Главное — верность

      — Расскажи мне о себе, — после недолгой паузы, во время которой Раф приходила в себя, попросила Хюррем.       — Сколько тебе лет? Откуда ты?       — Шестнадцать, Госпожа. Я жила на берегу Дуная.       — У тебя были родители? Братья, сестры?       Девушка не спешила с ответом. Воспоминания, которые она с упорством пыталась отложить в какой-нибудь самый дальний ящик своего сознания, вновь накрыли её. На её глазах выступили слёзы, но она не дала им волю.       — Да, были. Отец рыбачил, мать изготовляла посуду из глины. Но их и моего младшего брата убили во время набега татары. Больше у меня никого не осталось… — тихо сказала Раф, посмотрев на Султаншу глазами, полными слёз. Её удивило то, что она увидела на лице Госпожи боль. Она смотрела на служанку невидящим взглядом и было видно, что мыслями она была где-то далеко.       — Со мной произошло тоже самое… Я была одна. Но потом полюбила Сулеймана и родила ему детей. У меня есть семья… — рыжеволосая вновь замолчала. — Оставь меня, — вдруг вымолвила Султанша. Раф посмотрела не неё непонимающим взглядом. — Иди к Сюмбюлю. Когда переоденешься, то придешь ко мне и приступишь к службе, — голос Султанши звучал как-то сдавленно.       — Госпожа, если я Вас расстроила… Простите меня… — Раф понимала, что должна была подчиниться приказу, но оставлять Хюррем она не хотела.       — Всё хорошо, иди, — мягко, но властно сказала та. Девушка покорно склонилась в поклоне и вышла из покоев.       Голубоглазая уже не плохо ориентировалась в дворце и поэтому с легкостью нашла Сюмбюля-агу в его комнате. Он там, как обычно, ругался с Гюль-агой. Причиной ссоры стали крошки на полу. Раф это показалось нелепым поводом для споров и ссор, и она хихикнула. Два разозленных евнуха услышали это и повернули на рабыню головы.       — Эй, что тебе надо? — рявкнул Сюмбюль, грозно сверкая глазами. От этого Раф стало еще смешнее, и у неё вырвался еще один смешок.       — Прекрати смеяться и говори, зачем пришла, не то в подвале с крысами закрою, зуб даю! — скорчив недовольную гримасу, говорил главный евнух гарема.       — Дай пройти, ты, шакал вонючий! О-о-о, а не ты ли та девушка, что спасла мою Госпожу? — толкнув Сюмбюля, спросил Гюль-ага, расплываясь в улыбке.       — Да, — выдавила девушка, пытаясь не засмеяться с тех слов, которыми евнух наградил своего «друга».       — Ай-ай-ай, твоя Госпожа… Здесь твои только крошки! — прокричал Сюмбюль, указывая рукой на пол.       — Цыц, мерзавец.       — Жулик.       — Обжора ненасытный. От твоей ненасытности государство по миру пойдет, твой рот вечно в движении! Твои крошки! — ворчал Гюль-ага.       — И-и-и-и-и, — завопил главный евнух, — а твой рот как будто останавливается! Аллах тебе только рот и дал, а вот другим обделил!       — Болван!       — Молчи!       — Сам молчи! Гад ползучий!       — Закрой рот!       — Сам рот закрой!       От беззвучного смеха, который сотрясал белокурую, у девушки болел живот, а на глазах наворачивались слёзы. Она еле стояла на ногах и, казалось, позабыла, что недавно разговаривала о убитой семье.       — Что тут происходит? — внезапно появилась, будто из под земли, Нигяр Калфа. Посмотрев на бедную рабыню, которая вот-вот потеряет сознание от смеха, и на двух препирающихся евнухов, она улыбнулась.       — Гюль-ага, тебя Госпожа зовёт! — Калфа попыталась перекричать Сюмбюля, который в этот момент так сквернословил, что у Раф заболели уши, хоть она и не понимала половины слов.       — Отстань, — крикнул в ответ на все оскорбления главного Аги гарема Гюль-ага и поспешно пошел к выходу из комнаты. Около дверей он приветливо улыбнулся Раф и направился в сторону покоев Хасеки. Следом за ним, качая головой, пошла и Нигяр.       — Что тебе надо? — пробубнил Сюмбюль, пребывая в весьма скверном расположении духа.       — Ага, Хюррем Султан взяла меня в служанки и сказала, что Вы дадите мне всё необходимое, — невинно хлопая ресницами, пролепетала девушка. Тот лишь недовольно скривил лицо. — Приказала, что бы Вы дали мне все необходимое, — поправила себя золотоволосая, чуть приподняв брови.       — О Аллах, дай мне сил! — тяжко вздохнул евнух и знаком приказал следовать рабыне за собой. Он отвел её в прачечную, достал из какого-то шкафа несколько платьев.       — Выбирай.       Взгляд девушки метнулся к голубому с синими, шелковыми, полупрозрачными рукавами. Оно было простым, но в то же время довольно изящным.       — Вот это, — Раф указала пальцем на это платье, даже не взглянув на другие.       — Что ж, одевайся, — ответил Сюмбюль-ага, убирая на место другие наряды, которые, кстати, были не хуже, и вышел за дверь.       Оставшись наедине, девушка пальцами потрогала материю. «На ощупь мягкая и приятная», — подумала она. Сняв с себя прежнее «убранство» и забросив его подальше, рабыня бережно взяла новое и надела. Прохладная ткань приятно легла на кожу, а платье сидело не ней, как влитое. Раф подошла к небольшому зеркалу у стены и улыбнулась своему отражению. Её глазам голубой цвет ткани придавал большей выразительности. В голову девушки пришла мысль распустить волосы, как это делают большинство других. Так как она все время ходила с косой, её обычно прямые волосы легли ей на плечи небольшими волнами. Но результатом служанка была недовольна. Она взяла несколько передних прядей волос и, соединив их на затылке, заплела в небольшую косичку. «Так намного лучше» — мысленно сказала себе Раф. Бросив еще один взгляд на свое отражение, девушка поспешно вышла из прачечной. За дверьми её нетерпеливо ждал Сюмбюль-ага. Он иногда что-то бормотал, наверняка, проклятия на Гюль-агу.       — Ну наконец-то, я уже думал, что… — начал ворчать евнух, но бросив взгляд на голубоглазую, улыбнулся. — Тебе очень идёт этот цвет, Раф Хатун.       Та в ответ лишь слегка улыбнулась. Говорить сейчас ей не хотелось, сама Раф не знала, почему. Пока она и Ага шли к покоям Хюррем Султан, Сюмбюль тщательно инструктировал девушку о её обязанностях.       — И запомни: ни в коем случае не перечь Госпоже, — напутствовал он, когда дверь перед девушкой открылась. Та, не взглянув на евнуха, вошла внутрь и поклонилась Султанше.       — Госпожа, я готова нести Вам службу верой и правдой, — украдкой посмотрев на рыжеволосую, произнесла Раф.       — Рада это слышать, — произнесла Хюррем. В её голосе не отражалось ни каких эмоций, ровно как и на лице.       — Я буду требовать от тебя только одного — верности, — продолжила она с таким же непроницаемым лицом, только в глазах её играл опасный огонёк.       — Ты никому не будешь рассказывать то, что здесь услышишь, увидишь, и что сама сделаешь. Ты будешь подчиняться любому моему приказу и исполнять все мои просьбы, — закончила Султанша.       — Я только для этого сюда и пришла, — Раф сама удивилась тому, как твердо и уверенно звучал её голос.       Услышав такой ответ, рыжеволосая улыбнулась. Хасеки нравилась эта уверенность и сила в девушке. Такие качества она ценила выше всего. В этот момент дверь в покои открылась и в неё вбежал Шехзаде Джихангир. Еще на балконе Раф заметила, что с ним что-то не так, а увидев на спине у малыша горб, впала в оцепенение. На её глазах навернулись слезы. «Такой маленький…» — подумала девушка.       — Мамочка, пошли в сад, я нарву тебе букет из самых красивых цветов сада, как и обещал, — кричал он, прыгая возле матери.       — Джихангир, мой маленький Шехзаде, я устала и хочу отдохнуть, давай потом сходим, — грустно предложила Госпожа.       — Значит, я пойду сам, — задрав носик к потолку, сказал мальчик, но огорчение все-таки проскользнуло на его лице.       — Хорошо, только с тобой пойдет Раф, — улыбаясь и смотря любящим взглядом на сына, ответила Хюррем. — Отведи его в сад и проследи, чтобы всё было хорошо, — строго приказала Султанша служанке.       Та опустила голову, чтобы рыжеволосая не заметила, что её глаза полны слез, которые белокурая пыталась сдержать.       — Слушаюсь, Госпожа, — с поклоном ответила как можно более спокойным голосом рабыня и протянула руку Джихангиру. Тот неуверенно вложил в её ладонь свою, смотря на девушку зачарованным взглядом.       — Объясните мне, пожалуйста, как выйти в сад, я не знаю, — улыбаясь, нежно попросила Раф, когда двери за ними закрылись. Шехзаде лишь молча кивнул и повел её. Дойдя до массивных дверей, которые были открыты, Джихангир замешкался.       — Что-то случилось, Шехзаде? — с тревогой в голосе спросила голубоглазая.       — Все хорошо, — улыбаясь, мальчик стремительно выбежал из дворца.       Белокурая вышла за ним. Она была поражена обилием цветов, сочной зеленью и ароматами, которые витали в воздухе. Она, как и мечтала последние пару часов, вдохнула запах. Солнце светило ярко, и девушка, ослепленная им, не сразу заметила, как далеко убежал Джихангир.       — Шехзаде, подождите! — крикнула она вслед убегающему мальчику, но тот никак не отреагировал.       Раф ничего не оставалось делать, кроме как со всех ног броситься за ним. Он убежал довольно-таки далеко, несколько раз завернул между кустами цветов, будто пытаясь сбить служанку со следа. Но вдруг он остановился у очередного поворота. Голубоглазая не сбавляла скорости, боясь, что если Джихангиру вновь вздумается бежать, то она его не догонит.       — Шехзаде, куда Вы убежали? Я волновалась… — почти добежав до мальчика, рабыня увидела, что из-за поворота кто-то выходит.       Это отвлекло её, и она, не заметив лежащий у её ног камень, споткнулась. Земля начала уходить из под ног девушки, и она уже приготовилась к весьма жесткой посадке, как вдруг почувствовала чьи-то крепкие руки у себя на талии. Они подхватили её, как соломинку, и не дав упасть, прижали к своему обладателю. Белокурая, подняв голову, увидела юношеское лицо. Его глаза, в которых читалось удивление и беспокойство, смотрели в её. «Какие глаза…» — затаив дыхание, подумала Раф. Они у него были выразительного золотисто-коричневого оттенка, напоминавшего блеск янтаря, а волосы черные с коричневыми проблесками. Прямой нос, красивое очертание губ…       Голубоглазая, не дыша, чувствовала, что её голова сильно кружиться. Дыхание юноши тоже сбилось. «Наверное, он бежал, чтобы поймать меня…» — подумала девушка, теряя сознание…