Последний из Белых призраков

Доктор Кьянфан обреченно перевернулся на бок и спустил босые ноги с постели. Бессонница победила. Уже которую ночь он не мог уснуть, мучаясь мыслями о Джие. Девушка так и не пришла в себя. Наронг не смог ей помочь. Наскоро совершив пассы над неподвижным телом, он констатировал, что магическое воздействие на девушку было слишком сильным и, скорее всего, мозг необратимо поврежден. По мнению мага, несчастную следовало умертвить, чтобы не продлевать это жалкое подобие жизни. Но для Кьянфана такое решение было неприемлемо. И он продолжал бороться и надеяться. Девушку обмывали, переодевали, кормили, вливая жидкую пищу в безвольный рот. Она оставалась безучастна ко всем внешним воздействиям, сохраняя полную неподвижность и безразличие. Но, когда Джия засыпала, сон ее был тревожным. Она металась по постели, бормоча непонятные слова, и беспорядочно двигала руками, словно стараясь закрыться от чего-то или от кого-то. Именно это и не давало покоя доктору Кьянфану и дарило надежду на то, что разум девушки еще жив под слоем вредоносного магического воздействия. Но знаний самого доктора не хватало для того, чтобы пробиться через пелену, застилавшую разум Джии, а магических способностей он был вовсе лишен. И впервые за долгие годы невозмутимый доктор Кьянфан был близок к отчаянию. Кьянфан уже давно смирился со своей ущербностью, научившись компенсировать ее острым умом, ответственностью, интеллектом, силой характера. В мире, где все имели вторую, истинную сущность, Кьянфан был просто человеком, то есть, по сути, инвалидом. Хотя он и происходил из знатного древнего рода Золотых Павлинов, природа зло посмеялась над ним. Слишком рано стало понятно, что маленький Кьянфан не такой как все. Его чурались, над ним издевались, и только врожденная сила духа позволила ему не сломаться и идти своим путем. А этот путь он определил еще в детстве, когда бросался лечить всю живность в округе, и, как привязанный, ходил за лекарем Зихао, обитавшим в маленькой комнате их родового замка. Он перечитал все книги по лекарскому искусству, и вскоре его знаний уже хватало на то, чтобы лечить слуг, которые все охотнее на это соглашались. Родители сквозь пальцы смотрели на увлечение сына, столь неподобающее отпрыску знатного рода. Все равно с его неполноценностью он никогда не смог бы унаследовать титул или заключить выгодный брак. Благо, Богиня наградила их еще двумя сыновьями. Родители даже обрадовались, когда шестнадцатилетний Кьянфан решительно заявил, что хочет отправиться учиться в Академию Целителей, что находилась высоко в горах Небесной Империи, снабдили сына деньгами и вздохнули с облегчением. За двадцать с лишним лет Кьянфан стал придворным лекарем Императорского двора и родной дом посетил лишь три раза – во время похорон матери, а затем и отца и во время церемонии принятия титула младшим братом Менгьяо. Впрочем, на церемонию его пригласили по большей части для того, чтобы он подписал официальное отречение от титула. Семья была потеряна для Кьянфана, и он давно уже с этим смирился, находя утешение в работе. Он не думал о том, чтобы завести свою собственную семью, боясь, что его дети могут тоже родиться ущербными. Естественные мужские потребности доктор предпочитал удовлетворять на стороне. Периодически у него появлялись постоянные любовницы в городе, изредка помогали жрицы любви. Во дворце доктор Кьянфан имел репутацию неприступного, холодного человека, занятого исключительно своей работой. Многочисленные попытки придворных дам заполучить в любовники красавца-доктора еще ни разу не увенчались успехом. Впрочем, так же как и господ. Может, именно поэтому доктора многие недолюбливали. А может, еще из-за его близости к Императору. Злые языки даже приписывали им любовную связь, но доктор только усмехался – однополые отношения никогда его не прельщали. Втайне даже от самого себя Кьянфан мечтал встретить женщину, которая полюбила бы его таким, какой он есть, со всей его ущербностью, с которой он мог бы разговаривать, делиться своими мыслями, тревогами и радостями, которая стала бы ему верной спутницей и соратницей. Но доктор был реалистом и понимал, что это невозможно. Ни в этом мире, ни в этом дворце, ни в этой жизни. Поняв, что уснуть ему уже не удастся, доктор отбросил горестные мысли, накинул мягкий домашний халат и отправился навестить пациентку. С некоторых пор это вошло у него в привычку. Он приходил к спящей девушке, садился рядом на кушетку и напряженно вслушивался в ее сбивчивое бормотание, надеясь отыскать в нем крупицу нужной информации, которая могла бы помочь исцелить девушку. Уже подходя к комнате Джии, доктор понял, что что-то не так. Из-под двери пробивалась едва видимая полоска света. В комнате кто-то был! А вдруг это убийца? Осторожно, стараясь ступать бесшумно, Кьянфан приблизился к двери и аккуратно потянул на себя тяжелую бронзовую ручку. Тщательно смазанные петли не издали ни звука, и, когда дверь немного приоткрылась, доктор смог увидеть комнату больной. В полумраке Кьянфан разглядел чью-то неясную фигуру. Незнакомец стоял на коленях перед кроватью и руками делал в воздухе какие-то пассы.

***

Не только доктор Кьянфан не мог заснуть в эту ночь. Сжимая в руках чашку с горячим чаем, Император Лонгвей уткнулся лбом в заиндевевшее окно, за которым по-прежнему бушевала стихия. Метель продолжалась уже четвертый день и не думала прекращаться. Разыгравшаяся непогода грозила превратиться в настоящее стихийное бедствие. Вместе с метелью пришел жгучий холод. По случаю стихии Янтарный дворец распахнул свои двери для всех, кто нуждался в помощи. Во внутреннем дворе непрерывно жгли костры, возле которых грелись нищие, беженцы из деревень, пострадавших от лавин, кочевники и другие нуждающиеся. Несмотря на возражения Гу Реншу, Лонгвей переселил дядюшку во дворец, и теперь тот проводил все свободное время в Дворцовой библиотеке, помогая Тасмиру составлять новую картотеку. Тасмир… Вот кто действительно занимал сейчас мысли Императора. После того как был прочитан свиток, ничто уже не могло оставаться по-прежнему. Сначала Лонгвей хотел даже отправить Белого во Дворец Дракона, но тут же отказался от этой мысли, да и Донгэй его не поддержал. - Мальчик любит тебя, Ло, и только ты еще удерживаешь его на грани безумия, - увещевал друга Император Гор. – Если ты сейчас его оттолкнешь, боюсь, мы можем навсегда потерять Тасмира. - Но что же мне делать, Дон?! – Лонгвей в отчаянии сжимал голову руками. – Я не могу находиться рядом с ним, зная, что не могу к нему прикоснуться, не могу обнять, а уж о большем и думать не смею. Как подумаю, что из-за меня он сейчас страдает, так тошно становится. Если бы я только знал! - Вот именно, ты ничего не знал, и он не знал. Здесь нет твоей вины, и хватит жалеть о содеянном. Нужно думать о том, как все исправить. Только в Руалане можно найти ответы, но снарядить туда экспедицию сейчас не получится, сам знаешь. Конечно, я мог бы сам… - Даже не думай об этом, Дон! Это очень опасно, даже при твоей силе и везении! Если я еще и тебя потеряю… Император Гор подошел к Лонгвею и нежно прижал к себе, поглаживая напряженную спину. - Ло… Твердые губы коснулись губ Лонгвея, и он отшатнулся: - Не надо. - Прости. - Это ты прости меня, Дон! Ты мой единственный друг, даже больше, чем друг, но… я не могу… - Я понял, Ло, - в глаза Дракона промелькнула печаль. - Твои чувства к этому мальчику действительно сильны, теперь я в этом убедился. А значит, тем более нельзя позволить эмоциям все испортить. Мы спасем мальчишку, чего бы это ни стоило. Ты, кажется, говорил что-то насчет библиотеки, когда представлял его гостям? - Да, но я придумал это на ходу. - Иногда спонтанные решения становятся самыми верными. Мальчика готовили быть Хранителем библиотеки, думаю, что он прекрасно справится с этими обязанностями. Заодно и отвлечется от ненужных мыслей. А мы пока подумаем, что делать дальше. При всем уважении к тебе и Тасмиру, главное, о чем мы должны думать – это безопасность Империй. В голосе Донгея проскользнули так редко свойственные ему жесткие нотки, и Лонгвей со стоном опустился на кушетку. - Ты прав, Дон! Мне так стыдно, какой из меня Император!? - Хороший, Ло, очень хороший. Но ты всего лишь человек со всеми человеческими слабостями. Ты хочешь любви, переживаешь за близких… - Нет, Дон, человеческие слабости – это непозволительная роскошь для таких, как мы. Слишком большая ответственность на нас лежит… Тем более что Нижние, похоже, не смогут нам помочь. Разумеется, о письме Хранителя Руалана тут же сообщили Императорам Земли. Секретные послания были переданы курьерами через Облачные зеркала с наказом не возвращаться без ответов. К удивлению Лонгвея, реакция Императоров оказалась более чем спокойной. Император Шен рекомендовал показать мальчика Наронгу и дождаться окончания непогоды, чтобы снарядить экспедицию в Руалан. Боджинг написал, что принял информацию к сведению и готов выделить людей для охраны экспедиции, когда это станет возможным. Видимо, все были слишком озабочены борьбой со стихией, чтобы уделить должное внимание тревожным сведениям. А уж судьба несчастного мальчика и вовсе не волновала Императоров Земли. Император Шен обещал при первой возможности прибыть через Облачное зеркало, чтобы поговорить с Тасмиром, но сейчас всем было не до того. Метель бушевала и внизу, с гор сошло несколько лавин, в Нижних Империях гибли люди. Разбушевавшаяся стихия на время оттеснила все другие проблемы. Так и получилось, что Тасмир поступил в услужение Хранителя Библиотеки старичка Чанглу, и уже через несколько дней стало ясно, что юноша знает и умеет намного больше, чем наставник, которого перевели сюда исключительно из-за преклонного возраста. Тасмиру выделили комнату в прилегающих к библиотеке покоям, которые он делил с Чанглу. Как-то само собой получилось, что тот все больше времени начал проводить в комнате у камина, предоставив библиотеку в распоряжение юному преемнику. Донгэй оказался прав – попав в свою стихию, Тасмир несколько успокоился, и постепенно им овладел энтузиазм. Прежде всего, он изучил старую картотеку и пришел к выводу, что ее срочно необходимо обновить, чем он и занялся. При этом неоценимую помощь ему оказывал дядюшка Реншу. Юноша даже перестал быть таким бледным, в глазах загорелись искорки жизни. Когда Лонгвей смотрел в горящие глаза Тасмира, ему на короткие мгновения начинало казаться, что ничего не изменилось. Как будто они сейчас в его покоях, где тогда еще Роу, чтобы не изнывать от скуки, наводит порядок в библиотеке. Вот сейчас он посмотрит на Лонгвея, гневно сверкая фиолетовыми глазами, обвинит в халатном отношении к этому собранию вселенской мудрости. А потом подбежит, обнимет, извиняясь за несдержанность, и они вместе пойдут пить чай в маленькую комнату с камином. И он вновь сядет в свое кресло, а Тасмир…нет, Роу… развалится на полу и будет веселить его очередной забавной историей. А потом положит голову ему на колени и довольно заурчит, когда Ло зароется пальцами в его белоснежные волосы, нежно почесывая отрастающий хохолок. Но все уже было не так. Письмо отца Тасмира возвело между ними непреодолимую стену. Для Лонгвея невыносимо было видеть страдание в глазах Белого. Несколько раз Тасмир пытался заговорить с Императором, убедить его в том, что то, что произошло между ними, не может причинить ему вреда, что он так чувствует, а интуиция у Белых Павлинов развита лучше, чем у других. Но Лонгвей был непреклонен. Именно после той ночи Роу начал терять стабильность физической оболочки, а его отец ясно сказал в письме о «неправильных отношениях». В ответ на мольбы мальчика он отвечал, что до экспедиции в Руалан им лучше видеться как можно реже. И вот теперь он не может уснуть, вспоминая горькое отчаяние в таких родных фиолетовых глазах. Лонгвей крепче сжал пальцы на чашке с чаем, стремясь удержать ускользающее тепло. Несмотря на то, что дворец хорошо отапливался, холод и ветер проникали сквозь старые стены и оконные рамы, и по-настоящему тепло не было никогда. Неясная тревога обуревала Императора, не давая сомкнуть глаз. Решительно отставив в сторону чашку с остывшим чаем, Лонгвей направился в сторону библиотеки.

***

Доктор Кьянфан аккуратно приоткрыл дверь и вошел в комнату. Незнакомец ничего не заметил, продолжая чертить неведомые знаки в воздухе над кроватью Джии. Одновременно он тихо что-то шептал. Кьянфан долго не раздумывал. Взяв со столика подсвечник, он обрушил его на темную фигуру. Коротко вскрикнув, человек упал вперед, тяжело ударился о кровать и бесформенной кучей осел на пол. Доктор перевернул бесчувственное тело и обомлел. Перед ним лежала совсем юная незнакомая девушка. Кожа на лбу была рассечена при падении на кровать. Из ссадины стекала струйка крови. В полумраке комнаты черты лица расплывались. Испугавшись, Кьянфан пощупал пульс девушки и убедился, что она жива. Доктор осторожно поднял ее на руки и понес в свою комнату. Тело в его руках было легким и удивительно податливым. От девушки исходил едва уловимый запах каких-то трав – чистый, тонкий и чуть сладковатый. Зайдя в свою комнату, он опустил свою ношу на кровать и запер дверь на ключ. Сунул девушке под нос пузырек с настойкой коры дерева чоу, от чего она смешно сморщила носик и дернула головой, тут же болезненно сморщившись. Незнакомка медленно открыла глаза, и, увидев мужчину, испугалась и попыталась сесть на кровати, но была удержана сильными руками. - Лежите, вам сейчас лучше не двигаться. - Д..доктор Кьянфан? – у девушки оказался тихий, мелодичный голос. - Похоже, вы знаете, кто я. К сожалению, не могу похвастаться тем же. Кто вы, юная особа, и что делали у постели больной? - Меня зовут Фхьята, и я не делала ничего плохого! Я просто хотела помочь! - Интересно, как? Там, где не справились опытный маг и главный лекарь империи, надеялась справиться какая-то девчонка? Девушка вспыхнула и вновь попыталась вскочить с постели, но тут же рухнула обратно, схватившись за виски, и уставилась на доктора гневным и обиженным взглядом. - Я не девчонка! Мне двадцать два! И я …я … Я правда могу. У меня почти получилось, если бы не вы! - Что? То есть я еще и виноват? – доктор насмешливо приподнял темную бровь. Эта странная незнакомка определенно его забавляла. - Да! То есть… нет, конечно… Простите меня, доктор Кьянфан, я не должна была… Я такая жалкая дурочка… Девушка сморщила маленький носик, собираясь заплакать. - Нет-нет! Не смейте плакать. Лучше расскажите мне все по порядку, Фхьята… Фхьята… - доктор поцокал языком, словно пробуя необычное имя на вкус. – Кто вы? Как попали в покои лекарей? Почему решили, что можете помочь Джие? Девушка вытерла кулачками выступившие слезы, глубоко вздохнула и начала рассказывать.

***

Лонгвей подошел к высокой двустворчатой двери и неуверенно положил руку на резную ручку. О, Богиня, в собственном дворце он чувствует себя преступником, пробираясь среди ночи к тому, кто занимал все его мысли. «Я просто должен убедиться, что с ним все порядке», - убеждал сам себя Лонгвей. Покои Чанглу и Тасмира располагались рядом с библиотекой. Комнаты не были смежными, но все равно Лонгвей опасался, что Чанглу, как и многие старики, страдающий бессонницей, его увидит. К счастью, тот, выпив настойку, которую специально для него готовил доктор Кьянфан, мирно спал, не подозревая о душевных терзаниях стоящего под дверью правителя. Бесшумно ступая по мягкому ковру, Император подошел к двери Тасмира и проскользнул внутрь. Комната помощника Хранителя не отличалась роскошью: узкая кровать под пологом из темного дерева, шкаф для одежды, комод и стол – все добротное, но простое. Шторы на высоком окне были раздвинуты. Хотя обложенное тучами небо прятало луну и звезды, белая пелена за окном дарила комнате тусклый, призрачный свет. Сердце Императора колотилось как сумасшедшее, пока он подходил к кровати. Остановившись в шаге от ложа, Лонгвей невольно залюбовался спящим. Лицо Белого было спокойным и безмятежным, на приоткрытых губах играла мягкая улыбка. Лонгвей даже ощутил некую досаду – в то время как он не может уснуть от обуревающих его тревожных мыслей, этот мальчишка спит, как ни в чем не бывало. Но в этот момент Тасмир перевернулся на спину и слегка изогнул поясницу в чувственном движении. Одеяло соскользнуло до бедер. В расстегнутом вороте пижамы отчетливо выделялись тонкие ключицы под белой кожей – трогательные и обманчиво хрупкие, как сам Тасмир. «Лоооо…» - тихо простонал мальчик и облизнул губы острым язычком. - Да…» Лонгвей застыл перед кроватью, не в силах оторваться от созерцания такого желанного тела. «Нет. Нельзя! - кричал разум. - Ты его погубишь! Ты себя погубишь». «Да, Ло… Еще….Любимый мой…", – стонал извивающийся на кровати юноша – такой красивый, такой родной и … недоступный. Но вдруг лицо мальчика исказила страдающая гримаса, из горла вырвался отчаянный крик: «Нет, Ло! Не покидай меня! Нет!». Из-под темно-фиолетовых ресниц заструились слезы, тело содрогнулось и начало терять очертания. Лонгвей больше не раздумывал. Бросившись к кровати Тасмира, он лег рядом с ним и крепко прижал к себе трепещущее полупрозрачное тело, покрывая поцелуями заплаканное лицо. Обвив руками плечи Тасмира, он укачивал его как ребенка, пока тот не затих у него на груди, уткнувшись макушкой в подбородок. Дыхание мальчика постепенно стало ровным и спокойным. Он крепко спал в объятиях любимого, лишь под покровом ночи находя в них утешение. Лонгвей пробыл с Тасмиром, пока за окном не забрезжил неуверенный, мутный рассвет. Он то проваливался в сон, то резко просыпался, тревожно вздрагивая и крепче прижимая к себе свое сокровище. На рассвете он тихо встал, чтобы не разбудить юношу и направился в свои покои. Не в силах помочь Тасмиру, одно он знал наверняка – завтра ночью он придет сюда снова, чтобы оберегать сон любимого.

***

- Я младшая дочь Хи Юнгсу, представителя боковой ветки рода Мраморных Уток из Империи Воды. В нашем роду всегда рождались сильные маги. Но только среди мужчин. Согласно древнему предсказанию, женщина-маг принесет роду большую беду, и, если у новорожденной вдруг обнаруживался магический дар, а это случалось крайне редко, ее немедленно умерщвляли. Когда родилась я, никакого магического дара у меня не нашли. Гром грянул в 12 лет, когда я стала девушкой. Одновременно во мне проснулась магия. Со мной начали происходить странные и пугающие вещи – я двигала предметы усилием мысли, видела то, чего не видели другие, могла предугадывать разные события, но самые сильные способности у меня проявились в области целительства. Однажды я увидела, как кошка тащит выпавшего из гнезда птенца. Когда я вытащила его из пасти хищницы, он уже был на последнем издыхании – тонкие косточки поломаны, тельце покусано. Я взяла его в руки и заплакала. И вдруг ощутила, как из моих рук потекла энергия. Буквально на глазах раны птенца затянулись, он встрепенулся и даже взлетел. Я тут же рассказала об этом маме, но она, вместо того чтобы обрадоваться, страшно испугалась. Вечером у нас с отцом состоялся серьезный разговор. Мне было приказано строго-настрого не проявлять свои способности при посторонних. Ни при ком из семьи. Это было очень трудно, потому что я не всегда могла контролировать свою силу. Так мы и жили в постоянном страхе. Больше всего отец боялся, что о моих способностях узнает глава рода Мраморных Уток - Фуху Пенгфей. Когда мне было 17 лет, к нам во дворец приехало посольство для поиска девушек и юношей в гарем Императора Гор Донгэя. Отец ухватился за эту возможность, чтоб отправить меня подальше от Империи Воды. Конечно, я испугалась, слово «гарем» звучало для меня чем-то постыдным, но отец объяснил, что это лучше, чем верная смерть от руки Пенгфея. Тем более, что Император Донгэй, несмотря на свою любвеобильность, имеет репутацию человека справедливого, честного и лишенного предрассудков. Я согласилась и позже ни минуты не пожалела о своем решении. Вы видите, я на вид довольно невзрачна, и Император Донгэй не обратил на меня внимания. Так я и жила во дворце в Империи гор, потихоньку развивала свои способности, читала книги, занималась целительством. Там я и услышала о вас, доктор Кьянфан, наш Император не скрывал своего восхищения вами, я мечтала стать такой как вы, работать вместе с вами. Но это были только мечты. А потом я узнала, что Император Донгэй отбирает людей для гарема Императора Небес. Я бросилась к нему в ноги и упросила выбрать меня. Он очень удивился, но снизошел к моей просьбе, видно, надеялся, что среди десятка красавцев и красавиц Лонгвей не заметит меня. Только он и остальных красавцев не заметил. Нас поселили в пустующее гаремное крыло, где от слуг я и услышала о Джие. Я решила, что должна попытаться ей помочь и ночью пробралась к ней в комнату. Фхьята замолчала, но тут же испуганно вскинула глаза на Кьянфана. - Не прогоняйте меня, пожалуйста, доктор Кьянфан! Мне кажется, я нащупала нужную магическую нить, за которую нужно потянуть, чтобы освободить ее разум. Я очень способная, правда! Я не буду вам обузой! Доктор Кьянфан с интересом смотрел на девушку. Он с трудом сдерживал улыбку – такая она была маленькая, взъерошенная и испуганная. Он успел оценить силу ее духа и целеустремленность, с которой она шла к тому, чтобы делать в жизни то, к чему лежит ее душа. Определенно, Фхьята из рода Мраморных Уток стоила того, чтобы дать ей шанс. - Признаться, вы поставили меня в неловкое положение, Фхьята. Вам нужно было прийти и все мне рассказать. Мы бы показали вас Наронгу и … - Нет! - Нет? Почему? Он опытный маг, и мог бы оценить ваши магические способности. - Он ничего не смог сделать для Джии! И он… он пугает меня! Как вижу, так мурашки по коже. Кьянфан соединил пальцы рук и оперся руками на колени, глядя в глаза девушке. - Вам сейчас нельзя передвигаться, мы должны убедиться, что у вас нет сотрясения. Нам придется как-то объяснить ваше присутствие здесь завтра утром. И я не вижу никакого другого выхода кроме как сказать, что вы оказывали мне …эээ… услуги… как обитательница гарема. Щеки девушки залил густой румянец, но она уверенно кивнула головой. - Если это цена за то, чтобы быть рядом с вами… то есть, я хотела сказать, работать с вами, то я согласна.