Двенадцать храмов

От автора: в этом драббле пре-пейринг Альбафика/Агаша. Это флафф, это очень флаффный флафф, я предупредила. А еще это АУ – попытка представить, как бы завязывались их отношения, если бы не было войны. От автора 2: автор вдохновлялся артом http://s3.hostingkartinok.com/uploads/images/2014/01/5f0a76e7ac2897e8122483cd6a522598.png Стоять на дороге было довольно-таки скучно, а возвращаться в дом Агаша себе категорически запретила. Слишком тряслись колени, слишком обмирало все внутри от этой дерзкой мысли, – "Неужели я смогу?.. Попросить самого господина Альбафику?.." – и она боялась, что, если вернется в полумрак родного жилища, к отцу, то выйти обратно уже не решится. А если и решится – ну когда еще случится такой день? Когда солнце светит ярко, но не жарит, а мягко, по-весеннему греет, ветра нет, поют птицы, и в воздухе пахнет цветами? Такого дня можно до следующей весны не дождаться. А значит, надо стоять. Агаша вздохнула и поправила платье – самое красивое платье, его подарил отец прошлым летом, а она берегла – для особого случая. "Например, попросить господина Альбафику..." Агаша покраснела и с силой потерла щеки. Не хватало еще, наконец дождавшись, не выдавить ни слова от смущения! – Агаша, – позвал отец, выходя на порог. – Иди обедать. Она решительно помотала головой. – Нет, вдруг я пропущу господина Альбафику? Отец вздохнул. – Иди ешь, я посторожу вместо тебя. Не бойся, я не пропущу. Агаша ела поспешно, заглатывая большие куски хлеба и запивая водой из кружки, торопясь побыстрее вернуться на улицу. Она уже заканчивала обедать, когда отец приоткрыл дверь. – Идет твой господин Альбафика. Агаша метнулась на улицу, и только там испугалась. Что она ему скажет? Какие слова найдет? А если – при мысли об этом щеки мучительно вспыхнули – он засмеется над ней? Тогда она умрет. Вот прямо тут возьмет и умрет, на месте. Господин Альбафика неспешно шел вдоль улицы, солнце отражалось в его золотом доспехе Святого. В руках не было розы, и это было странно – Агаша привыкла видеть его с розами. – Господин Альбафика... – она ступила вперед, не успев подумать, что именно ему скажет. Он остановился, не дойдя до нее нескольких шагов, и все слова и вовсе вымело из головы – она таращилась и таращилась на него, не в силах выдавить хоть что-то. – Что, Агаша? – Господин Альбафика... – сказала она, пытаясь собраться. – Я хотела вас попросить... То есть вам предложить... Она замялась и замолчала. Он смотрел на нее, и по красивому лицу непонятно было, начнет он смеяться, или нет. – Господин Альбафика... – наконец сделала третью попытку Агаша. – Пойдемте в лес? – и покраснела. Он, кажется, удивился. Легким движением руки отбросил волосы за спину. – Что ты имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы я проводил тебя куда-то? – Нет, – она опустила голову. – Я хочу, ну... Наши дети иногда ходят в лес с корзинками с едой и одеялами. А там едят, разговаривают, любуются природой... Это отдых такой, ну, понимаете... Вот я и подумала – может, вы пойдете со мной? Повисла пауза. Агаша смотрела в землю между своими башмаками, а на глазах ее закипали слезы. Вот сейчас он точно рассмеется. Что ты о себе возомнила, глупая... – Ты хочешь, чтобы я составил тебе компанию на отдыхе в лесу, – медленно произнес господин Альбафика. – Но почему, Агаша? Разве у тебя нет друзей? – Вы тоже мой друг, – вскинулась она и тут же притихла. – Простите меня за такие слова... Но вы всегда такой грустный. Я подумала, что вы улыбнетесь... Он молчал, а ободренная своей храбростью Агаша продолжала, уже более бойко: – В лесу сейчас так красиво... Все зеленеет. Птицы. На полянах цветы разные растут. Я знаю, вы любите розы, но все время находиться в саду одних только роз, наверное, ужасно скучно... – Ну что ж, – сказал господин Альбафика таким тоном, словно все еще размышлял. – Почему нет? Пойдем. Только помни – ко мне нельзя притрагиваться, даже случайно. Агаша вздохнула и тут же, осознав его слова полностью, подпрыгнула высоко в воздух. Альбафика сидел на расстеленном на траве одеяле и с аппетитом поедал хлеб с толстым ломтем запеченного мяса – странно, раньше он никогда не думал, что это может быть так вкусно. Эта немножко смешная, очень трогательная девочка Агаша рассказывала ему о жизни в деревне, запрокинув голову и подставив лицо под лучи ласкового солнца. Альбафика слушал и тоже удивлялся – со своего сада роз он думал, что сложная жизнь – это у Святых, а в деревне все проще простого. Но со слов Агаши получалось, что там было столько нюансов... – А если парень из другой деревни или из города хочет жениться на нашей девушке... – Агаша почему-то покраснела, опустила голову и поспешно – слишком поспешно – цапнула кусок хлеба. – Нет, давайте, я лучше о летнем обряде расскажу... – Расскажи о летнем, – легко согласился он. – Мне все интересно, я никогда так не жил. Альбафика до сих пор не до конца понимал, почему пошел с ней. Он же не собирался. Когда она только сказала об этом – лес, еда, разговоры – он собирался отказать. Отказать твердо, но так, чтобы она не обиделась, сослаться на какие-то дела в Святилище. Но потом она сказала это... "Вы всегда такой грустный. Я подумала, что вы улыбнетесь..." Никто – кроме, пожалуй, Лугониса, воспоминания о котором вызывали лишь боль, да изредка Шиона – прежде не обращал внимания на его печаль. Да Альбафика никогда и не претендовал на это. Он настолько привык к своей обособленности, к своему одиночеству и к ней, этой печали, что слова Агаши совершенно выбили его из колеи своей абсолютной невероятностью, и это потянуло за собой все остальное. Ему вдруг захотелось забыть хоть ненадолго о Святом Рыб с ядовитой кровью и отравленной жизнью и просто посидеть с этой девочкой на расстеленном одеяле, уплетая хлеб с мясом и оставшиеся с осени яблоки и груши, разговаривая о жизни – и улыбаясь. Его сложенный доспех – две золотые рыбы – лежал на одеяле рядом. Зачем доспех на отдыхе в лесу?.. – Сколько тебе лет, Агаша? – спросил Альбафика, когда девочка умолкла. Та снова вспыхнула – она, похоже, от всего на свете смущалась – и тихо сказала: – Тринадцать. Кое-кто говорит, девка на выданье, но отец против. А вам, господин Альбафика? – Двадцать три. Ее глаза удивленно распахнулись. – Целых десять лет! – проговорила с изумлением. – Почти целая моя жизнь! Альбафика повторил ее жест: запрокинул голову, подставляя лицо под солнечные лучи. – Знаешь, у меня был учитель... Я был еще младше тебя, и он казался мне ужасно взрослым, почти стариком. А сейчас я понимаю, что он был не намного старше меня-теперешнего. Агаша покраснела так густо, что стала похожа на одну из роз его сада. Впрочем, сейчас сравнение Альбафике не понравилось, и он отбросил его. – Я не считаю вас стариком, – почти прошептала она. – Вы наоборот... Она не договорила, вскочила и бросилась вперед, туда, где мелькали в траве разноцветные – розовые, фиолетовые и синие – цветы. Альбафика смотрел, а Агаша присела, срывая тонкие стебли и собирая букетик – маленький и трогательный, как она сама. Солнце гладило ее волосы, а Альбафика вдруг подумал, что хотел бы сохранить этот миг – он сидит на одеяле на лесной поляне, светит солнце, птицы щебечут, Агаша собирает цветы, и все наполнено таким теплом, таким умиротворением, какие он редко знал в своей жизни. Сберечь бы этот момент где-нибудь, чтобы возвращаться в него в самые темные времена, когда тепла и радости не будет… – Вот, – Агаша, наконец, положила на одеяло перед ним собранные цветы – пахнущие весной, землей и лесом. – Это вам, господин Альбафика. Я знаю, вы любите розы... – Эти цветы красивее, – сказал он, улыбнулся, а затем извлек из воздуха белую розу с полупрозрачными лепестками. – Даже жаль, что я не могу создавать и выращивать именно их. Альбафика положил розу на одеяло перед Агашей, а сам взял собранный ею букетик. Девочка прикоснулась к цветку, потом подняла на Альбафику сияющие глаза. – Спасибо вам! Она такая... Он снова улыбнулся, и Агаша прищурилась. – Пообещайте мне, – сказала серьезно. – Пообещайте мне, господин Альбафика, что будете чаще улыбаться. – Обещаю, – ответил он, протянул руку и очень осторожно – чтобы не коснуться голой кожи – притронулся к краю ее рукава.