Последний из Белых призраков

Лонгвей проснулся от того, что кто-то нежно целовал его шею и скользил ладонью по животу, подбираясь к паху. - Ммм… – замурлыкал Владыка Небес, вдавливаясь ягодицами в горячее тело позади себя. Он медленно выплывал из сна, и счастливые воспоминания о вчерашнем вечере плавно втекали в сознание. О страсти, бушующей в крови под покровом снега и гор. О том, как они с Роу возвращались домой, забыв несчастную корзинку на скалистом выступе. О неистовых, жарких поцелуях, которые продолжились в покоях. Его мальчик оказался таким нежным, таким порывисто-страстным, о каком можно только мечтать. Его ласки были неумелыми, но пронзительно искренними, а губы такими сладкими, что при одном воспоминании о них член Лонгвея наливался кровью. Он, наконец, исполнил свою мечту – целовал и нежил во рту припухшую нижнюю губку Роу, зарываясь пальцами в короткие пряди белых волос, прижимая к себе стройное, гибкое тело юноши. Оторвавшись от губ Роу, он покрывал поцелуями его белую шею с бешено бьющейся жилкой, а тот шептал, задыхаясь: - Ло, но разве так бывает? Разве так можно? Мы же оба мужчины. Я… я думал, что ненормальный, так боялся признаться, как меня влечет к тебе, как хочется поцеловать, прижаться к тебе, быть с тобой… - Можно, мой светлый мальчик, можно… Ты даже не представляешь, какой ты соблазнительный, как я тебя хочу, мое белое чудо… Лонгвей подхватил Роу на руки и понес в маленькую гостиную. Вспомнилось, как чуть больше двух месяцев назад он так же нес его на руках, поражаясь хрупкости грязного израненного тела. Вспомнил, как доверчиво легла ему на плечо голова с длинными запутанными волосами. Вспомнил, как сокрушался Роу, узнав, что их пришлось отрезать. Вспомнил тихий шепот: «Ты – солнце?», который тогда показался ему бредом безумца. Кто мог предсказать, что этот День Золотой Ветви навсегда изменит его жизнь, а гнусный подарок кочевников-Шакалов обернется таким счастьем? Казалось, их любимая маленькая комната уже ждала своих хозяев – в камине уютно потрескивали поленья, а несколько светильников в резных нишах излучали мягкий, приглушенный свет. Лонгвей догадывался, что это верный Фу Мин распорядился подготовить покои к возвращению Императора, но куда приятнее было думать, что их маленький мирок сам встречает своих обитателей, манит, зовет дать волю своим чувствам. Лонгвей уложил Роу на диван и нежно освободил от одежды. Какой он все-таки красивый: молочно-белое тело, роскошное снежное оперение; перышки такие гладкие, шелковистые, мягкие. Крылья и хвост раскинулись под мальчиком как покрывало; по ним пробегали искрящиеся всполохи, жемчужно переливаясь в неясном свете камина. Неужели такая красота возможна в этом мире? Лонгвей едва сдерживался, чтобы не овладеть Роу прямо сейчас, но понимал, что юноша к этому не готов. Склонившись над Роу, Император залюбовался на своего возлюбленного: глаза, мутные от желания, полуприкрыты, белые ресницы с фиолетовыми кончиками мелко подрагивают, губы сбивчиво шепчут: - Ло, обними меня, пожалуйста… Не отпускай меня, Ло, слышишь? Только с тобой хочу быть… Не хочу ничего вспоминать… Хочешь, навсегда останусь здесь с тобой? В этих покоях, в этой комнате? Буду рисовать тебя, всего тебя… твоим буду… Лонгвей понимал, что сейчас в Роу говорит первая юная страсть – пылкая, горячая, безудержная. Но какой же дивной музыкой звучали для него слова Белого. И, отметая все доводы разума, он жарко шептал в ответ: - Не отпущу тебя, Роу, ты мой, только мой, никуда тебя не отпущу… Мне не важно, кто ты, откуда ты… Судьба привела тебя ко мне, отдала тебя мне… Ты мой… Он покрывал легкими поцелуями все тело мальчика, спускаясь от шеи к ямочке между ключицами, к твердой груди с розовыми пуговками сосков, к гладкому, упругому животу. Пальцы Лонгвея пробежалась по члену мальчика, нежно сжали яички; мягко скользнули между упругими половинками ягодиц и тут же вернулись обратно: - Сегодня ты будешь получать только наслаждение, Роу, сегодня ничего больше… Когда губы Лонгвея легко коснулись розовой головки члена, Роу резко вдохнул и положил руку ему на голову: - Ло, не надо… там, - его щеки зарделись от смущения. Лонгвей приподнялся и, опираясь на руки, навис над Роу: - Ты доверяешь мне, малыш? - Да… - Тогда расслабься и не думай ни о чем, - прошептал Ло, скользя губами по напряженной линии подбородка Роу. − Только о наслаждении, которое я хочу тебе подарить, – слегка прикусил ушко. - Ты такой красивый там, я хочу попробовать тебя на вкус, - проник языком в раковинку, покружил, пососал нежную мочку. - Не отказывай мне в этом удовольствии. Роу откинул голову назад и замер в ожидании, сжимая пальцами собственные перья. Лонгвей вновь склонился к паху юноши, вдыхая нежный, чуть терпкий запах. Ему хотелось продлить этот момент, насладиться им. Как давно он мечтал об этом. Как часто представлял его вкус, его гладкость и бархатистость. Он склонился и вновь ласково поцеловал розовую головку. На самом кончике уже выступила прозрачная капелька. Легко сжимая член, он большим пальцем размазал капельку по головке, аккуратно нажимая на дырочку. Губы сомкнулись вокруг бархатистой плоти. Такая нежная, будто шелковая, кожица… У Лонгвея кружилась голова, все помутилось от бешеного желания. Свободной рукой он обхватил свой собственный возбужденный орган, сочащийся смазкой и подрагивающий от напряжения. Лонгвей облизывал головку, проводил языком по всей длине немаленького члена, сжимал в ладони круглые аккуратные яички. Обхватив член мальчика губами, он начал сосать, все глубже и глубже вбирая твердую плоть. Роу стонал, вскидывая бедра; его пальцы то путались в волосах Лонгвея, то скользили по черному оперенью, до боли сжимая крылья любимого. Наконец, он закусил кулак и с протяжным стоном излился Лонгвею в рот. В то же мгновение кончил и Ло, глотая терпкое семя и облизывая губы. - Ты такой вкусный, мой маленький. Роу тяжело дышал, его лоб покрылся испариной, на губах играла блаженная улыбка. Лонгвей лег рядом с ним, прижимая к себе и покрывая поцелуями лицо. Никогда раньше он не чувствовал такого. Ему хотелось сжать Роу в объятиях, защитить от всех опасностей, подарить ему весь мир. Он забыл о своем титуле, о своей Империи и о своей лжи. Уложив белую голову на свое плечо, он прильнул губами к вспотевшему лбу. Счастье - безудержное, всепоглощающее - переполняло все его существо. И уже в полусне Император услышал тихое: «Я люблю тебя, Ло».

***

Проснувшись среди ночи, Лонгвей понял, что, если сейчас не уйдет, то просто изнасилует мальчишку. Голова Роу уткнулась ему подмышку, он тихо сопел. Такой теплый, нежный, такой родной, такой невыносимо желанный. Бережно переложив голову Роу на подушку, Ло ушел в свою холодную постель. И вот теперь проказник пробрался к нему в спальню. Плоть Логвея налилась кровью, бедра задвигались в едином ритме с невидимым любовником. Чьи-то зубки нежно покусывали его плечи. Горячая рука легла на его член, умело поглаживая, находя нужный ритм, подводя к развязке. В замутненном страстью сознании вдруг забилась смутная мысль. Умело? Когда это Роу успел… Вывернувшись, Лонгвей резко сел в кровати. - Дон?! - А кого ты ждал, милый? Дракон, совершенно обнаженный, полулежал на белоснежных простынях; в его золотых глазах прыгали смешинки. Он опрокинул Лонгвея на спину и прижал его сверху своим горячим телом. - С Днем рождения, Лонгвей, мой Небесный Император. У меня для тебя подарок. Лонгвей задыхался, придавленный горячим телом Дракона: «Роу! Роу в соседней комнате. Если он сейчас войдет… Богиня, что он подумает?! И ведь все правильно подумает! Донгэй ничего не знает о Роу. А страсти Дракона не просто противостоять». Лонгвей уперся руками в грудь Дона и попытался оттолкнуть. Это было равносильно попыткам сдвинуть с места скалу. Донгэй не замечал его реакции. Склонившись над любовником, он скользил губами по напряженной шее, а коленом раздвигал сомкнутые ноги: - Хочу тебя, Ло. - Нет, Дон, нет! Донгэй, остановись! Наконец Дракон начал понимать, что что-то не так. Он удивленно отпрянул назад и уставился на тяжело дышащего, встревоженного Лонгвея. - В чем дело, Ло? Ты не рад мне? Не на такую встречу я рассчитывал... - Я рад, Дон, очень рад, но… И тут это случилось. В дверях спальни возник Роу – заспанный и взволнованный: - Ло! Почему ты ушел? А потом произошло нечто, чего никто не мог ожидать. Не успел Лонгвей вскочить, чтобы успокоить своего Белого павлина, как вдруг глаза Роу засветились призрачным фиолетовым светом, взгляд остановился. Словно сомнамбула, он подошел к кровати, на которой по-прежнему лежал обнаженный Дракон, и встал на одно колено. - Мой Император, - глухо произнес он. Его голова склонилась, руки поднялись вверх. Вокруг них возникло серебристое сияние, закружилось маленьким вихрем, становясь все плотнее, пока на раскрытых ладонях юноши не появился свиток, перевязанный серебряной нитью и скрепленный фиолетовой печатью. В тот же миг Белый лишился чувств.

***

Лонгвей нервно ходил по большому залу своих покоев. Император Гор сидел на кушетке, тиская в руках свиток. Он до сих пор не открыл его. После того как доктор Кьянфан подтвердил, что Роу просто в обмороке, его перенесли в его комнату и уложили на диван. По словам доктора, мальчик подвергся воздействию довольно распространенной магической практики, когда в ауру посланника запечатывается свиток с сообщением, который может быть извлечен только в присутствии того, кому он предназначен. Ничего страшного в этом нет, просто небольшой упадок жизненных сил, которые восстановятся после нескольких часов сна. - Послушай, Ло, прости, я не знал, что ты и этот… - Ты не мог знать, мы только вчера первый раз занимались любовью. Дон, этот мальчик очень много значит для меня, и я так виноват перед тобой. Я должен был… - Ло, не надо! Я очень рад за тебя. - Правда? - Ну конечно! Не скрою, я буду скучать по твоему божественному телу, но меня греет мысль о том, что ты счастлив. - Я счастлив, Дон, я очень счастлив. Настойчивый стук в дверь прервал их разговор. В комнату вбежал запыхавшийся Фу Мин. - Ваше величество! Церемония вручения даров вот-вот начнется! Лонгвей застонал. Сейчас ему меньше всего хотелось идти на праздник. Однако выбора не было. С помощью Донгэя он облачился в пурпурное, шитое серебряной нитью праздничное одеяние, которое идеально сочеталось с его оперением. Иссиня-черные волосы тяжелой волной падали на спину, широкие рукава спускались до самой земли, скрывая крылья. Хвост казался роскошным изысканным шлейфом. Император был готов предстать перед многочисленными гостями. - Фу Мин, еще несколько минут, - он просто не мог уйти, не увидев Роу. В маленькой гостиной сидела помощница доктора Кьянфана. При виде Императора девушка вскочила со стула и низко поклонилась. - Выйди, пожалуйста. Лонгвей подошел к дивану. Казалось, что Роу просто спит - бледность пропала, щеки окрасились легким румянцем, рот приоткрылся. Юноша тихо и ровно дышал. Император опустился на колени перед диваном, не обращая внимания на то, что мнет праздничное одеяние. Взяв руку Роу в свои ладони, он прижался губами к тонким белым пальцам. - Прости, но я должен уйти. Проклятая церемония так долго длится, и все это время я буду без тебя. Но вечером мы снова будем вместе. Сегодня вечером я расскажу тебе правду, сегодня мы прочтем этот твой свиток. Об одном молю Богиню – пусть там не будет ничего, что сможет нас разлучить. Я не смогу жить без тебя, мой Роу. Лонгвей поднялся и вышел к Донгэю с Фу Мином. Мгновение – и перед ними уже стоит Император – прямой как струна, гордый и величественный. - Идем.

***

И потянулись долгие часы придворного праздника, тягучие, однообразные и насквозь фальшивые. Все семь церемоний вручения даров за время правления Лонгвея ничем не отличались друг от друга. Только на этот раз подарки были еще более роскошными, чем обычно – подданные отмечали 25-летие своего Императора. Драгоценности, роскошные ткани, статуи, золото рекой потекли к подножию трона. Лонгвей сидел как на иголках. С каким удовольствием он променял бы все это богатство на возможность быть сейчас рядом с Роу, касаться губами его прохладной кожи, сжимать его пальцы. Губы Императора раздвигались в заученной улыбке, рука плавно взмывала в благодарственном жесте, глаза излучали величественное благодушие, а сердце бешено колотилось от переполнявших его чувств – счастья, нежности, желания и тревоги. Ближе к концу церемонии настало время вручения даров от Императоров Неба и Земли. Император Воды Шен прислал в подарок Лонгвею Облачное зеркало, вставленное в золотую, инкрустированную изумрудами раму и способное пропускать до десяти человек одновременно. Император Лесов Боджинг преподнес в дар Лонвею отряд из пятнадцати специально обученных воинов-киу, не знающих равных в бою и достойных пополнить личную гвардию Императора. Когда подошла очередь Императора Гор, Лонгвею показалось, что он увидел смущение на лице Дракона. Смущенный Дон? Это что-то новое. Донгэй подошел совсем близко к трону, наклонился и прошептал: - Прости, Ло, но сейчас уже поздно что-то менять. Церемониальные двери отворились, и в Тронный зал мелкими, филигранными шажками вошли десять прекрасных юношей и девушек, едва прикрытых полупрозрачными одеждами. Зал ахнул от восхищения и зависти. - Что это, Дон? – тихо спросил Лонгвей, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться – очень уж потешное лицо было у гордого Императора Гор. - Твой гарем… Лонгвей тихонько откашлялся и громко произнес: - Мы благодарим нашего друга, Сиятельного Императора Гор Донгэя за столь ценный дар. Уверены, что эти восхитительные юные создания придадут еще больше блеска и изысканности Двору Небес! Донгэй облегченно выдохнул, но в этот момент послышался непонятный шум, чьи-то отчаянные возгласы, и в Тронный зал стремительно влетел Белый павлин. - Ло, я знаю, что ты здесь! Они не пускали меня… Его глаза заметались по залу и остановились на троне. Недоумение, обида, отчаяние − эмоции сменялись на его лице с головокружительной скоростью. - Роу! – к изумлению гостей, Император приподнялся со своего трона, встревоженно глядя на незнакомца. - Тасмир… - тихо произнес Белый и исчез.