***
Пересвет не просто так просидел у матери в покоях до вечера. С умыслом чаи гонял: присматривался, прислушивался, размышлял. Если за минувшее немалое время Войславе и Ясмин не удалось вычислить предателей, хоть они, по словам Шеморханки, перевернули терем вверх дном и облазили от чердаков до подвалов, — значит, следовало приступить к поискам с другого конца. Искать не улику, а человека. «Кому выгодно!» — так это называли в умных книжках, написанных на латыни. Стоило прислушаться к советам почивших мудрецов. Тем более ничего другого умного Пересвету в голову не приходило. А сидеть сложа руки и просто ждать — совсем не по душе. Конечно, можно было бы попросить матушку устроить допрос для придворных барынь и прочего населения терема. Однако во-первых, царевич не знал, известно ли родителям о том, что у них по дому разгуливает некий злыдень-лицемер, поджидающий удачного момента для следующей каверзы. Насколько Пересвет мог судить, царь с царицей обвиняли в похищении дочери неизвестного злопыхателя, живущего где-то в столице — то есть рядом, но не настолько близко, чтобы из-за его присутствия потерять сон. Пересвет был не вполне уверен в своих логических умопостроениях, но родительский сон показался ему дороже подозрений, которых нечем было покамест подкрепить. Поэтому он решил, что не позволит матушке волноваться об этом раньше времени, не даст ей учинить суматоху среди свиты — и тем самым не спугнет излишним шумом таинственного негодяя, не заставит залечь в тину еще глубже. Пересвет просто попивал чай, грыз баранки, прислушивался к болтовне боярынь, присматривался к ним, прищуривая то левый глаз, то правый. И прикидывал, нет ли среди них (либо среди их мужей или другой родни) тех, кому было бы выгодно отдать родину на поругание супостату. Таковых что-то не находилось. Или он смотрел плохо. Или что-то ускользало от его внимания. Устав от слушания праздных разговорчиков, Пересвет стал сам исподволь выспрашивать, не случалось ли в тереме за время его отсутствия чего подозрительного или необычного. (Ведь, если мыслить логически, вражина не вдруг решил: а не похитить ли ему Войславку? Какая-то работа предварительная была же им произведена? Хоть как-то он, гад, пошебуршался, пошевелился, тараканьи свои усы высунул наружу?) В общем, царевич просто проявил любопытство, интересовался о том, о сём, о некоторых. Ничего ведь удивительного в том, что он хочет знать, что делалось в родном доме, верно? Боярыни тему охотно подхватили — нагрузили его высочество множеством новостей с истекшим сроком годности, перемыли косточки друг дружке и отсутствующим. Даже пересчитали всем миром, сколько дворцовых кошек окотилось за эту осень. К сожалению, ничего из груза сих бесполезных знаний Пересвету не показалось ни подозрительным, ни полезным. Вернулся он в свои покои с шумом в голове. Очень хотелось взять мужа в охапку — и завалиться вместе с ним спать… В покоях Кириамэ нашелся в неожиданном месте — сбоку от софы, на толстом ковре, в окружении разнокалиберных пестрых подушек. Надоело ему, видите ли, валяться в постели — захотелось по обычаю родины на полу посидеть. Делом, видите ли, решил заняться — полировал новенькую катану! Пересвет скользнул взглядом по остальным пяти клинкам, разложенным на ковре отдельно от ножен. Два набора, сверкают безукоризненным зеркальным блеском в золотистом сиянии трепещущих свечей. Чего их полировать-то? Да еще столь трепетно! Пересвет смешливо фыркнул: Ёжик кончиком катаны указал ему сесть на подушки напротив, а сам при этом не вынул зачем-то зажатый в губах, сложенный вдвое листок тончайшей рисовой бумаги. Ну, вот что это за обычай такой странный — бумагу мусолить, пока пуховкой на тоненькой палочке постукиваешь по длине клинка? — Я не знал, что у вас не только лицо полагается пудрить, но и катану, — хихикнул Пересвет. Принц ответил коротким несогласным «м», не оценив шутку. Он просто снимал излишек масла с новых, еще ни разу не использованных клинков, что тут непонятного! — Скучал без меня? — спросил Пересвет, пересев к мужу поближе, обвив рукой за пояс. Тот попытался отодвинуться, снова отрывисто мыкнул, нахмурив брови, ясно давая понять, чтобы не мешался. — Что ты говоришь, я не расслышал? — мурлыкнул царевич. Своевольно выдернул бумагу, а едва Ёж возмущенно рот открыл — Пересвет слова не дал молвить, приник с жарким поцелуем. Кириамэ удивился. Застигнутый врасплох — ответил с не меньшей страстью. Но опомнился и, отложив пуховку, отпихнул мужа ладонью в грудь: — Ты не видишь, у меня клинок в руках?! А ты!.. — А я от дела отвлекаю, — сокрушенно вздохнул Пересвет. Кротко сел рядышком, как положено, на пятки, смиренно положил руки на колени. Принялся разглядывать разложенные на ковре клинки и ножны. Ёширо помедлил чуть, настороженно покосившись на мужа. Однако посягательств больше не последовало, и он решил сменить гнев на милость. — Прости, я не отдал тебе их сразу, — повинился принц. — Хотел представить во всем блеске. Брат прислал это нам в качестве личного подарка на свадьбу. Тебе какие больше нравятся? Выбирай. Пересвет не спешил брать мечи в руки. Отличались они лишь цветом кожи на ножнах и шнура, оплетающего рукояти: красный набор и черный. Уточнил с подозрительностью: — На свадьбу? То есть один набор для невесты и один для жениха? Ёширо не ответил, смотрел выжидающе. — То есть, — Пересвет спросил в лоб: — Одна катана сделана для женщины, а вторая для мужчины? Ты предлагаешь мне угадать? Ёжик прикрыл рот рукой, хихикнул. Вот вредина же! — Если я выберу ту, что для женщины, то займу место жены? — предположил Пересвет, закипая. — А ты, стало быть, будешь мужем? Кириамэ взглянул еще разок на недоумевающего царевича — и заржал уже в голос. — Я не прав, что ли? — понял Пересвет. — И то, и другое сделано для мужчин, не сомневайся, — смахнув слезинку, ответил принц. Пересвет насупился еще больше: — Ты хочешь сказать, что твоему брату известно, на ком ты на самом деле женился? — Конечно, — кивнул Ёж. — Поэтому подарок так запоздал. На хвостовиках клинков мастер выгравировал дату и первые знаки наших имён. — Как сентиментально, — из вредности фыркнул царевич. — Так которые тебе больше нравятся? Царевич вздохнул. И взялся за рукоять, искусно оплетенную красным шнуром. Следовательно, черные достались Кириамэ — подходит в тон полюбившимся ему в последнее время темным нарядам. Ёширо улыбнулся. Пока Пересвет, держась обеими руками за рукоять, пускал по комнате «зайчики», ловя сталью свет свечей, он вложил остальные клинки в их ножны. Достал перевязь для мечей — ремешки и хитро соединенные петли: — Встань, пожалуйста, я покажу тебе, как правильно крепить к поясу косиатэ, — попросил Ёж. Видать, не терпелось примерить на мужа подарок. — Ремешки пропустишь под кушаком, а эти петли… Пересвет и не подумал подняться. Перебил: — Пока меня не было, Дарёна приходила? — Да, — кивнул принц, не совсем понимая, к чему клонит супруг. С возрастающим напряжением в тревожном взоре проследил, как царевич перехватил рукоять удобнее одной рукой, а вторую поднял — и ладонь приблизил к зеркальной стали, поводил над катаной. — Только, прошу, не прикасайся… — взмолился Ёширо. — Они же совсем новые… Если очень хочешь потрогать, оберни клинок бумагой или платком… — Ты, конечно же, поужинал, да? — продолжал допрос Пересвет. Подушечка указательного пальца остановилась в опасной близости — еще чуть-чуть, дрогнет рука — и на полированном зеркале останется жирный, ужасный отпечаток! — Да, конечно… — чуть слышно выдохнул Ёж. — Врешь и не краснеешь, — хмыкнул Пересвет. И с удовольствием приложил палец к прохладной стали. Кириамэ не сдержал жалобного всхлипа. — Я не хочу ужинать! — признался он, умоляюще глядя на безжалостного супруга, который меж тем приготовил следующий палец. — Но ты хотя бы в обед съел всю тарелку риса? — допытывался царевич. Ёж не сводил испуганных глаз с обесчещенного отпечатком клинка. — Да, разумеется, — пролепетал он. И зажмурился болезненно, так как муж-деспот, не поверив, влепил еще один жирный след. — Да, я не стал! Не хочу я, понимаешь? Не хочу! — Воину не пристало капризничать! — рявкнул Пересвет. Вернув катану принцу, (который бережно принял ее, точно раненую птицу, с безмерной скорбью взирая на отпечатки), царевич поднялся с места и прошел к двери. Оттуда пригрозил: — Я на кухню! Если не станешь со мной ужинать по-человечески, я этой же ночью не только пальцами заляпаю, но зачихаю все клинки, понял? Не побоюсь осквернить императорский дар! Уверен, твой брат, если бы знал, как ты тут привередничаешь, полностью меня поддержал бы! Тебе что принести-то? — На твой вкус, — покорно прошелестел принц. С тяжкими вздохами приступил к повторному ритуалу полирования. — Хорошо, — кивнул царевич. — Значит, мамину репку… — Нет! — вскричал принц. — Что угодно, только не ее! Я чуть-чуть попробовал… Из любопытства… — Ну, значит, пойду за индюком под сметаной, — сохраняя внешне суровую непреклонность, продолжал издеваться царевич. — Как хочешь, — горько вздохнул притесненный супруг. На его счастье, понимающие кухарки предложили царевичу аппетитную на вид, цвет и запах запеканку из пресловутого риса под желтым шафрановым соусом, прибавив к ней тушеные бобы в остро-сладком сиропе и маринованную редиску, которую гордо представили царевичу под звучным названием «дайкон доморощенный». Похоже, раззадоренные обеденным провалом боярынь, поварихи поставили себе целью придумать из риса столько разнообразных кушаний, на сколько хватит запасов крупы в городе. И преуспевала та, что летом водила дружбу с нихонским толмачом — не напрасно выпытывала рецепты, щедро подливая медовухи. Теперь дело было за малым — умело заменить экзотические ингредиенты местными продуктами. С «дайконом» у кухарок это вполне получилось — принц со вздохами съел всё, не морщась под пристальным вниманием супруга.***