12 недель

Миса. Дьяволица со светлыми хвостиками вместо рожек и стальными шпильками вместо копыт. Лайту казалось, что после того представления, что они с Рюузаки устроили в университете, она должна была от него отстать. Она догадалась (к стыду Лайта — сразу же!), что его гипотетические отношения с Рюузаки — всего лишь дешевый спектакль, и тут же отомстила. Заставила его целоваться с этим недоразумением на публике, под всеобщие визги и аплодисменты. К тому же, разве это не унизительно — продолжать клеиться к парню, который готов был даже прилюдно поцеловаться с мужиком, лишь бы с ней не встречаться? Так Лайт думал, когда Миса, в номере отеля, где на тот момент располагался штаб расследования дела Киры, перед всей командой детективов повисла на нем и спросила, когда они смогут пойти на свидание. Беда Лайта была в том, что он вечно ее недооценивал, хоть и знал, что она — превосходная актриса. И что она может проявлять недюжинную смекалку, когда ей действительно что-то нужно. — Миса, о чем ты говоришь, какие свидания? Она отступила назад, внимательно глядя на него. Лайт бы сказал даже — сценически внимательно. Затем Миса коротко оглянулась на Рюузаки и прижала ладонь ко рту. — О, Боже мой, Лайт... Неужели после всего, что он с тобой сделал, ты продолжаешь с ним встречаться? Роли поменялись. Теперь режиссером дешевого спектакля стала она. В номере повисла воистину театральная тишина. Первым предсказуемо взорвался господин Ягами. — Что?! — Папа, ты все неправильно понял... Миса тем временем демонстративно щелкнула по звену стальной цепи, соединявшей Лайта с Рюузаки, а затем положила ему руку на плечо и обманчиво проникновенно сказала: — Лайт, я все поняла. Этого не нужно стесняться. У каждого есть свои заскоки. Нет ничего страшного в том, что ты мазохист... Господь милосердный. Хуже уже быть просто не... — А у вас, милых пассивов, это вообще в порядке вещей... Могло. Твою мать. Лайт никогда в жизни так не краснел. И его в жизни так не унижали, что вполне закономерно. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Пусть в аду жарковато, но там на него хотя бы не будут осуждающе смотреть. И шокировано смотреть тоже не будут! Лайт не знал, как, но ему все же удалось успокоить отца, да и других детективов заодно. Ему совершенно не улыбалось ловить на себе косые взгляды и слышать шепотки «извращенец!» за спиной. Рюузаки, лицемер, который имел наглость называться его другом, Лайту совершенно не помогал. Как только Мису вывели из комнаты, он расхохотался. Пожалуй, это можно было назвать это истерикой — он смеялся и не мог остановиться минут пять. Хоть бы помог немного, скотина. Но в итоге Лайт все же разобрался с последствиями спектакля в постановке режиссера Амане и решил выяснить, какого черта... Зря. Лучше бы он оставался в блаженном неведении. *** Они с Рюузаки сидели на диване в комнате Мисы. Дьяволица расположилась напротив и хладнокровно подпиливала ногти, переводя взгляд с Лайта на Рюузаки, немного зловеще, с оттенком предвкушения, улыбаясь. — Скажите мне, мальчики... Вы хотите, чтобы я продолжала вас публично унижать? — Разумеется, нет. — У Лайта не хватило терпения на вежливый тон, но даже то, что он просто бурчал, а не орал на нее, можно было считать достижением. Рюузаки вытащил изо рта леденец и индифферентно пожал плечами. — Мне как-то все равно. Ты ведь скорее Лайта унижаешь, а не меня. Лайту еще никогда так сильно не хотелось его придушить. — Рюузаки! — …И ты очень смешно злишься, Лайт-кун. Лайт бы, наверное, исполнил свое желание, и великий детектив L умер бы от жестокого удушения стальной цепью, но Миса вовремя вмешалась: — Рюузаки, я просто еще не начинала над тобой работать. Ты дал всем отличную почву для определенных подозрений, посадив Лайта на цепь. Ты хочешь, чтобы я и по тебе прошлась? — Когда Рюузаки уже открыл рот, чтобы сказать что-то, наверняка содержащее слова «мне» и «наплевать», Миса подняла руку и более зловещим тоном продолжила: — Но даже если у меня не получится достать тебя таким образом, я могу просто довести Лайта до белого каления. Угадай, на кого в таком случае выльется его агрессия в первую очередь? Рюузаки заметно скис. — Да, это было бы не очень приятно. Только вот незадача: Лайт-кун уже всем рассказал, откуда растут ноги у твоих инсинуаций. Так что последующая игра на публику, пусть даже в твоем исполнении, не возымеет должного эффекта. Лайт даже почти раскаялся в том, что минуту назад хотел его убить. Нет, на самом деле Лайт никому не желал смерти, но сами мысли хотя бы помогали немного выпустить пар. Он подумал, что они победили, ведь Мисе было нечего на это возразить... Хотя, судя по ее улыбке, делать ставки было еще рано. — Это ничего не значит. У них все равно рано или поздно возникли мысли, подозрения, похожие на то, что я им преподнесла. Вы двадцать четыре часа в сутки находитесь на расстоянии не более чем двух метров друг от друга, один из вас — как раз в том возрасте, когда у парней идет спермотоксикоз, простите мне мой французский, плюс немаловажную роль играет тот факт, что Лайт не желает со мной встречаться, хотя многие мужчины убить готовы за одну только возможность сходить со мной на свидание... Лайт и Рюузаки обменялись затравленными взглядами. — Вижу, вы и сами понимаете, мальчики. Я могу мастерски испортить вам жизнь. Миса, триумфально встряхнув челкой, сложила руки на груди. — Ваши требования, Миса-сан? — поинтересовался Рюузаки. Дьяволица победила. Как бы это не вышло им боком... — Я требую одно свидание в неделю. Длительностью минимум час. И только?.. Но Миса еще не закончила. — Говоря точнее — остальным можете говорить, что это — свидания. Но на самом деле я хочу увидеть шоу. — Какого плана? — осторожно спросил Рюузаки. — Такого же, как тот спектакль, что вы устроили для меня в Тодай. Лайт сначала даже не понял просьбы. Но когда до него дошло... Они что, так хорошо сыграли? И Миса теперь хочет, чтобы они устраивали перед ней гейские оргии? При одной только мысли о подобном ужасе Лайта замутило. — Мы согласны, — мрачно ответил Рюузаки, и они покинули номер. *** — …Какое на хрен «согласны»? — вопросил Лайт, выйдя из ступора, когда они уже покинули апартаменты дьяволицы. Он взглянул L в лицо и увидел, что он... улыбается. Этот придурок улыбался во весь рот, мечтательно пялясь в пространство, какого черта?! — Какая женщина... талантливый комбинатор в кружевах... У Лайта возникло крайне жгучее желание побиться головой о стену. Рюузаки тоже выжил из ума? Был хотя бы один адекватный человек в этом сумасшедшем доме? — Очнись! Эта, как ты говоришь, шикарная женщина, хочет, чтобы мы обжимались у нее на глазах! А потом она запишет это на видео и будет пересматривать долгими зимними вечерами! Она больная! Контраргумент сразил Лайта наповал. — Твоя сестра, между прочим, тоже любит яой. — Смотреть и творить своими руками — разные вещи. — Саю-тян рисует яой, я видел сканы в ее блоге. Издевался он, что ли? — Но она не заставляет других людей его изображать! Не знаю, как ты, а я не желаю вступать в этот порно-театр одного зрителя!.. *** Наплевать Лайту было на Рюузаки, и на Мису тоже. Наверное, он был фригидным немного, как бы абсурдно это ни звучало. Он использовал поцелуи исключительно как средство манипуляции, а поскольку игры с чужими чувствами были не на той стороне его морального компаса, целовался он нечасто. Секс у Лайта был один раз, и, что характерно, не по его инициативе. Не впечатлило. Если уж говорить совсем откровенно — ему просто не понравилось. Грязно, топорно, негигиенично. Пошло, в конце концов. Ямамото — единственный, с кем он поделился своим разочарованием — сказал, что Лайт просто не нашел ту самую. Лайт же просто не представлял себе человека, с которым бы ему захотелось вот так «в грязи поваляться». Романтика для него была игрой, которую он не особенно любил, но в которой в силу обстоятельств весьма преуспел. Что же, можно сказать, что он уже играл на публику, и тогда зрителями были его девушки. Рюузаки тоже, один раз (хотя тогда Лайт, конечно, переборщил). Так что, фактически в спектаклях для Мисы не было ничего такого, чего Лайт бы уже не делал. Однако… У игры Строгой Госпожи Мисы были свои плюсы. Теперь не Лайт себя заставлял, а его заставляют. Теперь в игре отсутствовал элемент церебрального мазохизма. А еще... Лайту нравилось, что он мог откровенно сказать: это лишь игра. Ему не нужно придумывать для нее красивые сравнения и эвфемизмы. Это был всего лишь спектакль. И ему нравилось, что он, наконец, был абсолютно честен. В том числе и с самим собой. — Ну и что мы должны делать? — сварливо спросил Лайт у Мисы неделю спустя, наблюдая, как Рюузаки отключал камеры. Миса загадочно улыбнулась. — Для начала, повторите то, что я уже видела. А там посмотрим...