***
Прошло уже больше недели с разговора с Наронгом, а Лонгвей все еще не рассказал Тасмиру о решении, которое принял. Сначала он просто не мог решиться, а потом пришли морозы, и стало не до того. Он по-прежнему приходил к Тасмиру ночью, но, измученный за день, засыпал. И последствия не замедлили сказаться. В ту ночь он, как обычно, пришел к Тасмиру за полночь. Юноша крепко спал, подложив сомкнутые ладони под щеку. Верхняя губка приподнялась, обнажая ровные зубы. Белый выглядел таким юным и невинным, что сердце Лонгвея сжалось от нежности и тоски. Он осторожно лег рядом с Тасмиром на узкое ложе, привлек юношу к себе на плечо и зарылся носом в душистые белые пряди. Вдыхая родной запах, Император не заметил, как его сморил сон. Ему снилось, что они с Тасмиром вновь оказались в пещере высоко в горах. Ласковое пламя освещало и согревало темное пространство, где находился только их мирок на двоих. Обнаженные, они неспешно занимались любовью. Ладони Белого Павлина скользили по голой груди Императора, задевая соски, оглаживали бока, очерчивали четкие кубики пресса. Теплые губы покрывали его тело короткими отрывистыми поцелуями, спускаясь все ниже, пока, наконец, его плоть не оказалась во влажном горячем плену. Он задохнулся от пронзительного удовольствия и подался бедрами вверх. Его мальчик делает это, его родной любимый мальчик. Нежно, стараясь не задеть чувствительную кожицу, осторожно посасывая головку, порхая острым язычком вокруг уздечки. Лонгвей плыл на волнах блаженства, когда вдруг, сквозь сон, начал понимать, что ощущения слишком реальны… Как будто упав с небес на землю, Лонгвей резко проснулся и увидел у своего паха беловолосую голову. - Тасмир, нет! – громкий шепот Лонгвея ни на секунду не заставил проказника остановиться. Молодого Императора рвало на части от страха и удовольствия. Страх победил. Он схватил Белого за плечи и буквально оторвал от себя. С громким чмокающим звуком член выскользнул изо рта юноши, заставив того скривиться от обиды и разочарования. - Почему? - Ты знаешь, почему! - Зачем же ты пришел? Лонгвей вскочил с кровати и порывисто обнял Тасмира. - Потому что не могу без тебя. Не могу, зная, что ты тут один, что тебя мучают кошмары, а я не могу никак тебе помочь! С неожиданной силой Тасмир оттолкнул Императора и отскочил в сторону. Воздух вокруг него завибрировал. Юноша закрыл глаза и глубоко задышал, стараясь успокоиться. Лонгвей бросился к нему, но тот выставил вперед руку, останавливая мужчину. - Не подходи. - Тасмир… - Не подходи ко мне, Ло. Я устал просить тебя мне поверить. Позволь теперь мне самому справляться. - Тасмир, как ты не понимаешь! Я не могу рисковать тобой! Я хочу тебя до безумия, но не могу! Ты не будешь справляться сам, я, кажется, уже нашел выход. - Ты о чем? - Ты должен по-настоящему лишиться девственности. С женщиной. - Нет!***
Той же ночью Джия пришла в себя. Доктор Кьянфан долго не мог поверить своим глазам, когда девушка осмысленно посмотрела на него и хриплым, едва слышным голосом произнесла: - Что со мной? Он чуть не расцеловал замершую от напряжения Фхьяту, которая последний час упорно, сцепив зубы, направляла потоки целительной магии в сознание больной. С большим трудом доктору удавалось расселять прибывающих в покои целителей людей так, чтобы комната Джии оставалась свободной. Несмотря на огромное количество работы, Фхьята по-прежнему каждый день проводила с ней магические сеансы. Она утверждала, что регулярность – залог успеха, и пропускать сеансы ни в коем случае нельзя. И вот, наконец, ей удалось пробить магическую стену. Пошатываясь, девушка прислонилась к стене, позволив доктору Кьянфану осмотреть Джию. - Тише, милая, тише. Ты в покоях целителей, мы о тебе позаботимся, теперь все будет хорошо, - успокаивал больную доктор Кьянфан, не зная, чему он радуется больше – тому, что Джия пришла в себя или тому, что у Фхьяты получилось доказать свои незаурядные способности в целительстве и в магии. - Доктор… Кьянфан…. Тот… Белый… простите… я уснула… В этот миг Кьянфан осознал, что девушка ничего не помнит. Так и оказалось. Последнее, что осталось в памяти Джии – это как она устроилась со свитком у кровати Белого Павлина, и ее сморил сон. Нельзя сказать, чтобы доктор был удивлен, чего-то подобного он и ожидал. Решив зря не тревожить больную, он успокоил ее, заверив, что она просто упала в обморок и какое-то время провела без сознания. Благо сейчас в комнате никого из посторонних, кроме Фхьяты, не было, и ему ничего не пришлось объяснять девушке. Доктор напоил Джию успокаивающим настоем, и уже вскоре она спала. Спокойным, исцеляющим сном. Только сейчас доктор заметил, что Уточка стоит, держась за стену, и шатается от усталости и магического истощения. Он едва успел подхватить ее, прежде чем она лишилась чувств.***
- Я не буду спать ни с какой женщиной! - Тасмир задохнулся от возмущения и сжал кулаки. - Будешь! Будешь, если это единственная возможность для тебя … как там написал твой отец… правильно повзрослеть! - Мой отец не писал, что я должен спать с женщиной, ты не можешь знать, что он имел в виду. - И, тем не менее, я навел справки. Послушай, Тасмир, это не так уж страшно. Это более естественно, чем спать с мужчиной, ты же сам это понимаешь. Мы найдем какую-нибудь подходящую, опытную, красивую… - Нет! – Тасмир уже не сдерживался, по его щекам текли злые беспомощные слезы. – Нет! Нет! Белая кожа замерцала перламутром. Лонгвей вовремя подскочил к юноше, чтобы успеть схватить его прежде, чем тот окончательно уйдет в Тонкий мир. Мгновение – и он сжимает в объятиях невидимое, бьющееся тело. Тасмир пытался вырваться, но силы были неравны. Лонгвей крепко держал содрогающегося от рыданий юношу. Он не выпускал его из рук до самого рассвета, пока вместе с первыми мутными лучами солнца тело Белого Павлина вновь не стало видимым.***
Доктор Кьянфан принес Фхьяту в свою комнату и уложил на кровать. Он не стал приводить ее в чувство при помощи настойки коры дерева чоу - организму девушки требовался отдых. Он просто снял с нее верхнее платье, оставив тонкую сорочку, и укрыл Уточку теплым пуховым одеялом. Как и во всем дворце, в комнате было холодно. Доктор растопил камин и подошел к девушке. Ее тело сотрясала мелкая дрожь - последствия магического истощения. Поколебавшись немного, Кьянфан лег рядом с девушкой и притянул ее к себе. Вскоре Фхьята перестала дрожать, а через некоторое время доктор понял, что обморок перешел в сон. Он еще долго смотрел на спящую девушку. С каждым днем она все больше удивляла его. Сила ее духа, самоотверженность, лекарский талант и магический дар – все это делало Фхьяту из рода Мраморных Уток не похожей ни на одну женщину, которые встречались ему раньше. В ней полностью отсутствовало тщеславие и желание покрасоваться. Казалось, кроме работы, ее не занимает ничто. За эти несколько дней девушка немного похудела, и черты ее лица заострились. Фхьята ровно дышала во сне, слегка откинув назад голову, открывая нежную шею, покрытую едва заметным мраморным узором. Грудь вздымалась в такт дыханию, тонкая ткать сорочки не скрывала соблазнительных очертаний. Кьянфан усмехнулся про себя: все думают, что она его любовница, а он даже ни разу к ней не прикоснулся. «Интересно, а у нее есть хвостик?» - подумал лекарь и тут же устыдился собственных мыслей. Он отстранился от девушки и усилием воли заставил себя уснуть. Кьянфан не видел, как на рассвете Фхьята проснулась и долго, с бесконечной нежностью, смотрела на спящего мужчину. Как протянула руку и невесомо коснулась темных, с легкой проседью, волос. Как дотронулась кончиками пальцев до своих губ, а потом поднесла их к его губам, но так и не прикоснулась. В уголках ее глаз собрались слезы. Она сердито смахнула их, оделась и вышла из комнаты.