Принц Х Царевич - 4

— Не Яма-уба я, незабудка ты моя синеглазая, — призналась старушка принцу. Обоим указала сесть на лавку. — Яга я, потомственная. Вот, и диплом имею с международным патентом. Сам Великий Магистр герцог Байвернский Серапион Магнус Вельф выдал! И руку поцеловал, при всём торжественном собрании. Верно — вместо святых образов в красном углу светёлки на полочке, украшенном вышитым полотенцем и бумажными цветочками, стояла грамота, оправленная в надтреснутую рамку. На алом фоне теснённые заглавные буквы в столбик: Я, Г, А. И в три строчки расшифровка: Ясновидение, Гадание, Астрология. А ниже приписано витиеватым шрифтом по латыни: мол, выдано Рогнеде Ильгизаровне Цукеман, без малого двести лет назад. Бабка меж тем деловито уковыляла в другую комнату, из-за занавески слышалось ее бормотание и грохот разбрасываемых вещей. Кое-что даже разбилось, судя по звону. — Извините, а перемещение волшебное не практикуете? — спросил царевич, повысив голос. — Например, переправить бы нас отсюда прямиком в столицу Тридевятого царства? — Телепортацией живых объектов не занимаемся, — отрезала Дуня от порога. Руки на груди сложила, гостей разглядывала с неодобрением. Присматривала, чтобы вдруг стащить чего ни вздумали. Кот же оказался более благожелательным существом — на лавку заскочил, под локоть к принцу поднырнул, ласкаться вздумал. — Баюн, фу! — возмутилась Дунька. — Испачкаешься! Блох нахватаешься! — Брысь отсель! — шикнула на воспитанницу бабка, вернувшаяся с переговорной тарелочкой в руках, по пути рукавом пыль стирая. — Кому сказала — иди баньку затопи! — Они, что ли, ночевать останутся? — возмутилась Дуня, не подумав сдвинуться с места. — Где ж это яблочко-то? — забормотала Яга, закрутилась по светелке, оглядывая многочисленные полочки вдоль-поверху бревенчатых стен, уставленные всяческой всячиной непонятного назначения. — Кого вызывать-то будем? Войславку пропащую? — Как вы узна?.. — заикнулся Пересвет удивленно. Но Ёж, гладивший развалившегося на коленях кота, пихнул локтем в бок: — Разве еще не понял? Яга-сан мысли читать умеет. — Баюн! Еще раз артефакт утащишь — хвост откручу! — ругнулась на кота бабка. Яблочко нашлось в дальнем пыльном углу за печкой. Котище пропустил угрозу мимо ушей, блаженно растекался под ласкающей рукой, рискуя скатиться на пол. Впрочем, падать невысоко — задние лапы уже свесились до половика. — Войславу вызывать бесполезно, при ней ответного блюдечка нету! — донесся невеселый писк из-за пазухи принца. Ёж огорченно цыкнул, но делать нечего — достал расписной ларчик, поставил на стол, на вышитую скатерку перед усевшейся напротив Ягой. — И колдовство на нее наложено, глушит обнаруживающие чары, — продолжали Марья с Марфой. — Я же просил сидеть тихо и не тратить силу, — попенял Кириамэ. — Ничего себе! — восхищенно приблизилась Дуня. — Вот это ёмкость заряда! Да их заправить под завязку — сто лет уйдет! — Одна аль две аватары? — деловито уточнила Яга. — Две, — со вздохом донеслось из ларчика. — Значит, двести лет потребуется! — присвистнула Дуня. — Вот теперича и ясно, отчего вы тут застряли в беспомощном таком состоянии, — обратилась ведьма к гостям. — На помощниц понадеялись? — С мужиками вечно так! — фыркнула Дуня. — На женщин всё взвалят, а ежели что не так пойдет — так бабы же виноваты и окажутся! — Иди в баню! — шугнула воспитанницу Яга. — Сама растопится! — огрызнулась та. Пересвет давно уж приметил через окошко шевеление, происходящее во дворе: от колодца к приземистой баньке шастало туда-сюда коромысло, само по себе летало по воздуху, да еще два ведра полных тащило! И у поленницы топор сам по себе летал, бухал послушно подскакивавшие чурбаки на полешки, которые опять-таки сами по себе кто в поленницу складывались, а кто в баньку же поспешал. Из трубы уж валил густой дым. — Сжечь мне имение вздумала? — хлопнула по столу хозяйка. Воспитанница сделала одолжение, с измученным выдохом ушла следить за хозяйством. — Коней к козе не ставь! — крикнула вслед Яга, высунувшись за дверь. — Вымахают разом — сарай разворотят! Ты их определи лучше… Указания бабки никто слушать не собирался. — Какие еще кони? — донеслось пренебрежительное. — Твои оборванцы пешком пришли! Где ты видела… А-а!! — разнеслось по двору изумленно-умиленное, аж топор на миг завис в замахе, а коромысло вёдра на землю плюхнуло, расплескав лужу. — Какие хорошенькие!! Маленькие!! Миленькие!! Коняшки!!.. Покачав головой, Яга закрыла дверь и вернулась к тарелочке. Обговорив сложившееся положение, — которое и так уж было известно Яге благодаря умению читать мысли, — решили связаться с царским теремом. Ответила Василиса Никитична. Увидев младшего сына и любимца-зятя, царица обрадовалась, быстро утёрла слезы с покрасневших припухших глаз. Четко и ясно изложила последние новости, не тратя времени на пустые охи и жалобы: мол, не всё так ужасно, как могло бы быть. Светополк напал на след похитителя, как только — так сразу поедет с дружиной брать. Ясмин, преследовавшая негодяя по пятам, нашла способ связаться со старшим царевичем и обозначить точные координаты. По словам Шеморханки, переданным через Светополка, с Войславой всё в порядке, жива и здорова, хотя зла, как сто кикимор, и рвется в бой. Так что цесаревич держит ситуацию под контролем и младшую сестру в самом скором времени из плена вызволит, а похитителя возьмет для пыток с допросами. — Вы-то где сами? — всхлипнула, не удержалась, царица. — Да? Где они болтаются, бездельники? — сунулась из-за спины свекрови Забава. Пересвет запнулся с ответом — оглянулся на Ягу, заглядывавшую в тарелочку через его плечо. — В Ибирском ханстве, — подсказала бабка. — Ибирское ханство обширное, — резонно уточнила Василиса Никитична. — Ну хоть ближе к северу аль к югу? — Да ровнёхонько посрединочке, — сказала Яга. — А не в заповедных ли лесах? — Забава беспардонно оттеснила от тарелочки царицу. — Уж не в тех ли краях, куда жар-птицы зимовать прилетают? — Ну, слышал про этих птиц от молодильной яблони, что с того? — не взял в толк Пересвет. — Правда, что ли? — раскричалась Забава. — Матушка! У них там жар-птицы и молодильные яблоки! А они сидят и глазами хлопают!! Матушка, скажите вы им! Помните, вчера вечером сказительницу слушали? Помните ли, про волшебных птичек рассказывала? — Да… Неужто впрямь такие птицы водятся? — смешалась царица. Не птичками у нее голова была занята. — Да вы что! — разорялась Светополкова супруга. — Да если они нам такую птицу добудут, мы с неё такую выгоду возьмем! — О чем ты вообще?! — потребовал объяснений Пересвет. Забава верещать перестала на удивление послушно, изъяснила мысль доходчиво и связно. Оказалось, есть такие птицы волшебные, от которых нестерпимый жар и свет яркий исходит. Перья у них дороже золота ценятся. А яйца — вообще цены не имеют, ибо редкость невозможная. И потому такие они драгоценные, что имеют способность омолаживать человека, возвращать юность и здоровье. А некоторые легенды утверждают — что и вообще из мертвых поднять могут! Ну, это, конечно, при соблюдении определенных ритуалов. А корысть Забава предлагала простую: раз уж занесла нелегкая в заповедные края — грех не воспользоваться случаем! Пусть раздобудут Пересвет с Ёжиком птичку, а лучше две. Одну — для Василисы Никитичны и Берендея Ивановича. Дома в клетку золотую определят — пускай песни чирикает, светится красиво да благотворно на всех влияет! А вторую — продадут Хунь-Юаню. Кадайский император ведь глубокий старикашка. А за такие дары старикашки готовы на любые уступки согласиться! Международные экономические переговоры сразу на другой лад пойдут. И яблочки молодильные в хозяйстве завсегда пригодятся — да и хоть бы даже на компот! — Дело говоришь, красавица, — одобрила Яга. — Подскажу, как птиц изловить, не велика задача. — А как же Войслава? — заикнулся Пересвет. — Не твоя то проблема! — отрезала Забава. — Иль брату старшему не доверяешь?! Наследнику царской короны?! Думаешь, без тебя, такого храброго, не справится? Много ты возомнил о себе в последнее время!.. Василиса Никитична на невестку шикнула — не хватало еще при посторонних через тарелочки рассориться. На том и порешили: судьбу Войславы доверить Светополку, а Пересвету — на охоту за жар-птицей отправиться, во благо всего Тридевятого царства, Тридесятого государства. По словам Яги, ранее завтрашнего обеда идти расставлять ловушки смысла не было. Со спокойной душой переночуют, благо места в избушке довольно, отдохнут… Но первым делом — марш в баню! Мол, на свои перины в таком неблаговидном виде бабка гостей не пустит. — Да не тревожьтесь вы за своих коней! — отмахнулась Яга на робкое замечание царевича. — Не сегодня, так завтра вернутся в нормальное состояние. И вещички все ваши тоже. А пока найдём, во что вас нарядить, чистенькое! Бабка зашарила по сундукам, стоявшим вдоль стенки, по очереди открывая окованные подржавевшим железом крышки. А Пересвет поёжился: перед внутренним взором замаячил, как неизбежное, штопанный сарафан с заплатками… Ведьма пробормотала непонятную тарабарщину — и довольно потёрла ладошки, взирая на содержимое объемистого сундука. Подозвала царевича. Тот заглянул — изумился. Внешне сундук был ведьмин, но внутри — его! Тот самый, что в тереме родном в спальне стоял под окошком. — Вот, подштанники с начёсом бери, снег же выпал, теплее одеваться надо, — бормотала бабка, без стеснения зарывшись в вещи. — Ух, какой кафтан! — вытащила приглянувшуюся одежку и Дунька, успевшая тишком вернуться. — Положь на место, — веско изрекла Яга. — В парадном по болотам шастать будет, что ли? Нагрузив растерявшегося царевича необходимыми вещами, Яга закрыла сундук. Поводила над крышкой руками, пошептала — и открыла снова. Внутри всё изменилось. Теперь там лежали наряды нихонского принца. От разноцветных шелков и богатой вышивки Дуня пришла в безмолвный восторг, граничащий со священным трепетом. Трогать даже постеснялась, в отличие от бабки. — А говорили, что перемещением не владеете! — напомнил Пересвет. — Так нельзя ли будет через этот сундук в терем переправиться? — Отчего ж нельзя? — проворчала старушенция. — Вот открою вам ход в ледник под кухней царской, загружу в сундук — и найдут ваши хладные трупики удивленные кухарки. Только, думаю, зря это всё будет. — Ч-что? — не понял Пересвет. — Ну, сам посуди! Какой в вас толк? Ни супа не сварить, ни на жаркое пустить! Одна кожа да кости, — пояснила Яга, пряча усмешку. — Так что потерпишь, погоди домой рваться. — Я ж сказала — живое не перемещаем! — напомнила непонятливому царевичу Дуня. Яга же добралась до спрятанного на самом дне ларца с иноземными снадобьями и противоядиями: — Батюшки! Богатство-то какое! Редкость-то! Вот эта скляночка бы мне пригодилась! — Прошу, берите на здоровье, — улыбнулся Кириамэ. — Хоть этой мелочью вас отблагодарить за гостеприимство. — Премного благодарна, — поклонилась без шуток Яга. — Тогда уж позволь и этот флакончик возьму. И вот этот. И тот. — Будьте любезны, примите в знак признательности, — поклонился в ответ Ёж. — А от меня возьми, касатик, не побрезгуй… Сейчас-сейчас… — Яга, звеня выбранными склянками, отошла к дальней полочке, суетливо взялась искать ответный дар. — Ой, а это что? — воспользовавшись временной свободой, ухватилась за красивую лаковую коробочку Дуня. — Вот сразу видно, что ни разу в приличном обществе не бывала! — проворчала ведьма, вернувшаяся с большим пузырьком, наполненным непрозрачной красноватой жидкостью. — Тушь это для ресниц! — Кого тушить? Ресницы? Зачем? — усомнилась в здравомыслии хозяйки воспитанница. Кириамэ смутился, украдкой бросил взгляд на царевича, который благоразумно сделал вид, будто ничего не слышал, так как всецело занят игрой с разнежившимся, разлегшимся вдоль всей лавки котом. (Конечно, Пересвет прекрасно знал, что первое время после свадьбы принцу трудно было расстаться со старыми привычками. Но зачем признаваться в осведомленности, лишний раз ставить в неловкое положение? Тем более давно муж излишне прихорашиваться бросил, проникнувшись простотой нравов, бытовавших в царском семействе.) — Да затем, чтобы глазами стрелять без промаха и сражать красотою наповал! — пояснила бабка. — Вот, василёк, возьми, — зашептала Яга, заставив принца пригнуться к себе, вручила пузырёк со снадобьем. — В скором времени пригодится! Запомни твердо: как только увидишь, что губы синеют, под глазами фиолетовые синяки разливаются, ногти на руках позеленели, а уши белые и ледяные — не медли! Вливай это средство по чайной ложке каждые четверть часа. Этим не вылечишь, но на сутки хватит продержаться, пока противоядие будет вариться. Запомнил? Ёширо подробности неприятного пророчества выспрашивать не осмелился, просто кивнул. А то, что это было пророчество — сомнений не возникло, к сожалению. Яга запрятала свой подарок на дно сундука. — Ой, а краски-то у тебя сколько! — воскликнула бабка в голос. — Неужто и седину закрашивает? — Как видите, — машинально кивнул Ёширо. Полученное предсказание не удивило его особо. Затаившиеся в тереме тайные враги были способны и на такой радикальный шаг, без сомнения. Но к кому оно относилось? Явно не к нему самому. И это его пугало не на шутку. Он-то был к ядам приучен, но если отравить задумают кого-то из царского семейства — покушение легким расстройством не обойдется… — Не надо тебе столько, скоро бросишь это дело, — решила Яга и забрала две черные хрустальные бутылки из трех. — А я вот попробую. Ох, помолодею, похорошею!.. Так, а вот шапку возьми-ка. Снег, холодрыга! Уши надо прикрывать, не то шерстью зарастут. Она пихнула в руки принцу шапку — по всему видно, только недавно пошитую по указанию Василисы Никитичны ввиду наступающей зимы: оторочка из дымчатых собольих хвостов, верхний колпак крыт черным бархатом. А надо лбом, в меховом стыке опушки, откуда хвосты расходились по обе стороны, красовалась сапфировая брошка, украшенная узким серебристым фазаньим пером. — Спасибо, ни к чему. — Ёж собрался положить шапку назад, но Яга упрямо не позволила: — Зверские холода на носу! Ох, зверские!! Звериные, говорю! Волком взвоешь. Пересвет хмыкнул: — Не уговаривайте его даже. Он шапки на дух не переносит. Никогда в жизни не носил, даже в лютый мороз, потому что они прическу приминают. Ёж фыркнул и сопротивляться настойчивости старушки перестал. Снабженные всем необходимым, гости были отправлены, наконец, приводить себя в человеческий вид. — Нихонец выглядит каким-то больным, — заметила Дуня. — Угу. Острый недотрахит! — влепила диагноз на полном серьёзе Яга. — Это тебе не шутки. Все симптомы на лицо: бледность, апатия, уныние, упадок сил, покорность перед ударами судьбы, потускневшие волосы с секущимися кончиками. Фатальное разочарование, отягощенное склонностью к смертельному исходу. Самое опасное — избирательная близорукость по отношению к возбудителю. — Как это? — Дальше собственного носа не видит. Упирается в негативном восприятии, отрицая очевидное. — А это заразно? — Не боись, к тебе не пристанет! — легкомысленно заявила Яга, расставляя склянки на самой верхней полочке. — Надо же, какая редкостная болячка, — заинтересовалась ведьмина ученица. — Я о таких в лечебниках даже не читала. — О таком в книжках не пишут, запрещено цензурой. — А как же лечить? Есть какие-то средства? — Поможет исключительно строгий постельный режим и внимательный уход в лице возбудителя. — Да разве так только хуже не сделается? С возбудителем болезни — в одной спальне запереть! Ты что-то путаешь? Они ж тогда оба помереть могут! — Ну, оно конечно есть вероятность, ежели доведут себя до крайнего истощения в процессе лечения… Э, да хватит мне зубы заговаривать! Давай собирай на стол! Гостей кормить надо! Откармливать даже, а то совсем отощали, пощупать не за что. — Тьфу, ты их еще и щупать собралась? — Чисто из профессиональных лекарских интересов! Не выставляй меня чудовищем! — Тебя выставлять не надо, сама репутацию блюдёшь, — проворчала Дуня. — Людоедка беззубая. * * * Оставив повеселевшую Василису Никитичну в компании охающих и ахающих мамок-нянек, Забава сбежала, заперлась в укромном чуланчике. По маленькому круглому зеркальцу связалась с мужем: — Дорогуша, а из молодильных яблочек варенье получится? — Надо попробовать, — лениво растягивая слова отозвался Светополк. — Как всё прошло? — Как по маслу! — самодовольно заявила Забава. — Я оттараторила слово в слово, как ты велел! — Молодец, душенька, умница, — похвалил старший царевич. — Дорогуша, а если жар-птицу в яблоках молодильных запечь? — не унималась Забава. — Потом, сладкая моя, после обсудим, — отмахнулся Светополк. — Погоди! — удержала его на связи жена. — А как ты вообще узнал, что они там очутятся? — Ну, я ж у тебя умный, — оскалился в зеркальце наследник царской короны. — Это да, — согласилась, расплывшись во влюбленной улыбке, Забава. Чмокнула зеркальце, но в кружочке полированного серебра уж отразилось ее собственное лицо. Хорошая вещица это зеркальце, пусть и сделано в Кадае. Но не безделушка грошовая, как прочий кадайский мусор, сразу видно: каменья на рамке, на гладкой стороне ни царапинки, на ручке узоры золоченые. Светополк спрятал своё зеркальце за кушак — и вошел в кабинет к царю. — Батя, хорошие вести! — оглушил отца с порога. Берендей Иванович замер с поднятой рюмкой, забыл чокнуться с дядькой Патрикеем. — Что, Войславку нашли? — осипшим от волнения голосом спросил батюшка. — Нет. — Светополк уселся в кресло напротив письменного стола, закинул на столешницу сапоги. — Мелкие обнаружились. — Что, Пересвет Войславку отыскал? — опять промахнулся в предположении царь. — Нет, — спокойно возразил цесаревич. — Я их, наоборот, отправил подальше. Чтобы в дело не лезли и дров не наломали. Они ведь мальчишки, зелены еще! В хитростях стратегии хреново разбираются. Вот и пускай едут себе, жар-птицу добудут. — Верно, — поддакнул Патрикей Дормидонтович. Чокнулся рюмашкой с царевой чаркой, опрокинул в себя, утер рукавом усы. — Горячие они у нас, причем оба. А в таких делах с плеча рубить нельзя, кабы хуже не вышло. Царь покачал головой, тоже выпил. — Я матери наплел, будто бы Ясминка со мной связалась, — продолжал Светополк уверенно. — Чтобы волновалась поменьше. — Верно, верно рассуждаешь, — поддакнул дядька Патрикей. — С женщинами только так: меньше знают — здоровее нервы будут у нас. — А как же нам быть?.. — пожевал бородой Берендей Иванович. — Я думаю, так надо поступить… — Цесаревич ноги со стола снял, придвинулся, деловито наклонился вперед. — Зачем похитителей искать черте где, если они сами себя должны обнаружить с минуты на минуту? Надо похитителей на золото ловить. Как только свяжутся и условия выставят, я сам переговоры поведу. Выведаю у них всю подноготную, приманю деньгами. Только, батя, мне не мешайте дело делать как надо, ясно? За сохранность казны, которую мне доверите для выкупа, отвечу лично. И Войславку в обиду не дам, сами понимаете. — Пусть будет по-твоему, — согласился царь. — Бери дело в свои руки. Лучше тебя никто не справится. Светополк поднялся, кивнул дядьке Патрикею. И вышел из кабинета с самым решительным видом. — Ох-хо, — выдохнул Берендей Иванович. — Годы, видать, у нас с тобой, Патрикей, не те стали. Раньше я б этих нехристей поганых — ух! — Он сжал руку в кулак. — А теперь, похоже, пора дела молодым передавать. Засиделся я на троне. Корону Светополку отдам, пусть он царством правит. Ну, а я подскажу, если совета попросит. — Молодежь нынче шустрая да смелая, — пожал плечами первый министр. — Советов не спросят — сами управятся. Нашуруют делов от всей души! * * * — А что вы? Идите оба сразу! Оба ж мальчишки, чего вам стесняться друг дружку? А банька не тесная у меня, развернетесь вдвоем-то! Спинку друг дружке потрёте. Бесхитростное предложение Яги и острый взгляд насмешливых глаз смутили обоих до временной потери речи. А раз оба не возражают — тут и говорить не о чем! Разговор окончен, мол, поторапливайтесь, не заставляйте хозяек ждать за накрытым столом. — Иди первым? — заикнулся Пересвет в предбанничке. — А я… потом… погодя… — Пошли, — отрывисто сказал мрачный Ёж. — Не дева невинная, не застесняюсь. Или тебе со мной противно будет? — Ты что, нет… — замямлил царевич. И верно, что тут эдакого? Подумаешь, проблема! Вчера вообще что было, вспомнить стыдно!.. И всё же Пересвет зажмурился, случайно взглянув в его сторону в тот самый момент, когда шнурок с волос последним из всей одежды был брошен на лавку… Сам в штанине запутался, чуть не рухнул. В парилке оказалось сумрачно. Лишь светились красными огоньками две черепушки, прилаженные под низким потолком. Но Пересвету было уж на эти страшилки наплевать. Кириамэ старательно не смотрел в его сторону. Пересвет не мог не коситься на него, хотя чуть не обварился кипятком пару раз. Ругал себя мысленно последними словами, клял на чем свет стоит, пытался честно сосредоточиться на мыле-мочалке-бадейках-лоханках… А глаза сами собой искали узкую спину с черными полосами прилипших мокрых прядей. Когда тот быстро вымыл голову, умастил волосы маслянистым снадобьем, — тем самым, две бутылки которого присвоила себе бабка в качестве презента, — и завязал хвост узлом на затылке… Пересвет вспотел под мыльной пеной. Принялся с удвоенной силой тереть себя жесткой лыковой мочалкой, до горения в коже — а всё равно не смог заставить себя глаз отвести. Блестящая от воды гладкая кожа, такая же белая, как хлопья пены… Тонкое, стройное, однако ничуть не похожее на девичье тело… Девчонки ведь мягкие, рыхлые. А у Ёжика под тонкой кожей мускулы играют. Без одежды он куда мужественней выглядит, даже удивительно. Настоящий мечник! Или вернее — гулящий кот, из тех, что целыми днями на воробьев охотятся. Из тех, у которых живот к спине поджался, потому что подачек на кухнях не просят, а под шелковой шерсткой — сплошное твердокаменное упрямство. Да, тощий. Наклоняется — на ребра-позвонки смотреть боязно! Да, далеко принцу до маханувшего в ширину плечистого Пересвета. За эти полгода царевич сам себя в зеркале узнавать перестал — откуда только взялись на руках-плечах бугрящиеся узлы мышц, откуда кубики на животе появились? Верно, чаще мужа на руках носить надо — сильнее сам сделается!.. Теперь уж не получилось бы так запросто нарядить Пересвета «царевной», неправдоподобно смотрелось бы на нем подвенечное кимоно… А вот принца, похоже, никогда не поздно будет в корсеты-кринолины запаковывать. Всё на нём ладно сидеть будет. Даже жаль, что он снова себе что-то черное и невзрачное переодеться выбрал. Впрочем, глупости какие в голову лезут — не в кимоно же по чащам разгуливать! Но если честно самому себе признаться, Пересвет по ярким шелкам на муже уже соскучился… — Может быть, поторопишься? — произнес вдруг Ёж. — Прекратишь на меня пялиться, быстрее домоешься. — Я и не смотрю! Очень надо, — отшутился Пересвет. В доказательство успевшей подсохнуть мочалкой зашуровал с удвоенной силой. Как же, поверил ему принц. Оглянулся через плечо — мрачным тяжелым взглядом пригвоздил. — Ну, подумаешь, — в оправдание проворчал Пересвет. — Интересно же, как это ты со своими волосьями управляешься. Тебе ж тут пять служанок надо! Одна водой поливает, вторая полощет, третья намыливает, четвертая… э… — Помолчи, а? — Засмущался? Давай спинку потру? — Обойдусь. — Кипяточка добавить? — Не надо. — Давай полью прямо из бадьи, чего ковшиком черпать будешь? — Если ты закончил, можешь подождать снаружи, — огрызнулся Ёж. — Я еще только начал. Какой же ты Ёжик? Рычать, как волк научился, — обиженно надул губы царевич. Но через минуту опять не выдержал: — А что у тебя в той бутылочке? Пахнет приятно! Бальзам для волос, да? Чтобы блестели ярче? Росли гуще? Дай тоже попробовать, не вредничай! — Тебе черный цвет не пойдет, — сказал со вздохом принц. — Ч… чего? — опешил Пересвет. — Черный?.. Ты хочешь сказать… Это краска, что ли? У тебя на самом деле грива не такого цвета? Правда?! Кириамэ ответил не сразу. Что ж, рано или поздно это должно было открыться. Невозможно всю жизнь скрывать такое от человека, с которым делишь дни и ночи. Какой позор — пользоваться окрашивающим бальзамом на глазах у любопытного супруга! Но пусть сейчас и не лучший момент, тянуть дальше принц больше не мог. Сколько времени уже не выпадало ему удобного случая подкраситься — пока по западным королевствам путешествовали, потом у дракона в подземелье застряли… За волосами следить не было никакой возможности. Еще одна помывка — и всё! Полиняет сивыми прядями, как облезлая кошка. А ходить в подобном виде — несравненно большее унижение. Пересвет и без того начал что-то замечать. Вон, еще тогда в трактире, в тюрильской столице, ляпнул, мол, у принца волосы посерели. Пусть это и звучало как шутка, но что-то ведь заставило его сказать именно это! Значит, уже тогда были заметны плохо прокрашенные пряди… И почему только царевич настолько помешан на смоляных косах?! Принц тщательно взвесил каждое свое слово: — Я родился с черными волосами. У меня брови, ресницы черные. Если я сойду с ума и решу отпустить усы и бороду — они тоже будут черными. Разве этого не достаточно для тебя в качестве доказательства того, что теперь я выгляжу так, как и должен выглядеть? — Э… Ну… — замямлил царевич. Плеснул в лицо холодненькой водой. — Нет. Если не хочешь, ничего больше не говори. Черные — так черные. Пересвет постарался выгнать эту мысль из головы. Ерунда! Он ничего не слышал, ни о чем не спрашивал. Вот же — черный, длинный, безумно красивый каскад! Тот самый, от которого царевич уж, считай, полгода с ума сходит. Грезит, путая мечту и сон с явью… — Подумаешь… — пробурчал царевич спустя минуту-другую размышлений. — Наверняка у тебя просто волосы с коричневым оттенком. Кошки же вон тоже, если на солнышке разглядеть — даже самая черная будет коричневой отливать! А ты согласен исключительно на идеальный оттенок воронова крыла с синевой, верно? Кириамэ промолчал. — Уж рыжих нихонцев на свете точно не бывает, — с уверенностью продолжил Пересвет вслух, рассуждениями успокаивая самого себя. — Или золотистых блондинов. Или… Ёж чертыхнулся, зашипел. — Чего? — обернулся царевич. — Бетцу-ни, — буркнул тот. — Мыло в глаза попало. [ничего] Пересвет, не долго сомневаясь, подхватил полную бадейку теплой чистой водицы — подошел и вылил мужу на голову. Оглушенный внезапным потоком, тот медленно поднял голову. Руками развел прилипшие к лицу пряди. Молча поглядел на стоявшего перед ним царевича. Пересвет брякнул бадейку на пол. Покраснел. Дернулся за мочалкой, чтобы прикрыться. Но не заметил кусочек мыла, упавший на залитый водой пол — наступил пяткой, ноги нелепо разъехались… Грохнулся бы, как последний олух, но Ёжик помог равновесие сохранить, за плечи удержал. — Спас… Спасибо… — пробормотал Пересвет. Ладони принца были непривычно горячими. Вечно-то ледяные… Царевич поднял неловко руки, чтобы… В ответ на плечи положить? На талию? Ощутить скользкую гладкость мокрой кожи? Зачем, черт возьми?! Кириамэ мягко оттолкнул его. Лицо рукой прикрыл, исподлобья сверкнул сердитыми глазищами: — Спасибо за воду, — произнес гнусовато, будто нос вдруг заложило насморком. — Я уже достаточно отмылся. Подожду тебя снаружи. — С тобой всё нормально? — встревожился царевич. — Перегрелся? Но принц помахал отрицательно рукой — и спешно юркнул за дверь. В предбаннике Кириамэ прислонился спиной к захлопнутой двери. Отнял руку от лица, поглядел на заляпанную кровью ладонь. Надо же — именно в это момент! Ну что за нихонское национальное проклятье — чуть что, кровь носом хлещет? У кадайцев вот не хлещет, только если по носу предварительно вдарить хорошенько кулаком… Лишнее напоминание, что он здесь чужой, пришелец на этой земле. Даже смешно. В предбаннике он оказался не один. Коромысло деловито подцепляло крючковатым концом оставленную грязную одежду и раскладывало по разным лоханкам для стирки — светлое в одну сторону, темное в другую. Ёширо быстро вытерся большим полотенцем с вышитыми крестиком петушками. Кровь всё еще текла, и одеваться, запрокинув голову вверх, было не очень-то удобно… Забрал из-под коромыслова крючка свой кафтан, нашел в кармане платок. Не успел толком волосы второй раз отжать — рассердившееся коромысло отобрало полотенце, тоже в лоханку запихнуло. Усмехнувшись, принц вышел из баньки на свежий воздух. Похоже, Пересвет совершенно к нему привык. Раздеть, пока крепко спит? Отчего бы нет. Поцеловать, чтобы подбодрить? Жалко, что ли! В обнимку, обнаженные и мокрые — это ж баня, что здесь особенного? Ёжик, продолжая зажимать нос двумя пальцами пониже переносицы, негромко рассмеялся, глядя в низкое, совсем уж ночное небо. Царевичу всё равно. Его дружба и доброта не отрицают поцелуев. Смех оборвался — пришлось срочно заглянуть в уборную будку, стоявшую неподалеку, у самого забора, чтобы отплеваться от ржаво-солоноватого вкуса… Неужели ему совершенно безразлично, что для Кириамэ это не так? Неужели Пересвет настолько слеп? Нет, не может быть. Он знает, он понимает, что… Но продолжает с щедрым равнодушием ранить в самое сердце. — Угорел, немочь болезная? — услышал Ёж голосок Дуни, когда уж вышел и к забору прислонился, пытаясь унять головокружение. Девчушка встала рядом, поглядела хмуро. — Запарился, бедолага? Он промолчал. А что отвечать? Ученица ведьмы махнула пробегавшему мимо ведру подойти, из кармашка передника достала чистую тряпицу — намочила в ледяной колодезной воде, протянула принцу. — Возьми, приложи холодненькое, — сказала просто, без подколок. — А то уж платок весь закровянил. — Спасибо. — Это всё твой недотрахит неизлечимый, да? — спросила Дуня почти сочувствующе. Кириамэ глаза распахнул, возразить не сразу нашелся: — Откуда… ты таких слов нахваталась? — А что такого? — насупилась девчонка. — Яга разные болезни лечить умеет. Даже такие, о которых в лечебниках цензура писать запрещает. Она сама мне рассказала. — А, вот оно что… Яга-сан, значит? — усмехнулся Ёж. Шмыгнул носом. От приложенного холода вроде полегчало. — Пересвету не говори, что видела. — Не мое дело, — пожала плечами девчонка. — Извини! Заждался? — в облаке пара из баньки явился скорый на помине царевич. Встрёпанный, кафтан нараспашку, косоворотку застегивал на ходу. Управился, как смог быстро: трижды ожегся, пока торопился кое-как ополоснуться, поскользнулся дважды, чуть с намыленными волосами в предбанник не выскочил — пришлось вернуться, в бадейку голову сунуть, потом еле откашлялся. С коромыслом поругался за полотенце, едва подштанники не порвал, пока на мокрое тело натягивал… — Ты как? Дайджёба, дэс-ка? [в порядке?] Но Ёж ушел от дружески протянутой руки, платок незаметно спрятал. — Нечего тут разговоры разговаривать, простынете. Лечить потом вас придется, — проворчала Дуня. Небрежным кивком велела идти в дом.