Когда двери закрываются

Если увидите ошибки, отметьте их, пожалуйста, в ПБ ;) Каждый раз, возвращаясь мыслями к тому или иному моменту давно прошедших времён, когда он, Гарри Поттер, был ещё совсем мальчишкой, в очередной раз увлечённый в зыбучие пески опасностей игрой капризной фортуны, каждый раз, словно впервые, по его телу проносился табун мурашек, заставляющий его юношеское сердце трепетать лишь об одном упоминании того места, куда сейчас, преодолевая усталость и прихоти погоды, вело Гарри проклятое им чёртово гриффиндорское благородство, сопротивляться которому представитель ало-золотого факультета просто не мог, прекрасно понимая то, что, если сегодня он ему не повинуется, то вряд ли следующие пять лет сможет спокойно спать и не мучиться кошмарами, в которых, не дай Мерлин, Гарри будет сниться продрогший до смерти в подземельях зельевар. Такие бесчеловечные испытания юное неокрепшее сознание вряд ли бы выдержало, не оставив после себя каких-либо неизгладимых временем последствий в виде чудовищного чувства вины, которое день за днём, словно изголодавшийся червь, вгрызалось бы в сердце и душу Гарри, напоминая юноше о невыполненном долге. Долге столь впечатляющем, что, казалось, он был перед самой судьбой или же, что звучало на языке ещё более грандиозно и сладко, перед самой природой! Ведь не может же человек из простой прихоти помочь «утопающему», если благородство или же обычный комплекс героя не был вложен в него Великой Матерью, повелительницей всего сущего в этом бренном мире. Эта версия имела право на существование. Ведь, если рассудить логически, Гарри в принципе не являлся любимцем последней. И это неплохо подтверждал тот факт, что стоило гриффиндорцу лишь переступить порог школы и наступить в белый сугроб, отливающий на мягком лунном свету калейдоскопом разнообразных цветов, как буквально из ниоткуда поднялась страшная метель, так и норовящая засыпать Поттера снегом, как приправленными Амортенцией сладостями от многочисленных поклонниц в День Святого Валентина, который Гарри искренне не любил и даже побаивался, но до него была ещё пара месяцев, а это значило, что пока Национальному Герою не грозило быть пойманным в сети любви. Хотя… он уже давно был в них и не очень-то сопротивлялся. Почему? Просто Джинни была прекрасной во всех отношениях девушкой. Гарри нравилось в ней абсолютно всё: прямые огненно-рыжие волосы, глаза, обрамлённые густыми ресницами; нежная кожа, руки и красивые ноги, которые скрывала не особенно длинная юбка намного выше колена, аккуратные уши, пальцы – всё… Гарри любил в ней абсолютно всё. Гриффиндорец блаженно прикрыл глаза, вспоминая все подробности тела юной подруги, весомая часть из которых была порождена больной фантазией последнего, но это никак не помешало Гарри возбудиться и тихо, прикусив нижнюю губу, застонать. Однако очередная порция снега, больно хлестнувшая льва по щеке, заставила выйти того из чудесной истомы и столкнуться с нерадостной реальностью, которая первым делом выражалась в том, что на руках гриффиндорца, прижавшись к тёплой груди, спал, изредка вздрагивая и сопя, последний на этом свете человек, которому Гарри решился бы помочь по доброй воле. Осталось сказать Мерлину спасибо, что тот, кто сейчас так доверчиво обнимал плечи молодого мага, был не Лорд Воландеморт, а всего лишь дотошный и до жути язвительный зельевар, которого в обычной ситуации хотелось бы при первой возможности утопить в снегу. Но то, что происходило сейчас, было далеко не обычной ситуацией, и Гарри тщетно пытался придумать разумное объяснение тому, что же произошло со Снейпом. Гарри поморщился. Ветер с силой хлестнул его по лицу. Однако сколько бы Гарри не думал об этом, в итоге он пришёл лишь к одному, по его мнению, верному выводу – выводу о том, что в нынешнем состоянии профессора был замешан кто-то посторонний. И это было совершенно неудивительно, ведь зельевар был редкостной сволочью, который к тому же, лишь увидев Гарри, успел в первые же секунды их встречи обвинить того во всех смертных грехах человечества. Но, даже несмотря на это, юноша никогда бы не подумал, что кто-то действительно решится на такой отчаянный и в некотором смысле гнусный шаг, как месть. Ему было сложно принять тот факт, что какой-то студент так зло обошёлся со Снейпом лишь из-за его отвратительного характера. Гарри на миг остановился, пытаясь привести в норму дыхание и неосознанно прижимая к себе вздрогнувшего зельевара. Путь действительно был очень тяжёлым. Снег впивался Гарри в лицо и забивался под одежду. Ноги вязли в глубоких сугробах, словно в болоте, а из тела постепенно уходило всё тепло. Единственным, что в этот момент согревало уставшего и продрогшего Поттера, был прижатый к его груди Снейп, которого парень прятал от мороза под своей мантией. Благо, пребывая глубоко в размышлениях, путь до Гремучей ивы показался гриффиндорцу не таким трудным, каким был в действительности. И вскоре его глазам предстали от и до засыпанные снегом длинные, словно тонкие лианы, ветки ивы, которые по мере приближения гриффиндорца к вершине холма начинали предупреждающе подрагивать. Гарри же, недолго думая, заморозил Гремучую иву обычным «Глациус» и проник в тайный, хорошо знакомый ему проход, желая скрыться от метели, которая радостно толкнула его в спину, словно желая избавиться от непрошенного гостя. Под землёй, где оказался гриффиндорец, было удушающе холодно. Каждый вздох камнем застревал в глотке и причинял жуткий дискомфорт, вынуждая Гарри крепче прижимать к себе Снейпа и молиться всем богам, чтобы зельевар не проснулся здесь и сейчас. Нет, такого стыда парень бы наверняка не пережил. Между тем румянец предательски засиял на щеках Гарри, а рука, придерживающая Северуса за бёдра, вспотела, как бы намекая на бесстыдство и развращённость мыслей своего хозяина. На это Гарри лишь глупо растянул губы в улыбку и что-то неразборчиво хмыкнул, стараясь не смотреть на Снейпа, которого-то и различить в царствующей тьме почти не удавалось. Вскоре Герой Магической Британии и его скромный балласт достигли входа в Визжащую Хижину. Юноша остановился и посмотрел на покрытую плесенью и изъеденную термитами дверь, а после решительно отпер её, предаваясь воспоминаниям об их первой встрече с Сириусом… тогда, когда Гарри ещё считал крёстного… грязным убийцей и предателем своих друзей. Гриффиндорец до сих пор чувствовал стыд за своё незнание, которое ни в коем случае не освобождало его от ответственности, и безотчётную ненависть, которой Гарри наградил Сириуса в их первую встречу. - Гоменум Ревелио, - твёрдо произнёс гриф, слепо надеясь на удачу. Причём последнее касалось знаний молодого колдуна. Парень был не совсем уверен в том, что правильно запомнил заклинание, а то, что после короткой паузы ничего не произошло, и вовсе разуверило его в своих силах. Поэтому пару долгих секунд лев просто стоял на месте, нетерпеливо переминаясь с одной ноги на другую и косясь на мирно спящего на своей груди преподавателя. - Эй! Есть тут кто-нибудь? – в итоге пискнул гриффиндорец, освещая комнату палочкой. Тишина послужила Гарри ответом, и он, всё ещё опасаясь постороннего присутствия, полностью вошёл в хижину, поднялся на второй этаж и, положив Снейпа на облезлый грязно-бурый диван, принялся окружать дом защитными чарами. После того, как знания Гарри иссякли, комнату наполнила снедающая тишина, а личная головная боль Поттера тихо вздрогнула и простонала что-то невнятное, но полное боли и усталости. Гарри буквально окаменел, не решаясь повернуть головы, словно боясь встретиться с парой глубоких чёрных глаз, смотрящих на него с нескрываемым укором и презрением. Но опасения гриффиндорца не подтвердились. Зельевар всё ещё спал с каким-то помятым выражением на лице. А гриф, обернувшись, благоговейно смотрел на это самое выражение и никак не мог на него наглядеться. Всё же Гарри очень любил детей… и не мог о них не заботиться. Если подумать, то он вообще не мог о ком-то не заботиться. В конце концов, условия, в которых жил лев до одиннадцати лет, буквально вынуждали его долгое время самостоятельно ухаживать не только за собой, но и за Дурслями. Поэтому неудивительно, что через какое-то время данное стало привычкой. Однако после того, как Гарри поступил в Хогвартс, для него всё резко изменилось. Теперь парень, если и не заботился, то спасал. К тому же судьба явно была не против этого и всячески баловала Гарри ситуациями, где по-другому действовать было просто нельзя. Теперь же, впервые за долгое время, благородная привычка вновь стала тем, чем она в действительности являлась и применялась истинно по назначению. К тому же внешняя схожесть Гарри и Снейпа окончательно её добивала и возводила чуть ли не на новый уровень, который Гарри с горем пополам мог назвать материнским инстинктом. - Ну, круто, - убито заключил гриффиндорец, ежась от порывистого ветра, что проникал в дом из разбитых окон и гонял вековую пыль по аляпистым выцветшим паласам, раскачивал проржавевшую люстру, которая, казалось, была готова вот-вот свалиться прямо на бедную голову Гарри и разбиться вдребезги. Да, эта богом забытая лачуга требовала капитального ремонта, но у Гарри не было столько времени. Поэтому, восстановив стёкла «Репаро» и трансфигурировав из дивана, на котором лежал Снейп, кровать, Гарри обессиленно присел на жёсткий матрас и с минуту смотрел на свернувшееся клубочком тело. Затем Гарри провёл по бледному лбу Снейпа пальцами, проверяя температуру. Оставшись довольным самочувствием зельевара, гриффиндорец лишь удовлетворённо хмыкнул и зевнул, облокачиваясь на локти и медленно вверяясь во власть сна, которому лев не мог сопротивляться дольше нескольких коротких секунд. Гарри сонно клюнул носом и, наконец, обессиленно повалился на спину. Тело медленно расслабилось и слабо прижалось к единственному доступному сейчас источнику тепла.

****

Тяжёлое свинцовое небо с грязно-жёлтыми просветами вместо солнца, чёрная рассыпчатая земля у подножий мощных, словно вымощенных из цельной скалы, стен. И ветер. Сильный порывистый ветер, который в своём тихом шёпоте был тем единственным, что разрушало гнетущую опасную тишину и говорило о том, что место это всё ещё живо. Живо несмотря ни на что. Живо ради одной единственной цели – удерживать. Преступник поднялся с холодной земли, гремя тяжёлыми цепями и потирая сухие окоченевшие ладони в попытке согреться. В выцветших голубых глазах впервые за долгое время плясали искорки негодования – он не привык принимать гостей, но сегодня был вынужден согласиться на встречу со старым… другом. Как фальшиво для пленённого мага звучало это слово, но если он, тот, кого ожидал пленник уже несколько часов, в своём кратком письме назвал его этим ядовитым прозвищем… что ж, пускай так оно и будет. Выбирать заключённому волшебнику не приходилось. Да и выбора у него как такого не было. Лишь одно сводящее с ума ожидание. В конце концов, трусость на грани с непринятием очевидных, но пугающих вещей всегда была частью характера его давнего… друга. На эту оплошность пленник уже не в первый раз закрывал глаза, и в этот раз он вновь их закроет. Между тем как всегда неторопливая особа страшно задерживалась, и, устав её ожидать, колдун вновь поднёс к подслеповатым глазам заветное письмо, но только его быстрый взгляд скользнул по первой строке, а губы жадно повторили каждое слово, как где-то в глубине коридоров послышался хлопок аппарации. Маг скривил уродливую полуулыбку и сжал в руках лист пергамента, вдоль и поперёк исписанного таким знакомым ему размашистым почерком, совсем не изменившимся за многие десятилетия их разлуки. - Альбус, - ядовито прошептал маг, как только перед ним появился седовласый колдун. – Ты ли это? - Я, можешь не сомневаться, мой дорогой друг, - кивнул волшебник, медленно подходя к решётке. Лицо заключённого скривилось, а на тонких губах Дамблдора застыла добрая улыбка, как всегда не говорящая ни о чём, но этот человек слишком хорошо знал стоящего напротив себя мага, чтобы просто поверить тому на слово. - Что тебе от меня надо, Альбус? – огрызнулся пленник, отворачиваясь от собеседника и гордо шевствуя к стене. - Совершенно ничего, - улыбнулся мужчина. – Разве я не могу просто навестить тебя? - Не играй со мной, - сухо прошептал колдун, бережно складывая пергамент и пряча его в карман тюремной робы. – Я слишком хорошо тебя знаю. - Я изменился, Геллерт, - опустошённо, но твёрдо проговорил маг, вглядываясь во тьму прогнившей камеры. - Ты состарился, Альбус, - злобно усмехнулся мужчина. – Состарился, как и я, но совершенно не изменился. Твоя гаденькая улыбка всё та же, а слова, пропитанные желчью, всё ещё отравляют души людей. Повисла напряжённая тишина. Гриндевальд всё ещё стоял спиной к Альбусу, а тот, в свою очередь, рассматривал иссохший, укутанный во тьму ночи силуэт. - Что тебе надо? – чёрство повторил свой вопрос Геллерт. Его голос был оглушающим на фоне разрушенной им мгновение назад тишины. - Я ищу крестражи Воландеморта, - умеренно спокойно проговорил Альбус, сдавшись. - Я ничего о них не знаю, - гневно перебил говорящего Гриндевальд, однако в его голосе явно проскользнула заинтересованность. - Несколько дней назад я нашёл один из них, - мягко прошептал Дамблодор, чуть вздрогнув. После он извлёк из кармана своей голубой мантии маленький свёрток. – Скажи мне, Геллерт, ты хочешь взглянуть на него? – в голосе Альбуса Гриндевальд уловил благоговейный трепет, и это его насторожило. Этот прохвост редко показывал свои слабости. Если, конечно, это была не очередная лживая уловка… - Что это? – проговорил пленник после короткой заминки. – Что это, Альбус? - Ты должен сам увидеть… это, Геллерт, - прошептал мужчина, вплотную приблизившись к решётке. – Подойди ко мне, если желаешь этого так же сильно, как и я. - Когда-то ты уже говорил мне эти сладкие слова… И, помнится мне, я сильно пожалел о том, что согласился на эту авантюру… - мечтательно протянул Геллерт и тут же осёкся, продолжив совершенно иным тоном. – Зачем мне знать, куда этот несносный мальчишка спрятал свою жалкую душонку? - Подойди, - в голосе Дамблдора сквозило неприкрытое раздражение и приказ. – Просто подойди ко мне. И у тебя не возникнет вопросов. - Я пожалею об этом, - залился самобичеванием колдун. – Я знаю, что я пожалею об этом. Я, видимо, не поумнел с тех пор, я, видимо, идиот, - с этими словами Геллерт всё же медленно развернулся и нехотя подошёл к решётке, наконец, встретившись взглядом со своим собеседником. – Давай же, - прошипел он, а в следующую секунду обмер, чуть ли не раскрыв рот от удивления, потрясения и зависти, с ног до головы охватившей его. - Мы оба знаем, что это, мой дорогой друг… - прошептал Альбус. – Но это не столь важно, я лишь хочу узнать, что произошло… Я хочу увидеть её… я хочу знать наверняка… - голос старца сбился от переполняющих его эмоций, и он замолчал. С трудом усмирив в себе жадность, Геллерт занял роль говорящего, невольно касаясь кончиками пальцев протянутой ему ладони. - Если это была твоя вина, переживёшь ли ты это? – тихо прошептал он, прекрасно понимая то, о чём говорил ему седовласый маг. Альбус промолчал, его руки неустанно дрожали, а глаза заметно потускнели, смотря на маленькое колечко в своей ладони. - А что, если это была моя вина? – всё не отступал Гриндевадьд. - Что ты со мной сделаешь? – не услышав ответа, продолжил он. – А что, если я не виноват, Альбус? Что, если ты всё же ошибся, обвинив меня? – с каждым новым словом голос пленника всё больше и больше вздрагивал. Тишина вновь наполнила камеру, но ненадолго. - Я выпущу тебя, дорогой друг, - тихий шёпот, словно ветер, гуляющий по этой земле, напомнил, что не всё ещё потерянно, если ты жив и твоя грудь вздымается под тяжестью этого смердящего, преисполненного лжи и фальши, воздуха. ______ Поздравляю всех тех, кто нашёл ответ на мой вопрос. Надеюсь, на самом деле Вас было больше. Отдельные поздравления Ami-2! Вы были единственной, кто ответил в комментарии верно!) Спасибо каждому из Вас, дорогие читатели!