Кошелек и жизнь.

      В убежище Братства в Чейдинхоле было запущено. Пятна крови, паутина, два трупа, одетых в имперские доспехи, шуршащие по углам крысы, мокрицы, пауки, капающая с потолка вода. - Проще построить новый дом, чем возродить этот, - сказала Габриэлла, походив по убежищу. - Здесь нужны десятки тысяч септимов, - вторил ей Назир. Проблема в том, что граф Чейдинхола, Фарвил Индарис, по слухам, сам пустивший своего старого папашу на корм рыбам в реке Корболо, знает о том, что Темное Братство когда-то жило в его городе и до ужаса его боится. Из него можно веревки вить, граф, чудом выживший две сотни лет назад во время Кризиса Обливиона, до ужаса боится всего, что связано с темными силами. В других же городах Сиродиила к нам могут отнестись враждебно, постройку или восстановление убежища от посторонних глаз не скроешь, - продолжал редгард.       Меня тем временем занимало само убежище. Просторный холл с низким потолком, спальня, в которой в беспорядке валялись сломанные кровати и перевернутые сундуки, помещение, в котором когда-то явно тренировались, на стенах висели полуистлевшие манекены, и длинная кишка, по которой я и направился. В первой комнате не было ничего интересного, а вот во второй мое внимание привлекло каменное ложе. Такие я видел в Маркарте, но это было явно не двемерской работы. Тут моя рука нащупала лист бумаги.       3Е, 433 год, 30 месяца последнего зерна. Новичок, присоединившийся к нашей семье, очень странный. Я отправил его убить Гастона Тюссо, но правильно ли я сделал? Не будет ли он стоить жизни не только всем нам, но и всему Темному Братству? Может, лучше было бы утолить жажду его кровью? Надо послать сообщение моему другу, Янусу Гассилдору.       Под запиской стояла подпись: "Винсенте Вальтьери". Я вернулся в большой зал, где Назир и Габриэлла перебирали возможные места для обустройства убежища. - А что если в Бравиле? Предлагала данмерка. - Не подойдет, Бравил нищ, наши траты вызовут там слишком большой интерес. Отказался Назир. - Брума? - Отвратительный климат и сильный граф. - Лейавиин? - Может быть захвачен хаджитами. - Анвил? - Практически разрушен. - Кватч? - Толком не отстроили со времен третьей эры. - Скинград? - Со старым Янусом Гассилдором почти никому не удается договориться о покупке земли в его городе. Граф ревностно оберегает свой город от посторонних.        - Как вы сказали? Янус Гассилдор? Вмешался я в их беседу. - Да, старый граф каким-то образом правит городом уже больше двухсот лет, ответил мне Назир. - Отправляемся в Скинград. Кажется, у меня есть чем заинтересовать графа.       Выбравшись из убежища мы перекусили в таверне у городских ворот, я пополнил запас стрел у местного оружейника и мы сидели втроем за столом в таверне, когда в нее вошел давешний стражник, Амминус Дареллион. Страж был пьян. В стельку. Он бормотал что-то про любимую, убийство и месть. Мало ли кто кого убивает, подумалось мне. Я вышел из таверны на свежий воздух и мое внимание привлек дом напротив таверны. Через окно, которые в Чейдинхоле были широкими, одно удовольствие проникать в дом через них, был виден свет свечей. И мужской голос, повторявший: "милосердная матушка, пошли мне нечестивое дитя твое..."       Драрам Литандас едва не намочил штаны, увидев ассасина за своей спиной. Держался данмер неважно, но все же, кряхтя и пуская газы, смог изложить суть своего заказа. Предок Драрама, Рит Литандас, был гениальным художником. Говорили, что сама Дибелла помогает ему творить свои картины. К сожалению, потомки не смогли по достоинству распорядиться наследством гениального деда. Септимы были растрачены, картины проданы, талант Рита умер с ним самим. Теперь Драраму оставалось только продавать последнюю картину, дом и подаваться куда-нибудь в наемные работники, потому что ни воинского ни магического искусства, ни таланта к чему-либо, ни хотя бы простой усердности и трудолюбия боги ему не выделили. Драрам не знал, как ему жить дальше, но случайно узнал, что кисть его предка, которой тот творил свои шедевры, существует. Он сумел найти замурованный в стену особняка дневник Рита, в которой тот писал, что владеющий кистью сможет нарисовать любой шедевр, даже не обладая талантом. Драраму нужна была кисть, но ее владельцем был данмер Велет Дрет, уже четвертый год сидевший в тюрьме Имперского Города. Кисть не была запрещенным в камере предметом и Велет рисовал. Да так рисовал, что стражник, продавший одну из его картин, стал богаче на тысячу септимов, а Велету стали приносить в камеру хорошую пищу, суджамму, а также стали охранять, так как данмер панически боялся, что в тюрьме его убьют.       - Убей Велета и принеси мне кисть, - изложил свою просьбу трясущийся и потеющий темный эльф. - А чем ты заплатишь, - ухмыльнулся я. Ведь денег у тебя нет. - У меня осталась последняя картина, написанная Ритом. Осенний пейзаж Великого Леса с мертвыми троллями. Она стоит целое состояние. Она будет твоей, если вернешь мне кисть и убьешь Дрета! Выпалил данмер и икнул. - Контракт принят, - кивнул я и выскользнул наружу.       Мое возвращение в таверну было не замечено никем, кроме моих спутников. Пьяный стражник клялся отомстить за свою возлюбленную, в углу ужинал вполне благопристойного вида бретон, пожилая имперка за стойкой натирала стаканы. Утром мы вышли через городские ворота и пошли по Синей дороге в сторону Имперского Города. Через несколько часов пути, когда лес расступился и перед нами открылись поросшие травой холмы Нибенейской долины, навстречу нам прошел одинокий монах в желтом одеянии прислужника Стендарра. Он царапнул нашу троицу жестким взглядом и мне страстно захотелось убить его. Почему не убил? Не знаю. Назир и Габриэлла мне за излишнюю жестокость точно бы не попеняли.       Высокий бородатый норд по хозяйски сцапал девку, новую официантку в "Гарцующей Кобыле", появившуюся вместо неведомо куда пропавшей Садии. У него было много женщин, они рады были разделить постель с героем, победившим дракона у сторожевой башни, но он не мог забыть свою единственную, похороненную на кладбище Данстара. Ее отравили. Норд сжал кулаки и поклялся узнать имя отравителя и порубить его на куски.