он всегда плевал на дружбу и дружеские узы, но... нет.       Потому что на дружбу с Роугом он не плевал, даже когда очень сильно того хотел.       Не получалось. Не находилось сил разорвать то, что тянуло на дно и одновременно — к свету. Не находилось желания.       Поэтому Стинг не оправдывался: глотая жгучую ненависть, он в сердцах клял себя за то, что не додумался раньше. Не понял, хотя был обязан понять.       Ведь он видел, насколько болезненно отреагировал Роуг на появление Канраку.       Он мог не знать причин и даже близко не догадываться о той истории, которую скрывали эти двое, однако по тому отчаянному неверию, в полдень третьего июля наполнившему взгляд и хватку Роуга, по тому простому факту, что появление Канраку сумело пошатнуть спокойствие Чени, Стинг должен был осознать: это... больное. Тащащее с глубин самых страшных скелетов, пробуждающее в воспоминаниях жесточайшие кошмары. Умудрившееся в одно мгновение уничтожить маску на лице Роуга, который сколь угодно мог называть себя слабым, но от этого реальность не переставала быть реальностью, — а в ней лишь немногое имело достаточно сил, чтобы нарушить его душевное равновесие.       Немногое.       Очень болезненное немногое.       И Стингу хотелось взвыть: почему же он не понял этого раньше?       Почему не связал между собой то больное неверие и бессонницу. Почему не додумался, что Тень, из года в год тщетно пытающаяся заполучить абсолютный контроль, не воспользуется — той грёбанной встречей, тем неизвестным разговором, который наверняка, точно, со стопроцентной, чёрт побери, гарантией тоже подтолкнул смертельный механизм к движению. Который тоже подарил новую трещину, маленькую, едва заметную, но за две бессонные ночи способную уйти так глубоко, что Роуг бы сломался.       И Роуг сломался.       А он не доглядел.       Всё видел. Всё знал.       И даже не пошевелил пальцем в тот миг, когда Роуг нуждался в его помощи больше всего на свете.       Здоровский из тебя получился друг, Стинг Эвклиф.       Закусить бы до крови губу, болью туша сжирающий изнутри огонь, да только даже от такой мелочи сейчас легко потерять сознание.       Он криво усмехнулся: крах пошёл по всем фронтам, зацепив не только дружбу с Роугом, но и сражение с Нацу и Гажилом. Конечно, Стинг знал, что они сильны и предыдущие противники с ними и рядом не стояли, а потому придётся выложиться на полную, — но не ожидал, что даже этого для победы окажется недостаточно. Подумать только: если бы не появление Тени, он бы... проиграл. Проиграл, чёрт побери, потому что Драгон Форс не то что не поставил на колени — элементарно не потрепал так, как должен был, как Стинг ожидал. Нацу и Гажил поднялись бодрые, полные сил, раскусившие манеру боя соперника и готовые вбить того в поражение.       Готовые показать, что сила третьего поколения ничего не стоит.       Трёп, хвастовство, пустая бравада.       Стинг зарылся пальцами в волосы. Неужели пропасть между ним и хвостатыми настолько велика? Или дело не в пропасти, а в том, что все враги, с которыми он сталкивался за семь лет пребывания в «Саблезубом Тигре», — мусор настолько жалкий, что и ребёнок бы победил?       Что и ребёнок почувствовал бы себя сильным.       Чёрт.       Злая горечь на этих словах полоснула по груди, и Стинг рвано выдохнул через зубы. Чёрт возьми, это не может быть правдой! Побеждать шайки хилых тёмных гильдий — и пасовать перед лицом настоящей угрозы? Быть глупым настолько, чтобы через пару минут сражения становиться для врага открытой книгой? Нет, нет, нет! Его сила не могла быть тупым пустозвонством по определению, потому что за ней стояли боль из подпольной лаборатории Хадвара и кровь Вайсологии! Он отдал достаточно на этот алтарь, чтобы избавиться от клейма слабака навеки. Так почему же?..       Хадвар. «Клинок валькирии». Киан.       События третьего июля Х791 года обрушились так, что, господи, уж лучше лишиться головы, чем вспоминать.       Но в итоге получалось и то, и то. И вспоминать — гильдию, которую он не смог бы вынести без помощи Хартфилии, Киана, легко и быстро считавшего его движения, Хадвара, сумевшего поставить на колени и вновь посадившего бы на привязь, не вмешайся Роуг; и терять голову от понимания: всё действительно оказалось правдой.       Беспомощность перед по-настоящему сильными людьми.       Враги, которые разгадали его как ребёнка.       И слабость, семь лет маскировавшаяся под силу.       Из груди вырвался нервный, больной смешок. Закрыв лицо ладонями, Стинг расхохотался, и благо, что в палате не находилось никого, кроме бессознательного Роуга — иначе наверняка бы решили, что он тронулся рассудком.       Хотя как тут, чёрт побери, не тронуться.       Надолго Стинга не хватило: через несколько секунд искорёженный смех стих, сменившись тяжёлым надсадным дыханием. Вот какая оказалась реальность, да? Мерзкая в своей двуличности, любящая глумиться, семь лет укреплявшая веру в непобедимость лишь для того, чтобы в один миг разрушить всё. Такая, что разозлиться бы на эту правду и на то, что от неё жжёт в глазах!.. — но горькая досада мгновенно тушила ярость.       Не сдержав мучительного вздоха, он повернул голову к Роугу. Взгляд скользнул по антиэфирным наручникам — конечно, Совет тут как тут. Хотя глупо было ожидать, что после сегодняшней битвы они оставят чудовище внутри Чени без контроля. Спасибо на том, что ограничились только ими и не забрали куда подальше.       Спасибо, да?..       Совет ведь не рискнёт прибрать к рукам Роуга, пока он состоит в «Саблезубе»: такую наглость Минерва не потерпит, а вслед за ней, повинуясь приказам, и вся гильдия. Насильно вытащить из «Саблезубого Тигра» значит посягнуть на его честь. Ни мастер, ни миледи молчать не станут.       ...или нет?       Ненормальность Роуга так и так ударит по репутации гильдии, которая для Джиеммы — дело святое, а у Минервы уже проблемы с Советом. Проблемы из-за Роуга.       Стинг замер, лишь в этот миг понимая: никто из двух людей, олицетворявших власть в «Саблезубом Тигре», не вступится за Роуга. Напротив, им выгоднее от него избавиться — в качестве возможности очистить имя саблезубых, вычеркнуть гильдию из списка возможных тёмных. В наших рядах есть одержимый волшебник? Нет, что вы. Уже давным-давно нет. Семь лет он скрывался среди нас, но как только правда всплыла наружу, мы сразу же отдали его в руки власти: ей виднее, что делать с таким экземпляром. Мы же «Саблезубый Тигр» — мы уважаем закон и чтим безопасность подданных Фиора.       И среди нас нет ни одного убийцы.       О боги.       Гильдия в самом деле оказалась убежищем для Роуга?       За дверью раздалось копошение. Стинг удивлённо обернулся: и кого могло занести в лазарет стадиона? Пока не начнётся вечернее собрание, никто из саблезубых не рискнёт соваться к Дуэту. Никто... кроме Лектора?       Вздох. Хотел ли он сейчас его видеть?       Да, потому что Лектор — один из немногих, кто всегда умел приободрить его.       Нет, потому что Стинг понятия не имел, как посмотреть ему в глаза. Как просто находиться рядом, при этом не желая провалиться сквозь землю от стыда за поражение, слабость, неоправданные ожидания — всё то, за что он презирал других волшебников и что в итоге оказалось свойственно и ему, и близко не сильному саблезубому.       И это «нет» было весомее настолько, что, когда раздался скрип двери, Стинг молил всех богов: кто угодно, только не Лектор. Пусть придёт отшучиваться Орга, разбираться — Минерва или выкидывать за шкирку из гильдии мастер: он обрадуется сейчас любому, если им окажется не эксид.       Даже... Хартфилии?       Стинг оторопело уставился на Люси, вместе с подружкой смущённо мнущуюся у двери. А она-то тут что забыла? Но не успел он и рта открыть, как из-за спин бывших хвостатых вылетели эксиды.       Лектор.       Ох.       Тот со слезами бросился ему на шею, обнял и что-то затараторил — кажется, что-то о радости, счастье, своих переживаниях, но о чём, не разобрать, потому что... Стинг не слышал, не слушал и даже не пытался. Смотря сквозь макушку Лектора, он пытался собраться с мыслями и не рухнуть под той лавиной чувств, которая вдруг обрушилась на него, но получалось лишь заглатывать судорожные вздохи. Ну, и желать провалиться сквозь землю, конечно. Потому что ни сказать хотя бы слово, ни шевельнуться, обнять в ответ — не получалось ничего из-за вставшего поперёк глотки сожаления: он не выполнил обещание.       Он слаб.       Хей, Лектор, ты знал, что твой хозяин на самом деле тот ещё слабак? Нет, конечно же нет. Откуда ж тебе было разглядеть эту слабость за бронёй семилетней пустой бравады, которую ты впитывал как губка, потому что — а как иначе? Разве может быть человек, к которому ты привязан всем сердцем и душой, на которого равняешься, которому подражаешь — разве может он оказаться слабаком?       Он ведь разбил целую шайку бандитов на твоих глазах.       Вау. Вот это, конечно, достижение. Твоё самое большое достижение, Стинг Эвклиф.       На большое ты не способен.       — Вы как? — осторожно спросила Люси, присаживаясь напротив его койки.       Стинг поднял на неё пустой взгляд. «Не такая уж ты и слабачка», да?       «Не такой уж ты и силач», — стоило бы ответить тебе в тот день, Хартфилия.       Он дёрнул уголком губ в кривой усмешке: как же иронично всё сложилось.       Наконец найдя в себе силы, Стинг приобнял Лектора, принял сидячее положение, устало откинулся на спинку кровати и протянул вяло, впервые не вкладывая в голос издёвки или насмешки (оценишь эту честь, а, хвостатая?):       — А сама-то как думаешь?       Пришла сюда поиздеваться, да? Не тяни тогда с этим. Давай, припомни, что ты сказала в день первой встречи — что-то про то, что ему никогда не одолеть Нацу; укажи на силу твоей любимой гильдии и на поражение «Саблезуба», которое ты имела честь сегодня лицезреть. На его поражение, вдвойне горькое и обидное, что поспособствовали этому не столько хвостатые, сколько друг.       «Ты плевал на дружбу, и вот эта дружба сокрушила тебя».       Ну же. Эти слова тебе ж жалят язык — давай же, освободи их, верни должок.       Открой уже свой грёбанный рот, Хартфилия. И вместе с этим желательно захлопни глаза — или хотя бы убери из них нахрен не сдавшееся сочувствие, которое ты не должна испытывать и от которого ещё минута, секунда, ещё один «мне-очень-жаль» взгляд, и Стинга вырвет.       Люси напряглась под таким раздражением, но не сдалась, не стушевалась, не сбежала. Но — взгляд отвела, спасибо на этом. Стинг проследил за его направлением и не удивился, когда обнаружил, что внимание Хартфилии переключилось на Роуга, которого обнимал Фрош.       — Тот парень... Канраку... просил передать Роугу, что с ним всё в порядке, — перевела она тему. — Он очнулся где-то с час назад. Врачи сказали, ничего серьёзного. Вы... вовремя успели.       Повисла тишина. Каждой клеточкой тела Стинг ощущал настороженность, сквозившую от Люси и Леви при взгляде на Роуга, и это и злило, и нет одновременно. Злило, потому что он не чудовище, чёрт возьми, чтобы вы так на него смотрели. Нет, потому что он сам долгое время чувствовал то же самое.       Стинг до боли мазнул зубами по губе. Какой же ты, Роуг, всё-таки человек-противоречие, умудряющийся не только сам цеплять две крайности, но и толкать на это других.       — Что с ним теперь будет? — разрушила молчание Леви. Эвклиф почувствовал, как на нём сомкнулось внимание всех, начиная от хвостатых и заканчивая Фрошем, который отнял мокрую от слёз мордочку от лица Чени.       — Вылетим из «Саблезуба», что, — отмахнулся он на удивление не раздражённо — ровно и спокойно. Это ведь нечто само собой разумеющееся. Нечто, к чему он не был готов с самого начала, но о чём знал: в конце концов, за семь лет не изменился состав разве что сильнейшей пятёрки саблезубых.       Люси ошеломлённо округлила глаза.       — Вас исключат из гильдии?       — Да.       — Всего за одно поражение?..       Стинг закрыл глаза. Что здесь, чёрт возьми, удивительного, раз с каждым разом ты вкладываешь в голос всё больше и больше неверия?       — Да.       — Это ведь...       — Нормально, — оборвал Стинг, хмуро сверкнув глазами. — По-твоему, почему «Саблезубый Тигр» — сильнейшая гильдия?       — Грош цена такой гильдии!       Они столкнулись рассерженными взглядами и, если б не Леви, наверняка скатились бы в ссору.       — Сильнейшая, потому что просто выгоняете слабых? — нахмурилась она. — А стать сильнейшими, делая своих членов сильнее, не пробовали? Или для вас одного проигрыша достаточно, чтобы назвать человека слабаком?       — Не лезьте в наши порядки, — тяжело процедил Эвклиф.       — Гильдия собирается вышвырнуть тебя как мусор, а ты её ещё и защищаешь? — воскликнула Хартфилия, от негодования всплескивая руками.       Негодования.       Отчего ты негодуешь, грёбанная хвостатая? С каких пор тебе есть хоть какое-то дело до его жизни? Даже для соперника не можешь закрыть своё доброе и сострадательное сердце?       Стингу страстно захотелось сплюнуть от этой доброты.       — Потому что её взгляды полностью соответствуют моим, представляешь?       После этих слов Люси почему-то застыла. Прикрыла рот, в растерянности опустила плечи и приподняла брови. Удивилась? Стинг хмыкнул: да, Хартфилия, представляешь, не все чтут эфемерности в виде дружбы. Некоторых волнуют вещи куда серьёзнее и важнее.       — Значит... ты считаешь себя слабым?       Впрочем, что разъяснять: твои хвостатые мозги никогда этого понять не смогут...       Стоп. Что?..       Стинг поднял на заклинательницу тяжёлый взгляд.       Что она сейчас сказала?       Тихая злоба колыхнулась в груди, но так же быстро, как она возникла, пришло и понимание: разозлиться не получалось. Это то, что и в самом деле следовало из его слов. Раз ему близки взгляды «Саблезуба» и он согласен с исключением, значит, признаёт себя слабым. И... боги. Он ведь сам несколько минут назад наконец-то понял, разглядел, что скрывалось за бравадой длинной в семь лет. Теперь это поняла и разглядела Хартфилия — хах, чему удивляешься, Стинг? Тебя не прочитает только младенец.       Шумно выдохнув, Стинг уткнулся лицом в ладони. В горле вновь защекотал ломанный смех, когда он вспомнил картину второго июля — Хартфилия, прячущая в коленях слёзы, и он, фактом безразличия друзей доведший её до истерики.       И теперь — то же самое, только Люси ударила уже по его больному месту.       Чёрт. Реальность что, решила в один день вернуть ему все долги?       — Стинг?       «Сука, не произноси моё имя с таким беспокойством».       — Тебе делать нечего, Хартфилия? — подобрался он ядовито и желчно. — Чего ты приперлась ко мне и Роугу? Новости принесла? Принесла. Вали тогда отсюда. Как ты там говорила? На сегодня всё, приём окончен.       Люси опустила глаза. Задело? Стинг очень надеялся, потому что присутствие Хартфилии и её невинные овечьи глазки уже действовали на нервы — ну, вкупе с тем фактом, конечно, что он невольно признал перед ней собственную слабость.       Охеренно, Стинг. Сегодня однозначно твой день.       — Прости. Я не хотела задевать тебя... своими словами.       Чёрт возьми, она даже не разозлилась.       Не обиделась, не приняла слова на свой счёт — напротив, разгадала, какой подтекст зарылся в колючей интонации, и Стингу захотелось взвыть: господи, неужели он правда хуже открытой книги?!       — Отвали.       И не смотри своими грёбанными жалостливыми глазами.       Уйди. Просто, боги, уйди отсюда.       И больше никогда не встречайся на пути.       Несколько секунд они в упор смотрели друг на друга. Люси не выдержала первой: опустив взгляд, поднялась с места, схватила МакГарден за руку и вышла из палаты. Тихо, безмолвно и без оглядки — спасибо, что хоть это потрудилась прочитать, хвостатая. Хотя как ты могла не прочитать: крупными ж буквами на лбу, в глазах, плотно сжатых губах, теле — во всём нетривиальном Стинге Эвклифе выгравировано, а ты не слепая, чтобы не увидеть, и не чёрствая-жестокая, чтобы не исполнить.       Чёрствая-жестокая. С кривой усмешкой Стинг рухнул на подушку, понимая, что ни черта не поиздеваться приходила сюда Хартфилия. Она на это по определению не способна. Даже будь они злейшими врагами, каждый из которых знатно подпортил друг другу жизнь, или, ещё хуже, возникни такая ситуация, когда она не сделала ему ничего, а он просто потому что в лёгкую сложил её долго выстраиваемый карточный домик — даже тогда, не сомневался Стинг, сердце Люси Хартфилии не закрылось бы для него полностью. Потому что тешила бы себя надеждой: он исправится, изменится, осознает — или потому что просто не смогла бы.       Слишком наивная. Слишком добрая.       Такие долго не живут.       Особенно — рядом с бессердечными чудовищами вроде тебя, Стинг Эвклиф.

~*~

      После ухода Хартфилии Стинг наказал эксидам спрятаться в городе. Чутьё подсказывало, что если миледи захочет не разорвать марионеточные нити, а лишь усилить их, она непременно потянется к Лектору и Фрошу, а делать и их разменными картами Эвклиф не собирался. На край сознания затесалась мысль, что можно было бы спрятать их в мире звёздных духов: Юкино не откажется, даже если придётся надавить, — но он помнил, что там, по рассказам заклинательницы, обитателей Земли не очень жаловали, и понимал, что давление Минервы в разы страшнее его собственного. Если она догадается, где укрыли эксидов, Юкино и пискнуть не посмеет — призовёт как миленькая, и тогда уже Стинг ничего не посмеет сделать.       Пусть спрячутся в сердце столицы: глазам Орланд потребуется слишком много времени, чтобы их отыскать, а значит, применить пространственную магию она не сможет.       В восемь часов пришёл Руфус, у которого неожиданно обнаружились ключи от антиэфирных наручников Роуга.       — У миледи хорошо получается разрешать дела с Советом, забыл? — снисходительно уронил созидатель в ответ на его удивление.       — Совет?.. Они уже были в гильдии?       — Нет. Миледи сама ходила к ним. По своей воле или по вызову, не знаю.       Стинг застыл.       «По вызову?»       Раз Руфус не знал, добровольно или нет Минерва отправилась к Совету, значит, никакого публичного приказа явиться не было. Тогда откуда вообще взялось предположение, что Орланд могли заставить? Стинг не мог найти ответа иного, чем того, согласно которому Руфус тоже знал о проблемах Минервы с властью.       Ведь по идее должны вызвать мастера, разбираться со всем этим дерьмом должен мастер, а не миледи. Она может быть сколь угодно хороша в разговорах с Советом, но тот не станет обращаться к ней, когда дело касается одержимости волшебника, которая несёт огромную угрозу. Но — разбираться пошла Минерва, и Руфус совершенно не удивлялся этому. Получается, знал о конфликте — или хотя бы о том, что Минерва что-то проворачивает руками Совета и пешками-саблезубыми.       «Насколько же сильно охвачены мы вашей игрой, миледи?»       Несколько минут он ждал, пока Лор приведёт в рабочее состояние Роуга. Лечебные заклинания помогли ему очнуться и дали сил для того, чтобы подняться с кровати, но практически тотчас он рухнул на колени.       — Тебе придётся понести его, — констатировал Руфус.       — Что, знаний не хватает полностью вылечить? — раздражённо поинтересовался Стинг, перекидывая руку напарника через плечо и подхватывая его под бок. Поджал губы: Роуг походил на контуженного настолько, что мастеру для того, чтобы прийти в ярость, будет достаточно одного только внешнего вида.       — Не хватает, — к его изумлению признал Лор. Эвклиф округлил глаза. Ему не послышалось? Руфус только что признал, что чего-то не знает? Тот усмехнулся: — Мне приятно твоё удивление, но я не всеведущ, Стинг. И одна из тех областей, которую я не знаю, — это как работать с одержимыми магами.       Взгляд Стинга налился нехорошей тяжестью.       — А есть какая-то принципиальная разница?       — Да. Я не знаю, что за существо сидит в нём, а значит, не могу утверждать, что оно будет реагировать на наши заклинания так, как реагировал бы человек.       — Проще.       Руфус повернул к нему голову, пронизывая холодным взглядом без тени усмешки.       — То, что лечит одного, может убить другого. Запомни это, Стинг.       Эвклиф ухмыльнулся, но это было лишь видимостью беззаботности и спокойствия — на деле слова Руфуса его покоробили.       Впрочем, он сразу же забыл о них, стоило перешагнуть порог гильдии и поймать на себе десятки опасливых напряжённых взглядов. За толпой всех собравшихся саблезубых Стинг не видел мастера, однако его уничтожающую ауру почувствовал всеми клеточками тела. Хмыкнул: Джиемме и говорить не надо, чтобы показать желание если не впечатать в стену, то хотя бы вышвырнуть из «Садов Крокуса» этажа так с четвёртого. Может, даже убить. Он ведь сам недавно сказал, что смерть в столкновениях магов — дело частое, а «Саблезуб» и так по уши в дерьме из-за Тени — хуже от одного убийства уже не будет.       Где-то в середине толпы от него отклеился Роуг. Шатало его похуже пьяного, однако до первых рядов он верно решил дойти на своих двух: ещё больше бесить мастера убитым состоянием на руку не сыграет.       Во главе толпы Дуэт повстречался с Минервой. На непроницаемом лице ничего не отражалось, однако драгонслеерам хватало, что она не стояла в привычной позе, упираясь одной рукой в бок. Скрестила на груди. Замерла — возможно, напряжённо, но чтобы удостовериться, следовало коснуться оголённых плеч, а это в здравом уме не сделал бы никто. Окинув Стинга и Роуга коротким взглядом, Минерва вернулась к созерцанию отца — зрелища пострашнее Зерефа.       Никто из саблезубых не мог припомнить, чтобы Джиемма хоть когда-либо был в такой ярости. Опираясь ладонями о колени, он походил на приготовившегося нападать хищника, а взглядом острее меча и горячее ада прибивал к месту — Стинг не нашёл сил шевельнуться, когда на мгновение встретился с мастером глаза в глаза. Роуг остановился рядом чисто из логических соображений: ему в полной мере ощутить гнев Джиеммы не позволял расплывающийся от слабости мир.       — Есть что сказать, отбросы? — процедил Джиемма.       Тяжестью, налившей это молчание, можно было бы убить. Во всяком случае, Стинг чувствовал, как от больного напряжения сводит лёгкие. Он не боялся.       Но совершенно не знал, чего ожидать от мастера.       Человек его вспыльчивой натуры с провинившимися мог сотворить что угодно. Другое дело, это «что угодно» всегда ограничивалось позорным исключением из гильдии, потому что никто никогда не доводил Джиемму до настоящего гнева. Всегда — только напускное «ты мусор, которого я прилюдно унижу и заставлю собственными руками стереть знак гильдии, чтобы такая грязь не смела её позорить».       Никогда — «я хочу убить тебя настолько, что даже не могу скрыть этого желания».       Никто не вступится за них, напомнил внутренний голос. Джиемму вы бесите, для Минервы вы балласт, тянущий на дно не только гильдию, но и её имя, а для остальных ничего не стоите, ибо нет между вами уз иных, чем рабочих. Хотя даже они хромают: круг общения Стинга ограничивался сильнейшей пятёркой и Агрией, с которыми он изредка позволял себе сходить на задание. Но ни Орга, ни Руфус, ни тем более Юкино за него не вступятся — он не сделал для них ничего, чтобы они рискнули поставить на кон свою жизнь.       И так правильно.       Сильный всегда пожирает слабого — такова политика «Саблезубого Тигра», такова его политика.       Почему же, чёрт побери, на душе так мерзко?       — Нечего? — продолжил между тем Джиемма. — А я бы послушал. Особенно тебя, Роуг. Тебе-то есть, что нам всем рассказать.       Не поднимая глаз, Эвклиф покосился на напарника с одной мыслью: только, господи, не вздумай пререкаться.       Роуг сдвинул брови, сжал кулаки.       Нет, нет, заткнись. Не делай себе хуже.       — Вы знали, на что идёте, — тихим дрожащим голосом выдавил Чени, — когда принимали меня в гильдию.       О чёрт.       — Знали? — прошипел Джиемма, поднимаясь с дивана. Саблезубые как по команде сделали шаг назад — все, кроме Минервы, Роуга и Стинга, который вперил в напарника разозлённый «ну-и-чего-ты-пытался-этим-добиться» взгляд. — О, полагаю, это одна из тех вещей, о которых мне можно было и не рассказывать, да, Минерва?       — Не бросайся такими обвинениями, отец. О проблемах Роуга с психикой я тебе рассказывала.       — «Проблемы с психикой»? Так ты называешь то, что он одержим?!       Никто из саблезубов не понял, в какой миг мастер преодолел разделявшие их десять метров и вспыхнул магией так, что ударной волной их отбросило в разные стороны. Устояла одна Минерва, но и той пришлось отступить, и на лице её отпечаталась злая досада.       — Не вижу проблемы в одержимости, — процедила она. — Монстра внутри себя не может контролировать только нездоровый человек. Так что первопричина — в психике, отец, и ты знаешь это.       — Дрянь. Всё, что ты пытаешься сейчас сделать, — увильнуть от ответственности.       Минерва слегка наклонила голову вбок и — о боги, не мог не подумать в тот момент Стинг — ядовито-приторно улыбнулась.       — Тебе так хочется выносить это на слух всей гильдии?       Издевалась.       «Больная», — услышал он шепотки саблезубов. Шепотки, с которыми не мог не согласиться: миледи сильна, но мастер на то и мастер, что он сильнейший.       Но издёвка Минервы сработала. Джиемма и в самом деле не желал давать остальным намёка, что дочь обхитрила его, потому от неё отстал — в конце концов, собрание намечалось по другому поводу.       Сдерживая стоны от боли во всём теле, Стинг поднялся и на несколько секунд пересёкся с Орланд взглядом. Сейчас он отдал бы всё на свете, чтобы и у него с Роугом нашёлся способ выйти сухими из воды так же легко и непринуждённо, как только что избавилась от гнева мастера миледи. Но едва ли для них, от которых отвернулась вся гильдия, сработает хоть что-то.       — Что, язык не развязался? Не хотите рассказать, как придумали такой оригинальный способ опозорить имя «Саблезуба»? И я говорю не только о проигрыше гильдии отбросов.       Эвклиф поднял на него настороженный взгляд. Как наяву он почувствовал нависший над шеей меч: мастер сейчас имел в виду... что? Какая разница. В любом случае это не несло ничего хорошего, и дёрнувшиеся уголки губ миледи лишь подтверждали его ощущения.       — Не делай вид, что ничего не понимаешь. Мне прекрасно известно, с чьей помощью ты одолел тёмную гильдию! — рыкнул Джиемма.       Земля ушла у Стинга из-под ног.       Как он узнал о Хартфилии?       — Помогли избитой хвостатой фее. Какие мы, оказывается, добрые. Чего же сразу не примкнули к гильдии этого мусора? По уровню силы вы как раз соответствуете!       Он вновь разом высвободил столько волшебства, что Стинга сбило с ног, а на Роуга, который и вовсе не поднимался, обрушилась часть колонны. Здание гильдии слегка пошатнулось, между саблезубами прокатилась волна озабоченного волнения, но стоило стихнуть последствиям волшебства Джиеммы, как тотчас стихли и они.       Выдрессированные животные. Не стекай вместе с кровью из содранной губы сила, Стинг бы сплюнул: до того это казалось мерзко.       Как в «Клинке валькирии», внезапно дошла до него аналогия.       Классно, да, Стинг? Семь лет назад ты ничего не изменил в своей жизни — зло было разменяно на зло. Ещё одна иллюзия от реальности.       Боги, а жил ли ты в ней вообще?       — Подумать только: если б не девчонка, сил которой едва хватает на одно заклинание, тебя бы раскатала даже не волшебная гильдия!       Ещё одна ударная волна. Стингу показалось, что ему раздробили рёбра — до того острая боль свела лёгкие и заставила на коленях отплёвываться кровью. Позор. Как жалко и разбито он сейчас выглядит! Радовало лишь одно: никто из саблезубых не смеялся даже мысленно, прекрасно понимая, что уже завтра может оказаться на месте Дуэта.       — Ты так убьёшь его, отец, — ровно заметила миледи.       — Не велика потеря, — прорычал Джиемма.       Но атаки не последовало. Стинг уставился на Минерву, не зная, чего сейчас больше в его глазах: растерянности, шока или ужаса.       Одной фразой остановить мастера — как?       Орланд одарила его снисходительной улыбкой:       — Это я рассказала отцу о твоей связи с Люси Хартфилией, Стинг. После визита полковника мне захотелось своими глазами увидеть, в каком происшествии ты оказался замешан, и магия Руфуса легко воссоздала прошлое.       Руфус за спиной миледи хмыкнул, подтверждая.       — Узнать информацию о Нацу Драгниле от его напарницы — хорошая идея. Отцу всё равно, для какой цели ты связался с хвостатой, но лично для меня это говорит о многом. Ты дальновиден, умеешь оценивать силу врага и собственную слабость и находить способы их преодоления. Я ценю это, Стинг. И именно поэтому, — Минерва перевела взгляд на отца, — я буду настаивать на том, чтобы не исключать его из «Саблезуба».       От шока у Стинга подогнулись руки.       Что?       — Минерва, — угрожающе протянул Джиемма.       — Есть преграды, которые одной грубой силой не одолеть, — неожиданно жёстко вторила ему Орланд. — Как бы ни хотелось тебе не признавать этого, отец, но без силы разума человек не стоит ничего.       — Этой силой разума ты не оправдаешь его позорный бой против гильдии, в которой ни одного волшебника.       — Меч — оружие не менее грозное, чем магия, — парировала Минерва, взглядом плавно перемещаясь к Роугу, — и я очень хорошо это знаю.       От Джиеммы не укрылось, на кого направилось внимание дочери.       — Хо... Значит, и его будешь выгораживать?       Минерва поймала взгляд Роуга, расфокусированный, но наполненный настороженностью и неизменной тихой злобой. Какой стандартный, какой привычный взгляд — как странно адресовывать эти слова тому, кто обычно не распыляется на эмоции. Кто снимает равнодушную маску лишь перед единственным другом, эксидами — и перед ней, женщиной, семь лет назад отворившей для него двери «Саблезубого Тигра».       — Не каждая гильдия может похвастать магом, способным уложить на лопатки трёх драгонслееров, — наконец нашлась миледи.       — И уж точно ни одна не похвастает одержимым, — зло ответил мастер.       Думая, что ставит на место, но на деле следуя сценарию — это поняли все волшебники «Саблезуба», когда Минерва улыбнулась:       — Именно.       — Прекращай глумиться, — предупредил Джиемма. Воздух потяжелел от концентрации эфира, саблезубые вновь одновременно отшатнулись от разозлённого мастера, и вновь не шелохнулись лишь Стинг, Роуг и Минерва.       — Я говорю на полном серьёзе.       — На полном серьёзе утверждаешь, что репутация «Саблезуба» не запятнана его ненормальностью, а наоборот, нуждается в ней?!       В этот раз ударная волна нацелилась на Орланд, но та и бровью не повела. Пространственная магия поглотила урон, и на пол попадали только растерявшиеся, не ожидавшие навлечь гнев мастера и на себя саблезубы за спиной.       Отец и дочь. Вновь молот и наковальня, под которую теперь, правда, попал не только Стинг — мощь от двух столкнувшихся хищников ощутил каждой из магов «Саблезубого Тигра».       Вот как, значит, выглядит борьба за власть?       — Наша репутация уже пострадала. Выгнать сейчас Роуга значит признать это. Этого ты хочешь, отец? Своими действиями вбить гильдию в грязь?       — Следи за языком, дрянь.       — Слежу и не сказала ещё ничего оскорбительного, — процедила Минерва, в голосе которой звенели раздражённые нотки. — Вместо того, чтобы поддакивать толпе и Совету, мы можем сделать вид, что всё под нашим контролем. Да, это ложь. Да, придётся играть. Но это всяко лучше, чем стоять на коленях перед кем бы то ни было.       — И под нашим контролем этот сумасшедший едва не перебил весь стадион? Что за бред ты несёшь?!       — Что за бред несёшь ты, раз говоришь о «едва не перебитом» стадионе, когда на деле пострадал лишь один невиновный? Один человек! Всегда можно придумать историю, согласно которой мог и должен был пострадать он один, и никто больше! — воскликнула Орланд. В спину врезались ошеломлённые взгляды согильдийцев, впервые видевших, как кто-то перечил мастеру на повышенных тонах, от них не отставал ни Стинг с Роугом, ни даже сам Джиемма. И как будто этого мало — миледи добавила ядовитым голосом: — Самому не стыдно так пресмыкаться перед проблемами?       Джиемма стоял ни живой ни мёртвый: надо было быть слепцом, чтобы не увидеть, как он разрывался между желанием разозлиться и попытками эту злобу сдержать, потому что если не сдержит — признает правоту дочери, унизит себя. Незаметно Минерва перетянула к себе нити контроля над ситуацией, и мастер осознал это слишком поздно для того, чтобы вернуть главенство.       Достойная дочь, сказал бы кто на его месте.       Но Джиемма в этот миг не испытывал ничего, кроме тёмной ненависти.       — И что ты предлагаешь? — глухо пробрюзжал он.       Минерва усмехнулась с таким самодовольством, что никто не смог бы подобрать сравнения более подходящего, чем тигрица, наконец-то поймавшая в пасть свою добычу.       — С Советом я уже разобралась, осталось лишь разуверить зрителей. Поскольку в выгоде власти свалить вину на «Саблезубый Тигр» и отвести от себя все обвинения, они не дадут дня на передышку. Последний день состязаний уже завтра.       Руфус с Оргой удивлённо переглянулись, Стинг не сдержал ошарашенного вздоха: завтра? Бой всех против всех, самый изматывающий, самый трудный — всего через несколько часов? Он почувствовал на себе взволнованные взгляды саблезубов, все как один наперебой твердивших: Дуэту не хватит оставшегося времени, чтобы восстановиться. Никакого шанса на то, чтобы взять реванш — хорошо, если после первого боя в сознании останутся.       Мастер тоже это понял. Взгляд его потяжелел от осознания, в насколько дерьмовой ситуации оказался проигрывающий «Саблезубый Тигр».       — Да, Стинг с Роугом будут не первой свежести, — кивнула миледи, — но на то и расчёт. Не дать Роугу вернуться в норму и свергнуть нас с первого места, ибо если и может ускользнуть от глаз Совета одержимый волшебник, то только не когда он в сильнейшей гильдии. Обидно, но реальность такова, что, скорее всего, победы в этом году нам не видать.       — Что?.. — растерялся мастер.       — Поле боя полностью контролируется организаторами, а за ними стоит власть. Помяните моё слово: первыми, с кем столкнутся Стинг и Роуг, будут либо Нацу с Гажилом, либо Кагура, либо Джура — иными словами, те маги, против которых наш ослабленный Дуэт точно не выстоит.       — Мы же будем бродить по городу так, как захотим, — слабо попытался возразить Эвклиф. — Как они сделают так, чтобы мы столкнулись с теми, с кем им необходимо?       — Ох, Стинг, есть множество способов манипуляции, — с улыбкой уронила Минерва, — и один из них я тебе сейчас покажу. Но для начала закончу: для того, чтобы разуверить зрителей в слабости «Саблезуба», нам просто нужно выступить как можно достойнее. Тебе, Роуг, — с нажимом обратилась она к Чени, — нужно выступить как можно достойнее.       Мастер вернулся на диван. Всё та же поза, те же упирающиеся в колени ладони и тело, выдвинутое вперёд, однако теперь он походил на хищника, вернувшегося в берлогу зализывать раны — не кидаться на добычу, которая несколько минут назад ускользнула в чужую пасть.       — Единственный достойный вариант — победа, — отрезал он.       — Достойный — да. Но победа после поражения куда интереснее. Особенно когда у тебя появилась парочка козырей.       На руке Орланд появилась сфера. В следующий момент на пол перед ней упали Люси и Леви.       Стинг медленно поднял на миледи взгляд.       — Не такие уж они и слабачки, верно? Во всяком случае, одна точно нет, — ответила она уничижительной улыбкой.       Люси метнулась в его сторону напуганным растерянным взглядом, и Стинг ругнулся: чёрт побери, тебя-то где выловили? И главное, зачем? Ею-то миледи не сможет манипулировать при всём желании, потому что Стингу глубоко плевать, что станет с этой хвостатой. Сама виновата, раз угодила в пасть тигру. Ради неё он не пошевелит и пальцем.       И не вкладывай в свои бесящие карие глаза зов о помощи.       «Я тебе не помощник», — ответил Эвклиф взглядом. Он и сам не против, если кто-нибудь кинет сейчас спасательный круг и вытащит из болота очередной забавы Минервы.       — Ты что задумала? — нахмурился Джиемма.       — Разнообразить нашу скучную жизнь постоянных победителей. И раз я спасла Стинга и Роуга от исключения из гильдии, они мне в этом помогут, — Орланд схватила девушек за предплечья, заставляя подняться, — тем, что наш Дуэт возьмёт себя обучение бывших фей и превратит их в замечательных саблезубых тигриц.       Если бы на Стинга сейчас упала колонна, ощущения были бы в разы приятнее.       Потому что... миледи собралась сделать что? Принять в «Саблезубый Тигр» Хартфилию с МакГарден? И более того, отдать их на попечение Стинга и Роуга?       — Мы не собираемся вступать в вашу гильдию! — услышал он голос Хартфилии. Звучать она хотела решительно, но страх не позволял: всё же она была не настолько отбитой и глупой, чтобы не чувствовать опасность, исходящую от Орланд.       — Вы не сможете нас заставить, — тихо вторила ей Леви.       — Заставить? И в мыслях не было. Я всегда предоставляю выбор, — с театральной учтивостью сказала Минерва. В следующий момент голос её похолодел, а с лица пропала усмешка: — Сами прочтёте в моих глазах, какой, или мне показать наглядно?       Люси и Леви замерли под ледяным пронизывающим взглядом Орланд, которой не обязательно было быть выше, чтобы смотреть сверху вниз — и давить, давить, давить так, что ноги девушек подгибались сами собой. Если бы не железная хватка на плечах, они бы упали — на колени перед саблезубой тигрицей, несколько минут назад ухитрившейся поставить на место даже вожака стаи.       Что она им сулила в случае отказа? Ясного ответа в глазах Минервы сыскать не удавалось, но подсознание и недружелюбное иное пространственное измерение магии Орланд не предвещали ничего хорошего. Переломать все кости? Слишком просто. Унизить перед лицом всего Фиора? Слишком мало. Скорее всего, Минерва найдёт тонкую грань между безумной болью и сжирающим до костей стыдом, после которой они если и выживут, то при ясном рассудке не останутся.       В конце концов, у скучающего сильного человека нет гуманных способов времяпрепровождения.       — Чудно. Считаю молчание за знак согласия.       Минерва вновь взмахнула сферой, и в её руках появилась печать. Выбора места знака Орланд предоставлять не стала: сама поставила голубую голову тигра на правую ладонь Люси и тёмно-фиолетовую — на левое плечо Леви. Усмехнувшись, она сделала шаг назад и впервые за вечер приняла свою стандартную позу.       — Добро пожаловать в «Саблезубый Тигр».