Изменить историю

      Текст клятвы, составленный Лашансом, оказался очень длинным и внушительным – имперец постарался упомянуть много нюансов и сделал предостаточно уточнений, чтобы лишить бретонку всевозможных способов обойти условия и убить меня. Несколько раз текст менялся и дорабатывался. В ходе обсуждения пленница пыталась ввести свои коррективы из личных интересов, но последнее слово, разумеется, осталось за Спикером.       Мне, как принимающей клятву стороне, тоже пришлось пролить немного собственной крови. Как только кровавое обещание было дано, Уведомитель освободил ассасинку от оков. Девушка взвилась вверх и принялась разминаться и растирать до недавнего времени перетянутую верёвками кожу.       — Можно было послабей затягивать, — тихим шёпотом возмущалась бретонка, проводя пальцем по краснеющим полоскам ссадин на запястьях. Девушка неосторожно повела плечом, поморщилась и приложила ладонь к груди в районе левой ключицы.       Не зная, чем заняться, я полезла в сумку за книгой, чтобы почитать. К сожалению, праздной художественной литературы Лашанс у себя не держал , и свою я забыла прихватить, когда меня нагло утаскивали из таверны, поэтому пришлось довольствоваться имеющимся ассортиментом книг о зачаровании, магии, ловушках, тактике боя и тому подобным кладезям знаний. К сожалению, поверхностное изучение теории без практики приносило минимум пользы.       — Не мне напоминать Душителю о непозволительном проявлении слабости, — надменно бросил не Люсьен, но Уведомитель. Он свернул витками освобождённую верёвку, зафиксировал узлом, чтобы та не распуталась, и уложил её в сумку.       — Да кто плачется? — пробубнила девушка.       Спикер посчитал данный вопрос недостойным своего внимания и продолжил более насущные дела. Выудил из алхимического мешочка зелье исцеления и швырнул его в Виралью. Бретонка уловила движение боковым зрением, извернулась и ловко поймала флакон с микстурой. Однако из-за проделанного манёвра рана была потревожена и в ответ на беспокойство одарила ассасинку новой порцией боли. Девушка, крепко сжимая бутылёк в руке, зашипела и рефлекторно прижала кулак с зельем к повреждённому участку тела. Левую руку она старалась не задействовать.       — Предупреждать же надо! — возмутилась Виралья.       — Враги тебя тоже предупреждают перед атакой? Рано Алор возвёл тебя в ранг Душителя, — хмыкнул мужчина. По довольно сверкнувшим медовым глазам Уведомителя я поняла, что он либо проверял навыки Душителя и остался доволен её быстрой реакцией и ловкостью, либо просто поиздевался над ноющей болтливой ассасинкой. Или и то, и другое сразу. Лашанс перехватил мой взгляд, ухмыльнулся чуть шире и приподнял брови.        «Похоже, кого-то будут муштровать», — подумала я, слегка улыбаясь Спикеру в ответ.       — А ты мне враг что ли? — поморщилась девушка, откупорила флакон с зельем и в считанные мгновения осушила его.       — Жалкие оправдания! Ты должна быть всегда готова к нападению. Хорошо запомни мои слова, ибо повторять не буду: никто не станет потакать тебе, как это делал Банус, — Лашанс провёл грань, жёстко отбрил все возможные протесты ассасинки и для закрепления эффекта метнул нож в удерживающую пустой флакон руку. — Тем более – Я.       Маленькая бутылочка осыпалась стеклянным градом на внушительный слой притоптанной пыли. Виралья опустила взгляд на влажно поблёскивающие тёмные осколки у своих ног и пробормотала:       — Да, Уведомитель…       Пару дней имперец присматривался к ассасинке. Ключ он, разумеется, держал при себе и не расставался с древней реликвией ни на секунду. Амулеты обаяния и красноречия возвращать бретонке так же не торопился. Мы с Виральей по большей части игнорировали присутствие друг друга – желанием наладить контакт никто из нас не горел, поэтому мы старательно избегали общения и, соответственно, возможности появления открытого конфликта. Из Лашанса голубь мира и дружбы тоже был весьма посредственным, поэтому попыток сдружить нас с бретонкой Спикер не предпринимал.       По истечении двух дней «смотрин» Люсьен основательно взялся за обучение девушки. Мою скуку немного разбавляли книги. Но то ли экземпляры печатной продукции попались слишком уж скучные, то ли я придавала слишком большое значение не касающимся чтения и лично меня вещам, но сконцентрироваться на книгах не получалось. В голове на задворках сознания роились мысли о Спикере, Виралье и их тренировках.       Я невольно завидовала бретонке: мне хотелось быть такой же спортивной, способной, иметь великолепную грацию и реакцию и… тренироваться с Лашансом. Глупая, досадная и совершенно неуместная ревность скреблась внутри, царапая сердце. Где-то рядом с ней трепыхалось смутное чувство неправильности. Я отчаянно прогоняла взбудораженное чувство собственничества, отвешивая мысленные подзатыльники Виралье себе и всячески напоминая о том, что не имела на ревность права и вообще вела себя крайне глупо.       Шёл четвёртый день обучения Душителя. Я уткнулась невидящим взглядом в страницы, усердно изображая сосредоточенное чтение, и лишь изредка бросала косые взгляды на тренирующихся ассасинов. Однако воображению, чтобы окончательно испортить мне настроение, хватило и звуков: лязг металла, ритмичные глухие удары, учащённое тяжёлое дыхание и редкие измученные стоны, шорох одежды, скрип каменной крошки, приглушённые голоса, слова в которых не разобрать и слишком громкий и игривый женский смех.       Я решительно захлопнула книгу и совсем неловко поднялась с лежака, весело похрустывая суставами. Схватила свечу и куртку, надобности в которой у меня не было, так как всего день назад мы приняли новую дозу порцию зелья противоборства холоду, и вышла.       Очутившись на улице, я затушила свечу, стряхнула горячий оплавившийся воск с неё и спрятала рыже-коричневый огарок в карман. Тяжёлые тучи закрывали собой небо и солнце, нагоняя этим тоскливую серость на заснеженные окрестности с каменными проблесками. Я огляделась и вдохнула полной грудью свежий воздух. В скалистой местности деревья были редкими обитателями. Чуть чаще встречались кустарники, разбавляющие своим тонко-деревянным присутствием хмурое безжизненное царство камня и снега. После густого Великого Леса картинка заснеженной горной пустоши казалась особенно унылой.       Я немного потопталась по короткой, проторённой нами за неделю тропинке и прислонилась к скале. Смотреть в затянутую облачной пеленой высь было приятней, чем любоваться скудной землёй, навевающей чувство безысходности. Я подняла лицо к небу и выдохнула. Облачко редкого пара сорвалось с губ вверх и быстро растворилось в кристальном вымороженном воздухе. Постояла ещё какое-то время, пытаясь разобраться в мыслях и унять чувства.       — Какая же я дура, — прикрыв глаза, произнесла я на затяжном выдохе, подчистую опустошающем лёгкие от воздуха, и снова сделала вдох.        «Мне нравится этот придурок или само чувство, возникающее от его внимания ко мне? Чёрт. Да нафиг сдалось мне всё это! Та-а-ак… сосредотачиваемся на задании. Задание ван лав. Ну ладно, и Тамриэль ещё одна лав. И всё. Не хватало мне вляпаться по самые уши в…», — мотнула головой и похлопала себя по щекам, словно пытаясь очнуться и привести во вменяемое состояние свой помутневший рассудок.       Я развернулась и ступила в тёмные своды прохода в пещеру. Зажечь свечу было нечем, поэтому пришлось морально готовиться следовать на ощупь вдоль скалы. На всякий случай я попробовала призвать магического светлячка, но магия призвала лишь дулю и не подумала откликнуться на зов чародейки с невосстановившимся резервом.       — Блин, — тихо прошипела я, споткнувшись о камень. Ступать приходилось медленно, короткими шагами, почти не отрывающимися от земли, словно прощупывая ногами поверхность отведённой для преодоления дистанции. Однако даже такие предосторожности не предотвратили падение. В ладони больно впились маленькие камешки. Когда я стала подниматься, боль безжалостно стрельнула в левой лодыжке.        «О нет, только бы не вывих! Только бы не снова», — мысленно застонала я.       Кое-как дохромала до нашей пещерной «штаб-квартиры». Первыми меня встретили уже опротивевшие за эти дни звуки слишком «близкой» тренировки. Ассасины до сих пор упражнялись в искусстве сражений. Было обидно признавать, сколь завораживающе и грациозно выглядел смертоносный танец клинков и их владельцев.       Я медленно поковыляла в сторону лежака. Имперец отразил атаку Душителя и выпрямился, переходя из защитной стойки в обычную. Лашанс заметил моё состояние. Бретонка оглянулась, поджала губы, одарила меня злорадным взглядом и повернулась обратно к учителю.       — Потренируйся пока в метании ножей. Или ознакомься с рецептом, о котором мы говорили, — имперец отправил оружие в ножны и двинулся ко мне.       Виралья с недовольной гримасой на лице поплелась к походной алхимической лаборатории.       Мне оставалось сделать считанные шаги до лежанки, и я попыталась отмахнуться от уже ненужной помощи, но Спикер проигнорировал жест протеста, бесцеремонно обхватил меня за корпус и чуть ли не волоком дотащил до шкур:       — Что случилось?       — Упала, — буркнула я, ощущая себя ещё более жалкой на фоне умницы, красавицы, спортсменки, комсомолки Виральи. К чувству боли от травмы примешалось чувство досады.       Лашанс больше не задавал вопросы, усадил меня на лежак, сам уселся напротив и потянулся к ноге. С недоверием и удивлением я косилась на осматривающего мою травмированную конечность ассасинистого доктора. Спикер убедился в отсутствии перелома и, не мудрствуя лукаво, призвал заклинание школы восстановления.       — Мы долго ещё будем сидеть здесь? — спросила я.       Приятное тепло окутало ногу, разгорячённые мурашки в кровотоке сновали, принося исцеление каждой клетке.       — Хочешь пересесть на другое место? — не преминул съязвить мужчина.       — Лашанс! — возмущённо повысила голос я. — Ты прекрасно знаешь, о чём я.       Собеседник так ничего и не ответил, предпочтя сконцентрироваться на целебных чарах. И только спустя несколько минут молчания (раздражённого – с моей стороны, и абсолютно пофигистичного – со стороны имперца) убийца отпустил мою лодыжку и выпрямился:       — Покрути ногой.       Вертя и сгибая отреставрированную исцелённую часть древнего тела, я обиженно покосилась на спину бретонки. Душитель подготавливала компоненты, дотошно сверяясь с рецептом. Неожиданно я поймала на себе лукавый медовый прищур.       Из-за ощущения, что меня застали врасплох, мысли благополучно сбились и всё, на что хватило моих интеллектуальных ресурсов в тот момент, так это глубокомысленно вопросить:       — Что? — я принялась отряхивать пыль и каменные песчинки с саднящих ладоней. И мысленно ругала себя: поведение наивного и неопытного подростка – не то, чем взрослая женщина должна противостоять Лашансу в частности и кому бы то ни было в принципе.       — Совершенствовать изначально верно заложенные навыки быстрей, чем учить кого-то с азов. Второе требует огромного количества времени, — Лашанс потянулся к моим рукам, и я рефлекторно стиснула кулаки. Спикер непреклонно разжал пальцы и приложил свои руки к моим. Между ладоней замерцало мягкое сияние школы восстановления. — У предателей нет Ключа, что даёт нам некоторую отсрочку. Но, Ситис знает, что они ещё могут предпринять за это время.        «Это он мысли читает, или у меня на лбу транскрипция?», — думала я, загипнотизированная светом, просачивающимся между наших дланей.       — Получается, нужно действовать сразу. А ты ждёшь… пока я снова смогу колдовать? — я оторвалась от удивительно умиротворяющего созерцания процесса лечения. Другой причины, почему мы выжидали ровно неделю в данной ситуации, придумать не получалось.       — Не обманывайся. Мне необходимо восстановиться после ритуала. И, пока есть пустое время, я совершенствую навыки Душителя. Её умения не соответствуют рангу, — медовый взгляд оторвался от меня и вернулся к наблюдению за нашими руками.       — И сколько тебе нужно дней на восстановление? — прищурилась я, игнорируя рассуждения о бретонке. Лашанс совсем не походил на болезного. Последние дня три так точно.       — Не твоя забота, — грубо ушёл от ответа имперец и отстранился.       — А по-моему, моя. Сколько раз я тебя лечила, — с вызывающей надменностью ответила я на грубость собеседника. Невесело усмехнулась и осмотрела исцелённые ладони, ещё горячие после лечения и смущения.       Слова благодарности за помощь уже готовы были спорхнуть с губ, но застряли в горле от реплики Уведомителя:       — Тебе не нравится Виралья. Впрочем, как и ты ей. Дело в беспокойстве или в ревности? — с загадочной хитринкой едва улыбался портрет Моны Лизы Люсьен.        «А тебе она, похоже, нравится!», — гневно завопил мой внутренний голос.       — Не твоя забота, — я скопировала имперца и поднялась на ноги. — Спасибо за помощь.       — А по-моему, моя, — визави не остался в долгу, отвечая мне моими же словами, и встал вслед за мной.       От внезапного хлопка имперец повернул голову на источник шума, а я вздрогнула и заглянула ему за плечо.       — Уведомитель, у меня не получается, — Виралья старательно размахивала ладонями, пытаясь разогнать дым болотного цвета, валящий из реторты.       Газообразное последствие неудачного алхимического опыта быстро разнеслось по пещере. В оной, к сожалению, бессовестный создатель не предусмотрел вентиляции, достойной приличной лаборатории и даже вытяжным шкафом помещение не снабдил, изверг!. Три пары глаз дружно обливались слезами, пока их владельцы поспешно эвакуировались из поражённой алхимическим оружием местности. Матерящейся и кашляющей троицей мы высыпали наружу.       — Что ты сделала?! — в перерыве между приступами кашля поинтересовался взбешённый Спикер.       — Всё по рецепту. Добавила огненной соли в состав…, — в серых глазах плескалось столько наивности, честности и раскаяния, что это казалось весьма подозрительно.       — Не огненная соль, а порошок огненного гриба! — рыкнул мужчина, и ассасинка пристыжено потупила взор.       — Мне больше интересно, когда пещера проветрится, — мрачно заметила я сиплым из-за частого сухого кашля голосом. — Люсьен, может, самое время действовать дальше? Я и без магии справлюсь, — я мягко хлопнула по ножнам висевшего на бедре кинжала.       Виралья тихо прыснула со смеху. Наверняка в глазах обученного Душителя мой жест выглядел крайне жалко и нелепо. Мечущий молнии медовый взгляд при виде памятного оружия немного смягчился.       Лашанс с беззлобной усмешкой на губах качнул головой, но милостиво оставил свои мысли при себе. Спикер бросил взгляд на задымлённую пещеру и, что-то решив, отошёл от нас. Кинжал безжалостно рассёк мужскую ладонь, а губы уже шептали неразборчивые слова. Я догадывалась о том, что должно было последовать за действиями имперца. Бретонка же с интересом первооткрывателя наблюдала за происходящим. Тёмные алые капли упали вниз и прожгли снег.       Виралья подалась вперёд:       — Что ты вызываешь, Уведомитель? — заинтригованная нетерпеливая девица хотела получить информацию здесь и сейчас.       Пока я размышляла, стоило ли говорить Душителю, что с такого расстояния, на которое она неосмотрительно подошла к месту призыва, можно получить копытом в глаз, из бурлящей тьмы, поглотившей кровь, вынырнул конь. Тенегрив не одобрил чрезмерное любопытство незнакомки и добросердечно менять траекторию своего движения не пожелал. Однако реакция не подвела ассасинку, и она успела отскочить, только чёрный как бездна хвост в назидание хлестнул её по лицу. Не копытом в глаз. А жаль.       Лашанс скользнул безразличным взором по схватившейся за щёку Виралье, взлетел на коня и обронил короткое, но веское:       — Ждите здесь. К полуночи вернусь, — имперец не удосужился ни объясниться, ни дождаться нашего ответа. Всадник пустил вороного скакуна в галоп.       Я (и не только я) удивлённо смотрела вслед улепётывающему ассасину. Виралья проводила взглядом согильдийца, пока он не скрылся между скал, обернулась и прищурилась. Серые глаза недобро сверкнули. Впервые за недолгое время нашего знакомства мы остались наедине, и не было нигде снующего поблизости Лашанса, который мог бы помешать.       — И какая же у тебя цель? — небрежно бросила ассасинка, приближаясь ко мне. Её глаза были подстать пасмурному небу – в серой пустоши плескалось брезгливое отчуждение и неприязнь. Было неприятно ощущать ту скрытую враждебность, выжидающе притаившуюся под тонкой коркой послушания Лашансу. Но и я не испытывала ничего хорошего к Виралье.       Я скрестила руки на груди, интуитивно принимая позу защиты:       — В смысле? — не спешила с выводами и решила уточнить, к чему клонила ассасинка. Стало страшно. У меня не было ничего – ни магии, ни навыков, которые можно было бы противопоставить профессиональной убийце. Я стояла напротив угрозы и доверие к кровавой клятве как-то само собой улетучилось. Человеку прямиком из земного двадцать первого века сложно верить в какие бы то ни было обещания. Даже в магически закреплённые. Однако я старалась сохранить невозмутимый вид.       — Лашанс сказал, что у тебя своя цель. Какая? — чуть резче бросила бретонка, раздосадованная тем, что я ещё не бросилась с подробным отчётом к её ногам, вымаливая прощение, моей недогадливостью. Противница заметила мелькнувший в моих глазах страх и коварно улыбнулась.       Я лихорадочно соображала, стоило ли говорить ей о «спасении мира». Вдруг девушка оценит масштаб даэдрической угрозы, проникнется ситуацией и станет более лояльной по отношению ко мне? А там, глядишь, и бэз-возд-мэздно поможет спасти родной Тамриэль. Ассасинов же хлебом не корми – дай кого-нибудь спасти. Но моя откровенность так же могла и вовсе принести вред, если бретонка сможет использовать эту информацию в своих целях. Говорить или не говорить? Хотелось взять паузу и сделать звонок «другу»: посоветоваться со Спикером. Однако нужно было решать здесь и сейчас.       Я вздохнула:       — Слышала о Вратах в Обливион и об убийстве императорской семьи?       — Ещё бы! Жаль, что Септимов вырезали полоумные сектантишки. Их никчёмные жизни должны были достаться Тёмному Братству, а души – Отцу Ужаса! — вспыхнула девушка.        «Кого-то мне это напоминает», — мрачно подумала я. Лашанс тоже сокрушался об императорской смерти как об «ачивке», которую упустило Тёмное Братство. Однако слышать от Душителя куда более… грязную формулировку о вырезании «никчёмных» Септимов как скота было просто отвратительно. Помимо злости за Лашанса появилась злость и за Мартина. Я пришла к мысли, что уж этой бестии точно нельзя позволить узнать, что кое-кто из династии выжил. Виралья ещё сильней стала бесить меня.       — Но не уходи от темы. При чём ты и Врата? — бретонка негодующе всплеснула руками.       — Я стараюсь решить эту проблему, — в мечтах я уже закапывала хладный труп ассасинки.       — Ты?! — Виралья демонстративно смерила меня жалостливым взглядом с головы до ног. — Хорошо помогаешь, отсиживаясь в пещере.       — Так же хорошо, как ты спасаешь Семью от предательства, — я не преминула вернуть шпильку по адресу отправителя. А мечта претерпела метаморфозы: бездыханный труп Душителя остался падальщикам на поругание растерзание.       — Даже не смей…, — зашипела девушка, грубо хватая меня за одежду. Однако, вспомнив данную клятву, отступила, извергая тихие ругательства в отношении создателя кровавых обещаний. К сожалению (или счастью), я тоже не могла вредить ассасинке без причин – это так же было оговорено. — При чём здесь Уведомитель? Что вас связывает?       — Это спрашивай у него. Захочет – скажет, — холодно бросила я, жалея, что Тенегрив не осчастливил бретонку макияжем глаз в сине-фиолетовых тонах с интригующей припухлостью, скрывающей заплывшее наглое око.       — Перестань играть с ним, — от услышанного моя челюсть дрогнула, пытаясь тихо слинять опуститься вниз для более тесного знакомства с полом.        «Это кто с кем играет?!», — от возмущения мой внутренний голос перешёл на фальцет.       Я не нашлась с ответом, только ошарашено выпучила глаза, задаваясь вопросом, не послышалось ли мне столь дерзкое и необоснованное заявление.       — Оставь его в покое, — Душитель ткнула меня тонким указательным пальцем в солнечное сплетение. Руки девушки были испещрены мелкими полосками шрамов, ссадинами и мозолями. Ногти обломаны. Вид её конечностей сам собой говорил, что их обладательница проводила много времени за отрабатыванием боевых приёмов.        «Вот же повезло нарваться на общество сталкерши… Куда катится моя жизнь?», — горестно думала я. Гнев и досада смешались внутри и, если бы не отсутствие магии, я бы материализовала ледяную стрелу и стукнула б её об голову Виральи.       — Это ты в него всадила отравленные стрелы! И это я его вылечила после этого! — злость во мне закипала. — Так что ты не имеешь права даже заикаться о чём-то подобном!       — Это ошибка! Знала бы я правду, не навредила бы Уведомителю! — ассасинка не отнимала палец от моей груди и ещё сильней надавила.       — Из-за «ошибки» мы с ним чуть не сдохли! — злым и небрежным движением я отшвырнула её руку от себя.       — Ну, спасла, молодец, а теперь проваливай! — оскорблённая моим действием пигалица упёрла руки в бока и приблизилась ко мне. Девица оказалась на полголовы ниже меня.       — Сама проваливай! — я приняла ту же позу, отзеркалив ассасинку.       Душитель толкнула меня. Но то ли моё падение не входило в её планы, то ли я смогла удержаться сама, но устояла и пихнула её в ответ. Бретонка покачнулась, по инерции подалась назад, но быстро переставила ноги, принимая устойчивое положение. Серые глаза многообещающе прищурились.       Виралья с невероятной резвостью отскочила на несколько шагов, нагнулась, подбирая внушительную горсть ледяных кристаллов и формируя шар. Полетевший в моё лицо ком снега сопроводил гневный вскрик:       — Вот же дрянь!       — Ты же поклялась! — отряхивая рассыпчатый снаряд с лица, возмутилась я. Из подтаявшего снега получались более твёрдые и тяжелые снежки. Мне повезло, что мороз в горах был сильным и снег плохо скреплялся руками и от столкновения с мишенью легко рассыпался в рыхлый белый песок кристаллизованной воды.       — От такого не сдохнешь, — в меня полетел очередной снежок.       Пришлось на личном опыте убедиться в меткости и сноровке бретонки. Не зря в качестве основного оружия ассасинка использовала лук и стрелы. Умению всегда попадать в цель, даже снежком, а так же стремительно уворачиваться от ответных атак, можно было только позавидовать. Виралье тоже досталось немного снега на голову, но исключительно из-за того, что я промахнулась и попала выше её макушки в толщу снега, свисающую с выступа в скале. Данная мини-лавина накрыла ассасинку сугробом. Он-то и охладил пыл разошедшейся девицы. В схватке не оказалось победителей, только проигравшие: мы обе – угрюмые, все в снегу – разошлись по сторонам.       За время отсутствия Спикера и я, и бретонка неоднократно предпринимали попытки вернуться в скальное убежище, но злополучный дым бескомпромиссно облюбовал пещеру и выветриваться категорически не желал.       В итоге мы сидели как привратники по две стороны от входа. Голодные, злые и уставшие привратники. Спустя некоторое время бретонку осенило, и она скастовала заклинание, опознать которое у меня не получилось. Магическая вуаль покрыла чародейку с головы до ног и, прежде чем исчезнуть из поля зрения, напоследок блеснула зеленовато-серебристым, немного напомнив собой лопающийся мыльный пузырь.       Ассасинка шмыгнула в задымлённую пещеру и в рекордные сроки выскочила обратно. В её руках покоились шкура и сумка с едой, а на плече болтался лук и колчан со стрелами. Девушка расстелила лежак прямо на насиженный собой чуть ранее снег и открыла сумку с провиантом. Вытащив оттуда часть провизии, Виралья ехидно ухмыльнулась мне и с наслаждением вгрызлась в кусок вяленного мяса. Мне оставалось лишь взирать на довольную убийцу с чувством досады и голода. Я вздёрнула подбородок и отвернулась, радуясь тому, что к моменту задымления пещеры не успела снять куртку. Пусть холод под действием зелья не мешал, но вот ветер неприятно царапал кожу вскидываемыми в воздух россыпями снега. Верхняя одежда пришлась очень кстати.       Я лучше закуталась в куртку и прикрыла глаза. По понятным причинам заснуть в столь неприемлемых условиях не получалось. Сознание пыталось провалиться в сон, но неизменно наталкивалось на плотную стену неудобств и шума и утомлённо выныривало из дрёмы.       К вечеру в облаках появились бреши, через которые тамриэльские луны с любопытством разглядывали заснеженные угодья Кинарет. Даже безлунной ночью благодаря снегу рассмотреть творившееся вокруг было немного проще. А от света Массера и Секунды, заливающего мелко мерцающее белое полотно, становилось светло настолько, что при должных усилиях можно было даже читать. Лунный «день» стал бы куда прекрасней, если бы ветер не гонял с необузданной скоростью снег, норовя залепить глаза и рот.       Виралья встрепенулась и подскочила с места. Я недоумённо покосилась на воина Ночного Дожора, бродящего в нощи в поисках жертв для карающей вилки, неё осоловелым взглядом. Бретонка крадучись приблизилась к скале и сняла лук с плеча. Стрела выглянула из-за камня раньше хозяйки, готовая в любой момент сорваться с тетивы, но поспешно нырнула обратно в колчан, стоило только лучнице узреть свою цель.       Мне стало любопытно, что же встревожило ассасинку, но не до такой степени, чтобы вылезать из уютного курточного кокона на растерзание горным ветрам.       На фоне мельтешащего призрачно-белого снега показалось несколько массивных тёмных фигур.       — Решила в этот раз стрелять не в спину, а в грудь? — иронично вопросил Уведомитель у Виральи, от чего девушка поспешно завела руку с луком за спину.       — Нет, конечно! — воскликнула ассасинка, для пущего эффекта хлопая полными праведного возмущения глазами. — В тебя, Уведомитель?! Ни за что!       Брови ассасина приподнялись, а на губах проскользнула тень кривой улыбки. Мужчина ничего не ответил, а по лицу прочитать его эмоции в тот момент не представлялось возможным.       Тенегрив ступал медленно и размеренно, без привычного ретивого проворства, а вслед за ним плелась гнедая лошадь. Новое ездовое животное недовольно фыркало и вздрагивало, опасливо переступало копытами и по возможности, больше для вида, упиралось. Лашанс покосился в мою сторону и, помедлив, спешился.       Я и не подумала вылезать из уютной куртки, ставшей спасительным убежищем от хлёста ветров. С некоторой долей сердитого безразличия смотрела, как тёмная фигура приближалась ко мне.       К моему удивлению и, чего уж скрывать, разочарованию, Лашанс, не отрывая от меня взгляда, прошёл мимо. Прямо в пещеру.       — Там всё ещё много дыма! — выкрикнула бретонка вслед Уведомителю, прилаживая лук на плечо.       Ассасинка успела разволноваться и уже воздела руку вверх для призыва чар, когда загруженный кучей сумок вьючный мул покашливающий Уведомитель показался в своде прохода меж скал.       Пока Люсьен прикреплял поклажу к Тенегриву, Виралья вилась рядом, делая вид, что всячески ему помогает, и ворковала. Наблюдать за её флиртом было очень неприятно. И в то же время через призму собственной гордости я могла видеть, как смешно и нелепо выставляла себя бретонская девица. Но настоящим злорадным наслаждением я упивалась, удостоверившись, что Лашанс остался верен своей далеко не многословной манере «общения» и не спешил поддерживать заигрывания девушки. Видимо, Душитель пока что не добилась расположения и доверия ассасина, и подпускать к себе её он не собирался. Впрочем, это «пока что» – явление временное, что весьма огорчало.       — Алинэй, — от оклика Спикера я удивлённо моргнула и вынырнула из мыслей. При виде слишком самодовольной медовоглазой физиономии пришло осознание, что всё это время я беззастенчиво сверлила взглядом снующую вокруг Теневой Гривы парочку.       — Что? — хрипло, сорвавшись в тонкий сип, угрюмо вопросила я, старательно изображая невозмутимость. Чтобы спрятать глаза, поднялась с места и принялась старательно отряхивать снег с себя и куртки.       — Полезай в седло, — Лашанс отвязал коня, оказавшегося при ближайшем рассмотрении, кобылой, от сбруи Тенегрива.       Проваливаясь в свеженаметённый вьюгой снег по колено, я подошла ближе и оценивающе покосилась на ездовых животных:       — В какое именно?       — К Теневой Гриве, — ассасин повернулся к бретонке и добавил: — Ты поедешь на ней, — девушке вручили поводья кобылы.       Я не стала допытываться, почему же Спикер не раздобыл третью лошадь для меня, так как, в целом, такой расклад меня вполне устраивал.       Пока я взбиралась в седло – не без помощи подтолкнувшего меня за пятую точку Уведомителя – кобыла протяжно заржала и взбрыкнула. Мы с имперцем одновременно повернулись к Душителю. Девушка вцепилась в поводья, и потянулась рукой к животному:       — Стой. Стой, успокойся, — непонятная для кобылы человеческая речь вряд ли могла воззвать к лошадиной совести и явно не особо способствовала успокоению кобылы.       Лошадь медленно пятилась и мотала мордой, словно старалась освободиться от пут. Бретонка с беспомощным взглядом повернулась к Лашансу:       — Она меня боится. Уведомитель, можно я поеду рядом с вами?        «Вот с-с-собака!», — гневно думала я, ухватившись за луку седла. Хорошо держаться, прижавшись к ассасину, чтобы не сверзиться с Тенегрива, я не могла в виду полного отсутствия Уведомителей на доступном для моих загребущих лапок расстоянии. Виралья тряслась в седле с не менее мрачной миной.       Даже стало немного жаль, что так глубоко в горах не водились разбойники – мы бы могли им во всей красе продемонстрировать наши злые физиономии. Маргиналы наверняка впечатлились бы и стали упрашивать нас возглавить их внезаконные отряды. Но стоило только Уведомителю оглянуться на нас, как лица всадниц чудесным образом приобретали многозначительную отрешённость или загадочную непроницаемость. И только медовый взгляд возвращался к дороге, как снова начинались тычки, пихания и негодующее пыхтение среди недовольных таким соседством попутчиц.

***

      Альтмерка слегка небрежно и расторопно перелистывала жёлтые страницы и бегло просматривала их. Столько книг было проверено, что вчитываться в содержание рукописных строк уже надоело. За эти недели, пока Спикеры отсиживались в тёмной пыльной обители измалёванных пергаментов, наверняка труп Лашанса обглодали до костей. Женщина искала значимые фразы, рассчитывая, что взгляд сам собой ухватится за необходимое. Но пока ничего достойного внимания не попадалось.       Тяжёлый талмуд в кожаном, веками чернеющем переплёте с глухим стуком ударился о дубовый стол. Столб потревоженной пыли взвился мутным облаком вверх. Блондинка закашлялась и замахала тонкой книгой, отгоняя от себя царапающий горло и нос душный воздух.       — Осторожно! Этим рукописям сотни лет! — Белизариус не выдержал зрелища столь непочтительного обращения к драгоценным текстам. Имперец подошёл к столу, за которым восседали Аркуэн и Банус, выхватил из женских рук сотрясаемую худую хрупкую книжицу и отодвинул от данмера небрежно отброшенный им том. — Право слово, к чему вскрывать гробницу Матушки? Наверняка она вскоре сама даст нам знак. Нам осталось только подождать.       — Из всех своих детей Мать Ночи больше прочих любит решительных, дерзко сеющих смерть во славу Отца Ужаса. Или же считаешь, что она одарит большей милостью тех, кто будет сидеть у руин Братства без дела и жалко вымаливать её наставлений? — блондинка скривила губы и потянулась к следующей книге. В этот раз переплёт рукописи попался светлый, благодаря чему на нём хорошо виднелись все крайне сомнительные и отнюдь не привлекательные пятна и разводы. Аркуэн куда любопытнее было бы работать с изданиями, снискавшими почёт на Саммерсете. На непритязательный взгляд эльфийки, подёрнутая давно засохшей плесенью бумага с бесполезными текстами годилась только в костёр на растопку. Альтмерка поспешно распахнула книгу и принялась за непочтительное и неаккуратное перелистывание хрупких страниц.       Белизариус лишний раз уверился в правильности своего решения умолчать о тайном разделе архива библиотеки, где располагалась ценнейшая информация. Имперцу приходилось отвлекать Уведомителей менее значимыми рукописями. Впрочем, сердце Ариуса разрывалось и при виде издевательского пренебрежения к данным книгам. Однако пока Аркуэн и Алор были заняты пожертвованными Хранителем Таинств томами, имперец понемногу, третью неделю кряду, искал нужные сведения в секретной части библиотеки, полной свитков и фолиантов.       Белизариус бережно подхватил скромную стопку проверенных Уведомителями книг и отошёл к одному из шкафов: первая пара рукописей заняла отведённые для неё места; третий том стал на две полки выше них: четвёртая книга заняла своё место в седьмом ряду сверху, пятая и шестая обосновались с левого края от второй. Имперец закончил расстановку своих сокровищ, вернулся к мерам и решил продолжить беседу:       — В твоих словах есть разумное зерно. Однако мы говорим о вторжении в её покой, попирающем многовековые традиции и догмы. К тому же я не поощрял безделье: нам нужно сплотить выживших Братьев и Сестёр, поискать возможно уцелевших предателе…       — Если бы Матушка хотела, уже дала бы нам знак. Но что, если она ждёт, когда же мы осмелимся явиться перед ней? — Аркуэн не стала дослушивать рассуждения Белизариуса. Альтмерку устраивало общество излишне верного Матроне Брата ровно до тех пор, пока он не начинал слишком часто открывать рот. — А если бы писцы не ленились более подробно вести хроники Тёмного Братства, мы бы наверняка уже нашли что-нибудь, что могло бы нам помочь, — блондинка упрекнула Ариуса в том, что творили его предшественники, и что никак не зависело от него.       Имперец недовольно взглянул на распоясавшуюся Сестру – его терпению пришёл конец. Ариус с негодованием вступился за всех древних смотрителей библиотеки Семьи и за себя лично:       — Уж не ты бы, Аркуэн, вела записи лучше нас! Даром что читать умеешь, а как пишешь – так ошибок сверх меры делаешь. В именах жертв не ошибаешься, и на том благодарствую. А как с бесценными рукописями обращаешься, так у тебя погорели бы все многовековые труды иных Хранителей!       Бледно-жёлтая кожа покрылась розовыми пятнами гнева. Пока данмер смеялся над услышанным, альтмерка стукнула ладонью по столу:       — Да что ты знаешь, книжный дэйдрот?!       Банус расхохотался в голос, совершенно позабыв о поиске способа вскрыть гробницу Матери Ночи без Ключа. Эта альтмерская гарпия сумела вывести из себя даже спокойного и рассудительного Белизариуса! На это зрелище стоило посмотреть. Однако в ссоре не последнюю роль сыграло их с Сестрой неподобающее с точки зрения Хранителя Таинств и Догм отношение к рукописям. Белизариус настолько дорожил главной библиотекой Братства, каждой книжонкой, что можно было подумать, что имперец поклонялся не Матроне, а книгам. Херма Мора – вот уж к кому на услужение стоило идти Ариусу. Альтмерка посягнула на бумажное «святое» и пишущих «святых» Ариуса, чем вызвала праведный гнев Брата.       — Поболее тебя. И отрицать очевидное было бы крайне глупо с твоей стороны, — по-отечески снисходительно изрёк имперец и сцепил руки за спину. Белизариус понимал: в этой ссоре он безраздельно прав и уже выиграл. Ариус вполне разумно оценивал как свои достоинства и недостатки, так и чужие.       — Зато в битве ты плох, — поспешила возразить Аркуэн.       — У всех есть сильные и слабые стороны. И у тебя. К тому же, в сражении и ты далеко не лучшая среди нас, — Белизариусу хватало мудрости – признавать свои слабости и ошибки. И смелости – указывать на чужие пороки.       — Но лучше тебя, — победно усмехнулась женщина.       — Оставим этот бессмысленный спор. Если и дальше станете так обращаться с книгами, немедля пойдёте вон.       Библиотека всегда была вотчиной Белизариуса, и защищать и отстаивать её он умел превосходно. Остальным Уведомителям приходилось считаться с его порядками в храме многовековых знаний.       Данмер разочаровано уткнулся в книгу, так и не дождавшись зрелища. И на что он надеялся? Белизариус слишком недосягаем для склок подобного рода. Видимо, даже альтмерской бестии не под силу по-настоящему прогневить Хранителя. Разве что испортить один из томов. Но нет, подобное слишком опасно и опрометчиво. Им ещё нужна информация и помощь имперца.       Скрытая от глаз Уведомителей стеллажами с книгами дверь с шорохом отворилась и все устремили свои взоры в её сторону, однако из-за препятствия ничего не увидели. Две пары едва слышных шагов: одна – суетливая и расторопная, а вторая – редкая и напористая. Из-за поворота вылетела… покойница – как думали ранее Спикеры. Матье грубо и нетерпеливо толкал вполне живую и здоровую бретонку вперёд, к собравшимся Братьям и Сестре:       — Вы только посмотрите, кто тут у нас. И главное – с чем! — Беламон радостно, с надрывом хохотнул и вскинул руку с Ключом вверх.