Дивертисмент в восточных тонах

***

- Тебе удобно, любимый? Мое тело, погруженное в источник, полностью расслаблено. Пузырьки горячей воды приятно щекочут кожу, делая ее чувствительной и мягкой. Я таю подобно маслу. Мне все еще стыдно за свою глупость, за свою доверчивость, за свою истерику. Прошел уже месяц с визита Селима и выкидыша. Я лишился так давно желанного ребенка, даже не почувствовав его в полной мере. Лекари успокоили, сказав, что при правильном лечении и уходе я вполне могу забеременеть в следующую свою течку. И вот теперь почти каждый день, если не палит солнце и пока не наступили первые заморозки, меня привозят сюда. И я лежу в «источнике богини», пробужденном семенем моего возлюбленного Ферхада. Он пока держит меня в отдалении, боясь прикоснуться, но наша помолвка уже состоялась, и мулла огласил наши имена в присутствии моего бывшего господина и опекуна Селима. Перед этим я, как часть имущества, был передан во владение от старшего брата к младшему и, пока мы еще не женаты, считаюсь «принадлежностью дома». Мне было стыдно перед Селимом – он все же все девятнадцать лет учил, воспитывал, холил и лелеял меня. Обезопасив мое имущество от притязаний других родовитых альф по достижению мной определенного детородного возраста, «ввел в дом», закрепив за мною звание наложника, и сделал все, чтобы я остался свободным в выборе супруга и хозяина моего, как оказалось, немалого приданного. - Мой мальчик, я по-своему рад, что ты останешься в нашей семье. Выводя тебя, в отличие от других наложников, в свет, я старался предоставить тебе выбор и показывал тебя самым достойнейшим из достойных, но оказалось, что я еще и ужасный собственник, у меня и сейчас сердце не на месте за тебя. Мой брат слишком молод, сможете ли вы ужиться друг с другом? Он еще слишком вспыльчив и порывист, а ты трепетен и нежен. Не оскорбит ли он тебя в порыве, случайно, сможете ли вы простить и понять друг друга? Селим говорил, как любящий брат и отец, я прижался к нему, и он обнимал меня крепкой и сильной рукой. Мне было так спокойно после всего пережитого, что я по привычке потянулся к нему, и он приласкал меня, но не более того. Я видел, что ему хотелось большего, но мы оба вовремя опомнились, и когда в мою спальню вошел Ферхад, мы лишь сидели рядом и мирно беседовали о его будущей женитьбе на совсем еще молоденьком омежке из знатного рода, хорошеньком, словно из Страны чудес. Настал мой черед ревновать, но под взглядом возлюбленного я смутился и покраснел, что стало предметом для шуток обоих братьев. Сидя между ними, я ощущал тепло и запах обоих, но все же свежий запах моего возлюбленного Ферхада был мне милее, нежели крепкий мускус старшего. Та ночь была ночью передачи меня с рук на руки. Первым в мою спальню вошел Селим, мы долго говорили о нас, о моем отце – он был нежен, его руки ласкали, незаметно возбуждая меня, а когда увидел мое возбуждение, стал с удвоенной нежностью гладить и тревожить меня. Распаленный, я замер в ожидании. Все зная и все осознавая, мне все-таки было неприятны его ласки, и он видел это, мне было жаль его – он был мне неплохим хозяином. Я упустил момент, когда Селим подошел к двери спальни и ввел ко мне Ферхада. Мои губы накрыли поцелуем, любимые руки, тонкий свежий аромат молодого мужчины кружил голову. Нежная исступленная близость, смешанная с острым привкусом жалости и приправленная распаляющим желанием принадлежности. Теперь он «закрепил» свою собственность за собой. Я отдавался страстно и пылко, идя навстречу своему возлюбленному. Поднимая мои ноги, он проникал на всю глубину, вбивая мое тело в постель – было больно и приятно. Мои стоны слышал специально приглашенный человек, и на следующее утро состоялся акт передачи меня из рук в руки, тот же человек освидетельствовал нашу помолвку. Следующая наша близость должна была состояться только при свадебном обряде, накануне или в процессе течки, чтобы зачатие было так же закреплено. Никому этот разрушающий романтический флер отношений процесс не нравился. Старинный обычай никто не отменял, потому как не слишком часто случались переходы из одного статуса в другой. Сын наложника не мог стать полноправным наследником. Потому наш ребенок должен был появиться в супружеской постели в «первую брачную ночь», самое противное было в том, что посторонний человек должен был присутствовать при сцепке. Селим было хотел настоять на том, чтобы он свидетельствовал процесс зачатия, но я воспротивился этому. - Любимый, я позабочусь о том, чтобы это нам не помешало любить друг друга и зачать нашего ребенка. Доверься мне! - он привлек меня к себе и прошептал, скользнув рукой под халат. Я теперь как будущий супруг должен носить рубаху, едва прикрывающую колени и халат. Штаны теперь мне не полагались, а на все время беременности мне будет запрещено покидать дом. Свадьба мне будет вспоминаться, как самое отвратительное в жизни событие, и виной тому Селим и начавшаяся буквально в тот же день течка. Селим, как любящий брат и опекун, позаботился о пышной церемонии, пригласил на нее «нужных» людей в количестве пяти человек. Хорошо, что омежка на церемонии был только один, и тот сидел в специальной комнате под прозрачным покрывалом. Подавители я все-таки выпил, потому что до ночи было еще далеко, от анальной пробки, вставленной мне заботливым Нурманом, были двоякие ощущения. Меня нарядили, как куклу в костюме, в прозрачные шаровары, почти не закрывавшие ноги, полупрозрачную тунику и большой непрозрачный плат, надетый мне на голову – только после церемонии муж снимает с супруга плат и представляет всем присутствующим. Я нервничал, болели подкрашенные соски, и немного жгло в попке. Церемонию я запомнил плохо, только как надевали брачный браслет на руку и особой формы ножное украшение. С трудом сдерживался после того как с меня сняли непрозрачную накидку, и возглас восхищения слетел с уст присутствующих альф. Их плотоядные взгляды возбуждали меня, я чувствовал запах каждого из присутствующих. После официально части и фуршета меня увели готовиться к «первой брачной ночи». Только в своей комнате я наконец-то смог расслабиться, принять ванну, вынуть давно тревожащую меня пробку и почувствовать, что по ногам течет смазка – действие подавителей закончилось, и я плыл на мягких волнах. Ванна стала моим убежищем, и я, разнежившись, не заметил своего гостя – хорошенького, молоденького омежку, нареченного супруга Селима. - Мы так и не познакомились, а я ведь ждал нашей встречи. Я много слышал о тебе, о твоей красоте, о твоем уме, хозяйской хватке. - Это кто же меня тебе так расхвалил? - Слуги и некоторые из новеньких наложников моего жениха. - Ты с ними общаешься? - Да, я со всеми дружу, даже с теми, кто не хочет признавать этого. - И с Нариманом? - Нееет! Этот чувствует себя падишахом, не меньше! Да, Селим некоторых наложников решил отдать замуж. И к Нариману уже приезжали на смотрины, говорят, чуть не в гарем самого султана присмотрели! - Да, он плодовитый. - А что ему? Он же, как кукушка, родил и отдал на руки нянькам, Орхан даже поругался с ним. - Орхан? Вот не подумал бы! - Да, и он просил передать тебе, что сожалеет о том, что отверг твою дружбу – когда ты уехал, и оказалось, что ты больше не вернешься к Селиму, он даже расплакался, расстроился так, что чуть не скинул – так тяжело носил. Лекари сказали, что ему лучше не беременеть - может не выжить. - Бедняга. Да Создатель с ним. Кем бы я был, если б стал обращать внимание на такие мелочи, как чужие обиды? Как тебя зовут, милое создание? - У меня очень длинное родовое имя, но все зовут меня Дином. - Дин? Ты как фей из одной заморской сказки! Такой же прелестный и похожий на мотылечка. - Знаешь, а ты угадал, когда Селим ласкает меня, он так и называет меня «мой мотылечек», - сказал омежка и потупился. Девственник, по нему видно – тоненький, как тростиночка, гордо держит спинку, мягкий, чуть округлый животик, светлые волнистые волосы и бирюзовые глаза необыкновенной глубины. Неудивительно, что Селим влюбился – он любит таких почти детей – маленьких, худеньких, стройненьких, с тонкими пальчиками и розовыми пяточками. Так и захотелось посмотреть на него. - Дин, хоть это и не принято, но, может быть, не откажешься разделить со мной ванну? - Я с удовольствием, но у меня ничего с собой нет… - смутился малыш. - Ну тогда сними хотя бы халатик и опускай ноги сюда, ко мне. Мальчик послушался, и я увидел нежные розовые ступни с округлыми пяточками и круглыми, как у ребенка, пальчиками. - Амир, какая же у тебя жемчужная кожа! Можно мне потрогать? – я кивнул и почувствовал, как прохладные пальчики скользнули по моей щеке, шее и опустились на плечо. – Правда, как шелк. Тебя невозможно не любить. - А у тебя кожа почти прозрачная – кажется, что можно увидеть, как кровь по венкам течет. Раздевайся и спускайся ко мне, уж рубашку тебе точно свежую найдем. Наши мужчины нашли нас, мирно болтающими обо всем. Выловили из воды и унесли каждый в свою сторону. Ферхад сам распустил мои волосы, жадно шарил руками по телу, зажимал и ласкал меня, доводя до экстаза. Он нащупал мою сочащуюся смазкой дырочку и, удовлетворенно хмыкнув, приспустил с себя штаны, и втолкнул огромную головку во влажное естество. Он действовал неспешно, разогревая и растягивая мои внутренние мышцы под свой немалый размер. Он менял угол проникновения, достигая большей глубины погружения в мое жаждущее тело и войдя до тугих крепких яичек, притянул меня к себе, прикусив мочку уха. Я застонал, пытаясь освободиться, но сильные руки зажали меня, не давая возможности двинуться. Лишив меня возможности излиться, мой альфа другой рукой сдавил до боли стоявший столбик соска и стал изливаться внутрь, набухая в моем теле, протолкнувшись еще глубже и попав куда-то в цель, пленил и осеменил меня разгоряченной лавой. Все, сцепка наступила, и волны спермы хлынули внутрь тела, высасывая содержимое его семенников. Альфа утробно вскрикнул, и в тот же момент открылись двери опочивальни, и я ощутил ЗАПАХ еще одного альфы и зарычал. Селим вошел и с трудом смог перевести дыхание от сладостной картины – объятые сцепкой два жарких тела, в круглой попке омеги торчал распирающий ее член, сам омега еще не кончил, сжимаемый альфой и надетым на него кольцом-ограничителем. Свидетель по обычаю снимает кольцо с члена омеги, и этот момент считается наивысшей точкой обладания партнером. Глаза омеги были невидяще открыты, розовые губы приоткрыты, и альфа не сдержался – инстинкты взяли свое! Припав ко рту омеги, он насиловал его своим языком, сорвав халат, освободил напряженный член из штанов и, коснувшись растянутой дырки, вставил туда палец, потом еще один. Назад пути не было. Едва опал узел одного альфы, как в огненную глубину вошел второй член, аккуратно проникая внутрь, он скользнул по стволу первого и, двигаясь по растянутым стенкам ануса, вбивался, скользя по чужой головке, и, возбуждаясь сам, возбуждал партнеров. Войдя на всю длину, Селим старался медленно вбиваться и попадать в ритм движений партнера, второй альфа освободил омегу, и тот излился, впустив обоих альф в себя и кончив, полностью расслабившись. Селим спускал и спускал в возлюбленное, желанное тело. Сцепка наступила, запечатывая всех троих. Потом настал черед Ферхада. Измученный омега уже ничего не соображал, только сладострастно стонал и кончал сам. Жаркая ночь закончилась, когда опомнившийся Селим вытянул свой опавший после очередной сцепки член из бесчувственного тела Амира. Укрывая сплетенные в оргазме тела супругов одеялом, погасил ставшие ненужными светильники. Уже одетый он вернулся к ложу и, приподняв одеяло, еще раз по-хозяйски приласкал тело своего бывшего наложника. Обвел пальцем пупок набухшего животика, чуть тронул мягкий членик, зажал в горсти влажные яички, приласкал тугие столбики сосков, провел пальцем по солоноватым губам и прошептал: - Прощай, любовь моя! Пусть это станет еще одним подарком тебе.