Скажи мне, кто твой друг

Гуннар прекрасно выспался. Луна почти созрела, и ее сила уже играла в крови. Вервольф решительно вдохнул холодный вечерний воздух. Остальные уже усаживались на лошадей. Странная затея ведьмы оказалась отличной. Хотя, кажется, она, единственная из всех, не отдохнула за день. Гуннар наблюдал, как ведунья запрыгивает в седло, как движутся под одеждой крепкие мышцы. Старики не лгали, когда учили молодежь бояться ведунов. Ведьма опасна, жестока и хитра. Она как дикая лошадь, которая так и напрашивается, чтобы ее как следует объездили. Устроившись в седле, ведьма поправляла висевшие по бокам сумки. Ремень на одной лопнул, склянки, порошки и прочее загадочное содержимое разлетелось в траву. - Дерьмо! Клятые, во все дыры траханные ублюдочные криворукие идиоты шили эту сумку! – Иргиль кинулась собирать склянки. Зяблик присвистнул. - Великая ведунья не такая уж и великая без толпы своих слуг, - заметил Гуннар. Ведьма, не переставая ругаться, ползала на четвереньках в траве, выискивая раскатившиеся пузырьки. Один откатился к ногам химеры. Рыжий осклабился в лицо колдунье и подтолкнул пузырек носком сапога. - Твое. Ведьма подобрала склянку, вернула ее к остальным, поднялась на ноги, отряхнула колени и вплотную подошла к химере. Он спокойно встретил полный ненависти взгляд. - Не думай, навозная букашка, что если я не спалила тебя на месте, ты можешь и дальше продолжать выделываться. Тебе лучше вообще не ложиться спать, если ты надеешься проснуться. Во всем этом паноптикуме менее других кто-то будет сожалеть о безродной твари, созданной из подручного материала. Одхан сжал кулаки, стиснул зубы и…опустил глаза. Его била крупная дрожь. Ведунья гордо развернулась и подошла к своей кобыле. Ее снова занимал только порванный ремень. - Скажи, ведьма, у тебя есть особая швейная магия? – весело поинтересовался Гуннар. – Или ты держишь в плену маленьких духов, которые латают твои вещи? - Твоя мама мне зашьет! – рявкнула Иргиль. Вервольф расхохотался. Ведьма явно не выспалась сегодня, комары и те больнее жалят. - Выдвигаемся, - скомандовал он. Отряд покинул двор как раз тогда, когда к дому подъезжал какой-то мужчина, должно быть хозяин. Теперь ему придется заново беспокоиться о наследнике. Отряд ехал по большаку, и никто их не тревожил. Час был слишком поздний для путников. Сидхе, естественно, ошибался. Луна сияла, как глаза невесты в первую ночь. Шальная мысль оставить лошадь какому-нибудь Зяблику и побегать снова одолела вервольфа. Только вожаки не носятся, как обалдевшие от луны щенки. Может быть, утром, когда отряд остановится. Можно сказать, что он идет на разведку. Вдалеке Гуннар заметил отряд конников. Шлемы, мечи, - наверняка это кезониты. Чего им не спится? Рыцари и не думали сворачивать. Сидхе поправил плащ, чтобы пола закрывала лук, рыжий поглубже натянул капюшон. Гуннар тяжело сглотнул. Проклятое сердце пустилось в пляс. Только не снова! Какой же ты вождь, если готов обмочиться при одной мысли о враге? Гуннар стиснул зубы, ладони его взмокли, кровь стучала в висках. Надо было развернуться, ехать в объезд. Сидхе был прав, и зачем надо было спорить? Довольно уже и того, что вервольфа единственного ранили в той деревне. Надо же было так глупо подставиться! Трусливый сидхе скорее всего пересидел всю заварушку, но даже певун умудрился остаться цел. Что бы сказал отец, если б увидел, как он трясется от страха? Луна показалась из-за облаков, напомнив о доме, о племени. Он просто не имеет права бояться, за ним честь его рода и клана. Гуннар резко осадил коня, спрыгнул, и мгновение спустя небо прорезал боевой клич. Время сражаться. Он уничтожит этих жалких людишек! Дорога лентой легла под ноги. Мир наполнился запахами и звуками. Для Гуннара существовала только его цель. Найти страх, загнать его, вцепиться ему в горло. Бросок! Конь захрипел, завалился, утягивая за собой всадника с рябиновыми ягодами на котте. Горячая кровь обожгла горло, обагрила клыки. Резкая вспышка боли. Шерсть на спине как будто пылает. Серебро разъедает кожу. Гуннар бросился в сторону вероломного врага. Он поплатится! Рядом кто-то падает. Смерть повсюду. Такова участь любого, кто станет врагом Большой лапы. Кто-то встал с ним бок о бок, разит врагов. Брат, это ты? Мы снова вдвоем в бою. Вперед, в атаку! Забыть о боли, забыть о серебряном яде. Во славу племени! Гуннар вцепился в следующего, разорвал горло. Страх уходил. Смерть. Умрите! Умрите! Умри, Агнар Сакс! Я уже убил тебя однажды, и я убью тебя снова. Сдохни! Сдохни, сдохни!! Серебро обвило шею, стянуло горло. Перед глазами поплыло. Гуннар отчаянно рванулся и прыгнул в темноту. - …оставить его рябинникам. Сам затеял - сам бы и разбирался, - услышал Гуннар сквозь звон в ушах. Сидхе опять ноет. - Мне понравилось. Впервые вижу преображение и драку в волчьем обличье. Полюбоваться на такое зрелище стоило небольшой заварушки. Зяблик. Что же ведьма молчит? Горло саднило, спина болела так, словно с нее содрали кожу и мясо, оставив одни ребра. Гуннар хотел выругаться, но рык сорвался в жалкий всхлип. - Скулит, - прокомментировал наглый сидхе. – Значит жив. - Дайте мне немного времени, предводитель, - попросил Зяблик. – Я закончу с господином сидхе и займусь вашими ранами. Гуннар понял, что не видит никого из спутников. Открыл глаза. Вокруг лежали тела рыцарей. Земля воняла кровью, гарью и серебряной водой. Члены отряда сидели на обочине. Ведьма скучала, рыжий держался за голову, а Зяблик лечил магией рану на плече сидхе. Тот, почувствовав взгляд, зло уставился на Гуннара. - Tá tú glan as do mheabhair! Ты вообще соображаешь, что вокруг тебя еще кто-то есть? Луна выпила твои мозги, bastún? Какого рожна ты набросился на этих рябинников? Мы могли бы спокойно проехать мимо, они даже не заинтересовались нами! Loscadh is dó ort! Наглый ублюдок. Гуннар поднялся, чтобы высказать все, что заслуживал выскочка, но тут же упал без сил. Серебро. - Считайте это тренировкой, Блейр, - предложил Зяблик. – Стоит подумать над возможной тактикой и возможными слабостями. Одна слабость сейчас прямо перед тобой, Зяблик. Сидхе просто не может вынести проявления храбрости. Зяблик наконец-то закончил с нытиком и занялся ранами Гуннара. Постепенно боль уходила, возвращались силы. Вервольф сосредоточился на этом чувстве, чтобы вместе с болью изгнать и гнев. Вождь должен править с холодной головой. Он с достоинством объяснит сидхе его место. Когда певун, утомленный долгим исцелением, перешел к рыжему, Гуннар встал, расправил плечи. - Сидхе, знай, для любого вервольфа убить того, кто наречен врагом племени, дело чести. Каждый в племени приносит этот обет. Такова традиция, - уж это-то должен понять даже такой кретин. - Традиция? Обет? – взъелся Блейр. – Оглянись! Кто, кроме тебя, олуха, давал тут какие-то обеты? С чего кто-то должен платить по твоим счетам? - Да у сидхе традиций больше, чем у всех остальных разом, - опешил Гуннар. Зяблик все это время переводил разговор для Одхана, и вервольфа не оставляло чувство, будто он стоит в пещере с эхом. Гуннар потряс головой. - Традиции сидхе, говоришь? – горячился Блейр. – Где же они теперь? Кто их вспомнит? - Вспомнят, - заверил Гуннар, – и уж конечно, вспомнят их, а не тебя, труса, который прячется по подвалам. - Даже не заикайся мне о достойной смерти! - А что ты можешь мне сделать, неудачник? Их оплачут как героев, а на твою могилу даже помочиться никто не придет. - Кто же их оплачет? - Мы, например, - ответил Гуннар. – Я встречал сидхе всего пару раз до тебя, но наше племя почтило их память, когда мы узнали. Ты недостоин этой памяти. - Может и так, но ты не сильно отличаешься от меня. Иначе, почему ты здесь, а не со своим племенем, вождь? – Блейр произнес последнее слово с особым отвращением. – Может, тебя прогнали, потому что командир из тебя, как из дерьма меч? Зяблик торопливо переводил спор рыжему, ощущение эха не пропадало. - Заткнись, Зяблик! – рявкнул Гуннар. - Об этом я и говорю, - усмехнулся Блейр. – Ты ведешь себя, как striapach, а не как воин. Камень, и тот не вынес бы. Гуннар подлетел к сидхе и с размаху врезал ему в челюсть. Блейр пошатнулся, выругался и – удивительно! – бросился на вервольфа. Они были примерно одного роста и комплекции, но тощий сидхе не привык драться руками, а у вервольфа были стальные жилы. Гуннар увернулся, перехватил руку Блейра и хотел скрутить, но не успел. Скользкий червяк вывернулся и пнул Гуннара. Вервольф перекатился, вскочил, прикидывая, как лучше напасть. - Ну хватит! – встряла ведьма. - Уйди, женщина, - велел Гуннар. - Можете резвиться, сколько влезет, хоть поубивайте друг дружку, мне плевать, - заявила ведунья, - но не раньше, чем мы уберемся с этой дороги и разобьем лагерь. Мне уже надоело сидеть и ждать, пока вы закончите. Еще не хватало, чтобы женщина напоминала ему об обязанностях вожака. Гуннар кивнул, бегло осмотрелся. Сидхе с мрачным видом вытирал кровь из разбитой губы. Рыжий подал Зяблику его посох, из которого бард, меланхолично вздохнув, выдернул стрелу. Вокруг них лежали тела девяти рыцарей. - По коням, - скомандовал вервольф. – Мы съезжаем с большака. Слишком много времени потратили, придется ехать днем. Гуннар приготовился, что сидхе опять начнет нудеть, но тот вел себя очень тихо. Видно, наука пошла впрок. На ближайшем же съезде отряд свернул с главного тракта. Дорога сразу стала узкой и неровной, зато исчезли колеи и растоптанная грязь. Зяблик воспрял и даже вынул флейту. Правда, довольно быстро бросил играть и сказал: -Что-то я в настроении поболтать. Давайте, я расскажу вам историю про трусливого мышонка? - Что мы, дети? – фыркнул Гуннар. - Если судить по умишку, то некоторые – точно, - хихикнула Иргиль. - Сделай одолжение, говори на низшем, - проворчал Блейр. - Как пожелает благородная публика, - согласился Зяблик. – Мышонок, о котором я стану рассказывать, боялся всего на свете, а более прочего – грома и котов. Он очень хотел стать смелым, поэтому он пошел к грому и спросил его, как тот стал таким храбрым. «У меня есть небо, которое нужно защищать, - ответил гром. – Мое небо делает меня сильным». Задумался мышонок. Он мал, неба у него нет, а есть маленькая норка. Но вот ушел он далеко, спит в поле, и нет норки. Не достаточно этого, чтобы быть храбрым. Оставил он гром на небе и пошел к коту. «Ваше пушистие, - говорит, - как стать храбрым?» «У меня есть кошка и котята, если я не буду храбрым, враги убьют их. Забота о семье делает меня храбрым». Задумался мышонок. Если он станет ввязываться в драки, то помрет, и некому будет защитить его семью. Нет, это плохой способ быть храбрым. Опечалился мышонок, он понял, что никто не поможет ему в его горе. Идет он домой, и тут с неба спускается сыч и говорит мышонку: «Я съем тебя с потрохами, маленький мышонок!» А мышонок ему и отвечает: «Я ужасно боюсь всего на свете, а больше прочего я боюсь грома и котов. Сегодня я говорил с громом и с котом, и они ничего не смыслят в храбрости. Мне всю жизнь суждено прожить трусом, а тут еще тебя нелегкая принесла. Иди-ка ты нахер!» Одхан расхохотался: - По крайней мере, он помер достойно. - Я думаю, сыч им подавился, - возразила Иргиль через смех. Ведунья и химера встретились взглядами, посерьезнели и отвернулись. - Чушь какая-то, - буркнул Гуннар. Зяблик больше не рассказывал историй, и отряд ехал молча до самого привала. Гуннар сдержал слово: они сегодня остановились позже обычного, поэтому все сразу отправились спать. Вервольфу снился бой в деревне. Ему снилась Иргиль, одетая в одно лишь пламя. Гуннар смотрел, как гибкие огненные лепестки огибают ее округлые формы. Вервольф подошел к ведьме вплотную, провел холодной ладонью по ее плечу, гася жадное пламя, опустился вдоль по руке, сжал упругую грудь. Гуннар проснулся в поту. Нужно было срочно пойти умыться. Все прочие уже проснулись и куда-то разбрелись, в лагере остался только Зяблик, который спал, свернувшись клубочком. Вервольф пошел к реке. Еще издалека он увидел в воде фигуру, но не стал возвращаться. Напротив, он вышел на берег и дерзко взглянул на ведунью. Иргиль спокойно встретила его взгляд и поплыла к берегу. Гуннар наблюдал, как плавно скользят под водой руки, как шевелятся намокшие волосы. - Ты что-то хотел, мой храбрый волчонок? – крикнула она. - Есть какой-нибудь способ магически понимать чужие языки? – спросил Гуннар, чтобы что-нибудь спросить. - Я могла бы углубиться в детали и поведать массу сведений о криптографии и лингвистике, но, полагаю, тебя, мой бравый воин, занимает химера и его угрюмый заступник? – принялась витийствовать ведьма. - У меня уже голова кругом от Зяблика, который все по два раза повторяет, - пожаловался вервольф. - Вели ему заткнуться. - Ты сама знаешь, это не поможет. - Знаю, - согласилась ведьма, - и меня это чрезвычайно забавляет. Она доплыла до мелководья и поднялась на ноги. Гуннар наблюдал, как стекают капли по ее гладкой коже. Ведьма выбралась на берег, наклонилась к своей одежде, выбрала оттуда кулон и надела на шею. - Мне не трудно дать сидхе амулет, чтобы он понимал младшую речь. Но я предпочту полюбоваться на то, как эти двое пытаются объясниться. Гуннар осторожно провел пальцами вдоль по цепочке, опустил ладонь, сжал упругую грудь и тут же заработал ощутимый шлепок по руке. - Убирайся, звереныш, - скривилась ведьма. - Брось, ты сама светишь тут своими прелестями, - вервольф попытался обнять ведунью, но та вывернулась и подхватила блузку. - Уж не хочешь ли ты сказать, что я должна при виде тебя смущаться и краснеть? - Не должна. Наоборот, я бы с удовольствием посмотрел, какой бойкой ты можешь быть. Ведьма фыркнула и наклонилась за юбкой. Гуннар повалил ее на землю пинком в живот и придавил собственным весом. Змеюка шипела и вырывалась, но он не собирался так просто отпускать свою добычу. Вервольф просунул колено между ног ведьмы, увернулся, когда она попыталась его боднуть, и больно прикусил ей шею. - Пусти меня, недоносок! - стерва брыкалась, плевалась и поносила его на все лады. Гуннар перехватил тоненькие запястья одной рукой и отвесил ей оплеуху. - Заткнись, потаскуха! Вервольф рванул горловину блузки так, что она затрещала и высвободил грудь. Ведьма умудрилась-таки извернуться и укусить его. Гуннар охнул и снова ударил ее, на этот раз посильнее. Вопли и брань шлюхи только раззадоривали, он потянулся к поясу. Вертлявая сучка дернулась, вырвала запястья и сложила магический жест. Сорвавшаяся с кончиков пальцев молния ударила Гуннара в грудь и отбросила в воду. - Подонок, начинай считать дни! - проорала ведьма, - я медленно поджарю твои яйца, как только ты перестанешь быть мне нужен, ублюдочный кусок дерьма! Гуннар жалко барахтался у берега, тело, принявшее магический удар, не желало его слушать. Ведьма плюнула в воду и ушла.