Леший из Гиблого

      Тимур нашел кухню по исходящему оттуда волшебному запаху еды. В последний раз он нормально ел сутки назад, Игнатовские карамельки от укачивания не считались. Они подъели их все накануне, пока сидели в застрявшей машине и убивали время разговорами. Тимур подумал, что если и дальше питаться раз в сутки, от него скоро мало что останется. Хотя Игнат, который по комплекции был такой же, если не тоньше, не жаловался.       Марья Прокофьевна жарила лук на плите, а на столе стояли большие миски с фаршем, рыбой, рисом с яйцом, капустой, яблоками и сливами. В углу кухни Тимур увидел настоящую деревенскую печь, от нее шло приятное тепло, а рядом стояли два ведра с поднимающимся из них тестом. — Обедать будете? — спросила она, когда Тимур сел за стол, не переставая с восторгом разглядывать кухоньку. — Нет, Игнат спит, — все же отказался Тимур, несмотря на терзающий его с утра голод. — Ты тоже поспи тогда. Умаялись сюда добираться поди, из самой Москвы-то. Вечером все соберемся у Саши, я своих лучших пирогов напеку. Нечасто к нам гости приезжают, особенно семья… Женщина оторвалась от сковородки, сняла варежку-прихватку и погладила Тимура по щеке ласково, как всегда гладила только мать. — Ты похож на отца, сынок. Серёжу я очень любила, когда он маленький был, и всегда баловала. Он меня тётей Марусей звал, — она тепло улыбнулась. — А как они с Сашей дружили… Он больше всего расстроился, когда твой папа уехал. Она помолчала и в конце концов проговорила: — Мы все рады, что ты наконец приехал. Здесь твой дом. Тимур смотрел на неё и не мог поверить, что это его двоюродная бабушка. Глаза у неё были молодые, очень живые и яркие. Только глядя в глаза, больше сорока ей было не дать, хотя Тимур подозревал, что ей хорошо за шестьдесят. А ещё Тимуру представлялось очень непривычным, что с ним цацкается родня, когда он этой родни в глаза не видел до сих пор. — Хорошо, что с другом приехал, — продолжила бабушка. — Вместе веселее. И снова надев прихватку, Марья Прокофьевна вернулась к готовке.       «Веселее» не казалось Тимуру подходящим словом к их с Игнатом путешествию. Безопаснее для Тимура, это пожалуй, но вот Игнату ничего веселого в этой поездке не перепало. Тим разрывался между благодарностью и стыдом, потому что он создал человеку проблемы на ровном месте. При этом собственных проблем у человека был вагон и маленькая тележка. Тим вспомнил, как нагло он выпрашивал у Игната помощь на вокзале, и не верил, что мог такое делать. Что-то нашло на него, не иначе. Так не хотелось прощаться с невероятным новым знакомым, наверное. А Игнат в итоге повелся на его жалостливые просьбы.       После его рассказа Тимур понимал, почему он бросился в эту авантюру. Степень его ответственности и чувство вины были несоизмеримо больше, чем у среднестатистического человека, не обремененного высокой моралью. Игнат не спас своего… своего Вадима, в общем, и не смог пройти мимо нуждающегося в нем Тимура. Тим понял, что Игнат увидел в нём шанс искупить свои мнимые грехи. Впрочем, какие бы ни были у Хмурого мотивы, Тимуру они оказались очень на руку. — Иди отдохни, сынок, — посмотрев на задумавшегося и помрачневшего внучатого племянника и решив, что тот устал, бабушка отослала его из кухни.       И Тимур послушался. Он вернулся в комнату, аккуратно забрался на свободное место, стараясь не потревожить Игната, и привалился к стенке, чтобы ненароком не задеть спящего рядом. Когда Тимур забылся сном, никак не оставляющие его в покое кошмары вернулись.       Местом действия снова был лес. Тимур стоял на коленях и трогал ладонью землю. От неё шло успокаивающее тепло, и сам лес больше не пугал, Тим чувствовал странное единение со всем, что его окружало. Вдруг сзади послышался хруст веток и шорох шагов. Тимур обернулся, вставая. К нему шел Игнат, выглядел он пугающе. Спутанные волосы, свитер весь в листьях и мелких сучках, царапины на сером вытянувшемся лице. — Ты чего… — испуганно начал Тимур, но тот перебил. — Как ни старайся, не удержишь, всё равно потеряешь. — Что потеряю? Кого потеряю? Тебя потеряю? — дошло до Тимура, потому что на тот момент ни одной более ценной потери для себя он не мог представить. Отца он уже потерял, мама была дома, в Москве, ей ничего не угрожало. — Ты теперь такой, — мёртвым голосом проговорил Игнат из сна. — Какой? Какой я? — завопил Тимур, схватил его за плечи и потряс. Под его руками одежда и плоть Игната словно истлели за считанные мгновения, и вот Тимур уже держал в руках одни кости. Тим бросил страшные останки на землю и зарыдал от ужаса и бессилия.       Он проснулся с бешено колотящимся сердцем и сразу повернул голову вправо, чтобы удостовериться, что Игнат по-прежнему лежит рядом, что кошмар был всего лишь сном. Тот перевернулся во сне и теперь лежал лицом к Тимуру, рука с татуировкой под щекой, дыхание спокойное, ровное, морщины на лбу разгладились. Тимур медленно выдохнул и едва подавил порыв дотронуться, чтобы точно убедиться, что не спит. Вместо этого он нашел прядь волос Игната и потер ее между пальцами. Это удовлетворило его чувство реальности, и Игнат не проснулся, чтобы снова удивиться, какого черта творит его шебутной спутник. Тимур разозлился на жуть в своей голове. — В жопу такие сны, — прошептал он тихонько. Этот сон только показал ему в очередной раз, как сильно он привязался к Игнату за каких-то пару дней. Будь на месте Хмурого девушка, Тимур бы точно решил, что влюбился. А так он не знал, что думать. Помешательство какое-то на первом встречном, Тимур с самого поезда это чувствовал. Никакого сексуального подтекста в его одержимости не было, но чем чёрт не шутит, вдруг завтра Тимура и так тоже перемкнет. «…всё равно потеряешь», — вспомнилось жуткое пророчество из сна. — Не потеряю, — упрямо прошептал Тимур, убеждая неизвестно кого, и отвернулся к стенке, утыкаясь в нее носом. Совсем как в детстве, когда обижался на родителей.       Игнат проснулся удивительно выспавшимся и в хорошем самочувствии. Боль в спине значительно уменьшилась. Было ли дело в волшебной мази или в удобной кровати, Игнат не знал. На солнечное сплетение что-то давило, и Игнат приподнял голову. Тимур спал, перекинув через него руку, словно обнимал плюшевого медведя, или словно хотел защитить. Игнат хмыкнул, но шевелиться не стал. Раньше ему нравилось так спать с Вадимом, собственнически обнимая каждый раз, будто заявляя на него свои права. Мысль о Вадиме отозвалась глухой печалью, и Игнат снова переключился на Тимура. Он сомневался, что у того были такие же взгляды на неожиданные объятия с Игнатом, скорее всего, этот маменькин сынок дома до сих пор спал с игрушками. — Тима, — позвал Игнат, потянув того за рукав обнимающей руки. — Просыпайся. Ему было интересно посмотреть на реакцию своего нечаянного подопечного. Почему-то после своих откровений и насквозь фальшивого безразличия Тимура ему хотелось провоцировать его, чтобы сказал правду. Игнат всё видел на его лице: всё смущение, всю неловкость. Однако там точно не было неприязни, открытой или скрытой, ни следа ее. Игнат чувствовал облегчение. «Я умею быть благодарным», — припомнил он возмущенный Тимин порыв и ухмыльнулся. Оборзевший мальчишка, нахально требующий у него денег в привокзальной кафешке, оказался деликатным и понимающим собеседником. Как бы удивился Игнат, скажи ему кто об этом пару дней назад. — Пора? — сонно пробормотал Тимур, не до конца проснувшись. Потом встрепенулся и открыл глаза. Увидев ехидную ухмылку Игната и свою руку у того поперек груди, он аж подскочил. — Еще пара таких подъемов, и я решу, что это ты ко мне пристаешь, — хихикнул Игнат и понял, что переборщил. На Тимура было жалко смотреть, он спрятал пылающее лицо в ладонях. — Извини, серьезно, извини, я не знаю, как так получилось. — Да ладно, мне-то что, — сказал Игнат, вставая и поправляя свою импровизированную перевязку. — Дома с девушкой привык спать, наверное, — попытался он реабилитировать Тимура в его же глазах, хотя отчего-то был в полной уверенности, что никакой девушки у того нет. — Нет у меня девушки, — угрюмо сказал Тима, подтверждая догадку. — Холодно стало, наверное.       В комнате было натоплено до духоты, но Игнат не стал возражать против такого неуклюжего оправдания. Тимур же вспоминал свой кошмар и злился на игры своего разума, которые вылились вот в ЭТО. Он же Игната, по сути, обнимал… Какой позор со стороны, должно быть. Мог ли Игнат решить, что Тимур после его рассказа так «раскрепостился»? Тимур проклял неловкие совпадения и встал с кровати. — Надо пожрать, — озвучил Игнат мысль, которая до этого уже приходила Тимуру в голову. — Как думаешь, есть смысл покупать что-то в её же магазине, или она обидится? — спросил он, намекая на Марью Прокофьевну. — Она сегодня весь день готовила, пока мы дрыхли. Вечером семейный ужин, как никак. — Значит, подождем. Веселенькие ты мне устроил каникулы, Тима, — хмыкнул вдруг Хмурый. — Чёрт знает где, чёрт знает с кем. Приключений мне, говоришь, не хватает? — Ну извини. Да блин, я задолбался уже извиняться, в самом-то деле. Ты сам согласился, и хотя я тебе очень благодарен, прекрати меня уже этим попрекать, — вспылил Тимур, которому все еще было неловко за объятие, и вышел из комнаты, не давая Игнату время ответить.       В семейных ужинах на десять персон Тимур никогда не участвовал, и поэтому чувствовал себя неуютно, но для всех остальных это было в порядке вещей. Перед застольем Марья Прокофьевна познакомила их со своей дочерью Мариной, приятной полноватой женщиной с яркими, как и у матери, глазами. Марина принесла Тимуру соболезнования и сказала, что готова помочь, чем сможет. Растроганный Тимур сердечно поблагодарил тётку. Дочь Марины, Ася, оказалась Тимуру почти ровесницей, но её сыну, Демьяну, было уже шесть лет, он сначала настороженно смотрел на Тимура, а потом полез обниматься и показывать свои игрушечные машинки. — Рада познакомиться, Тимур, — улыбнулась Ася, глядя, как сын пытается завладеть вниманием нового дяди. — Взаимно, — ответил Тимур, с трудом переключая внимание с чересчур контактного ребенка на его мать. Брат Анки, Никита, поприветствовал кузена в безбашенной манере сестры: — О, наконец-то, вот мужиков-то в нашей родне и не хватало, сплошные женщины. Привет, Тимур. Рад, что добрались. Марина отвесила племяннику шуточный подзатыльник. — Не думай, Тимур, у нас так непочтительно обычно не отзываются о женщинах. Никита просто избалованный негодник. — А ты, стало быть, Игнат? — Никита протянул тому руку для пожатия. Игнат вежливо поздоровался, хоть и не так тепло, как с Анкой. — Это Катя моя, — представил Никита длинноволосую рыжую девушку, стоящую рядом с ним. — Очень приятно, — в один голос сказали Тимур с Катей и рассмеялись друг другу. Никита хмыкнул. — Катя тоже из Москвы, вам найдется, о чем поговорить. — А как вы познакомились? — спросил вдруг Игнат. — О, это началось, как курортный роман, — улыбнулась Катя. — Никита и я жили в одном отеле в Сочи, в соседних номерах. Однажды столкнулись, выходя каждый из своего, с тех пор не расставались. И она с нежностью посмотрела на своего молодого человека. — В отеле в Сочи? — будто не поверил Игнат. — А ты, что, думаешь, только москвичи могут путешествовать и жить в отелях? — от души рассмеялся Никита. — Ба, да у нас тут сноб! Игнат смутился. — Я не к тому, просто… — Я шучу. На самом деле, никто в нашей семье не бедствует. Папа вам позже расскажет. Может, тоже втянетесь в семейный бизнес, — ухмыльнулся кузен, с хитрецой глядя на Тимура с Игнатом. — Я-то при чем, — пробормотал Хмурый, когда Никита отошел. — Да, Тима, всё чудесатее и чудесатее. — И не говори, — тихо ответил Тимур, с изумлением разглядывая разношерстную компанию. Куда же они с Игнатом попали?