Дивертисмент в восточных тонах

***

Ферхад Смотреть, как кормит твоего отпрыска твой омега - наслаждение. А ласкать истекающие молоком тугие столбики припухших сосков еще слаще. Трахать нежное тело, вбиваясь на всю длину в течение ночи, и спускать, наполняя его нежное тело своими соками. Смотреть, как после набухает и округляется животик, купать и касаться жемчужно-белой кожи, сжимая округлые половинки сладкого зада, и ласкать его, тревожа и проникая внутрь пальцем. Целовать его сомлевший рот и трахать языком, а ночью вставлять в эту розовую жаркую глубину член и смотреть, как муж всасывает его, и кончать, чувствуя, как трепещет нежный язычок, как сокращается гортань, заглатывая сперму. Омежка. Теперь мы выносили и родили омежку после трех альфочек. Самые старшие - Лачин и Халиль бегают еще на некрепких ножках с голенькими попками и смешно торчащими маленькими члениками. Первая беременность моего обожаемого фра принесла нам подарок в виде двух двойняшек-крепышей. Думали, не разродится, ничего, через год мы уже снова были на сносях и родили еще одного крепкого альфочку Максуда. Потом лекари запретили моему фра зачинать, да и я сам не мог видеть, как он истончился за две беременности подряд. Выносить и родить в его годы - подвиг, еще учитывая то, что он все это время помогал мне по обустройству моих владений и управлению еще и собственными землями с производством новинки нынешнего рынка - разработкой нефтяных промыслов. Два года передышки, и после легкой беременности - радость папе и отцу - наш капризуля Васим. Нежный омежка, весь в перетяжечках и крепкой округлой попкой. Каждый раз беру его на руки и целую его всего, а он смеется и бьет ладошками по моим щекам. Никому не отдам такое сокровище! Буду держать при себе до двадцати лет как минимум! Пусть даже и не думают, что рано дам сорвать его цветок невинности. Амир лукаво поглядывает на меня. Скоро у него начнется течка, лекари говорят, что организм вполне восстановился, и мы будем продолжать трудиться над увеличением нашего семейства. - Любимый, дай мне нашу радость, он уже заснул? Или еще сосет? - Чмокает еще. Подожди... - он поправляет сосок в ротике малыша, и я чувствую, как возбудился. В наших покоях пахнет нежностью и молоком. Средний сынишка спит на руках у кормилицы. У Амира после рождения третьего альфочки не было молока, и нам привели огромного, богатырского телосложения омегу с ребенком на руках. Этот бывший воин родил от однополчанина, счастливая семейная жизнь не сложилась - супруг умер от старых ран, и омега не в силах был после родов один управляться и с домом, и с наделом, а молока у него было в достатке, и Нурман привел его пред наши светлые с Амиром очи. У старших пока няньки, но скоро надо будет озаботиться и подыскать надлежащего наставника, чтобы воспитать из них достойных альф и наследников. - Любимый, возьми его, а то я сейчас сам усну, - с томной улыбкой мне передается сверток, чуть распахнутая рубашечка на папе раскрылась, и я вижу его желание. Отправляю всех в детскую и снимаю халат. Нет, мой нежный фра, сегодня я не утомлю тебя. Только дай мне утолить наше желание. Скоро течка, и мы забудем обо всем, и я буду снова смотреть, как набухает и увеличивается твой животик, слушать, как бьется в нем жизнь, и как мы снова будем радоваться рождению новой жизни. Нового члена нашей семьи. Ночь под звуки зурны кто-то наигрывал вдалеке, а мы нежились в объятиях друг друга, беря и даря друг друга. На следующий день Ферхад уезжал и должен был вернуться к течке. Знал, что мне тяжко придется без него. Мы каждую ночь вместе, и каждую ночь мой неутомимый муж ласкает меня и наполняет собой. Четыре года мы в браке, четверо детишек радуют сердце, а особенно маленький прелестный омежка с нежной кожицей и круглой попкой. Как с ним носится Ферхад! Целует в попку, животик, перецеловывает ладошки, пальчики на ручках, стопочки-лапочки. Ох, и нелегко придется сыночку вылетать из гнезда от такого любящего отца. Беречь будет крепче зеницы ока. Скоро течка, и я загадал – пусть будет еще омежка! Хотя если и будет альфочка, все равно будет не менее любимым и желанным ребенком. Засыпаю, прижатый крепкими руками возлюбленного к его горячему телу. Горячи его объятия, под утро опять разбудит меня, чтобы попрощаться, и я чувствую, оно будет не менее сладким. В его отсутствие надо поговорить с Нурманом – заглядываться он стал на нашего кормилицу. Пусть уж подступает к нему, год прошел после траура – пусть женятся. Им будет хорошо друг с другом – Нурман заботливый, внимательный, хоть и бесплодный, ну и ничего, у Тамама есть ребенок, а лучшего супруга ему не найти. Да и хватит Нурману ходить в слугах – старый распорядитель покоев уже не справляется в силу возраста, а Нурман мужчина видный и хозяйственный. За думами незаметно задремал и почти тут же выгнулся от сладкой ласки, - сосок сдавили ласкающие пальцы, и жадный рот сглотнул выступившую каплю. - Просыпайся, соня, кормить пора! – он подложил мне сына и стал наблюдать за его кормлением, молча тая от самого процесса сосания. Прощание грозило затянуться надолго, если бы не Шираз, который решился доложить, что лошади готовы. - Любовь моя, я уезжаю, оставляю тебя под надежной охраной Шираза и его молодцов! - Ферхад, но ведь в окрестностях спокойно, разбойников больше нет, крестьяне заняты на полях, и даже ты оставляешь меня дома одного, не опасаясь за мою жизнь! - Чего ты хочешь? - Я хочу, чтобы ты мне позволил покидать в свое отсутствие усадьбу, чтобы съездить хоть до арыков, хоть до источников! - Запер бы я тебя, мое сокровище, да не могу... Хозяйствуй, так и быть, но только без охраны - никуда не выходи и даже не думай сбежать от них! Иначе вернусь и под замок посажу на веки вечные моего свободолюбивого омежку! Слуги вышли, когда он целовал меня на прощание. А я остался, весь растерзанный, с открытой грудью и натертым за ночь задом. Начались мои будни. Я съездил на источники и лежал там, пока Ширазу не надоело слоняться рядом и теребить Нурмана. Я взял с собой только малыша Васима, закутанного, как я сам, в меховое теплое одеяльце. Няньки ворковали над ним и надо мной, сбивая с дум, по пути к дому мы встретили того самого буяна, который четыре года назад замахивался на моего шейха киркой. Саид теперь выборный староста и часто бывает у нас в доме, мы подолгу разговариваем об улучшении дел в деревне, в полях и на выпасах. Ферхад посмеивается над ним и говорит, что тот влюблен в меня, что только я не вижу, как он млеет, разговаривая со мной. Еще чего не хватало! Нет, хватит с меня! Селим наконец-то угомонился, когда его Дин наконец-то потек, и они родили за это время двух омежек и одного альфочку. Не успел я покормить моего милого омежку, разнять дерущихся за игрушку альфочек, как доложили о приезде Селима. Фу, как не вовремя! Не хочу его видеть без мужа, но как откажешь? Он ведь мой бывший хозяин, а теперь деверь и почетный опекун моих старших детей-наследников. Он вошел, как всегда величественный и полный подавляющей силы. Вот чего я в нем не люблю и никогда не любил, так это чувства превосходства над тобой. - Здравствуй, мой милый Амир! - нагнул голову и приложился к руке. Жаль, я не нашел причины уклониться от поцелуя в щеку. Столько лет прошло, а я все еще ощущаю непонятный трепет от его прикосновений. - Здравствуй. Как ваши дела? Как протекает очередная беременность у Дина? Кого ждете? - Принеси мне кофе, уж прости, милый, но у тебя в доме варят потрясающий кофе! - Нурман, распорядись, пожалуйста! Склонившись, тот вышел, и я против всяких обычаев остался один на один с чужим альфой. Селим некоторое время молчал, видно было, что-то его мучает, и он наконец решился на разговор. - С «Мотылечком» не все в порядке, тяжело носит, хочу привезти его к вам на источники, но только уж после того как родит. Я непроизвольно хихикнул: - Не боишься? - как я пожалел о том, что сорвался с моих уст этот смешок! - Нет, не боюсь, даже будучи замужем за братом, ты остаешься моим. Ты принадлежишь моему дому, и один из твоих старших сыновей – мой! - Так я и знал! Значит, мне не почудилось, и в нашу первую ночь ты… - Да! Я возлег с тобой, и ты понес и выносил наших с братом сыновей. - Я догадывался, уж слишком Халиль похож на тебя! - Халиль… Я счастлив, что ты назвал его так, мой самый любимый мальчик… - он подвинулся ближе, я же старался вести себя как можно бесстрастнее, чтобы не выдать смятения, охватившего меня. Он взял мою руку в свою и стал покрывать поцелуями, я же, попытавшись отнять ее, натолкнулся на его взгляд, горящий желанием. - Нет, ты не посмеешь! - Посмею, еще как посмею! - Пусти, я не дамся тебе! Я не какая-нибудь вздорная омежка, что готов раздвинуть ноги перед всяким, кто пожелает ее. - Ты? Ты не всякий, но ты семь лет был безраздельно моим! - Нечего было опаивать меня подавителями! Тогда бы я родил тебе, и ты не мучил бы никого - ни себя, ни меня, ни бедного моего мужа! - Я хотел, чтобы ты… - Я слышал это от тебя много раз – «свобода выбора»! Ты хотел, чтобы я выбрал тебя, именно тебя, а не кого-то еще! И тебя бесит, что я выбрал именно твоего брата! - Меня это не бесит, как раз не бесит, а радует. Я нашел лазейку в старом законе и могу вернуть тебя себе! - Даже не мечтай. И если вдруг я вернусь в твой дом обратно, то больше никогда не буду твоим! И весь Восточный мир осудит тебя, потому что тебе придется стать братоубийцей, Ферхад ни за что не отпустит меня. А если с ним что-то случится – я уйду за ним, и тебе не достанется ничего из того, чем мы владеем! - Прекрати, не надо так говорить, я не гляжу так далеко… Мне не хватает тебя… Сердце болит, когда я вижу, как ты носишь и рожаешь ему детей, как вы любите друг друга, как изменился и возмужал Ферхад... и я никогда не прощу себе, что отдал ему тебя! Он впился в мои губы, насиловал мой рот, я же отпихивал его от себя, кусаясь и царапаясь, словно дикая кошка! - НЕ смей, не прикасайся ко мне! Если ты обесчестишь меня, я не стану жить! Он отпрянул от меня, испугавшись сказанного и вовремя вошедшего с дымящейся чашкой кофе Нурмана. После его ухода я долго сидел, глядя прямо перед собой, ничего не слыша и не видя, молясь Создателю, что избавил меня от страшного греха. И как теперь рассказать Ферхаду, что один из обожаемых первенцев сын Селима? Я разрыдался. Нет, эта тайна умрет во мне. Я никогда не посею вражду между братьями, а то, не дай Бог, еще дойдут разговоры до милого Дина – ему-то это за что? Слезы лились, текли по щекам, и только тяжелее делалось на сердце. Даже приезд моего милого мужа не успокоил, я только судорожно прижался к его пыльному халату щекой и затих. Все, что мне нужно, это его запах, ощущение надежных рук, в объятиях которых я могу чувствовать себя защищенным.