«Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня», — А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»
ДЖЕЙМЕ Что-что, а письмо — это последнее, чего ожидал Джейме из Королевской гавани. Кому могло прийти в голову написать Цареубийце? Может, Серсея? Но о чём ей писать и зачем так рисковать, если письмо попадёт не в те руки? От пергамента пахло лечебными травами и едва уловимо… яблоками и корицей? Нет, должно быть, ему чудится. Ланнистер развернул письмо, написанное дрожащим, но достаточно аккуратным почерком. Кое-где виднелись случайные чернильные пятна. Да, это явно не Серсея. Её почерк ровный, твёрдый, каллиграфический и без художественно поставленных пятен то там, то тут. Пробежавшись взглядом по первым строкам письма, Джейме сразу понял, кто автор, что подтвердило его подозрения и вместе с тем поразило до глубины души. Однако довольную улыбку мужчина всё же скрыть не смог, хотя причин для её появления не было. «Сюрпри-из! Не ждали, что я Вам напишу, сир Джейме? Признаюсь, я тоже не ожидала, потому что совсем не собиралась этого делать. Но так сложились обстоятельства, что мне необходимо было написать Вам». Мужчина чуть нахмурился и сел, чтобы продолжить чтение письма, которое обещало быть серьёзным. Ну или хотелось в это верить. Смоун из тех, кто любит поразглагольствовать, прямо как Тирион, однако редко когда она снимала закаменевшую маску ехидства и показывала себя с новой настоящей стороны. «К тому же, если быть честной, хочется просто кому-нибудь выговориться, уже без разницы, кому, лишь бы не держать всё это себе, но здесь, в этой проклятой Королевской гавани, совсем не с кем поговорить, ведь никто не хочет и не может понять меня. Я чувствую себя лишней и чужой, а некоторые всем своим видом пытаются в этом убедить и себя, и меня, и всех вокруг, что им иногда действительно удаётся. К сожалению, к челяди Старков это тоже относится: иногда они шугаются меня, словно я прокажённая. Весьма иронично, не правда ли?» Эти слова словно плетью ударили Джейме. Он не чувствовал того, что чувствовала сейчас Смоун, потому что у него была Серсея, которая всегда была с ним. Она была его частью, его недостающей половиной. Сестра была ему и другом, и любовью, и надежным хранителем тайн, и тем, кто поймёт и поддержит — она была для него всем. У Сильвии такого человека нет. Ланнистер отогнал навязчивое наваждение, которое шептало, что у Смоун нет такого человека по его вине. Он тогда отдал приказ. Однако чувство вины недолго мучило мужчину: в конце концов, кто мог знать, что всё так выйдет? И ему ли переживать за жизнь какой-то служанки? А за положение во дворце второй? Но Джейме это всё равно беспокоило, потому что шёпот за его спиной никогда не смолкал. Цареубийца. Клятвопреступник. Человек без чести. Возможно, он был слишком нежен ко всему этому, как и сказал ему отец, но жить столько лет под давлением этих разговоров за спиной… Такого и врагу не пожелаешь. А Сильвия не была ему даже врагом. «Я действительно начинаю всё чаще и чаще ловить на себе косые, «незаметные» и презрительные взгляды; слышу лживый шепот за спиной. Эта последняя радость в никчёмных жизнях сплетников никак не заинтересовала бы меня, если бы она не обросла такими подробностями, что в дрожь бросает. Между прочим, из этого могла бы выйти прекрасная история о любви, страсти, предательстве и — вы будете смеяться — каком-то сомнительном долге неизвестно перед кем. Он безумно любил её, а она была верна своим покровителям, и наоборот. Правда во всех версиях Ваша сестрица предстаёт далеко не в лучшем свете. Ну, кроме той версии, где мы плетём заговоры против всех». Джейме едва усмехнулся, живо представляя весь этот ворох романтических небылиц, но усмешка быстро сползла с его лица, когда он представил, как на эти сплетни отреагирует Серсея. Она всегда была выше всего этого, научилась игнорировать жалких сплетников или обращать их слова в свою пользу. Но всё, что касалось Сильвии, невероятно бесило сестру, неизвестно по какой причине. Ревность? Неужели она могла ревновать Джейме к девчонке Старков? Или Серсея просто ненавидела эту невысокую зазнайку, которую никто не научил держать язык за зубами. Сильвия была сущим ребёнком, иногда наивным и безрассудным, в котором все видели уже взрослого человека, готового отвечать за свои поступки. Но она не готова. «Именно по всем этим причинам слуги Ланнистеров (извините, сир Джейме, но кто бы сомневался?) и Баратеонов тихо ненавидят мою скромную и незаметную персону. А те, кого я раньше могла назвать друзьями и товарищами, начинают избегать меня, как я уже писала выше. Стоило бы волноваться об этом — в Королевской гавани не выжить без друзей, но… Как будто есть те, кому нужны такие друзья. Я бы даже назвала их всех жалкими и никчёмными, если бы сама не была жалкой и никчёмной. Именно нынешнее положение никем не понятого изгоя (как романтично звучит, а!) дало возможность понять главное: мне не хватает Вашего общества, сир Джейме. Без Вас здесь стало пусто, не с кем поговорить, поэтому меня ещё больше злит Ваша стычка с лордом Эддардом. Неужели Вы действительно этого хотели? Неужели довольны результатом? Я — нет. Мне теперь совсем некого доставать». Джейме едва подавил острое желание разорвать письмо в клочья. Только служанка его ещё не отчитывала за это! Только ленивый в его семье не подумал, как он виноват, что не убил Неда Старка, но Смоун… Нет, кажется, она писала не об этом. Он вновь перечитал два последних абзаца. Сильвия осуждала его, Золотого Льва Ланнистеров, за то, что… он оставил её? Это же абсурд! Хотя нет, подождите, она ещё пишет, что ей теперь издеваться не над кем. Тогда всё понятно, это в стиле Смоун. И только когда с почти оскорбительной и чересчур фамильярной частью письма было покончено, Джейме вспомнил о сентиментальной. И давно Сильвия начала причислять себя к «жалким и никчёмным»? Она скорее неугомонная и раздражающая. Но это… это на неё не похоже. Или очередная игра? С Ланнистером Смоун никогда не открывалась полностью, так зачем ей делать это сейчас? «Однако, если поразмышлять, то доставать я бы могла и обитателей Красного замка, с ними даже стараться бы не пришлось. Жаль только, что здешние неженки слишком остро реагируют на мою болтовню. А кто-то просто демонстративно игнорирует, что куда лучше угроз отрезать язык. Фальшивый мезальянс вышел мне боком в самом неожиданном месте, с чем я всё никак не могу смириться. Хотя всё это, если честно, нисколько не печалит: с ними всё равно говорить не о чем. Однако уверена, что моё житьё-бытьё для Вас на самом деле не представляет никакого интереса, сир Джейме. Сейчас Вы, вероятно, жаждете узнать, как там ваша любимая сестрица. Так вот, доношу до Вашего сведения, что она жива и здорова и, кажется, очень хочет меня убить. Хотя нет, не кажется. Конечно, в этом исключительно моя вина, но всё равно грустно, потому что смерть в мои планы не входила». Удивлён ли он? Нет, конечно. Это было более чем предсказуемо. Правда, Джейме ставил на то, что нечто подобное он прочтёт в начале письма, а не ближе к середине. Что ж, растёт девушка. Растёт. Ему хотелось бы узнать о Серсее больше. Что с ней? Как она? Если судить по письму Смоун, то достаточно неплохо. Вероятно, вновь страдает бессонницей из-за одной маленькой надоедливой чернавки. Но каково истинное положение дел? Только он, Джейме, мог почувствовать тончайшие изменения настроения сестры. Только он мог помочь ей. Только он, и никто другой. Нет, ему нужно поскорее закончить с этой проклятой войной и возвращаться к ней в столицу. А Утёс Кастерли подождёт до тех пор, пока они вдвоём не вернутся туда, свободные от тяжёлого бремени и участи прятаться и скрывать их связь. Нет, они въедут в родной дом рука об руку, как победители. Осталось только победить. «В мои планы, если честно, ничего не входило, кроме скорейшего возвращения в Винтерфелл. Хочу вернуться туда и наесться яблок до отвала, их всё равно только я там и ем. Сир Джейме, а Вы когда-нибудь хотели вернуться в Утёс Кастерли и навсегда запереться от всего мира, чтобы не слышать того, что говорят у Вас за спиной? Если нет, то я завидую ещё и вашей выдержке. Потому что… это действительно тяжело». На мгновение Джейме подумалось, что Смоун смогла угадать ход его мыслей с удивительной точностью. Стоило ему подумать о возвращении в Утёс Кастерли, как она о нём тут же поинтересовалась. Однако Сильвия смотрела на это с другой, мрачной стороны, о которой мужчина даже не желал думать. Ланнистеру не понравилось то, что девушка действительно хочет бежать в Винтерфелл. Она не шутила о своём намерении, и это было видно. Хотя подобное поведение было несвойственно и странно для Сильвии. Похоже, чья-то чаша терпения переполнилась, и Джейме даже знал, чья. «Однако я не думаю, что Вам интересно читать мои душевные излияния, поэтому перехожу сразу к делу, которое вынудило меня взять в руки так ненавистное мне перо и родить это несчастное письмо. Недавно мне приснился необычный кошмар. Его необычность заключалась в Вас. Да, там были Вы, сир Джейме. А я, помня наш инцидент со всеми этими иными и одинаковыми кошмарами, решила как можно скорее написать Вам. В том сне ещё была иная, жуткий лес, куча снега и леденящего душу ужаса. Однако там Вы спасли меня… Без преувеличения три раза: отбив у иной, забрав с собой в лес и… и ещё один раз. Спасибо Вам. Я не сразу признала это, но всё же приятно было вновь увидеть Вас, пусть и во сне. Видели ли Вы этот сон, сир Джейме? Или я окончательно сошла с ума? Так или иначе, я Вам всё равно благодарна, что не бросили меня после всего того, что я наговорила… Всё на эмоциях! Честное слово, на эмоциях! Не знаю, что бы было, если бы Вас не было тогда в моём кошмаре. Эти сны… Для меня они теперь еще страшнее и опаснее». Джейме вновь и вновь пробегал глазами по этим строкам, отказываясь верить. То место, куда во сне он вогнал кинжал по самую рукоять, неприятно заныло, словно в подтверждение слов Сильвии. Мужчина до последнего надеялся, что всё это неправда, и гнал от себя даже мысль о том, что этот кошмар такой же, как тогда, в Винтерфелле. Нет, кажется, худшие его опасения подтвердились. Никакого разумного объяснения этим сновидениям Джейме не видел, но в глубине души боялся их повторения. А Смоун, кажется, как-то говорила, что из ночи в ночь они преследуют её. Наверное, это действительно тяжело… И больно. Эта боль была настоящей, и он по-настоящему умирал — это ощущение ни с чем не спутать. Липкое отчаяние обволакивало вместе с дрёмой, уступая место лишь невыносимой боли от раны. Однако ещё ярче он запомнил с ненавистью смотревшие на него аквамариновые глаза и тонкие дрожащие руки, так отчаянно зажимающие кровоточащую рану плащом. Он, наверное, тоже был рад видеть Сильвию. Хотя его больше устроила бы встреча за бокалом вина. Всё приятнее мертвецов и витающей над мрачным лесом обречённости. Однако что значили слова Смоун о том, что сны стали для неё куда опаснее, Джейме не понимал. Он также не мог понять, стоит ли ему беспокоиться за Сильвию и бояться появления той странной, но чертовски пугающей девушки. «Я помню, что однажды нам уже снился один и тот же кошмар, поэтому и пишу Вам. Да и Вы вроде как более всех осведомлены об этой иной и не сочтёте меня сумасшедшей, потому что видели то же, что и я. Не всё, конечно, но достаточно для того, чтобы поверить. В ту же ночь, когда приснился этот кошмар, ко мне пришла иная наяву. Перепугалась я тогда знатно, зато узнала много нового. Не могу сказать, что это хорошие новости, зато это хоть немного прояснило столь запутанную ситуацию со всеми этими иными и прочей мерзостью, которая категорически против того, чтобы я спокойно жила, не вздрагивая от подозрительных шорохов в тёмной комнате. Так вот, эта иная перед тем, как в очередной раз попытаться убить меня, решила рассказать мне историю своего «рождения». И знаете, лучше бы она этого не делала. Оставаться в неведении мне нравилось куда больше, потому что правда оказалась просто ужасной. Эта иная — плод моего воображения, который приобрёл физическую форму. А её появление связано с тем, что я постоянно её боялась и даже верила в существование этой твари. Кажется, она меня из-за этого очень ненавидит и хочет убить. И даже не думайте довольно ухмыляться! Вас она ненавидит не меньше». Но Джейме и не думал ухмыляться. Ужас цепкими щупальцами вгрызся в грудь, где бешено колотилось сердце. Наверное, поверить в существование этого безумного кровожадного монстра было ещё тяжелее, чем убить короля Эйриса, пусть и не стоит сравнивать. И что же теперь? Эта «иная», как Смоун нравится её называть, пойдёт убивать всех направо и налево с армией мёртвых, как в леденящих душу легендах, или сначала явится по его душу? Оба варианта, если честно, Ланнистеру совсем не нравились. Наверное, он бы хотел винить во всём Сильвию, раз это её плод воображения (во что поверить было ещё сложнее), но никак не мог. Сейчас Джейме было лишь жаль девушку. Она была один на один со своими страхами, пыталась бороться, но с этим ужасом невозможно бороться — он сжирает изнутри. Джейме хотел бы обвинить Смоун во всём этом, но сейчас он смог лишь бессильно ударить по жалобно скрипнувшему походному столу и на секунду прикрыть глаза. Хотелось бы верить, что эта тварь не прикончит ночью во сне ни его, ни Сильвию. Однако такими бесплодными и наивными надеждами Ланнистер себя не кормил. Сейчас у него осталось лишь глухое беспокойство и гложущее волнение. «Хотя действительно смешно, что пишу я именно Вам, но отчего-то у меня есть непоколебимая уверенность в том, что Вы поймёте. Больше просто некому. Доверять остальным — безумие, потому что они все только и ждут удобного случая, чтобы предать. Прошу Вас, не игнорируйте это письмо, сир Джейме. Ответьте хоть что-нибудь, только честно. Даже если Вы назовёте сумасшедшей дурой, я буду Вам благодарна, потому что это даст уверенность в моей неправоте. Да и тема, затронутая в последних абзацах, как ни крути, куда важнее нашей взаимной неприязни. Буду очень вам благодарна,Сильвия Смоун».
Джейме потребовалось время, чтобы прийти в себя после этого письма. С одной стороны, он был рад, но с другой… Лучше бы Смоун не писала ему, потому что теперь только это и занимало его мысли. Каждое движение, каждый шорох, каждый дружный хохот в разных концах лагеря, каждое дуновение ветра — всё сейчас казалось подозрительным и опасным. Однако в то же время Ланнистер понимал важность этого письма, был благодарен и даже немного рад, ведь если подумать, ему тоже не хватало Сильвии. Не то, чтобы очень, но она была единственной, которая принимала его (пусть ради своей выгоды) и видела все его стороны. Особенно те тёмные, которые Джейме так старательно прятал ото всех. Тяжело признаться, но даже Серсея не видела в своём брате той мрачной глубины, которую разглядела обычная чернавка, к несчастью самого Джейме. От возлюбленной он прятал все свои переживания и сомнения, а от Смоун не стал. Не стал, потому что тоже разглядел в ней бездну. Не стал, потому что тоже видел в ней непонятого и заблудившегося человека. И сейчас мужчина был лишь благодарен Сильвии за то, что она разгадала его. Может, не полностью. Может, лишь поверхностно. Но это уже было хоть что-то. Джейме всего лишь хотел, чтобы его поняли. Ну, ещё он хотел поскорее вернуться в Королевскую гавань, чтобы сорвать с Серсеи платье и жадно впиться в её нежные губы, но это уже немного другая история, которая касается лишь их с сестрой. А пока нужно написать Смоун ответное письмо.