Кошелек и жизнь.

      Пробуждение было вполне приятным. Я лежал в спальном мешке, над моей головой шумели древесные кроны, руки и ноги были свободны. Ощупав болевшую голову я обнаружил повязку. Рядом лежал мой заплечный мешок и мое оружие, все в целости и сохранности, валялся пустой пузырек от какого-то зелья, а в нескольких метрах горел костер. Над костром булькало в горшке какое-то варево. У костра стояла Хильда и помешивала варево длинным черпаком. - Очнулся! Давай, вставай, я тебе влила зелье здоровья, пока ты валялся, жить будешь! - С улыбкой сказала нордка. Что-то она слишком добрая. - А где черномазые? - Задал я риторический вопрос. - На встрече с Аркеем. Они не были особо сильны, как они смогли одолеть тебя? - Стрела в голову прилетела, - ответил я. - Ну тогда бери миску, ухи поедим, - и нордка сняла котелок с огня.       Наваристая уха была очень даже хороша и с полным желудком мы уже никуда не двинулись. Не то чтобы я был особо благодарен Хильде за свое спасение - и не из такого выбирались, особенно когда меня менты с заточкой взяли, но гнать ее пока не стоило. Темный Голос сказал идти на запад, значит - в Хаммерфелл. И что ему надо от меня в этих пустынях? Теплая летняя ночь в северо-западном Сиродииле была хороша. Хильда, как истинная нордка, спала без мешка, положив под голову свой мешок. Ночью она прижималась ко мне ближе, чем стоило бы. Возможно, надо было чиркнуть ее кинжалом, смазанным ядом парализации, по шее и наслаждаться ее страхом и болью. Почему я этого не сделал? Наверное просто очень хотел спать.       Я иду по темному подземелью. Из темного угла на меня прыгает скамп, я крест накрест бью его двумя клинками. Я никогда не любил два меча, предпочитая быстрый кинжал, но тут у меня в руках два кривых лезвия незнакомой работы, странный светящийся красным светом узор покрывает черные клинки, кажется, что они пьют кровь моих жертв. Передо мной возникает свет, пламя костра. У него сидит фигура в кроваво-красной мантии со сполохами пламени. Я иду к костру, фигура поднимается. Это альтмерка, Арделеан. Рубин, который я добыл для нее на Солстхейме, до сих пор лежит в моем кошельке, его прибило к берегу Валленвуда вместе со мной, его не нашли стражники Элден Рута и даже в Хакдирт я зачем-то взял его с собой. Арделеан молчит, глядя не на меня - на пламя. Замечаю, что она красива нечеловеческой, скорее даэдрической красотой. Она простирает руки над пламенем и огонь начинает расти, ненасытно пожирая дрова.       Я просыпаюсь. Никакой пещеры, никакого огня, только что-то кричат ночные птицы да спит рядом Хильда. Хрупкая, молодая девушка, которая не далее как сегодня уложила четверых редгардов. Нордская аристократка. На моем лице нет капюшона, почему я не вижу отвращения в ее глазах, когда она глядит на мое обезображенное огнем лицо с одним глазом, а теперь еще и одним ухом? Я иду в кусты и тут жажда крови переполняет меня. Мои руки покрываются черной шерстью, я делаю огромный прыжок. Не на Хильду, в лес. Пугливый олень делает скачок, но кто может спастись от огромного, жаждущего крови волка? Мои челюсти погружаются в теплое, еще живое мясо, красная кровь окрашивает мои клыки.       Я возвращаюсь под утро, Хильда спит. За эту ночь я убил нескольких оленей и вепря, людей, на их счастье, мне не попалось. Жутко хочется пить, я набираю воды из ближайшего ручья и давлю в ней растущую на поляну землянику. Отменный сок. Неожиданно кто-то берет меня за плечо, я вскакиваю, хватаясь за кинжал, но это Хильда. Молча протягиваю ей воду с земляникой, она пьет. Почему я не убил ее этой ночью?       Корнелий Кассий вытер меч об одежду ближайшего моряка. Этот заказ: устранить всю команду "Пурпурной Девы" - дала неприступная альтмерка, прислужница Мерунеса Дагона, причем обязательным условием было оставить в живых одного матроса, альтмера. Альтмер в команде пользовался уважением, он был никудышным магом, но хорошим лучником, что спасло ему жизнь, когда несколько лет назад пираты напали на его корабль у берегов Валленвуда. Тогда погибло четыре пятых команды, но Эрлдин, так звали этого молодого, по альтмерским меркам, эльфа, уцелел. Сейчас он сидел привязанный к матчей выброшенного на берег корабля и смотрел, как люди в странных черно-красных кожаных доспехах шарят по сундукам. Эрлдин затрясся, вспомнив как корабль сел на мель оттого, что рулевой заметил у берега маленькую девочку, как немолодой редгард разрубил их капитана своим скимитаром, как убийственно точно кидала кинжалы девушка, лицо которой скрывала маска, как главарь нападавших вертел свои мечи с такой скоростью, что они сливались в сплошной серебряный узор. Но страшнее всех был шут, плясавший и сыпавший шуточками над телами убитых моряков. Почему не убили и его? По приставленным сходням на борт "Пурпурной Девы" поднялась фигура женщины-альмерки в красной мантии. В глазах соплеменницы Эрлдина пылал огонь, он хотел отвернуться, но ее фигура манила его, Эрлдин успел подумать откуда она в холодном Скайриме, когда с ладоней незнакомки сорвалось пламя и опалило кожу Эрлдина. Через час он, получив ожоги, обморожение и удары электричеством, лишившись половины пальцев и обоих ушей, говорил и не мог остановиться, взахлеб, лишь бы избежать страшной боли и унижения. Если бы ему приказали, он бы вспомнил то, как воровал бананы с соседней плантации, но Арделеан это не интересовало. И он, давясь слезами и собственной кровью, вспоминал мельчайшие подробности морского боя у берегов Валленвуда. В особенности - о норде в тяжелой броне, который склонил исход боя в их пользу. Эрлдин умер только через два дня и его измученная душа, отделившись от не менее измученного тела, отправилась прямиком в объятия Ситиса.       - Зачем тебе этот бой? Тем более что ты могла бы спросить у нашего Одноглазого, - проворчал Корнелий Кассий, когда они с Арделеан сошли с борта корабля. - Я не думаю, что Темное Братство дало бы мне пытать его, да и он нужен нам всем, не так ли? - Одарив Корнелия снисходительной улыбкой ответила альтмерка. - Ну так будь с ним поласковей, он и сам расскажет, - снова проворчал имперец. - Нельзя заставить человека сделать лаской то, чего можно добиться сильной болью, и твой брат кстати это тоже знает. - На этом Арделеан и Корнелий замолчали. Лишь чайки кричали, выклевывая глаза у мертвецов.       Мы с Хильдой стояли у реки Брена, за рекой начиналась невысокая горная гряда, которая уже относилась к Хаммерфеллу. Южный Хаммерфелл был изрядно порушен во время Великой Войны, от Рихада осталась только груда развалин и следовало решить, в какой город Хаммерфелла мы отправимся. Ни за что не хотел посещать эту провинцию, но что бывает, когда не слушаешь Темный Голос, я уже прочувствовал на своей шкуре. - Зачем ты носишь капюшон? - Отвлекла меня от раздумий Хильда. - Чтобы ты дурацкие вопросы задавала, - грубо ответил я ей. Девушка раздражала меня. Спасла - спасибо, я ее тоже спас (правда, перед этим пришив ее напарника, но она-то об этом не догадывалась, так что один-один). Девушка обиделась и замолчала. Ну и отлично, я не любитель поговорить. Жутко хотелось кого-нибудь убить, но здесь водились одни грязекрабы. Вздохнув, я вошел в воду, ища подходящее место чтобы перейти неширокую и неглубокую в этом месте реку вброд.       В один из немногих ясных дней в Винтерхолде подрались два карапуза. Как любые два пацана в любом мире, городе и времени они мутузили друг друга руками и ногами, чтобы потом остыть, помириться и вместе воровать пирожки у хозяек, но в этот раз что-то пошло не так. Карапузы, которым было всего-то года по четыре, могли поставить друг другу максимум по ссадине, но, когда их разняли взрослые, у крупного для своих лет мальчугана в руках был острый камень. Никто тогда не заметил в его глазах не решимости нет, желания убивать. Сына торговки Бирны тогда увели в лавку, а второй отправился в коллегию. В отличие от винтерхолдских обывателей Алланиари тревожилась, глядя на сына. Слишком он напоминал ей о том кошмаре, который случился с ней в ту ночь в Валленвуде. И еще ей последнее время часто снились волки.       После переправы мы остановились на ночлег в небольшой рощице в полудне пути от границы. Здесь уже чувствовалось жаркое дыхание пустыни, в небе стояла полная луна. Хильда с тревогой смотрела на меня, на луну, потом снова на меня. Но тогда я не заметил этого.