***
В спальне их встретила Дарёна. Отвесила поклон царевичу, сообщила, что выполнила его поручение. Видимо, не успела уйти до их возвращения. И очень подозрительно смутилась, больше обычного. На Кириамэ глаз поднять не посмела. Быстрой мышкой юркнула за дверь, оставив их одних. Принц с недоумением проследил, как Пересвет тщательно запер дверь спальни. Даже ключ оставил в замочной скважине. Чтобы никто не вздумал подглядывать?.. Ёширо был в растерянности от непривычной суетливости муженька. На столе нашлись кувшин вина и два кубка — один пустой, второй с водой. Тарелка кремовых пирожных — для закуски? Обернувшись, принц узрел расстеленную брачную постель: взбитые перины и подушки, призывно отогнутое одеяло. Множество зажженных свечей осеняли комнату золотистым светом. Приторный запах розового масла, висящий в воздухе — как последний штрих. — И что ты задумал, позволь спросить? — уточнил на всякий случай Ёширо у зардевшегося супруга. Тот что-то сжимал в кулаке. Хотел ответить. Не решился. Поглядел пристально в глаза принца. Испытующе — самого себя испытывая на смелость… Ёж сел на край постели, улыбнулся. Что бы ни пришло в эту кудрявую русую голову, он-то всегда успеет сбежать в другую светелку и запереться там. А поиграть? Отчего бы и нет. До определенной безопасной черты — это даже мило. И приятно… Похоже, принц сглазил сам себя. Приятно в следующий момент ему не было! В руке Пересвета обнаружилась маленькая хрустальная бутылочка. Кириамэ не мог не узнать этот флакон, это проклятое зелье, подаренное царевичу сумасбродной королевной Вельфэльзена! Желудок сжался в болезненный комок только от взгляда на пузырек… А Пересвет, глупый, в одну секунду пробку вынул, зелье в себя опрокинул — и, подлетев, обрушил на супруга жадный поцелуй. При этом насильно влил в рот редкостную отраву! Разделил ровно на двоих, вероломный олух! Кириамэ скрутил приступ острой тошноты — в то же мгновение, едва ощутил на языке эту мерзость. Всё тело пронзила боль, к горлу подкатила горечь — пришлось рукой рот зажать, попытаться справиться, перетерпеть… Но не глотать эти капли поганого колдовства, жгущие нёбо, ни за что в жизни!.. — Я всё продумал! — зачастил, торопясь объясниться, Пересвет. Попытался вручить супругу кубок с водой. — Ты боишься озвереть во время близости — поэтому выпей зелье с водой, чтобы сохранить ясность рассудка. А я запью вином для храбрости — и ты сможешь делать со мной всё, что захочешь! Поверь мне! Так будет лучше всего! Самый лучший для нас выход! Невозможно же так дальше… С возмущением Кириамэ взмахом выбил кубок из его руки. Острая боль отступила, тело, кажется, слушается — надо спешить! Оттолкнув виновато ойкнувшего царевича, Ёж кинулся к двери… Черт, заперта же! Терять время с замком было нельзя, да и руки дрожали, только ключ выронит. Он вылетел в соседнюю комнату — так и есть, дверь из второй комнаты в коридор, конечно же, царевич запереть и не подумал… Слава ками-саме, к уборной каморке успел вовремя. Гадостное зелье вызвало в организме бурную реакцию — и вовсе не такую же, что в первый раз. Совсем наоборот, его просто выворачивало наизнанку в приступах тошноты. Удружил любимый… Из самых благих намерений отравил… Лучше бы сразу накормил мухоморами, хоть от тех, говорят, толк какой-то есть, польза для здоровья… Чёрррт… Где-то с полчаса желудок бунтовал со всей яростью, на какую был способен. Потом еще полчаса Ёж просто пытался придти в себя и унять дрожь в теле. Потом всё-таки прошло. Умывшись, он побрел обратно в спальню… …Чтобы застыть на пороге между комнатами, узрев царевича, сидящего ссутулившись на краю кровати и в одиночку допивающего третий кувшин наливки. Причем объемистые были кувшины! А наливка, как уже знал принц, доводилось пробовать, была далеко не слабенькая. Свалиться мертвецки пьяным царевичу не позволяло ослиное упрямство и сработавшее на нем самым правильным образом приворотное зелье. Кириамэ усмехнулся: его муженек и не помышлял ослабить действие приворота самостоятельно? Ну вот и пускай мучается с болью в оном месте! Будет ему наказание. — Ёооожиыыык! Ык… — увидел его муженек. Поставил кувшин на пол у ног, сам брякнулся на постель, на спину, раскинув руки. — Давай! Бери меня! Я весь — твооой!.. Ой… Кириамэ шагу вперед не сделал. Руки на груди сложил, залюбовался «пейзажем» под названием «одинокая башня в пустыне». Хотя на башню «это» не тянуло. Так, верстовой столбик в степи. — Нуу ты чегооо? — приподнял взлохмаченную голову Пересвет. Заныл, с трудом языком ворочая. — Ты не хочешь меня? Не любииишь? Ик… А я так старался… Ради тебя! Думал, переживал, волновался… А ты? Не хочешь… Я-то как считал: ежели не получишь меня как можно скорее, то всё одно жизнью поплатишься. По моей вине. Либо умрешь с тоски, либо зачахнешь, либо убьешься от горя. Или дашь себя убить. Или отдашься кому-нибудь сперва — а потом всё одно убьешься… — Кому это я должен отдаться? — не выдержал, подошел к кровати Ёширо. — Ну, Кролику например… — вздохнул царевич. Зажмурился, ожидая справедливой пощечины. Принцу вправду пришлось приложить усилие, чтобы не наградить муженька за откровенность подзатыльником. — Мало ли охотников… — вздохнул Пересвет горько, осторожно приоткрыл один глаз. — Тебя даже не накрашенного все мужики хотят… А я что? Я тебя защитить не могу. Даже от собственного брата. Поэтому я получаюсь хуже бабы. Понятное дело, что ты меня больше не хочешь… С обиженным ворчанием он поднялся, сел, обхватив себя руками за плечи. Стал смотреть куда-то в угол — лишь бы не на принца, не в его сторону. Несмотря на винный румянец, украсивший щеки пятнами, Пересвет всё же был очень мил. Губы припухли от зелья, заалели призывно. На ресницах пьяные слезинки мерцали, легкие, как весенний дождик. Очи с поволокой… Кириамэ усмехнулся, сел рядом. Но прощать повременил. — Бросишь меня? — уныло спросил Пересвет, продолжая пялиться в угол. — Почему? — уточнил Ёж. Ему правда было интересно, какие завихрения подняло вино в этой светлой голове. — Ты готов за меня жизнь отдать — а я, неблагодарный, боюсь тебе отдаться, — сказал он. — Боюсь, что будет больно. Или что сделаю больно тебе. Потерпеть не могу. Трус несчастный. Отец сказал, ты поэтому черным цветы рисуешь, от хандры и безысходности чувств… Принц положил руку ему на плечо, заставил повернуться, взглянуть в глаза: — Ты любишь меня? — Я ж тебе говорил, — жарко покраснев, порывисто отвернулся Пересвет. — Ты говорил это волку! Не мне, — покачал головой Кириамэ. Пересвет упрямо сжал губы. Он и без того слишком много чего сегодня сказал! Вот, сидит весь из себя открытый! Гордость царскую растоптал, ведет себя как последняя распутница… А этот еще чего-то от него требует! Привереда! То слив ему соленых подавай, то в любви не эдак признается! Пересвет решил обидеться всерьез и надолго. Насупился и губы надул. — Ты боишься за меня? — не думал отставать Ёжик. — Ты боишься, что я брошу тебя? Что я уеду? Умру? — Угу… — Поэтому только ты решил отдать мне супружеский долг? Только из-за страха и вины? Пересвет хихикнул на дурацкий каламбур, родившийся в затуманенном сознании: из-за вины — из-за вина!.. В голове было легко, думать о сложных вещах не хотелось. Он понятия не имеет, чего он сам хочет! Ну чего Ёжик у него допытывается? Брал бы, пока дают! Прямо зла на него не хватает… — Последний раз спрашиваю! — сердито пробурчал царевич. — Будешь меня брать или нет? — Нет! — отрезал Ёж. Поднялся, налил себе вина в кубок. Всё равно не захмелеет, но хотя бы привкус зелья перебить. — Почему?! — Ты пьян и не понимаешь, что несёшь. Ты не хочешь этого на самом деле. И ты меня не любишь. — Я хочу! — вскочил Пересвет, махнул рукой на свое неопровержимое доказательство. — Очень даже хочу!! И что, если пьяный? Я ж не буяню! А трезвым мне страшно! И я… — Да? — обернулся Ёж, ожидая самых важных для себя слов. Кубок задержался возле его губ, он только глоток отпил, но на губах осталась густо-бордовая, приторно-сладкая капелька, которую он машинально слизнул… Пересвет сглотнул. Сделал шаг вперед. И молчал. — Тебе только и нравятся мои волосы, — принц, не дождавшись признания, с сожалением поставил кубок на стол. — И сейчас, когда они побелели, ты лишь морочишь голову — нам обоим. Имей смелость признать, что ты ошибаешься. Я тебе не нужен. — Нужен… — выдохнул царевич. Подошел вплотную, положил горячие руки на плечи. — Не такой я извращенец, чтобы только волосы… — Именно такой, — кривовато улыбнулся принц. Оттолкнул его руки, хотел отойти. Но то ли вино, то ли зелье было виновато. То ли устал царевич его согласия ждать. Пересвет грубо схватил его за локоть — швырнул на кровать. — Опять?! — возмутился Ёж. Но Пересвет уже насел на него. Причем в руках у него оказались ножницы — Дарёна забыла, когда убиралась в покоях после занятий рукоделием. Кириамэ застыл. Да, это его муженек. Который может бормотать всё что угодно ему назло, но всё-таки без сомнений его любит. Да, он никогда не сделает ему ничего плохого, даже если будет в стельку пьян и выпьет хоть ведро дурманящих зелий. Да, его тело отзывается на каждое прикосновение к телу супруга… Но… Ёж зажмурил глаза, не в силах справиться с собой. Он слаб! Он непростительно слаб! Сперва позорная тошнота, теперь вот столбняк напал… Итак, Пересвет оседлал его колени. Ёж и не попытался выбраться из-под него, только приподнялся на локтях. Постарался улыбнуться, но знал, что вышло фальшиво. Перед самым лицом маячили ножницы… Сердце в груди гулко застучало, то и дело пропуская удар. В голове всё путалось, дыхание предательски срывалось… Нет, нельзя забывать, что над ним навис именно Пересвет. Его глупый возлюбленный… — Мне, знаешь ли, надоело, что ты меня постоянно в этом обвиняешь, — насупившись, выговорил пьяный царевич. — Да, мне нравятся черные волосы! Да, я заглядываюсь на кудри Ясмин! Вот честно тебе признаюсь — мне нравится!! Но мне совершенно наплевать, какого цвета волосы у тебя, понимаешь? — Так значит — наплевать? — попытался отшутиться принц. В горле пересохло, опять в животе узлом скрутило. Самому от себя противно и тошно… — Мне нравишься ты весь, целиком! Понял? — прошипел Пересвет, наклоняясь очень низко. Ухватил одной рукой мужа за гриву, намотал на кулак длинный хвост. А второй рукой поднял ножницы… Кириамэ не выдержал, вновь зажмурился. …Лезвия открамсывали пряди со смачно-хрустким лязгом. Очень долго. Иногда ножницы «проглатывали» волоски, щипали, больно дергали. Кириамэ не смел открывать глаза. Когда же эта пытка закончилась, Пересвет сполз с его колен, уселся на постели рядом. Ошарашено воззрился на дело своих рук. Ножницы выпали из одервеневших пальцев. Ёширо медленно и осторожно поднялся, сел на краю. Вроде бы тошнота и сердцебиение успокаиваются. Дыхание тоже постепенно выравнивается… Он завел руку за шею, поискал. Концы казались даже на ощупь неровными. И очень колючими. Но зато голове стало непривычно легко. Словно все эти годы он добровольно носил на голове гирю приличного веса… Он обернулся, взглянул через плечо: серебристые нити, пряди извилистыми лентами, змейками — лежат на лоскутном покрывале, отсвечивают снежным блеском, искрятся драгоценным шелком. Чёрт, у него вправду были очень красивые волосы. И так странно ощущать их не частью себя, а чем-то отдельным… Он нашарил сзади, ниже шеи, оставшуюся не отрезанной прядь. Нелепый неоткромсанный кусочек старой гривы? Забрав у оглушенного муженька ножницы, Ёширо без сожаления отрезал и ее. Интересно, какая теперь у него длина? Что с этими волосами делать? В хвост собирать неудобно, наверное, будет? Коротковато?.. Он не стал искать зеркало. Пока еще он боялся увидеть свое новое отражение. Всхлипнув, Пересвет сгрёб отрезанное серебро в ладонь. Стиснул в кулаке. Застонал сквозь зубы. Царевич завалился набок, потеряв сознание. Кириамэ поспешил к нему, наклонился низко, проверил сердце, прислушался к дыханию. Попробовал привести в чувство, легонько похлопав по щекам. Ответом ему был вдруг прогремевший молодецкий храп. Так неожиданно, что Ёж отпрянул. Кириамэ расхохотался. Смеялся, наверное, минуту… Стер запястьем брызнувшие слезинки, хлюпнул носом. Но всё равно это всё было очень смешно! Кажется…***