Однажды в Хогвартсе

      Первое, что пришло вместе с сознанием — боль. Дикая боль в ноге и руках. Уже после этого пришло осознание мира и себя в этом мире. Гарри открыл глаза и осмотрелся: он находился в больничном крыле, не узнать его было невозможно. Только тут всё было таким белым, что слепило глаза, и ярко пахло медицинскими зельями. Руки и нога были перебинтованы и горели огнём. Боль распространялась от раненых конечностей по всему телу, поэтому было острое ощущение, что только три минуты назад он встретился с драконом, хотя затёкшие мышцы говорили об обратном.       Что удивило и обрадовало, так это спящий рядом с кроватью Драко. Малфой сидел на стуле справа от больничной кровати, сложив руки на её край и положив на них голову. Он выглядел очень милым и таким беззащитным, что Поттер не смог сдержать улыбку и желание зарыться пальцами в снежно-белые волосы, аккуратно массируя кожу головы и перебирая мягкие прядки, пропуская их сквозь пальцы. Слизеринец, почувствовав прикосновения, поднял голову и часто заморгал, прогоняя сон.       — Эй, ты же не сидел тут всю ночь? — спросил Гарри, глядя на человека, который был ему дороже всех остальных.       — Ты хотел бы увидеть здесь кого-нибудь другого? — нахмурился Драко, внимательно осматривая юношу: он не хотел даже думать, что ему может ответить его друг.       — Почему ты спрашиваешь? — удивился гриффиндорец, пытаясь приподняться немного, потому что лежать пластом ему не хотелось, но мышцы были однозначно против данного решения и это отдалось сильным покалыванием в каждой клеточке.       — Ну не знаю, вы так сблизились с этим Романом. Может, я лишний, может...       Гарри не мог поверить в то, что говорил Малфой. Драко, его Драко ревновал. Это было так странно, необычно, что Поттер не знал, как отреагировать.       — Дурачок, — перебил слизеринца юноша, — он друг. Такой друг, которому я душу могу доверить. Тебя могу доверить, потому что ты — моя душа. Неужели ты до сих пор не понял? Я люблю тебя, — Гарри в некоторой степени сам не мог поверить, что эти слова дались ему так легко.       Он смотрит на Драко, который пытается понять и переварить полученную информацию. Всё, что он сейчас может, это обнять своего уже не друга и тихо шептать его имя, крепко прижимая к себе тонкое спортивное тело. Хочется никогда не отпускать его, а ещё хочется поцеловать такие желанные губы, что Малфой и делает.       Мягко, но настойчиво он прикасается своими губами к губам любимого человека, чувствуя, как они открываются, впуская в бархатное нутро. Рот у Гарри - горячий, губы — мягкие, а язычок — юркий. Было приятно зарываться пальцами в шёлковые спутанные волосы. И даже адская боль в конечностях Поттера отступила под этой лаской.       — Мы не вовремя? — красоту момента разрушил смеющийся голос мамы Гарри.       Драко отстранился от Поттера, переплетая их пальцы. Гриффиндорец поднимает глаза и смотрит на свою маму, рядом с которой стоит отец. Они улыбаются ему так ясно, как будто солнце и луна впервые вместе осветили землю. Только сейчас он понимает, что мог больше никогда их не увидеть, что своей неосторожностью мог причинить боль дорогим людям, что глаза его родителей могли больше никогда не сиять так, как сияют сейчас, что в них могли играть горькие слёзы утраты.       Мама наверняка бы поседела от переживания, а ей не пошла бы седина в волшебно-рыжих волосах. Лицо отца покрыли бы морщинки грусти и тоски, а он всегда должен улыбаться и смеяться, и только морщинки смеха и чарующей лучезарной улыбки могут прятаться в уголках губ и глаз. Почему-то вся та боль разлуки, которую он не пережил, наваливается снежным комом и слёзы выступают на глазах. Они никогда не скатятся по щекам, но они есть.       — Мама, — тихо шепчет юноша, когда женщина прижимает его к себе и улыбается.       Лили не может надышаться запахом своего сына, таким терпким и воздушным. Гарри, её прекрасному ребёнку, не нужны ни духи, ни ещё что-то, он пахнет по-особенному тепло и нежно, как будто этот запах родился с ним. Она прижимает к себе сильное тело уже совсем не ребёнка и вспоминает, как впервые увидела его. Маленький свёрток, в котором скрывался очаровательный младенец с глазами, что пронзали насквозь, с чёрными, как ночь, волосами и улыбкой. Гарри не плакал и не кричал, он улыбался, глядя на мать, тянул к ней пухлые детские ручки с крохотными пальчиками и играл с её длинными волосами.       Сейчас он вырос, но всё так же играет с её волосами, пропуская их сквозь пальцы, и улыбается. Его улыбка нисколько не изменилась с того самого первого дня. В глазах только отражается сила и какая-то аристократичная уверенность. Они стали совсем взрослыми. Пусть не по возрасту, но что тут можно сказать? Её сын всегда был необычным.       — Я горжусь тобой, — с улыбкой и слезами в уголках глаз произнесла Лили.       Ну как она могла им не гордиться? О таком ребёнке, как её сын, многие могут только мечтать. Сильный, смелый, благородный, честный и не по-детски мудрый. Он всегда переживал за неё и отца, до хрипоты запрещал появляться на любых его соревнованиях... Не потому, что не хотел их там видеть, наоборот. Ему необходима была поддержка, взгляд из толпы, который будет направлен только на него и будет полон уверенности и надежды. Но её сын волновался. Он переживал, что что-то может пойти не так, что им придётся наблюдать его ранения и промахи, что они будут волноваться. Нет, обо всём подобном Гарри сообщал им постфактум, заверяя, что это пустяки и всё с ним будет в полном порядке. Как она могла не гордиться ребёнком, которому только семнадцать, а он уже известен во всём мире, о нём все говорят и не найдётся, наверно, женщины, которая не хотела бы оказаться на месте Лили.       Гарри обнимал мать и чувствовал, как тяжёлый груз падает с сердца. Он так боялся разочаровать её и подвести, но мама тут и улыбается, а значит, всё в полном порядке, и он опять справился, как бывало уже не раз. Ему были важны слова Лили и эти объятия, её улыбка. Парень бросил робкий взгляд на отца, который, вопреки ожиданиям, не был сейчас суров. Джеймс улыбался, глядя на него. И эта улыбка была важна для Гарри, словно самое яркое пятнышко света. Отец не любил его соревнования, всегда корил за неосторожность и тогда черты его лица становились немного жёстче, чётче, острее. Юноша в такие минуты чувствовал себя нашкодившим котёнком и стремился исправить все ошибки, чтобы лицо Джеймса больше не становилось таким суровым. Гарри знал, что отец любит его и волнуется, поэтому никогда не смел обижаться, да и не за что было.       — Мы оба тобой гордимся, — добавил Джеймс, присаживаясь на край кровати и обнимая свою семью.       Он считал себя воистину счастливым человеком. У него была лучшая во всём мире жена и самый прекрасный сын. Лили изменила его, показала другую сторону не только души самого Джеймса, но и всего мира, а Гарри принёс в его дом счастье и уют. Отец и мать перестали гневно глядеть на сына, молча осуждая свадьбу с маглорождённой. Александр и Мария снова заулыбались, стоило им только взглянуть на маленького наследника, и любви новоиспечённых бабушки и дедушки не было предела, хотя они никогда не баловали Гарри, потому что считали, что истинному аристократу не пристало быть избалованным. А мальчику это было и не нужно. Для него самым лучшим подарком на день рождения или Рождество было само присутствие Марии и Александра, его радовало, что вся семья собирается вместе.       Ещё больше он был счастлив, когда к ним приходили на эти праздники Малфои и Блэки. Сириус не прекращал задаривать любимого крестника подарками, а Гарри прыгал от счастья, когда он просто катал его на своём любимом мотоцикле. Обычно молчаливая и замкнутая Патрисия не могла отказать мальчику в песне, когда он смотрел на женщину своими невероятными зелёными глазами. Она только рядом с ним расслаблялась и вливалась в общий коллектив, и даже Люциус не отказывался водить хороводы вокруг богато украшенной ёлки, если его об этом просил Гарри. Для мальчика именно такие моменты становились самыми лучшими подарками. Ну как Джеймс мог не гордиться таким наследником, который улыбался ярче звезды на небосводе и согревал подобно солнцу?       Драко смотрел на эту идиллию и улыбался, думая, что такие моменты самые ценные в жизни, что ради такого счастья можно и нужно жить, что этот мир улыбок, счастья и больших надежд дороже любого приза. Из мыслей его выдернула сильная рука на плече. Парень обернулся и увидел своего отца. Не раздумывая ни секунды, он обнял Люциуса, чувствуя ответные объятия. Юноша любил своих родителей, но с отцом у него была особая связь. Мужчина знал о своём сыне всё, а тот и не пытался скрывать, потому что хотел, чтобы Люциус был рядом, поддерживая, помогая и служа надёжной опорой.       Плевать, что ему уже семнадцать и он вот-вот станет выпускником Хогвартса, получит диплом, начнёт работать и заживёт собственной жизнью, у него будет своя семья... Отец навсегда останется для него примером и самым лучшим ориентиром в жизни, потому что таких, как его папа, больше не бывает. Сильный и величественный, он внушает трепет при одном только упоминании имени, но дома он тёплый, надёжный муж и понимающий отец. Самый лучший, в этом Драко не сомневался.       — Все семьи в сборе, — смеётся Гарри, забывая про боль и Турнир.       Для него самым ценным в жизни было именно вот такое единение, когда рядом были родители, Драко, Люциус, Нарцисса, бабушка и дедушка, Сириус, Патрисия и их маленькая Дженни. Сейчас, правда, мамы Драко не было, но юноша не сомневался, что это связано с тем, что, скорее всего, женщина у своих родителей, к которым собиралась отправиться на юг Франции ещё в сентябре, но что-то задержало.       — Мы тут ненадолго. Собственно, у нас просто две новости, — говорит Джеймс, переглядываясь с Люциусом.       Оба мужчины подозревали, что новости эти, без сомнений, шокируют их сыновей и вызовут бурю эмоций. Они и сами были несколько в шоке, когда узнали, если признаться откровенно.       — Ну, не томите нас, — просит Драко, снова переплетая свои пальцы с пальцами Гарри и присаживаясь на стул.       — Ваши мамы готовы в скором времени сделать вас старшими братьями, — в унисон произносят Люциус и Джеймс.       Гарри и Драко одновременно приоткрывают рты от удивления. Такого ни один из них ожидать не мог. В голове взорвались тысячи мыслей, а в душе — миллионы эмоций. Они оба всегда хотели младшенького. Это было связано не только с расширением семьи, просто над обоими с самого детства висела большая ответственность, которая называлась понятным любому аристократу словосочетанием «единственный наследник». Теперь же эта ответственность будет поделена между ними и их младшими.       — Вы долго репетировали, чтобы произнести эти слова одновременно? — первым из некой прострации выходит Гарри.       Он, как обычно, шутит и улыбается. Не было ещё такого, чтобы парень воспринимал серьёзные новости без смеха и улыбки, просто потому, что натура у него такая была. К этому все привыкли. Лили незаметно для остальных прыскает в кулак, а Люциус и не пытается скрыть улыбки, только Джеймс и Драко хмурятся.       — Ты можешь быть серьёзнее? — спрашивает отец, глядя на сына.       Гарри хмурится, подобно самому Джеймсу, глаза его немного темнеют, а черты лица приобретают больше чёткости и остроты. Лили только удивляется, как же на самом деле похожи её муж и сын. Просто поразительное сходство.       — Серьёзнее? — угрожающе и опасно произносит Гарри, глядя в упор на своего отца. — Как у тебя ума хватило привезти беременную жену на самые опасные в мире магические состязания, в которых участвует её сын? Посмотри на Люциуса. Его сын не участвует в этом аду, а он и то оставил жену дома, заботясь о её душевном здоровье, — недовольно произнёс юноша, чем поверг отца в шок.       В принципе, Гарри размышлял вполне здраво и Драко, как, впрочем, и Люциус, понимал это негодование. Лили же только смеялась, пытаясь скрыть этот смех за кашлем. Получалось из рук вон плохо. Её сын действительно мог быть серьёзным, просто не любил, а когда становился таковым, до всех разом доходило, что куда как лучше, когда он шутит и улыбается, а не смотрит пристально своими потемневшими глазищами и хмурит тонкие брови.       — Ладно, намёк понял, — говорит, наконец, Джеймс, и Гарри кивает, снова расплываясь в улыбке.       Всё-таки, ему совсем не нравится становиться серьёзным, он не любил хмуриться и ко всему относился с шутками, потому что так легче, да и веселее, чего уж там. Драко покачал головой и обнял отца, безмолвно высказывая свою благодарность и счастье. Гарри обнимал мать и просил ни о чём не волноваться и думать только о будущем ребёнке, которому нужно её внимание и покой.       Старшие представители обеих семей уже давно подумывали о втором ребёнке, потому что чётко видели: отношения между их сыновьями всё больше перестают быть просто дружескими и прекрасно понимали, что придёт время — и мальчики сами всё поймут. Ничто не сможет их разделить, да ничто и никто просто не посмеет это сделать, так что было бы неплохо обзавестись ещё и вторым наследником. Для современной магической медицины мужская беременность новостью не была, но захотят ли эти двое иметь детей? Всё же, это был определённый риск и непонятно, пойдут ли они на него, а о продолжении рода думать надо, как ни посмотри.       — Нарцисса сейчас на сохранении во Франции. Собственно, там и Лили будет, просто она хотела увидеть Гарри перед отъездом, — сказал Люциус, отпуская своего сына.       Гарри всё так же увещевал мать о том, что волноваться она права не имеет и все её мысли должны быть только о малыше, который не способен справиться сам, без её внимания, а он справится. Юноша волновался о том, чтобы всё было хорошо, чтобы она не нервничала и ни в коем случае не пренебрегала советами врачей. Ещё он говорил, что если кто-то рискнёт её там обидеть, она немедленно должна ему сообщить — он приедет и всё решит. Это выглядело так мило, что Драко не мог не улыбаться.       — Если я выиграю, то обязательно посвящу эту победу вам, — сказал Гарри, осторожно проведя пальцами по ещё совсем незаметному животу мамы.       Лили улыбнулась. Она и подумать не могла, что её сын так отреагирует на эту новость. Казалось, он готов солнце уничтожить, если оно посмеет тревожить её покой сейчас. Гарри смотрел на неё своими лучистыми глазами и уверял, что с ним всё будет хорошо, что больше он не позволит себя ранить или что-то ещё, что будет писать ей каждый день, если сама Лили этого хочет. Просил ни в коем случае не напрягаться и если что-то нужно — говорить врачам или эльфам. Всё же, у неё был самый лучший во всём мире сын.       — Пообещай мне, — говорит Гарри, серьёзно глядя в её глаза.       Женщина сдаётся. Как она может отказать этим глазам?       — Я обещаю, — отзывается Лили и улыбается.       Юноша выдыхает и кивает, расслабляясь. Мама всегда держит слово, он это знает, поэтому теперь с ней точно всё будет хорошо.       — Присматривай за ним, — тихо говорит Джеймс Драко.       Говорит так, чтобы Гарри не услышал. Юноша кивает и не может отвести взгляда от любимого человека, который вдруг стал чем-то ещё большим, чем был до этого момента.       — Нам пора, — прерывает всех Люциус.       Гарри кивает, обнимает мать и отца, которого наставительно просит оберегать Лили, и Джеймс торжественно обещает, что не позволит ей переживать. Драко прощается с отцом, прося его приглядывать за мамой, потому что ей они оба сейчас нужны, но он не может приехать. У него Гарри, которого впереди ждёт неизвестно что, и оставить его он права не имеет. Люциус понимающе кивает и обещает всё рассказать Нарциссе.       Гарри провожал их глазами, чувствуя, как накатывает волнами боль, как темнеет в глазах, а сознание уплывает. Только за посетителями закрылась дверь, как лампочка в голове погасла, и он просто отключился, чувствуя себя безмерно счастливым человеком, который способен на всё.       Драко обеспокоенно посмотрел на него. Мадам Помфри сразу сказала, что такие раны будет сложно вылечить и проходить этот процесс будет крайне болезненно. У Гарри до костей была выжжена внешняя сторона правой ноги и внутренняя обеих рук, которыми парень вовремя прикрыл лицо. С такими ранами люди обычно сознание теряют сразу, а то и умирают, но только не этот парень. Она говорила, что есть ещё немало мелких ранений, но они, в сравнении с остальным, совершенно незначительны и быстро затянутся. Ещё колдомедик сказала, что на Поттере всё, как на собаке, заживает, поэтому он справится. Это было правдой. Гарри обладал тысячей мелких, почти незаметных шрамов на всём теле, особенно на спине, Драко точно это знал. Но чем старше становился юноша, тем меньше становилось шрамов. Они словно стирались с его тела. А новые травмы и вовсе не оставляли никаких следов.       Так что Малфою оставалось только ждать, когда Гарри поправится и снова будет вечно бодрым и совершенно счастливым, без лёгкой морщинки боли на лбу и закушенной во сне губы. Это больно, Драко мог только догадываться, насколько, но помочь не мог. Никто не мог, потому что по-другому раны не вылечить. Проведя рукой по шёлковым волосам, Малфой поцеловал губы своего любимого и ушёл. У него эссе и подготовка к экзаменам, а Поттеру нужен отдых и здоровый сон.

***

      — Эй, раненый! — задорный голос Романа мог поднять из могилы мертвеца и заставить беднягу танцевать джигу, не то что вполне живого себе Поттера выдернуть из раздумий.       Гарри неделю назад вернулся в свои апартаменты, пролежав почти месяц в лазарете. Благо, следующее испытание начнётся только весной, где-то в начале марта, как им сказали, хотя ни точной даты, ни условий они по-прежнему не знали. Его руки и нога всё ещё были забинтованы, но уже почти не болели, да и выглядели более менее нормально. Так или иначе, мадам Помфри своё дело знала.       Гарри был ей безумно благодарен за то, что, узнав о приходе родителей юноши, она тогда, вопреки всем правилам и законам, наложила на руки и ногу повязки. На самом деле, это было запрещено при таких травмах, но женщина понимала, что, увидь беременная Лили руки сына, которые выглядели, как подкопчённый скелет, она точно могла потерять ещё не рождённого ребёнка. Потом, конечно, Гарри пришлось выть от боли, потому что повязки снимались вместе с только начавшей нарастать плотью. Это было не просто больно, а чертовски больно, но он терпел, постоянно благодаря мадам Помфри за тот поступок, потому что и сам видел, как она морщится при каждом его вскрике.       Сейчас он был почти в норме, только разрабатывать появившиеся мышцы ему тоже предстояло немало времени. МакГонагалл грузила его теорией, а он, втайне от декана, практиковался, потому что восстанавливаться нужно в любом случае, так что лучше сейчас. Хотя потом он даже пошевелиться не мог от боли. Драко был явно недоволен его самодеятельностью, но старался не отчитывать, понимая, наверно, что своё тело Гарри знает, как никто.       — Привет, — улыбнулся другу гриффиндорец.       Они с Давидовым стали действительно прекрасными друзьями. Болгарин, что поразительно, всегда знал, когда он нужен, и появлялся незамедлительно. Просто улыбался, и вся грусть мгновенно испарялась, словно лужа в жаркий летний день. Подарок Романа, пентаграмму, Гарри и вовсе не снимал. Она дарила ему тепло и какую-то уверенность в завтрашнем дне.       — А я не один, — коварно хихикнул Роман и указал на дверь.       Из-за двери появилась Анабель. Девушка была очень красива в своём лёгком нежно-голубом платье. Гарри поднялся, радуясь, что друг привёл её именно в библиотеку, а не оставил дожидаться в гостиной, потому что эта комната кардинально отличалась от всех остальных. Белая, она завораживала и ослепляла своей нежностью и чистотой.       Пушистый белый ковёр вместо жёсткого дерева, большая люстра под потолком освещала комнату ночью, как днём. Но самое главное, что помещение было круглым, с огромными витражными окнами по периметру и стеллажами, которые стояли прямо между окнами. В этой комнате не было кресел или диванов, да Гарри они и не нужны были. Он просто лежал на ковре, изучая книги, или сидел, облокотившись спиной на стену. Иногда забирался на подоконник.       Но девушке было явно некомфортно в этой комнате в её платье. Анабель действительно была высокой, ростом чуть ниже самого Гарри. Её длинные чёрные волосы плавно струились к тонкой талии, совершенно не обременённые какими-то заколками или лентами. У девушки были очень красивые, мягкие, но чёткие черты лица, тонкие запястья и приятная улыбка. Глаза у неё были приятного шоколадного оттенка в обрамлении длинных ресниц.       — Добро пожаловать, Анабель, — улыбнулся юноша, подходя к девушке. — Подожди минуточку, потому что в этой комнате не предполагалась мебель, — с улыбкой сказал Гарри.       Роман хмыкнул на это и спокойно опустился на ковёр. Он, как и Гарри, очень любил эту комнату. Удобная и светлая, она радовала его. Поттер приподнял бровь на поведение друга. Иногда, глядя на парня, гриффиндорец просто отказывался верить, что он младше его на два года.       — Не волнуйся, ‘Арри, — улыбнулась Анабель, произнося его имя с лёгким французским акцентом.       — Солла, — негромко позвал юноша.       Домовик появился незамедлительно и поклонился.       — Организуй тут кресло и небольшой столик, пожалуйста, — попросил Гарри.       Эльф хлопнул ушами и легко исполнил приказ, щёлкнув пальцами. Анабель присела в кресло и сразу почувствовала себя гораздо увереннее и комфортнее.       — Что-то ещё, сэр Гарри? — Солла так и не привык называть юношу по имени, поэтому добавлял всегда это «сэр».       Поттер почти смирился, хотя не уставал напоминать, что совершенно не обязательно это говорить, что он пока до сэров не дорос и, вообще, нечего его старить.       — Чай? — предложил Гарри.       — Мне, как всегда, — отозвался Роман, шурша пакетом, который принёс с собой.       — Зелёный, две ложки сахара, не очень крепкий, — ответила девушка.       — Ну а мне мой любимый, — обратился к домовику Поттер.       Эльф поклонился и отправился исполнять приказ.       — А у нас с собой круассаны и пирожные, и кексы с шоколадом, — весело улыбнулся болгарин, выкладывая на стол вышеперечисленные продукты.       Гарри сел на своё прежнее место, собирая книги и улыбаясь.       — Спасибо большое, — сказал юноша своим гостям. — Какими судьбами? — это было уже к девушке.       Анабель внимательно смотрела на британца, пытаясь найти для себя ответы на разного рода вопросы. Гарри, по её мнению, был очень красивым, особенно его глаза. Прежде ей не доводилось видеть такого поразительного оттенка. В них было столько переливов мудрости, весёлости и силы, что невольно хотелось смотреть в них вечно. Она тоже была дуэлянткой, но таких высот, как Поттер, достичь не смогла.       Однажды она поехала с младшей сестрой на соревнования, в которых участвовал Гарри. Его скорость, сила и ловкость поразили её тогда в самое сердце. Девушка сидела и смотрела, как он сражается, вытворяя своей магией что-то поразительное. Она не могла отвести глаз от стройной сильной фигуры, ловко уворачивающейся от заклинаний противника, ставящей блоки и грамотно атакуя. Как профессионал, она должна была заметить промахи Гарри, которыми, в пылу сражения, не смог воспользоваться противник, но нет. Всё было отточено идеально, ни единой бреши в защите, ни одного неточного удара. Восхитительно.       — Я была поражена, услышав твой парселтанг, ‘Арри. Очень красивый язык, который мне бы хотелось услышать снова. Да, и моя младшая soeur — твоя фанатка. Она просила взять твой autographe, — произнесла Анабель, переходя в некоторых словах на родной язык, хотя это вовсе не мешало понимать её речь.       Голос у девушки был мягкий и очень спокойный, такой приятно было слушать. Гарри припомнил, что как-то читал о ней. Тоже дуэлянтка, весьма неплохая. Чемпионка среди девушек во Франции.       — Я с радостью, — он улыбнулся ей, немного склонив голову к плечу.       Роман посмотрел на Анабель, которая неотрывно глядела на его друга, и вздохнул. Не хватало только, чтобы она влюбилась в него, а Гарри мог влюбить в себя кого угодно, даже глыбу льда. Эта его улыбка и глаза буквально останавливали сердца на несколько секунд, а смотреть на него можно было вечность, словно он — прекрасное изваяние или портрет, нарисованный рукой истинного мастера. Сам Роман воспринимал Поттера исключительно как хорошего друга, который всегда готов прийти на помощь, и к которому можно обратиться по любому вопросу. Гарри был надёжным, а оттого замечательным другом.       — Я надеюсь, что с тобой уже всё в порядке, — взволнованно произнесла девушка, указывая на повязки на его руках.       — Скоро всё будет именно так. Мадам Помфри говорит, что ещё неделя — и буду, как новенький. Скажи, Анабель, откуда ты узнала название змеиного языка? Он считался вымершим долгое время, да и книг об этом почти нет, — спросил Гарри, ставя книги на полки.       В этот момент появился Солла с подносом в руках, на котором стояли три красивые чашки. Эльф осторожно поставил их на стол, а потом щёлкнул пальцами и на столе появилось несколько тарелок, на которые он выложил сладости. Трое волшебников молча наблюдали за действиями эльфа.       — Что-то ещё, сэр Гарри? — спросил Солла, поворачиваясь к хозяину.       — Нет, Солла, спасибо большое, — ответил Гарри.       Эльф поклонился и исчез с лёгким хлопком, который, словно выключатель, вернул всех из их мыслей. Роман подобрался к своей чашке и уселся по-турецки перед столом, набирая в маленькое блюдечко всякие сладости и отползая обратно на своё уже насиженное прежде место. Анабель несколько удивлённо проследила за ним и взялась за свой чай.       — Про парселтанг слышали и знают везде, где есть магия, ‘Арри, но никто его не слышал вот уже тысячу лет, — воодушевлённо произнесла Анабель, делая глоток чая.       Роман что-то промычал, жуя кексик. Гарри прыснул и, убрав все книги, сел на ковёр рядом со столом, забирая свою чашку.       — Надо же, я и не знал, — честно сказал Поттер.       Он действительно не подозревал о том, что в других странах знали об этом языке. Хотя, почему бы и нет? После ухода из школы, Слизерин отправился путешествовать. Кто знает, где он бывал и что кому показывал.       — Это ведь logiquement. Ты не мог бы произнести хотя бы пару слов на парселтанге? — попросила девушка, подаваясь вперёд.       Что странно она совершенно не пыталась быть холодной аристократкой, как большинство француженок, прибывших вместе с ней. Анабель не стеснялась показывать свой интерес, счастье, восторг или негодование. Именно это в ней Гарри нравилось, она была совершенно не похожа на других её однокурсниц, что интриговало. С девушкой было приятно находиться рядом. Вообще, сейчас, в такой компании, совершенно не чувствовалась какая-то конкуренция или враждебность. Было довольно уютно. Их разговор прервал лёгкий двойной хлопок.       — Ну и где ещё ты мог быть? — строго спросил появившийся с помощью домовика Драко.       Малфой пришёл сюда сразу после того, как закончились занятия. Осмотревшись, он заметил жующего Романа. За то время, что Гарри провёл в больнице, Малфой и Давидов смогли подружиться. Слизеринец понял, что болгарин неплох и ничего, кроме искренней дружеской любви, к Поттеру не испытывает.       — Я тоже рад тебя видеть. Кстати, познакомься — это Анабель де Блуа. Анабель, это Драко Малфой, — улыбнулся Гарри, обнимая юношу со спины и устраивая голову у него на плече.       Девушка легко кивает и Драко повторяет этот жест. — Я люблю его, — шипит Поттер на парселтанге, заставляя француженку удовлетворённо податься вперёд.       Анабель улыбается, смотря на парня со смесью шока, восторга и ликования.       — С’est magique, — шепчет девушка на французском.       Малфой улыбается. В нём парселтанг вызывает не меньше восхищения, чем в Анабель. Каждый раз, когда он слышит язык змей, ему хочется прижать любимого к себе ближе, зарыться носом в его волосы и просто быть. Быть с ним, для него и ради него. Этого было достаточно. Сейчас казалось, что вся школьная жизнь стала рутиной, и только тут, в этой башне, она обретает смысл, яркие краски и звуки, запахи и надежды.       — Спасибо. Я, знаешь, так скучаю по нему тут, в этой башне, и каждый раз, когда он появляется, сердце заходится в бешеном ритме, будто он являет собой адреналин. Кровь закипает, хочется прыгать от счастья и создаётся ощущение, что магия вырывается наружу, создавая фейерверки, — продолжает шипеть Гарри, посылая мурашки по телам присутствующих.       Они не знают, что он говорит, но где-то подсознательно чувствуют, что он пытается донести до их сердец. Особенно Драко. Его сердце бьётся очень быстро, а дыхание сбивается, потому что он, почему-то, уверен, что слова Поттера предназначаются ему одному, что он говорит что-то очень важное, может быть, даже то, что больше не скажет никогда.       — С’est de la magie, — шепчет Анабель, и глаза её сияют.       Роман улыбается, потому что точно знает: всё, что только что было произнесено, предназначалось Малфою. Вообще, они красиво смотрятся вместе: день и ночь, снег и огонь, холод и жара, зима и лето. Не сочетаемое, но неразделимое. Гарри любит, и это так же очевидно, как и то, что Драко любит в ответ не меньше. По мнению Давидова, именно в таких союзах рождается магия и волшебство.       — Я люблю тебя, — одними губами, на выдохе произнёс Драко.       Гарри слышит и улыбается, прикрывая глаза. Малфою не страшно признаваться в своих чувствах, наоборот — приятно. Особенно приятно видеть в этот момент глаза Гарри, которые взрываются тысячей огней, как лампочки, немного прикрываются, создавая иллюзию беспомощности. Обычно Поттер тихо выдыхает после этих слов, а по его коже бегут мурашки.       — Я тебя тоже, — шепнул ему Гарри и потёрся носом о шею.       Двое других участников наблюдали за ними, молча любуясь идиллией и нежностью их отношений.       — Хм... вы простите, что прерываю, но ты, Гарри, так и не нашёл свою скрытую комнату? — нарушил тишину Роман.       Поттер улыбнулся и, чмокнув Малфоя в ухо, отошёл к полке с книгами.       — Нет, зато нашёл кое-что другое, — хмыкнул гриффиндорец, доставая чёрную книгу. — Эта книга не так проста, как может показаться. С одной стороны, обычная, ничем не примечательная детская сказка, а с другой — тут шифр, который я и пытаюсь понять, — Гарри положил книгу на стол.       Все скептически её осмотрели. Анабель пока мало что понимала, поэтому Драко принялся разъяснять ей ситуацию на французском, чтобы девушке было понятнее, пока Гарри и Роман осматривали книгу.       — С чего такое мнение? — серьёзно спросил Давидов, рассматривая книгу.       Она была самой обычной, почти без картинок, хотя написана от руки. Очень красивый, каллиграфический почерк, довольно чёткий. Книга была на непонятном языке, и болгарин никак не мог пока сообразить, с чего Гарри взял, что это именно сказка, ведь было непонятно ни единого слова.       — Обрати внимание на название, — Роман мгновенно закрыл книгу, глядя на красную надпись на чёрном фоне «Al Chemist».       — Что оно означает? — Гарри хихикнул и придвинул книгу Драко.       — Это имя главного героя. Его зовут Ал, а фамилия — Хемист. Насколько я понял, он из семьи фермеров западной долины какого-то королевства. Дальше я пока не разобрал. Непросто переводить это на обычный и привычный нам язык, — рассказал Гарри, переводя взгляд на Малфоя, который всё так же смотрел на красную надпись.       — Alchemist — алхимик, — выдыхает Драко, смутно понимая, что это первая реальная зацепка в их поисках.       Сейчас его радует не столько то, как близко они подошли к своей цели, а то, как ярко блестят глаза Гарри. Зелёные, они переливались не хуже, чем изумруд или свежая весенняя трава, покрытая росой, на солнце, или абсент в свете камина.       — Точно. Я считаю, что это что-то типа дневника или указателя. Не уверен пока. Язык очень сложный и с ним проблемно работать, — говорит Гарри.       Драко улыбается, глядя на него, любуясь и наслаждаясь. Сейчас, понимая, что можно смотреть вот так, прямо, а не украдкой, что можно любить его, не таясь и не опасаясь, Малфой чувствовал, как вырастают крылья за спиной. Это было так прекрасно, что и не описать.       — Я этот язык впервые вижу, но он, наверно, древний, — говорит Роман, передавая книгу Анабель.       Девушка внимательно изучает её, бережно перелистывая страницы, пытаясь узнать такие слова. Возможно, они мелькали в формулах заклинаний... Но нет, ничего похожего ей в голову не приходит.       — Возможно, это не обычный язык, что-то наподобие парселтанга, — пожимает она плечами, оставляя книгу на столе.       — Говори, что за язык такой, — почти приказывает Драко.       Он сразу понял, что Гарри и так знает, что это за непонятные слова и на каком языке они написаны. Так или иначе, но гриффиндорец сказал, что понял часть текста.       — Слушаюсь и повинуюсь, мой лорд, — смеётся Гарри. — Это забытый язык лесных эльфов Северного Королевства, — говорит парень.       Роман и Анабель недоумённо переглядываются, подаваясь вперёд и готовясь внимательно слушать то, что расскажет сейчас Гарри. Но Поттер молчит, думая о чём-то или что-то вспоминая. Драко вздыхает, понимая, что его гриффиндорец уплыл далеко в свои мысли.       — Нельзя ли подробнее? — просит Малфой, пихая Гарри в бок.       Юноша отмирает, недовольно глядя на Драко, но кивает.       — Где-то с тысячу лет назад у эльфов было совсем другое административное деление. Это немного сложно объяснить, но были, да впрочем, и сейчас есть, эльфы горные и лесные. Горным принадлежало Южное и Восточное королевство, а лесным — Северное и Западное. В общем, был принят единый язык эльфов, тот, который мы с вами знаем, рунический. Но у каждого королевства существовал свой собственный язык. Эта книга написана именно на языке северных эльфов, — рассказал Гарри.       Все задумались. Каждый из них — отличник, и ни один никогда не слышал об особенных языках эльфов, да и о таком делении тоже.       — Почему об этом никто не говорит сейчас? — спросил Роман.       — Ну, там у эльфов потом какая-то война была между горными и лесными, и в итоге королевства перестали существовать, а эльфы объединились в одну нацию с единым языком, а все остальные были благополучно забыты и выброшены из истории. Я сам об этом недавно узнал. Тут много эльфийских книг и, хвала Мерлину, есть словарь к каждому из особых языков и основному, руническому языку, — сказал Гарри.       В этот момент часы в прихожей пробили шесть часов, возвращая всех в реальный мир.       — Простите, у меня занятия, — сказал Роман, поднимаясь.       — Я тоже должна идти, — присоединилась к нему Анабель.       Гарри отправился провожать гостей, которые с неохотой покидали обитель гриффиндорца, а вернувшись в библиотеку, был тут же вжат сильным телом в пушистый ковёр. К слову сказать, Поттер больно приложился спиной при падении. Открыв глаза, он смотрит в горящие страстью и желанием глаза Драко. От этого взгляда становится жарко и мурашки бегают по коже.       — Я соскучился, — шепчет Малфой в самое ушко, прикусывая нежную, такую манящую кожу и скользя рукой под чёрной футболкой.       До его слуха доносится сдавленный вздох, как доказательство того, что никто тут сопротивляться не планирует. Гарри прикрывает глаза, зарываясь пальцами в серебряные волосы, и тянет любимого к себе, целуя. Малфой улыбается в поцелуй и быстро перехватывает инициативу в свои руки, кусая нижнюю губу, скользя языком по ряду ровных зубов, он легко проникает в горячий рот Поттера, заставляя его немного запрокинуть голову. Гарри тонет в этом поцелуе, обхватывая ногами талию Драко, прижимаясь к нему всем телом. Даже сквозь двойной слой джинсовой ткани, гриффиндорец чувствует, как сильно напряжён его любимый.       Малфой рычит и разрывает поцелуй, стягивая футболку и покрывая поцелуями-укусами шею и ключицы Гарри. Ему плевать, увидит это кто-то или нет, Поттер принадлежит ему, и Драко не готов позволить кому-нибудь влезать в их отношения. Для себя он давно уже всё решил. Гарри выгибается в его руках и с трудом расстёгивает рубашку, трясущиеся пальцы то и дело соскальзывают с маленьких пуговиц. Наконец, белая рубашка летит куда-то к футболке, а Поттер скользит ладонями по мраморной, но такой горячей сейчас коже, целует шею, не оставляя, впрочем, каких-либо меток. Малфой с трудом сдерживает дикое желание, прикусывая кожу на груди, заставляя Гарри вскрикнуть и выгнуться, оставив царапины на широких плечах.       — Драко, — шепчет или стонет, сложно сказать, Гарри, расстёгивая джинсы своего любимого.       Малфой снова рычит и кусается. Ему нравится пряный, терпкий запах Поттера, сладость и мягкость атласной кожи под пальцами и губами. Ему нравится в Гарри всё, поэтому быстрее хочется добраться до всего его тела. Он нетерпеливо выхватывает палочку из специального крепления на руке и произносит простое заклинание, которое оставляет их обоих без одежды. Гарри тяжело дышит, лёжа на пушистом ковре, и Драко не может на него насмотреться. Руки и нога перебинтованы и это почти пугает, потому что он чувствует себя виноватым за эти раны.       — Я люблю тебя, — говорит Малфой и голос его хрипит, срываясь на частый вдох-выдох.       Гарри улыбается, подставляясь под каждое движение жадных рук и губ. Ему ни секунды не стыдно, потому что это Драко, его Драко, которого он любит всем сердцем, которому готов всё-всё доверить и подарить. Запах Малфоя кружит голову, отдаваясь в голове мятой и лемонграссом. Гарри никому, даже самому слизеринцу не скажет, как долго он мечтал о таких прикосновениях любимого парня, мечтал слышать его сердце, стучащее в унисон с его собственным, скользить пальцами по влажной коже, собирая губами эту влагу, и знать, что всё взаимно.       Драко мягко целует живот, скользя руками по бокам и бёдрам, заставляя развести ноги, открывая шикарный вид. Гарри даже сейчас выглядит невинным и таким нежным, что совершенно не хочется причинять ему боль.       — Драко, — голос Поттера долетает до затуманенного страстью сознания, как сквозь пелену. — Не останавливайся...       Шёпот на грани слышимости, но Малфою достаточно. Он хаотично нащупывает палочку, благодаря всех создателей мира за то, что магия существует, и, произнеся пару заклинаний, проскальзывает в податливое нутро. Гарри стонет, почти кричит, и выгибается, принимая его ещё глубже, выпуская из себя огромные потоки магии, которые взвиваются к самому потолку, разливаясь чёрным куполом над ними.       Драко этого не видит. Он смотрит на приоткрытые, маняще яркие губы, на полуприкрытые глаза и подрагивающие ресницы и не может отказать себе в удовольствии поцеловать его. Гарри с готовностью отвечает на поцелуй, подаваясь бёдрами назад, он зарывается одной рукой в волосы Малфоя, а другой держится за его плечи. И плевать, что недавно сросшиеся мышцы ноют тупой болью, он — единое целое с самым любимым парнем, остальное подождёт.       Драко отрывается от сладких губ и двигается. Жёстко, быстро, рвано, как давно хотелось. Сознание застилает красным туманом, и только зелёные глаза, как два ярких огонька, манят его к себе. Он, наверно, слишком сильно сжимает тонкие бёдра, там точно будут синяки, но их обоих это сейчас не трогает, потому что глаза в глаза, потому что дыхание смешивается, позволяя дышать, в прямом смысле, друг другом.       Гарри царапает плечи и спину, срывая горло в стонах удовольствия, поддаваясь каждому движению, наслаждаясь им и принимая. Малфой чувствует, как скручивается в низу живота тугой узел, понимая, что ещё мгновение — и он не выдержит. Поттер кричит, когда чувствует на своём члене горячую руку Драко, которая скользит вверх и вниз, как будто только его движений мало, как будто этот ток по венам не достаточно уносит сознание.       Он выгибается, сокращая стенки ануса, и это доводит Малфоя до пика наслаждения, он изливается в любимого, чувствуя, как горячая сперма пачкает его руку и живот Гарри. Несколько минут проходят, как в прострации, они ничего не видят и не слышат, потому что это был самый яркий момент в их совместной, если так можно выразиться, жизни. Драко с улыбкой смотрит на Поттера, который тяжело дышит, с трудом справляясь с последствиями оргазма.       — Нужно душ принять, — тихо говорит Малфой, целуя ключицы Гарри и скользя языком по шее.       Гриффиндорец тихо смеётся, отстраняя Драко от своей шеи и заглядывая в его глаза. Такие красивые, стальные, словно свинцовые тучи, тяжёлые и одновременно лёгкие.       — Ага, только мне повязки мочить нельзя, — отозвался Гарри.       Малфой довольно улыбнулся, поднимаясь. Эта улыбка ничего хорошего для Поттера явно не несла, скорее даже наоборот. Драко подхватил нелёгкого, вообще-то, парня на руки и отправился в ванную комнату. Усадив Гарри на бортик широкой ванны, он открыл воду и взял в руки полотенце.       — Что ты творишь? — как-то почти обречённо спросил Поттер, наблюдая за действиями Малфоя.       Драко намочил полотенце и повернулся к растерянному парню, который внимательно смотрел на него.       — Как что? Мыть тебя буду, тебе ведь нельзя мочить повязки, — усмехнулся слизеринец, приближаясь к ошарашенному этой новостью Гарри.       Осторожно он стал водить мокрым полотенцем по телу юноши, не трогая повязок, смывая с кожи пот и сперму. Поттер сглотнул, поняв, что так легко всё это точно не закончится. Плавные движения посылали мурашки по коже, а учитывая, что сразу за полотенцем скользили пальцы Драко, всё было очень плохо. Если точнее, то всё было очень хорошо, конечно, но это точно грозило закончиться ещё одним сексом. Причём в этот раз мягкого ковра не наблюдалось.       Гарри прикрыл глаза, запрокинув голову. Малфой облизнулся, глядя на возбуждённого парня, который кусал губу, чтобы не стонать. Постепенно спустившись к члену Гарри, Драко обхватил его рукой, водя вверх-вниз, надавливая на головку и слыша тихие стоны сквозь сцепленные губы.       — Драко, — почти всхлип, который невозможно игнорировать.       Малфой становится между широко расставленных ног Поттера и поднимает его голову к себе за подбородок.       — Ты хоть представляешь себе, как возбуждающе выглядишь? — спрашивает Драко, скользя пальцами по плечам парня. — Как я должен сдерживаться при виде такого тебя? — говорит он.       Осмотрев комнату, он благодарит дизайнера за эту прекрасную тумбочку чуть правее от ванной. Снова облизнувшись, Малфой легко пересаживает Гарри на эту самую тумбочку, сдвигая какие-то баночки и флакончики. Что-то даже падает, разбиваясь, но его это волнует в последнюю очередь. Поттер обхватывает его ногами за талию, прижимая ближе к себе, и откидывается на тумбочку спиной, подставляясь под поцелуи и прикосновения. Тормоза рвёт, и привычный уже туман заволакивает сознание.       Драко не особенно заморачивается о том, что, вообще-то, Гарри нужно больше отдыхать, ведь гриффиндорец так милостиво предлагает себя — как он может отказаться? Скользнув в растянутое колечко мышц, Малфой прикрывает глаза, позволяя себе чувствовать. Чувствовать обволакивающий его жар, ногти на спине и плечах и вибрирующий в воздухе стон удовольствия. Он открывает глаза и начинает двигаться. Медленно, плавно, осторожно, поглаживая грудь Гарри, целуя его губы и шею.       Мыслей в голове нет, только восторг и удовольствие, которые накатывают волнами с каждым движением, каждым вздохом и вскриком-стоном. Его фантазии были куда сдержаннее, а Гарри не сдерживается, подаётся бёдрами навстречу движениям, постанывает и кусается, потому что ему хорошо.       — Быстрее, — стонет Поттер, приоткрыв глаза.       Малфой срывается, возвращая движениям быстрый рваный ритм, а руку на подрагивающий орган своего парня. Гарри кричит и шипит что-то на парселтанге, тяжело дышит, царапая спину, на которой уже живого места не осталось, и с каждым движением сбрасывая на пол всё больше склянок. Их обоих рвёт на части от тех эмоций, которые есть, которые смешиваются, а вязкая магия Поттера добавляет остроты, подогревая температуру и приближая оргазм. Она ударяет в голову, а Драко кончает второй раз, забыв даже собственное имя. Гарри скользил пальцами по влажной коже спины совершенно бездумно.       — Люблю тебя, — шепчет Драко, целуя скулу своего парня.       — Только помог принять душ? А заклинание очищения кто-то удалил из школьной программы? — со смехом спросил Гарри, пытаясь пошевелиться.       Малфой укусил его плечо, чтобы не ёрзал, и вздохнул. Откровенно говоря, про заклинание он, почему-то, даже не вспомнил.       — Ты не был против, — сказал Драко.       Гарри ничего не ответил. Мышцы ныли от скручивающейся тупой боли и губа саднила — похоже, он прокусил её. Сознание отказывалось и дальше его слушаться, утомлённое и воспалённое, оно постепенно уплывало в далёкие тёмные дали.       Не услышав ответа, Малфой приподнялся, глядя на Поттера. Гриффиндорец был без сознания. Чертыхнувшись и покорив себя за несдержанность, Драко выскользнул из обмякшего тела, заворожённо глядя на подсыхающую на бёдрах и животе сперму. Улыбнувшись, он подхватил Гарри на руки и отнёс в спальню. Наложив очищающее заклинание, он расслабился, сжимая парня в руках. Гарри заворочался и прижался сильнее, утыкаясь носом в его шею. Похоже, он просто уснул, а не потерял сознание. Малфой успокоился и заснул. Он был счастлив и спокоен, забыв, что сейчас идёт не самое лёгкое испытание, и никто не может чётко сказать, чем оно в итоге закончится.