День девятый: имбирный латте и лимонный кекс
Не понимая, как, этот мальчик легко вписался в график Луи. Было такое чувство, будто он всегда был здесь. Луи знает, что это не так, потому что шатен знает его только девять дней. - Наш главный пекарь превзошёл самого себя, - замечает Луи, прижимая к груди жёлтую массу. – Кроме того, я не уверен, подходят ли друг другу имбирное латте и лимоный кекс, но это единственный латте, который ты ещё не пробовал, и я подумал, что нужно принести его, прежде чем ты начнёшь пить что-то другое. Кофе, например. Но не эспрессо – эспрессо просто дерьмо – там просто два миллилитра кофе, никто на самом деле не пьёт эспрессо. Или ты хочешь его? - никакого ответа нет (если бы он был, Луи, вероятно, упал бы), таким образом, он продолжает. – Кстати, наша кофеварка в доме взорвалась. Или в квартире? Не уверен, мой дом здесь или дома, ну, с моей семьёй. Так или иначе, никто не знает, что Найл сделал с ней, потому что я и Зейн, спали, как и все другие люди, а затем раздался взрыв, и мы несёмся на своих усталых ногах на кухню, чтобы найти его, стоящего там с капающим сваренным кофе. Наши холодильник, духовка и стены никогда больше не будут такими чистыми, как были прежде. То, как парень облизывает глазурь перед тем, как откусить кусочек кекса, действительно завораживает. Луи больше не подросток, ему двадцать три года (и он, вероятно, должен работать где-то в другой сфере, но в кафе тоже хорошо), и это не должно отвлекать его. Но это отвлекает. И просто потому, что Луи немного жуткий, он смотрит, как кудрявый вертит глазурь на кончике языка пару секунд, прежде чем прячет его обратно, и у него на носу пятнышко, а ещё на улице слишком холодно, чтобы Луи мог нормально соображать. - Возможно, я должен принести тебе чего-нибудь побольше. Не похоже, чтобы ты ел другую еду, - Луи уставился на мальчика в течение четырёх секунд. – Это было грубо? Я думаю, что это было грубо. О, черт, я не имел этого в виду. Я пытался быть чувствительным, - Луи не был уверен, какой реакции ждал, но парень, сидящий перед ним, просто продолжал облизывать свой кекс. – Я предполагаю, что ты не возражаешь. Мне очень жаль, если это считается. Когда Луи возвращается назад к парадной двери кафе с чашкой, зажатой в обеих руках, он почти думает, что ослышался. Но улица пуста, потому что сейчас рабочие часы, и у Луи не бывает галлюцинаций (не так часто, так или иначе). Он поворачивается, и они оказываются лицом к лицу снова – он и мальчик, который создал дом на улице. - Гарри. - Луи, - отвечает он, громче, чем сам парень, но очень мягко. Дальше не следует никаких слов, но появилось такое чувство, словно всё стало на свои места. Это что-то маленькое, если смотреть на всю картину в целом, но это – начало. Луи оборачивает пальцы вокруг фарфора и идёт обратно внутрь.День десятый: капучино и кусок морковного пирога
Есть что-то особенное в том, когда отрезаешь первый кусок пирога, думает Луи, когда как раз этим и занимается. Пирог мягкий, нож легко скользит в нём, словно по воздуху, и белая полоска сливочного крема остаётся на острие ножа. На вершине пирога двенадцать искусственных морковок, кусочки оранжевого и зелёного. На улице холодает, потому что приближается февраль. Вы могли подумать, что должно быть наоборот, но у погоды, кажется, свои предпочтения (и она предпочитает дождь и холод). От чашки, в которой налит капучино, исходит немного пара, когда он выходит на улицу; пар набирает обороты и исчезает в небе. - Сегодня это капучино. Я предупредил тебя, что мы выйдем за пределы латте, - объявляет Луи, и силуэт, над которым он наблюдает (ну, скорее нависает), поднимает голову и сонно моргает. – Ты хороший, Гарри, - он выделяет последнее слово, добавляя его в конец предложения. Они оба притворяются, что имя отлично вписывается. Руки немного дрожат от холода, а их менеджер решил оставить форму с рубашкой с короткими рукавами, не смотря на температуру, приближающуюся к нулю, и дверь, впускающую морозный воздух каждый раз, когда она открывалась. Луи передает чашку и кусок пирога, боком лежащий на тарелке. - Это морковный пирог, если он тебе нравится. Я знаю, что некоторым людям – нет. Зейн даже не прикоснётся к нему, но мне нравится, потому что он своего рода пряный, и тут же мучной, если ты понимаешь, о чём я, - иногда Луи думает, что единственная причина, по которой он никогда не получает ответов, состоит в том, что шапка, которую носит мальчик, слишком толстая для его ушей, и он не может услышать слова, которые говорит Луи. Он наблюдает, как Гарри осторожно берёт вилку, лежащую на тарелке, отрезая кусочек пирога и направляя себе в рот. Гарри останавливает на секунду, закусив вилку, и смотрит на Луи (и Луи всё ещё не забыл своё желание уметь читать по глазам, потому что глаза Гарри замечательно глубокие, и кажется, что они говорят несколько слов одновременно). - Извини, извини, - бормочет Луи, его лицо горит даже в холодном воздухе. – Я люблю наблюдать за людьми, я жуткий, извини, - он не уверен, хорошо это или плохо, что Гарри улыбается в пирог, и продолжает улыбаться, когда жуёт, широко открывая рот и надувая щёки. - Мы заказали замену для кофеварки, - говорит Луи, уставившись на носок своей обуви, исследуя, насколько протёртыми они были, потому что он ходил в них по грубой поверхности тротуара слишком долго. – Найл должен заплатить за неё. Он пытался улизнуть, потому что он – ленивый ублюдок, но мы заставили его. Он сломал кофеварку и может заплатить за неё, понимаешь? – Луи не уверен, что Гарри понимает, потому что у него нет дома, и, вероятно, кофеварки тоже нет. – Я попытался сделать пирог, и я даже не задумывался, что делать пирог так сложно, не тогда, когда ты просто раскладываешь яблоки или что-нибудь ещё на тесто, но мне удалось сжечь всё это. У меня даже блюдо треснуло, и я клянусь, что всё было прекрасно, когда я засовывал его в духовку. Возможно, наша кухня проклята. Возможно, с нами живёт кухонный полтергейст. - Такой существует? – отвечает низкий и хриплый голос, и Луи не смеет поднимать взгляд от швов на его обуви. Это походит на веру ребёнка в то, что вещи реальны, пока не смотришь на них ( и это совершенно новый уровень «Начала»*). - Должен быть. У одной кухни не может быть столько много неудач. Я имею в виду, сначала кофеварка, а затем целое фиаско с пирогом. К тому времени, когда я вернусь домой, дверца холодильника, наверняка, отвалится. Запомни мои слова. - Запомню, - повторяет голос, и Луи думает, насколько он отличается от его по-детски невинного лица. У него голос мужчины, а лицо мальчика (не зависимо от того, насколько оно прекрасное). Такое случается достаточно редко, но Луи не знает, что сказать. - Томлинсон, - говорит он и ждёт ответа. Тот не приходит до тех пор, пока он направляется к двери, переставляя ноги очень тщательно из-за гололедицы (этот город – смертельная ловушка). - Стайлс. - Увидимся завтра, Гарри Стайлс, - говорит Луи, открывая дверь и заходя вовнутрь. Когда Луи отнёс тарелки и чашки в посудомоечную машину, которая кажется подозрительно пустой сегодня, что является несомненным знаком, что что-то пошло не так, Лиам хватает его за локоть. - Кто этот ребёнок? – спрашивает он, и Луи немного раздражается, потому что Лиам сам немногим-то больше, чем ребёнок, так или иначе. Ему удаётся подавить эмоции, напоминая себе, что это обороты речи, и он улыбается парню. - Беглец, я предполагаю. Он не говорит очень много, но я отношу ему кофе и пирог каждый день. - Зачем? – спрашивает Лиам с этими большими карими глазами, которые, судя по всему, не должны быть настолько большими, когда он достиг половой зрелости. Он похож на галаго**, ради Бога. - Мёртвые люди снаружи – ужасная реклама, - щёлкает Луи, прежде чем вздохнуть из-за ещё более широких глаз Лиама. Его прошлое было правильным, и он обязательно должен провести дружескую беседу с Лиамом о том, когда он склонен шутить, а когда нет. – Я не знаю, Лиам. Было хорошее чувство в то время. Знаешь, если бы я убежал в большой город один, то я был бы чертовски благодарен за какой-нибудь добрый поступок, который хоть кто-нибудь бы сделал, - у Луи есть смущающее чувство, что Лиам смотрит на него с уважением. Не то чтобы уважение – плохая вещь, оно прекрасно, если послано правильным людям, но Луи не уверен, что сам он – один из тех людей. - Я никогда действительно не думал об этом прежде, - говорит Лиам, наиболее вероятно обдумывая глубокие внутренние вопросы жизни и подмигивая ему. - Ещё один счастливый маленький мальчик, - говорит Луи, наблюдая за тем, как Лиам отступает назад ко входу кафе и симулирует вытирание слёз своим кухонным полотенцем. - Кто этот счастливый мальчик, Льюис? – спрашивает кто-то другой, и Луи замечает, что людям нравится разговаривать с ним больше, когда он не смотрит на них. - Не называй меня Льюисом, сучка. И что, у меня что-то на лице? – отвечает он, поворачиваясь к Ханне и скривя самое страдальческое лицо, которое только может сделать, выпятив губы и расширив свои глаза. - Нет, я думаю, что ты сексуален, как и всегда, - говорит она ему добродушно. – Но я надеюсь, все изменится, и твое лицо навсегда останется в этой гримасе, - хорошо, может, не так добродушно, как может показаться. - Как я и сказал – ты такая стерва. - А ты моя стерва. Таков круг жизни. Луи бросает своё полотенце ей в лицо, потому что тактика ребёнка будет с вами на протяжении всей вашей жизни, и убегает, чтобы обслужить пару, которая только что зашла в помещение.День шестнадцатый: американо и шоколадная лепёшка
- Боже, сегодня морозно, - говорит Луи, оборачивая руки вокруг себя. Он может услышать свою болтовню сквозь зубной скрежет, шум, отражающийся в его черепной коробке, и он задаётся вопросом. Как Гарри переносит такой холод по ночам. Возможно, он – полярный медведь или что-то типа того. – Ты – белый медведь? Гарри вознаграждает его сарказм поднятой бровью и глотком кофе, и Луи все ещё не знает, как ему удаётся выпивать горячий кофе и не обжигать язык в процессе. - Ради Бога, я могу услышать, как ты дрожишь. Это вызывает жалость, - говорит Гарри после, должно быть, нескольких часов (двадцати семи секунд) молчания. Он достаёт что-то из внутренней части спального мешка, и Луи подозрительно смотрит на него, пока не понимает, что это серое флисовое одеяло, которым Гарри укрывает спальный мешок, призывно подняв вверх один угол. Луи правда должен продумать план своих действий, потому что Гарри, возможно, терпеливо ждал шанса с ножом в его кармане, и он просто украдёт его деньги (которые в общей сумме составляют ноль), но одеяло выглядит теплее, чем место, где он стоит, так что он приседает к Гарри и счастливо пускается рядом, левой рукой убеждаясь, что одеяло не смещается вверх и полностью укрывает его. - Спасибо, - удаётся пробормотать ему сквозь дрожащую челюсть. Его тело – предатель. – Ты знаешь, что уже более, чем две недели, как мы знаем друг друга, - объявляет Луи, и Гарри вздыхает. Луи не допустил бы, если бы парень начал снова его игнорировать. - Ты сказал мне, что это была наша «годовщина», - он даже имитирует небольшие кавычки, маленький засранец, - два дня назад. - Ты, возможно, забыл, - говорит Луи, наклоняясь, чтобы благодарно фыркнуть в кофе. – Хорошо, что кофе сильный для такого дня, как этот. - Я думал, что кофе был для меня? – спрашивает Гарри, мягко толкая Луи локтём, и шатен делает вид, что смертельно ранен. К его огорчению, Гарри кажется невозмутимым, продолжая потягивать свой кофе. - Я никогда бы не украл его у тебя, - обещает Луи, тяжело дыша и пробуя остановить сотрясания тела. Это бесполезно, но помогает чувствовать себя лучше. Отчасти. - Разве у тебя нет джемпера? – язвительно спрашивает Гарри, и Луи думает, что это многовато для того, у кого нет дома. - Если хочешь быть злым, найди другого щедрого человека, дающего тебе кофе, - предупреждает он Гарри. Делая глубокий вдох, он может уловить запах кофе, выпечки и свежего холодного воздуха. Откровенно говоря, он думал (возможно, незаконно), что у Гарри везде будет грязь, и от него будет пахнуть, ну, как от того, кто, эм, не часто купается, по крайней мере, за все шестнадцать дней. – Как ты остаёшься настолько чистым? Я не грубый или что-то ещё, мне просто интересно. Ты принимаешь ванну в этом спальном мешке? Или душ? Я неравнодушен к душу. Почему ты никогда не затыкаешь меня? – в конце спрашивает он Гарри, который улыбается. - Разве ты не получал мою записку? – задаётся вопросом мальчик, и шатен думает о свёрнутом листке, лежащем на его прикроватном столике. Мне нравится, когда ты разговариваешь. - Возможно, я говорю слишком много. - Возможно, я говорю слишком мало,- отвечает Гарри, откусывая край лепёшки. – И в ответ на первый вопрос, - он глубоко вздыхает, и Луи желает, чтобы он никогда так больше не делал. Это словно высыпать соль на открытую рану и смотреть, как она шипит. – Внизу улицы есть общественный туалет. Его никто никогда не запирает на ночь, так что я хожу туда. Я взял с собой мочалку, - Гарри шутит в конце, а Луи смотрит вниз на улицу. Он знает это место – темная белая постройка, которая может упасть в любую секунду. Там воняет мочой и алкоголем, а пол весь в разбитом стекле. Кто знал, что Луи будет склонен к отцовским инстинктам? - Не ходи туда, - внезапно говорит Луи, поворачиваясь так, что они оказываются лицом к лицу, и они, вероятно, слишком близко друг к другу, их носы находятся на расстоянии в один дюйм. Он может посчитать каждую из ресничек Гарри на обоих глазах, а также увидеть берега золотого и синего в его зелёных ирисах. Он чахнет здесь, но он всё ещё красив. – Там не безопасно. Ты можешь погибнуть или ещё что-нибудь. - Ну и что, меньше отходов на улице, - Гарри смеётся, и это даже не чёрный юмор. - Не надо, - шепчет Луи, и один из них должен отодвинуться, но никто этого не делает. - Не надо что? - Делать из себя настолько маленького и незначительного человека. Ты намного больше, чем это. - Я не обещаю, Луи. Я не могу, - Гарри отводит взгляд, его ресницы касаются щёк. Это было так легко, так замечательно легко для Луи просто податься вперёд, протянуть руку и заставить Гарри посмотреть прямо ему в глаза. Вместо этого Луи выбирается из-под одеяла Гарри, забирая с собой чашку. Он оглядывается назад, когда достигает двери, и Гарри пристально смотрит на него. На этот раз именно Луи прерывает зрительный контакт.День восемнадцатый: чай и малиновый маффин с белым шоколадом
- Я решил, что мы подошли к такой стадии наших подающих надежду отношений, на которой мы рассказываем друг о друге и узнаем интересные факты, - говорит Луи, скорее всего, в воздух, потому что Гарри ест так жадно, словно он никогда не видел еды, с тех пор, как динозавры бродили по земле, и это далеко от того, как Гарри обычно ест его еду. – Спокойнее, еда не убежит. - Мфм, - говорит Гарри, и Луи кивает, словно только что выдавленные парнем слова были самым мудрым предложением, что он когда-либо слышал. - Я полностью согласен с тобой. Да, мм, конечно. Абсолютно точно, я бы хотел сказать. Когда ты стал настолько красноречив? – Гарри сужает глаза, и Луи смеётся в одеяло. - Что я пытался сказать, прежде чем был неотёсанно тобой прерван, так это то, что я пропустил свою встречу в Армии Спасения*** вчера, так что остался без ужина. И внезапно это больше не смешно. - О Боже, Гарри. Ты хочешь, чтобы я пошёл и взял для тебя ещё немного еды или… Я могу достать горячий суп, что они дают на этих встречах? Что угодно, если ты хочешь, мы только вчера получили доставку… - восемнадцатый день уже становится позорным в голове Луи как день, когда в первый (и единственный) раз Гарри прерывает его: - Я в порядке, Луи. Был в порядке и сейчас тоже в порядке. Просто… Просто не суетись. Поболтай, если это поможет тебе забыть. - Ты не можешь сказать кому-то просто поболтать, Гарри, это не цирковое мастерство, я не могу выполнить это по требованию. Я должен быть в настроении, чтобы начать болтать, так что это ерунда. Не думай, что это сработает со мной. - Это сработало вполне прилично, - хихикает Гарри, делая большой глоток чая. - Если ты действительно хочешь отвлечь меня, мы должны рассказать друг о друге, - надавливает Луи, поудобнее устраиваясь на (невыносимо холодном) бетонном полу. - Хорошо, хорошо. Ты первый, потому что ты всегда тут околачиваешься, и я знаю всё о тебе в любом случае, - сладко говорит Гарри, и Луи показывает ему язык. - Итак. Откуда ты приехал сюда, утомлённый путешественник, потому что ты явно не из Лондона, - Луи может и не знать многого, потому как наплевал на своё высшее образование и принял решение работать в кафе вместо того, чтобы найти нормальную постоянную работу, но он может различать акценты, и он стал довольно привычен к лондонскому. - Чешир, - говорит Гарри, и его рот открывается слишком медленно, словно слова – физические фигуры, застрявшие на его языке. – Маленькая деревня. А ты? - Донкастер, - говорит Луи, и Гарри кивает. - Я знал это. Ты здесь не единственный любитель акцентов, Луи, - шатену нравится, как Гарри произносит его имя, вытягивая каждый слог и кончик розового языка. - Я думал, что был особенным. Ты действительно разбил мне сердце, - Гарри усмехается, показывая зубы, и небольшая ямочка появляется на его щеке. Прошло восемнадцать дней, но он всё ещё великолепный, всё ещё сверкает. - Полное имя, - говорит мальчик, и Луи думал, что они сейчас просто задают вопросы, не констатируя факты. - Луи Уильям Томлинсон, - быстро отвечает он, наблюдая, как Гарри повторяет слова, изрекая их в зимний воздух, чтобы проверить, как они спадут с его языка. - Мне нравится, - объявляет он, и Луи слишком преувеличенно выдыхает. – Не нужно быть королевой драмы. Гарри Эдвард Стайлс. Как приятно встретиться с тобой, как забавно увидеть тебя и так далее. - Гарри Эдвард Стайлс из неизвестной небольшой деревни Чешир, что еще я могу спросить о тебе? Как насчет твоей шапки? – Гарри подпрыгивает, вцепляясь в шерсть, и Луи почти фыркает (это душит его, но несколько дней назад Гарри вообще не разговаривал, и он не хочет, чтобы так было снова). - Что на счёт моей шапки? - Я никогда не видел её выше твоих глаз. Ты скрываешь зелёные волосы или что? У тебя причёска в стиле Медузы? – качая головой, Луи мельком видит начало улыбки, прежде чем она касается губ Гарри. - Я боюсь, что под ней нет ничего, кроме моих волос. Если ты ищешь что-то более интересное, то в Армии Спасения есть парень, который клянется, что его парик сделан из его… - Я правда не хотел бы знать об этом, спасибо, - перебивает его Луи, махая руками перед лицом Гарри, чтобы остановить его. – Я определённо заинтересован в твоих волосах. Не каким-то там парнем в Армии Спасения, - он не может сказать точно, но думает, что на лице Гарри в течение нескольких секунд написано «почему я?». - Если ты настаиваешь, - бормочет Гарри, и Лу расслабляется и смотрит, как Гарри снимает шапочку пальцами, дрожащими от холода (и Луи знает, что они дрожат из-за холода, потому что его собственные пальцы покраснели и надулись). - Это не так плохо, да? – спрашивает Луи, наклоняясь вперёд. Гарри кривит губы. Шатен не уверен, чего он ожидал, но это выглядит удивительно нормально. Гарри может назвать себя гордым (или не настолько гордым, по-видимому) владельцем густой копны каштановых волос, которые вьются вплоть до его ушей. Они длинные, но Луи думает, что мальчика за это можно простить, учитывая тот факт, что у него нет душа или ванной, или, возможно, даже шампуня. – Нет ничего, о чём тебе стоит беспокоиться, - добавляет он, и Гарри издает такой звук, похожий на милое подобие вздоха, и фыркает, прежде чем надеть шапку обратно на голову, скрывая все волосы ещё больше, чем прежде, и Луи определённо помнит, как он впервые увидел выбившиеся из-под шапки волосы в первый раз, когда они встретились. - Моя очередь, - говорит Гарри, и шатен любезно кивает, потому что он не собирается ему отказывать. – Любимые имена для детей, - говорит мальчик, смотря своими серьёзными глазами на Луи, словно всё, в чём он нуждается, просто толчок, прежде чем он объявит себя легендарным благодетелем человечества и будет ходить по улицам, снимая кошек с деревьев и помогая подняться девочкам, когда они упали. Луи, по сравнению с ним, похож на горькое, обычное, необщительное дерьмо, когда он не может перестать всё портить. - Я-я, - начинает Луи, кусая нижнюю губу и пытаясь придумать хоть одно имя. Всё выглядит так, словно Мистер Пристальный Серьёзный Взгляд забрал всю его память. – Виктория и Альберт. - Ты думаешь, что ты забавный, - говорит ему Гарри, посылая свой «взгляд», и Луи изо всех старается либо надуться и сказать, что да, он забавный, либо спрятаться в себя и ждать, пока земля его не проглотит. - Какие тогда твои любимые? - Николас и Ниам, - отвечает Гарри, и Луи в замешательстве сужает глаза, потому что Гарри распланировал детские имена, но не другие аспекты своей жизни. - Любишь букву Н, да? - Это замечательная буква, - надменно говорит Гарри, и шатен усмехается. - Хорошо, успокойся. Следующий вопрос… Как ты оказался здесь? – это то, о чём Луи постоянно думал, и это зашло слишком далеко, чтобы подождать ещё немного. Лицо Гарри превращается в камень, но у него есть трещины, и через них Луи понимает, что Гарри испуган, очень испуган, но всё ещё красив. - Я воспользуюсь пятой поправкой из-за этого вопроса, - наконец говорит Гарри, выговаривая слова так, словно они очень много весят. Луи сжимает его плечо с облегчением, так, как тонущий человек хватается за бакен, за трость, держащую его на плаву. - Я думал, пятой поправкой пользуются в Америке? - Разве ты не должен быть внутри, умник? – отвечает Гарри, и шатен вздыхает. Без какого-либо намёка на понимание и без собственного намерения, снаружи у Гарри стало его самым безопасным местом. - Это расследование отложено. Мы продолжим завтра, - говорит Луи, забирая чашку из слабой хватки Гарри, и вставая ногами на тротуар. - Это супер юридический способ сказать «пока»? – спрашивает мальчик, немного наклоняя голову. Луи был неправ; когда Гарри надел шапку ранее, он не спрятал под неё все волосы. Он оставил несколько кудряшек, которые обрамляют его лицо. - Конечно, - говорит Луи, открывая дверь. Когда он поднимает глаза от кассы позже, Гарри и его спальный мешок исчезли (он дает Луи очень хорошую идею относительно того, какой вопрос он должен задать завтра).День девятнадцатый: мокко и имбирный кекс (с имбирной глазурью и кусочками имбиря)
- Не бойся, свет твоей жизни только что пришёл, - говорит Луи, выходя из двери кафе и почти сбивая с ног женщину, которая не выглядит счастливой видеть его. – Это было удачно. Почти пролил кофе на свою рубашку. - Твоя рубашка чёрная, - указывает Гарри мягким и тихим, как самый любимый домашний джемпер, голосом. - Даже в чёрном ты бы увидел, эм, немного другой оттенок на футболке. - Вау. Не знал, что работа в кофейне была для тебя таким поучительным культурным опытом, - говорит мальчик в ложном почтении, и Луи по-королевски наклоняет свою голову. - Конечно, ты не мог знать. Все из нас были отобраны из лучших университетов, чтобы работать здесь, - отвечает Луи, передавая чашку и кекс и потирая свои руки, прежде чем забраться под одеяло рядом с Гарри. – Не думай, что я забыл. Мы продолжим наши расследование жизней друг друга, и начнём мы сейчас же. - Мфгф, - говорит Гарри, потому что он самый лучший из возможных гениев с полным ртом пирога. - По вчерашнему сценарию, следующий вопрос должен был спросить ты, но… Я не хочу отказываться от такой возможности, - говорит Луи, доставая руку из-под одеяла и протягивая указательный палец, чтобы украсть немного глазури, затем слизывая ее. Гарри смотрит на него прищуренными глазами, а затем прижимает кекс ближе к себе, чтобы Луи не смог до него дотянуться. - Начинай говорить, - всё, что шатен слышит. Нос Гарри розовый из-за холода, почти такой же розовый, как и его губы (которые покрыты трещинками). - Хорошо, - начинает Луи, прежде чем вздыхает. Эта штука «вопрос-ответ» намного труднее, когда действительно нужно спросить. – Любимый цвет? - Синий, - отвечает Гарри, пристально смотря на шатена. Луи взволнован из-за этого взгляда, ну, иногда (очень часто). Он словно пытается пробраться сквозь кожу и кости до души Луи. Голубоглазому этого не требуется, потому что сам Гарри – открытая книга, когда не избегает какого-нибудь вопроса. - А мой – красный, - счастливо говорит Луи, сильнее кутаясь в одеяло. Он здесь в течении лишь пятнадцати минут, и он привык есть после работы, но это не означает, что он готов мёрзнуть. Очевидно, вы привыкаете к холоду, если находитесь на нём довольно долго. - Любимые цветы? – это точно не тот вопрос, на который Луи думал, что будет отвечать, особенно когда всё, что он спрашивал сам, было «за какую футбольную команду ты болеешь?" и это не было вопросом, над которым нужно было задумываться. - Эм, розы? – спрашивает он, даже при том, что, как предполагается, должен отвечать. – Твои? - Гарри, который одобрил его ответ с особенно невпечатленным взглядом, откашлялся. - Я отвечу, что георгины. Они прекрасны, но их не выращивают в Англии. Мне нравятся незабудки из-за их имени. - О, - восклицает Луи, потому что он не знает многого о цветах. Вообще. – Итак. Следующий вопрос – любимое время года. - Весна, - говорит Гарри вдохновленным тоном, который говорит Луи, что мальчик очень серьёзно подходит к своим ответам. – Лето переоценено, осенью многое умирает. Зима тоже хороша. Ты всегда можешь положиться на зиму, - он посылает Луи его (он правда должен запатентовать его, ну правда) я-обдумываю-очень-важные-мысли взгляд. - Зима хороша. Новый год, новое начало, горячий шоколад и холод, морозящий твою задницу, - соглашается шатен, и Гарри угукает, думая над вопросом. Если он спросит Луи о его любимом виде бабочек, Луи точно не будет знать, что делать. - Ты веришь в Бога? – спрашивает он, и, ну, в общем, это не то, что Луи ожидал. Полный неожиданностей Гарри. - Я верю в… Я… Я не знаю, во что я верю, - говорит Луи, и его язык заплетается. Его действительно никогда раньше не спрашивали, во что он верит, потому что он не похож на человека, кто будет отвечать на такие вопросы. – Я предполагаю, что там наверху что-то или кто-то есть, а может, и нет, - Гарри кивает, руками обхватывая чашку, и пар обволакивает его лицо. Даже этот пар, кажется, поражён им. - Я не собираюсь есть тебя, Луи. У меня у самого не было точного мнения до, ээм, недавнего времени, - говорит мальчик, смеясь так мягко, что толчок воздуха из его рта создал рябь на поверхности его напитка. Пар отклоняется в сторону, чтобы затем вновь направиться к лицу Гарри. - Тогда каково твоё мнение сейчас, Мистер трудных вопросов? - Кто-то должен спросить их, - говорит Гарри, приподнимая уголок своего рта в изогнутой улыбке (он такой красивый, что на него тяжело смотреть, он словно огонь, словно сияющая звезда, единственная вспышка небытия, и Луи любит это, и он не знает, как закончить это предложение, потому что у него слишком много мыслей в голове). – Я верю в то, что… Я не хочу говорить, что принадлежу какой-либо религии, если честно, а честность – хорошая вещь, да? Справедливо, что у религий есть вещи, с которыми можно согласиться, а с которыми нельзя. Так что я не знаю, кому принадлежу я. Я верю в Бога, да. Где-нибудь там Бог есть. Я не знаю, создал ли он мир или что бы то ни было из вещей в Библии. Возможно, он организовал Большой взрыв? Я правда не знаю. Но загробная жизнь есть. Я должен полагать, что так, а иначе, не знаю, всё кажется таким коротким и… - Гарри прерывается, чтобы глубоко вздохнуть и сделать глоток мокко перед продолжением. Луи и забыл, насколько сильно он любит слушать голос Гарри, похожий на тот звук, когда ты трёшь две палки, чтобы создать огонь. – бессмысленным. В общем – Бог - да, загробная жизнь - да. Я не знаю насчёт рая и небес, всё же. Не могу сказать, что будет раем для меня. Луи пытается сконцентрировать свои мысли, полностью сосредоточиваясь на словах, которые говорит мальчик, и сгибает пальцы, вытягивая их, чтобы указать вверх. - Что-нибудь ещё? – тонко замечает Луи, и Гарри хихикает. - Что насчёт ангелов? - Я думаю, ангелы существуют, - тихо говорит Луи, смотря на Гарри и замечая бледно-розовый цвет на его щеках. Ему, наверно, ошеломляюще холодно. - Ну я, наверное, тоже. Возможно, они не играют на арфе, у них нет белых пушистых крыльев, но кто-то должен присматривать за нами, правильно? - Луи принимает решение не отвечать, потому что а) он не был уверен, было ли это риторическим вопросом или нет и б) он не уверен, согласен ли и сможет ли удержать себя от фразы «возможно, нет, и мы совсем одни». - Ангелы, ха? – говорит он вместо этого, и Гарри улыбается улыбкой, которая освещает его лицо, как лучи солнца, которые пытаются пробраться под кожу. - Аллилуйя, - говорит Гарри, откусывая кусочек кекса. Часть глазури остаётся в углу его рта, и для Луи может так легко наклониться и слизать её. Но он не делает этого. - Аллилуйя, - повторяет он. (Так или иначе, это становится чем-то, что Луи просто принимает к существованию Гарри, и никогда больше не задаётся этим вопросом).День двадцать четвёртый: кофе с молоком (без сахара) и глазированный пончик
- Ты попробовал все наши горячие напитки, и я уверен, что ты чертовски не хочешь холодные. Поэтому мы сделаем полный оборот, и ты примешь от меня то же, что я принёс в первый день. Не то, чтобы ты заказывал мне что-то. О, Боже, заклей мне рот или ещё что-нибудь. Сделай себе одолжение. Гарри, прищурившись, смотрит на Луи и улыбается вместо «спасибо». Его сердце словно пронзают тысячи булавок, и его грудь кровоточит. - Ты и правда не имеешь понятия, - бормочет мальчик, и Луи не знает, предполагалось ли ему услышать это, так что он опускается вниз и залазит под одеяло. - Разве ты не собираешься произносить речь, в которой восхваляешь меня? Где говоришь, насколько обожаешь меня и так далее? – спрашивает Луи, когда единственной вещью в воздухе остаётся зимний ветер. - Кто сказал, что что-нибудь из этого правда? – всё, что он говорит, но этого достаточно, чтобы Луи скорчил лицо и начал симулировать ужас. - И я верил, Гарри, что всё это время был кем-то особенным для тебя. Ты вводил меня в заблуждение с самой первой нашей встречи, ты, негодяй? - Естественно, это всё было только ради бесплатного кофе, - соглашается Гарри, делая глоток, чтобы подтвердить свои слова. - Как ты это делаешь? – с интересом спрашивает Луи, потому что они виделись уже двадцать четыре дня, которые пролетели, как двадцать четыре года. - Ты, возможно, должен объясниться более обширно, Луи, - чётко говорит Гарри, и Луи думает, что это абсолютно захватывает его дух. - Как не обжигаешь язык, когда пьешь так быстро, - бросает он, делая паузы между словами. - О, это. Эмм, когда пьешь его, задерживай вдох и не выпуская, пока не глотнешь. Не знаю, для меня это работает. - Возможно, я действительно устроился не на ту работу, - выдыхает Луи, нетерпеливо смотря на Гарри, поскольку он пьёт свой кофе. - Тогда теперь ты признаешься в моем прекрасном разуме в важных вопросах? – спрашивает Гарри, и Луи поднимает бровь. Он готов сказать ему комплимент, всегда был, но он хочет, чтобы Гарри поборолся за него. - Интеллект – нет. Знание странных и иногда полезных фактов – да. Гарри увядает, как обезвоженный цветок; он выпячивает губу и раскрывает глаза: - Если ты скажешь это, я придумаю речь о том, как я люблю тебя, - обещает Гарри, и живот Луи делает эту странную вещь, когда он, кажется, завязывает узел в течение секунды. Он не сказал те слова, он знает, что не сделал, он кропотливо и осторожно выбрал те, чтобы можно было остаться нейтральным, а Гарри… Гарри просто продолжает сбивать каждый барьер, который возвёл Луи, словно они – простые иллюзии. - Ты должен поработать над ней так или иначе, - говорит Луи через неподвижные губы. Он надеется, что Гарри приравняет это к холоду. - Тогда это единственное предложение, которое ты получишь, забирай или уходи, - отвечает мальчик, и навыки Луи по чтению по глазам теперь немногим лучше, и пусть губы Гарри сжаты в плотную линию, его глаза улыбаются. - Тогда я беру его, - фыркает Луи. Может, в нём зарождён холод. – Но я легко могу тебя заменить. И я смогу сделать это, чтобы ты знал. На самом деле, здесь есть отличный парень, который только-только начал работать здесь, и он думает, что я бессмертен и прилетел из космоса. - Он так не думает, - утверждает Гарри, качая головой, откусывая пончик и засовывая его в рот. - Не могу быть уверенным в этом, но он казался вполне верящим в эту историю. Я прирождённый актёр, возможно, я снялся бы в широкоформатном фильме, - хвастается Луи, но он, конечно, лжёт. - Кто приносил бы мне кофе тогда? – спрашивает мальчик, смотря на Луи своими гребанными огромными глазами, которые кажутся чёрными. Пока ты не можешь разглядеть зелёный цвет. - И правда, Гарри.* "Начало" (Inception) - научно-фантастический триллер Кристофера Нолана, основанный на идее осознанных сновидений. ** Галаго - http://www.apus.ru/im.xp/050054057050049050053049.jpg *** Армия спасения (The Salvation Army) - международная религиозная и благотворительная организация. Организация оказывает нуждающимся социальной, медицинской, консультативной, моральной и иной поддержки, включая предоставление материальной помощи в чрезвычайных ситуациях. Армия спасения содержит столовые для нищих, ночлежные дома для бездомных, молодёжные клубы. " Большой взрыв - общепринятая космологическая модель, описывающая раннее развитие Вселенной.