***
Над Бравилом нависла чёрная безлунная ночь. В холодном воздухе витали отголоски ароматов первоцветов. Днём уже было довольно тепло, но ночи неустанно выхолаживали воздух и прогретую за день землю, напоминая о зиме. Узкими тёмными закоулками мужчина вышел к нужному месту – краю молчаливой площади, в центре которой возвышалась статуя – и затаился в тенях. Позади, в квартале от места проведения ритуала осталась ждать Алинэй. Прощальный порыв этой женщины приятно удивил и позабавил мужчину. Однако Уведомитель так просто отнёсся к её действию лишь потому, что с большой вероятностью ему придётся изменить свои планы. Мужчина запрыгнул на потемневший от сырости деревянный ящик и упёрся ступнёй в надёжный выступ массивной ставни. Несколькими отточенными уверенными движениями ассасин взобрался на крышу здания. Черепица под мягкой поступью зачарованных сапог не смела скрипнуть. От наметаемого годами мусора и пыли светлая крыша почернела, став хорошим укрытием для человека в тёмных одеждах. Лашанс притаился за дымоходом, прокручивая в голове воспоминания последнего сна, настигшего его беспокойный разум в Бравиле. Холод сковал тело. Молчаливая, полная укоризны тьма могла ввергнуть в бездну отчаянья и страха самое бесстрашное из сердец, стоило лишь его обладателю впасть в немилость Хозяйки Ночи. Непроглядная, бескрайняя чернота опутала и поглотила всё вокруг, пугая и завораживая своим могуществом. — Глупый мальчишка, — в глухом женском гласе, прорывающемся из небытия, с трудом узнавалась речь Лиары. — Тётя? — едва слово вылетело, как тут же растворилось во тьме, и сам мужчина не услышал своего отклика. — Не лезь. Теперь это не твоё дело. Она всё решит и рассудит их, — отвечала бесконечная тень. — Но… — Молчи и слушай, маленький идиот! — приказ отголоском близкого грома ударил по ушам и сжал виски болью. Лашанс послушно замолк, внемля странному женскому гласу, в равной степени знакомому и чуждому. — Ты… Ассасина вышвырнуло из сна так же внезапно, как и затянуло в него. Встрёпанный мужчина в расхристанной рубашке с распущенными волосами – перехвативший их кожаный шнурок от метаний в постели развязался и сполз – перетёк в полусидячее положение и потёр глаза, словно пытаясь прогнать остатки наваждения. Лашанс ни за что не поверил бы в привидевшееся и продолжал бы следовать своим соображениям и дальше, если бы грудь не обжигало едва стерпимое жаркое тепло Ключа. Красные жилы в металле светились и пульсировали, показывая Уведомителю недвусмысленный знак. Важнейшая реликвия Семьи стала такой с момента пробуждения имперца, словно в назидание и напоминание о явлённой в видении нечестивой воле. Люсьен решил понаблюдать за происходящим у статуи. Если он узрит ещё хоть один знак, свидетельствующий об участии Матери Ночи, тогда он последует приснившемуся приказу. Но пока что Уведомителю было тяжело принять указания живой тьмы и смириться с собственным бездействием. Словно услышав его мысли, Ключ возмущённо ужалил мужчину. Имперец стерпел боль и продолжил следить за предателями, приближающимися к статуе Счастливой Пожилой Леди. Бретонец пнул девушку под колени, отчего её ноги подкосились, и она рухнула на холодную плиту аккурат перед жертвенной чашей. Молчаливый стон дрожащего камня привлёк внимание всех задействованных в ритуале людей и меров. Ассасины переглянулись, но никто не посмел нарушить тишину вопросом. Молчание – одно из обязательных условий свершения призыва: дозволялось лишь произнести сакральные слова, взывающие к нечестивой милости, но после – молчать до тех пор, пока Мать Ночи не явит себя и не позволит верным детям потревожить музыку жизни голосами. Уведомители, чьи головы были сокрыты низко надвинутыми глубокими чёрными капюшонами, могли только догадываться о выражении лиц друг друга. Все ставни близлежащих строений этой ночью были плотно закрыты, а окна изнутри занавешены тканью. Местные жители, чьи дома находились неподалёку от места действа, предпочитали не замечать тёмных дел, дабы не навлечь на себя беду. Многие даже не догадывались, что же на самом деле происходило у статуи, но, чтобы в страхе затаиться в глубине дома, им достаточно было почувствовать ледяной ужас от далёкого присутствия тёмных фигур в центре площади. Задремавший за бочкой чумазый мальчишка проснулся от холода ночи, проморгался и огляделся по сторонам. Подросток был в недоумении – обычно его прогоняли стражники или сам хозяин лавки, у которой стояла облюбованная парнишкой бочка, но в этот раз городские улицы оказались совершенно пусты. Камень искажался, пыльная крошка завесила статую непроглядным удушливым облаком. Толстая плита под ассасинами в очередной раз вздрогнула и с тихим скрежетом съехала, открывая взору собравшихся ровные гранитные ступени. Аркуэн оглянулась на своих союзников и безмолвную жертву, кровь которой так и не окропила чашу, не напоила ключ к вратам Пустоты и Смерти. Казалось, что-то пошло не так. Однако ранее альтмерке ни разу не случалось проводить таинство – это обязанность Слышащего, и женщина не знала наверняка, что же случилось, как это исправить, и надо ли вообще исправлять. Если верить записям из библиотеки, хранимой Ариусом, следовало наполнить чашу кровью жертвы и поместить в свежую, ещё не остывшую алую жидкость Ключ, позволив ему напитаться ею и обрести силу. И только после этого должны были показаться ступени. Белизариус махнул рукой в сторону прохода, предлагая Братьям и Сестре спуститься в подземелье. Аркуэн кивнула и первой скрылась в сгустившейся темноте, имперец последовал за эльфийкой. Матье замахнулся жертвенным клинком, намереваясь во что бы то ни стало добить Душителя, но Алор перехватил его руку и покачал головой. Даже невзирая на цель открытия гробницы, даже не веря в существование и силу Матери Ночи, никто из Уведомителей почему-то не решался нарушить Завет Тишины. Но то лишь до поры. Дверь отворена – остальное для Беламона не имело значения, ведь цель многих лет его притворства была совсем рядом: всего несколько точных ударов, всего несколько вожделенных смертей, и месть будет исполнена. — Её надо убить! — прошипел Матье, нарушив запрет. — Жертва может понадобиться внутри. Бери чашу, — приказал данмер, наклонился, схватив перевязь верёвок на руках бретонки, и потянул их наверх, вынуждая девушку подняться. Виралья ничего не видела сквозь капюшон смертника. Душитель, неловко пошатываясь, неуверенно встала и получила толчок в спину, от которого снова едва не завалилась на землю. Данмер недовольно нахмурился: если Аларан торопить, она свалится на первой же ступени и сломает себе шею, но жертва действительно могла пригодиться в самом склепе, а времени на медленный спуск не было. Короткий стилет взлетел над головой девушки и разрезал капюшон смертника – этой ночью Алор попрал ещё одну традицию. Чёрный холщовый мешок спал с головы и разъехался по бокам, оставшись безвольно висеть рваным тряпьём на верёвке, затянутой на шее. — Иди! — грубо приказал Банус, вновь толкая девушку ко входу в подземелье. Бретонка несмело спустилась на несколько ступеней вниз. — Зачем ты это сделал?! — возмутился Матье. — Хочешь нести её туда на руках? Вот и я не хочу, — с нажимом вопросил данмер и, не желая продолжать бессмысленные препирательства, скрылся в тёмном проходе вслед за Виральей. Матье Беламон недовольно скривился, поднял бронзовую чашу с ритуальными знаками и отправился вслед за остальными. Бретонец был в шаге от триумфа, и в честь этой радости мог позволить мерзкому данмеру немного покомандовать – иногда можно и выполнить последнее желание смертника. Мужчина тихо хихикнул. На окружённом колоннами постаменте возвышался большой каменный алтарь, странным образом напоминавший гроб, поверх которого в обрамлении жертвенной дани белели кости скелета. У ступеней же раскинулась пятёрка его подобий меньшего размера. Помимо посмертного пристанища жертв, в гробнице покоилось несколько больших сундуков на раздельных каменных возвышениях. В больших металлических жаровнях у подножия постамента горел огонь, но Аркуэн не разжигала его от своего факела. Пламя здесь было ещё до её появления. Воздух должен быть сырым и затхлым, как оно и бывает в подземельях, но к превеликому удивлению женщины оказался чист и свеж, словно в лесу, цветы которого уже отцвели. Разве что одуряющий запах паслёна – символа перехода и спутника смерти – витал вокруг и назойливо лез в нос. Аркуэн явилась сюда за содержимым сундуков, и алтарь должен быть ей абсолютно безразличен, но, вопреки своей цели, альтмерка как заворожённая подалась на несколько шагов в его сторону, совершенно не обращая внимания на сокровища. Но едва женщина разглядела мрачный блеск тёмных капель, как тут же напряжённо замерла на месте. Вокруг большого скелета кто-то щедро раскидал свежие цветы паслёна. На фиолетовые лепестки и почти белый камень совсем недавно пролилась кровь и ещё не успела застыть почерневшими пятнами на светлой поверхности гранита. Уведомители, преисполненные трепета и опаски, подошли к алтарю, по боковинам которого прямо в камне были высечены даэдрические письмена. Ариус с благоговейно замершим сердцем склонился над ними и принялся с восторгом рассматривать, не смея ничего осквернять касанием рук. Альтмерка же смотрела на благоухающие остролистые цветки, когда её пронзила страшная догадка – неужто кто-то совсем недавно побывал здесь и наверняка уже унёс всё мало-мальски ценное?! Впрочем, грабитель не стал бы оказывать почести и осыпать трухлявые кости паслёном, вор просто забрал бы всё, что счёл необходимым, и покинул место как можно скорей. Тогда кто же? Неужели… Лашанс?! Но как? Ей и без мыслей об этом кретина было крайне неуютно находиться в этом паршивом месте! Ассасинка воровато огляделась по сторонам, словно за каждым сундуком и за каждой каменной колонной сидело по Люсьену Лашансу. Первой в поле зрения высокой эльфийки показалась Виралья с разорванным капюшоном смертника, следом за ней из клубящейся тьмы вынырнул и Алор. Последним в склеп вошёл Матье. — Наконец-то, — холодный громкий глас с нотками стервозности раздался в святилище. Ариус подскочил на месте и испуганно выпрямился. В полушаге от него стоял призрак женщины в простом подпоясанном плетёной верёвкой платье. Хранитель Тайн и Догм попятился на несколько шагов, попутно стукнулся ногой об один из сундуков и согнулся в почтительном поклоне. Остальные Уведомители замерли на месте. Глаза бретонки распахнулись в удивлении и ужасе. — Почему вы так долго? Я давно жду вас, — каждое слово из призрачных уст вырывалось тяжёлым, давящим обвинением. — Ну же, чего молчите?! Говорите! — стоило немного лучше приглядеться к лицу духа, и можно было заметить неподвижность узких губ, к которым намертво пригвоздилась кривизна презрения. Все взгляды были устремлены на Мать Ночи, Матье стоял за спиной Алора, позади остальных ассасинов. Воспользовавшись своим положением, безумный бретонец скорым тёмным вихрем метнулся вперёд и вонзил кинжал в спину данмера. Тёмный эльф тихо булькнул, подавившись собственной кровью. За несколько мгновений до своего конца рассудок Бануса прояснился, и смертельно раненый Уведомитель собрал последние силы и оттолкнул Виралью подальше от себя, а вместе с тем – подальше и от Беламона. «Тот, кто предаёт, однажды сам окажется предан», — последняя мысль с привкусом крови в затухающем навечно сознании рухнувшего на пол тела. События произошли так быстро и неожиданно, что поглощённая видом Нечестивой Матроны Аларан не сообразила, что только что случилось у неё за спиной. Из-за толчка в спину девушка невольно сделала несколько шагов вперёд, споткнулась и завалилась на бок, едва не приложившись головой об угол ступени. Беламон вытащил Эбонитовый Клинок, испивший крови предательства, из ножен на поясе данмера и рассмеялся, не сдерживая ликования. Подбросить даэдрический артефакт Алору оказалось верным решением: данмер сошёл с ума, уничтожил своих союзников и ослабел, а самому Матье достался пробуждённый Клинок на пике своей силы! — Старая сука, ты следующая, — гоготнул Беламон, хоть и было бы правильней сохранить тишину. Впрочем, терять было нечего – его и до возгласа уже услышали – он достаточно нашумел. Следовало бы уничтожить всех, подкравшись со спины и использовав преимущество неожиданного удара, и уж точно не слишком целесообразно оповещать противника о нападении заранее и, тем паче, оставлять врагов за собственной спиной. Но бретонец видел главную цель – Мать Ночи – и устремился к ней напролом с оголённым мечом. Альтмерка и имперец обернулись на возглас и узрели мчащегося прямо на них Беламона. Аркуэн выхватила оружие, готовясь отразить атаку в конец обезумевшего любовника, но Матье пронёсся мимо. Ариус перегородил дорогу несущемуся к призраку бретонцу, и тому пришлось скрестить клинки с Белизариусом. Полностью поглощённый своей целью Матье запоздало отразил выпад защитника духа – меч имперца успел погрузиться в плоть взбеленившегося Брата. Много чего хотел сказать Хранитель Тайн и Догм по поводу выходки анвильского бретонца, но сдержался, чтя темносвященное молчание в нечестивом склепе Милосердной Матушки. Раненый в левый бок бретонец взвизгнул: — С-сукин сын, не мешай! Однако в ответ получил лишь ещё один удар, который с лёгкостью отразил, будучи готовым к атаке. У Белизариуса был короткий одноручный меч простого типа – Хранитель отправлялся в святилище Нечестивой Матроны, а не выполнять контракт, и рассчитанное на сложный бой орудие, разумеется, не брал. Представить, что ему придётся скрестить клинки с Братом перед ликом самой Нечестивой госпожи, имперец не мог даже во сне. Бретонец отбил очередную атаку Хранителя. Силовой удар Эбонитового Клинка отбросил имперца на несколько шагов назад. На пути Ариуса оказались ступени к каменному сундуку, об которые Уведомитель на свою беду споткнулся. Небольшая гробница, заполонённая частоколом подношений, явно не была рассчитана на сражения. Аркуэн стояла в стороне и не спешила вмешиваться в бой – напротив, отошла немного в сторону, чтобы не задели: ей не нужен был никто из этих двоих. Эльфийка отмахнулась от клубящейся в груди тревоги, ведь «Мать Ночи» не проявляла иной агрессии, кроме дерзости, и на вид ничем не отличалась от самых слабых фантомов. И незаметно выпущенное заклинание определило её как обычного духа, всего лишь подпитываемого верой. Меру не требовалась помощь людишек в расправе над жалким призраком, пытающимся чарами нагнать страх на всех посетителей склепа. Бесспорно, эктоплазматическая дрянь превратится в жалкую склизкую лужицу после пары хороших заклинаний. Поэтому альтмерка предпочла позволить другим Уведомителям измотать друг друга, а выжившего она добьёт сама, после чего приступит к устранению заносчивого духа. Призрак колючим взглядом взирал на высокую эльфийку, посмевшую бросить вызов столпу Тёмного Братства. Пронзительный потусторонний взор могильным хладом проникал в ещё живую душу. Зовущейся Матерью Ночи не было никакого дела до сражающихся глупых мальчишек: Хранитель Тайн и Догм предан старым заветам, но слишком ведом чужой волей; о полоумном мстительном щенке и речи быть не могло. Однако необходимо выбрать кого-то, кто будет нести её волю смертным и поведёт за собой Тёмное Братство – нечестивый дух не был готов расстаться со своей излюбленной забавой. Призрачная женщина повернула голову в сторону склонившейся над данмером рыдающей девчонки. Она чтила традиции, но ей не хватало опыта, а её глупая голова ещё слишком горяча и беспечна. В Тёмном Братстве не осталось достойных детей! Стоило ли добить последних и создать Семью Смерти заново? Порой сотворить что-то вновь проще, чем пытаться исправить то, что погрязло в слабостях и поросло гнилью предательства. Белизариус откатился влево и свалился с высоты ящика на землю и так неудачно подвернул ногу, что ему послышался треск ломающихся костей. Лезвие Эбонитового Клинка врезалось в каменную поверхность и оставило на нём глубокую борозду. Жёсткое столкновение металла с гранитом отозвалось болезненной дрожью в руке. Беламон замешкался, и закалённый болью Ариус, опираясь на обнажённый меч, словно на клюку, поднялся на ноги и воздел руки вверх, дабы обрушить град огненных стрел на соперника, но ничего не произошло. Магия не явилась на зов, что неприятно поразило растерявшегося Белизариуса. Имперец опустил руку и выставил клинок на линии поражения, блокируя очередной выпад Матье. Беламон шёл в прямое наступление, обрушивал тяжёлые удары на Ариуса, оттесняя его. Безумной живой плетью плясал даэдрический клинок в руках изменника, не смеющего больше терпеть жажду мести. Верный сын Нечестивой Матроны едва успевал отражать атаки и уворачиваться, и жалел, о том, что последние годы оттачиванию навыков боя предпочитал оттачивание и укрепление ума. Силы имперца иссякали, в то время как бретонец, движимый яростью, казалось, познал источник неиссякаемой мощи. — Аркуэн! — выкрикнул Хранитель, не понимая, почему блондинка медлит и не спешит на помощь. — Аркуэн! — не получив никакого отклика, имперец позволил себе оглянуться на эльфийку, что стало последней ошибкой в его жизни. Острое лезвие впилось в плоть и безжалостно прорезало себе путь наружу. Металл прорвал даже податливую зачарованную мантию и, украшенный разводами крови, выглянул из спины. Краткий звон упавшего меча ознаменовал скоропостижное завершение ещё одной жизни. Хранитель Тайн и Догм свалился в пяти шагах от Матери Ночи, безвольной куклой изломившись на крышке сундука. На лице Белизариуса застыло удивление, а тёмные глаза неподвижно замерли, отражая полупрозрачный силуэт в простом подпоясанном платье. Альтмерка тихо выругалась, понимая, что от имперца было мало толка, и с убийством Матье ей придётся не так уж легко. Беламон выдернул меч из безжизненной плоти и в два скачка преодолел отделяющее его от призрака расстояние. Едва он замахнулся на Мать Ночи, как невидимый поток силы ударил его оружие. Эбонитовый Клинок мелко вздрогнул в руках мужчины, выпуская свою мощь, и отбросил назад необычные чары. Матье покачнулся и сделал полшага назад, так и не завершив удар. Аркуэн напряглась: этот дух не так уж прост и слаб, как ей изначально показалось. Возможно ли, что старые легенды о силе Матери Ночи – правда? Альтмерка медленно попятилась к выходу, внимательно наблюдая за потугами Матье приблизиться к полупрозрачной фигуре. Эльфийка посчитала полезным оказаться ближе к пути отступления – всё же не просто так её чутьё вопило об опасности, а мысли временами одолевал животный страх. Даже парочка артефактов, загодя припасённых ею, не вселяла и капли уверенности в зачинщицу заговора. — Эта вещь не для такого, как ты, — дух не сердился. В неясном раздваивающемся голосе, которому вторило глухое эхо, сквозило лишь всеобъемлющее презрение. — Она может мне навредить, но не в твоих руках, ничтожество. Немного не дойдя до тёмного провала входа, Аркуэн остановилась, задумавшись над тем, как ей заполучить Эбонитовый Клинок. — Ошибаешься, шлюха, — Матье вновь и вновь атаковал Мать Ночи, но всё заканчивалось лишь столкновением невидимых потоков сил. Белёсый взгляд устремился куда-то за нападающего, а бесплотные губы улыбнулись чуть каверзней, чем прежде. Эбонитовый Клинок вновь взвился над головой призрака, но в этот раз дух позволил орудию прорезать воздушную пелену чуть глубже. Артефакт застрял в потоках, и бретонец негодующе зашипел проклятия, в отчаянии потянув меч на себя. Занятого извлечением оружия из воздуха Беламона пронзила острая боль, сила стремительно угасала в его руках, и те плетьми повисли вдоль медленно кренящегося тела. Артефакт упал к ногам призрака и вслед за ним перед Матерью Ночи свалился сам предатель. Из его спины торчал стилет Алора. — Ты выполнил свою роль, — небрежно бросила Мать Ночи, зная, что её слова достигнут летящей в её угодья души – уж там-то предателю был уготован особый приём. Призрачная женщина перешагнула через труп. — Долго думаешь, — хмыкнула она. — Не трясись, ты проявила достойную преданность, и наказывать тебя не за что. Мать Ночи – познавшая истинную Смерть и ставшая ею, но то для глупых смертных. Суть её куда глубже: она знаменует Великий Переход сквозь грани бытия, а каждый паслён – след её долгого присутствия. — Благодарю, М-матушка, — тихо пробормотала Виралья. Бретонка не могла понять, что потрясло её больше – внезапная смерть наставника, его желание убить её, в последний момент сменившееся стремлением спасти, или же встреча с Матроной. Нечестивый Дух взирал на зарёванную трясущуюся девчонку с разбитой губой и синяком на щеке, вонзившую оружие наставника в спину предателя – в то же место, в какое бретонец поразил Алора. Разочарование и немой укор читались в глазах призрака. Если бы она находилась в простом смертном теле, то непременно бы удручённо вздохнула: вверять своё детище в руки такой идиотке, которая не может совладать с собой и горюет о смерти наставника – куда это годится?! Аркуэн тихо прошмыгнула к выходу и, оставаясь незамеченной, нырнула в клубящуюся тьму, за которой скрывались ступени на поверхность, но в итоге лишь приложилась лицом об невидимую преграду и поморщилась. — Я тебя никуда не отпускала, — гневным громом пророкотал ровный глас Матери Ночи. — Подойди. Виралья вздрогнула и покосилась через плечо на эльфийку. Аркуэн попыталась вломиться в чернеющий проход на волю, но все её попытки оказались безуспешны. Когда Матроне надоело наблюдать за бьющейся в невидимый тупик неверной дщерью, высокая эльфийка взвыла, схватившись за голову, и пригнулась. — Подойди, — обманчиво спокойно повторила Мать Ночи, но шестое чувство возопило о таящемся в слове обещании кары за неповиновение. Аркуэн выпрямилась и с непроницаемой гримасой на лице деревянной походкой приблизилась к алтарю. Её рука медленно тянулась к карману, в котором покоился один из даэдрических артефактов. — Оставь эту игрушку в покое. Или пример с Беламоном тебя ничему не научил? — Мать Ночи без опаски повернулась спиной к предательнице, взяла с алтаря один из цветков паслёна в руки. — Ты уже и в «сказки» Тёмного Братства поверила, — тонкие узловатые пальцы погладили фиолетовый листок, прошлись по ровному краешку, невесомо ткнули в острый кончик, легли плашмя на бархатистую поверхность и сильно сжали лист. — Какое упоительное отчаяние. Аркуэн зверем взвыла и упала на колени, хватаясь за грудь и пытаясь вдохнуть и освободиться от сковавших внутренности тисков. — Решила присвоить себе то, что тебе никогда не принадлежало, — хватка на лепестке ослабла. Помедлив, пальцы перепорхнули на следующий и повторили те же действия, что и с первым. Блондинка закричала и схватилась за голову. Виралье, давно привыкшей к наблюдению за пытками, в этот раз было не по себе. Наверное, в этом случае её ужасало понимание, что Мать Ночи карала не обычную жертву, а одного из Уведомителей. — Из личной прихоти преследовала одного из лучших своих Братьев вашего столетия и мешала ему исполнять мою волю, — Мать Ночи повернулась к дочерям Семьи, бросила многозначительный взгляд на опешившую от её слов Виралью, и разжала лепесток. — Ты покусилась на моё Тёмное Братство, на моих слуг и дары, принадлежащие мне, — с каждым озвученным прегрешением призрачные пальцы хладнокровно срывали по лепестку с цветка, и эльфийка билась в агонии, каких не видывала ни одна пыточная Сиродила. — И всё же, — нечестивый дух остановился, сделав вид, что глубоко задумался. — Твоя дерзость – порождение неверия в мою власть, но ты ещё можешь принести мне пользу. Страхом и страданиями прорастёт твоя преданность мне. — Подушечка указательного пальца прижалась к основанию измученного цветка. Под очередной шквал истошных воплей сизая струйка дыма просочилась из-под одеяний Уведомителя и полетела вверх. На цветке остался красоваться выжженный оттиск пальца. — Нет-нет-нет, — боль была столь сильной, что альтмерка не могла подумать и сказать что-то более осмысленное. — Моё клеймо будет приносить тебе страдания каждый раз, как ты решишься пойти на измену или совершить что-то во вред Тёмному Братству. Неважно, сама или чужими руками – отвечать будешь ты, — Мать Ночи положила цветок на алтарь. — И знай – я слежу за тобой. Твоя жизнь зависит от этого паслёна – едва он лишится последнего лепестка, ты умрёшь. И непременно попадёшь в мои руки. А уж участь твою я определю в зависимости от твоих дел. У тебя ещё есть время искупить малую долю своих грехов. Думай, как заслужить милость и снискать пощады. — Ложная надежда на прощение, подаренная Хозяйкой ситисовых угодий своей неверной дщери, заставит её служить более истово. — Да… Матрона… — слабо выдохнула скрутившаяся в клубок Аркуэн. — Ты, — призрачный перст направился в сторону бретонки, и Виралья испуганно сжалась. — Займешь место Анголима, — Мать Ночи не сдержалась и поморщилась. Ей очень не нравилась кандидатура в Слышащие, но иного выбора не было. Во имя тёмной милости Пустоты она даст всего один шанс существующему ныне Тёмному Братству. Глаза Виральи распахнулись ещё шире, она неприлично вперилась взором в Тёмную госпожу и опомнилась, лишь услышав очередной крик Аркуэн. Виралья склонилась: — Благодарю вас, Матушка! Призрак опустил взгляд на скрючившуюся у своих ног блондинку и недовольно заметил: — Возмущений в отношении своих приказов я тоже не потерплю. Ты, кстати, будешь ей помогать освоиться с новым статусом, — в ответ на очередную новость раздался ещё один полный боли вопль. Виралья выпрямилась, ожидая наставлений Нечестивой. Бретонка не была в восторге от такого скоропалительного назначения на должность Слышащего, но иного пути у неё теперь не осталось. — Вытащи ключ из её кармана и отдай мне, — приказал призрак. Виралья присела рядом с Аркуэн и под ненавидящим взглядом и в сопровождении её болезненного шипения отыскала артефакт и, преисполненная страха и трепета, аккуратно вложила его в полупрозрачную руку. Мать Ночи кивнула, внимательно оглядела Ключ и с едва заметной снисходительной улыбкой качнула головой: — Неплохо, глупый мальчишка, — искусная подделка скрылась меж ладоней. Чёрные ломанные лучи прорезали яркую вспышку, пробивающуюся из-под сомкнутых рук. Нечестивый дух протянул Ключ бретонке: — Отныне он истинный. Фигура в тёмной робе, не таясь, размеренно шагала по безлюдным тёмным улицам, но внезапно подпрыгнула, хватаясь за ворот и истово оттягивая ткань от кожи. Лашанс слегка наклонился вперёд и успел увидеть, как расплавившийся Ключ тягучим тёмно-серебристым металлом прорвался сквозь одеяние, сделав в нём дыру, и упал. Раскалённая бесформенная клякса металла протестующе зашипела от столкновения с землёй. Потрясённый Уведомитель лихорадочно рылся в складках одежды, тщетно надеясь, что расплавилось и упало перед ним что-то иное, а Ключ в целости и сохранности висит на груди. Не найдя искомую вещь, пытался понять, что ему делать теперь – мчаться, сломя голову, к открытому склепу или пройти оставшиеся пять десятков шагов к месту, где ждала Алинэй. Мужчина поднял голову и выпрямился. Из-за поворота выглядывала заказчица, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Едва увидев Люсьена, она выжидающе замерла. Имперец в последний раз обернулся в сторону, где вершилось тёмное правосудие, но кроме дороги, заканчивающейся домом и поворотом, не узрел ничего. Убийца принял решение – он последует приказу Матери Ночи. Ведь отрицание воли Матушки – есть предательство. Лашанс поспешил исполнить последний контракт.***
Я напряглась, при виде человека в чёрном балахоне. Назойливая мысль о том, что под капюшоном мог прятаться вовсе не Люсьен, натягивала струны моих нервов до предела. И я готова была сорваться прочь, но продолжала ждать. — Лашанс? — полушёпотом уточнила я, когда между нами оставалось около десятка метров. — Если скажу, что нет, что будешь делать? — усмехнулся мужчина, скидывая капюшон с головы и запуская в воздух тусклый светлячок. Мой взгляд упал на прожжённую в районе солнечного сплетения одежду, и брови вспомнив, что давно не навещали шевелюру, резво устремились вверх. Из дыры в вещах виднелась покрасневшая кожа. Пафосный ассасин вернулся в весьма нелепом виде, но живым и, вроде бы, здоровым. Я засмеялась, и из-за до ужаса комичного вида спутника, и от облегчения, что он оказался невредим. — Будешь продолжать, и я…, — имперец взглянул на меня и почему-то решил оставить свои угрозы при себе, только лениво бросил: — Прекращай. — Всё? Предатели уничтожены? — откинувшись на грязную деревянную стену, поинтересовалась я, всё ещё посмеиваясь. — Да. Твоя часть контракта выполнена. Теперь дело за мной, — Спикер уселся рядом со мной, так же устало привалившись к дому. — Ты сам всех убил? — отсмеявшись, я недоверчиво спросила визави. — Нет. — Всё-таки нанял кого-то? — хмыкнула я. — Нет. — Люсьен… — протянула я, недовольная скупостью ответов мужчины. Вместо того, чтоб самому рассказать, он устроил очередную «викторину». — Мать Ночи сама очистила Семью от предательства, — поведал ассасин. — Как?! — выдохнула я. — Как – не знаю даже я, — поморщился Спикер. — Зато знаю, что не справился со своей работой. — Покажи мне Догмат или свод правил, в котором говорилось бы, что Уведомитель обязан в одиночку решать такие проблемы, — Лашанс нахмурился, явно начиная злиться на меня из-за сказанных слов. — Есть вещи, которые под силу только ей, — услышав это, собеседник потер переносицу и выдохнул, не возражая, но и не соглашаясь со мной. Периферическое зрение уловило сияние, исходящее откуда-то снизу. Я взглянула под ноги и потрясённо кашлянула. Мои нижние конечности таяли, рассыпаясь ворохом парящих искорок. — Что за …, — я не удержалась от нецензурного комментария. Привлечённый моим возгласом мужчина повернулся. Впервые я увидела тень паники на лице ассасина. — Ты применяла какие-то заклинания, пока меня не было? — спросил мужчина, пытаясь скастовать какие-то чары, но они проходили сквозь меня и поглощались землёй. — Нет. Это из-за твоего кольца?! Почему я сама себя не вижу?! — я пыталась замахать невидимыми руками, но я их даже не чувствовала. Кулон на пока всё ещё зримой груди завибрировал, нагоняя на меня ещё большую тревогу. — Кольцо не так действует, — ассасин суматошно рылся в сумках, пока не нашёл какой-то тёмно-синий пузырёк. Вытащив пробку зубами, мужчина приподнял мой подбородок. Холодные пальцы больно впились в щёки. — Пей! — зарычал Уведомитель. Я послушно глотала безвкусную воду со слабым затхлым запахом, пока тело продолжало таять. Последнее, что я увидела прежде, чем сделать последний вдох и впасть во тьму – встревоженное лицо и подрагивающие губы мужчины.***
Акатош со злорадством взирал на зависший перед ним сияющий кокон. Наконец-то случился резонанс временной амплитуды с Массером и Секундой Мысль Дракона Времени направила потоки к бесформенной духовной субстанции, дабы завершить следующий цикл подготовки к перемещению, но на полпути энергия замерла и больше не сдвинулась с места. Аэдра пришлось использовать примитивные жесты для грубого управления потоками, но и эта – ранее абсолютно безотказная – мера не возымела эффекта. Потеряв всякое терпение, мужчина остервенело вращал руками, изгибал пальцы в, порой, неприличные жесты, но Его энергия осталась недвижима, отказываясь подчиняться Его воле.