Patchwork People

Дорогие мои, простите за то, что я задержала выход этой главы. Просто у нас с Сашей (моей бетой) было не очень много свободного времени. Кста-а-ати, хочу также поздравить всех девушек с прошедшим праздником! Здоровья, счастья и любви вам!хх Спасибо за понимание!;) Enjoy! xoxo ________ На следующий вечер я приехал в скейт-парк и сразу же оказался в окружении множества людей. Последней, кто возил меня сюда, была мама, незадолго до смерти, и даже тогда здесь было намного меньше народу. Но это не столь важно. Передо мной мелькали люди, в ушах отдавался звонкий смех. Несколько новичков ехали, спотыкаясь и побаиваясь делать хоть какие-нибудь трюки. Девушки, что катались на скейтах недалеко от меня, кажется, мне подмигивали, но я даже не подумал ответить. Барт встретил меня у входа и устроил десятиминутную экскурсию по магазину. — Футболки с надписями всевозможных групп висят вдоль левой стены. Да, у нас есть ещё нательная бижутерия под прилавком, но не показывай ее клиентам, пока они не попросят. Мы не продаем носки. Это ведь пляжный магазинчик! Какого черта кто-то может захотеть купить их здесь? — Барт скривился, будто носки были самым отвратительным и абсолютно ненужным изобретением человечества. Это был коренастый мужчина, заплетавший длинную рыжую бороду в косичку; были ли волосы на его голове такими же рыжими, я не знал: мне было позволено увидеть лишь лысину. Под ухом у хозяина магазина была тату в форме звезды. — Если тебе будет скучно, можешь помыть окна. Примерочные находятся во-он та-ам. Барт продолжал свой путь по магазину. Он инструктировал, но не давал точных указаний. — Разрешаю пользоваться мобильным телефоном в рабочее время. Я не стал говорить ему, что у меня уже давно нет мобильника (ведь если будет что-то нужно, я всегда смогу позвонить одному из ребят из телефонной будки). Из-за стойки я мог видеть центр парка, что походил на большую разноцветную коробку, залитую бетоном, о который поранить коленки – раз плюнуть. Я наблюдал за людьми, и это хоть как-то развлекало в этом скучном месте. Я смотрел на то, как смеялись и дразнили друг друга парни в компании своих друзей и как они смущенно наблюдали за тем, как падают их девушки. Физическая боль, в отличие от эмоциональной, для девушек была непривычной. У парней все наоборот. Я считаю странным то, что боль не может стать чем-то обычным в нашей жизни. Всегда есть границы, ведь мы не вечны. И, честно говоря, я считаю это хреновой концепцией. Барт заметил, что я наблюдаю за людьми, но подумал совсем не о том. — Заприметил девушку, с которой хотел бы покататься? — Нет, — спокойно ответил я. — Я сломал свой последний скейтборд еще год назад, и у меня пока нет возможности купить новый. — Я не могу обещать тебе много денег, парень, но Богом клянусь, что ты сможешь позволить себе новый скейт на мою зарплату. Где ты работал до этого? Я молча взглянул на него. В моей жизни стало намного больше ограничений с тех пор, как я стал продавать наркотики. Говорят, вы начинаете презирать людей, чей жизненный путь не одобряете, так? Но я могу с уверенностью сказать, что мы работали там, где нам нравилось, хоть нам и не хватало денег, чтобы нормально существовать. Так и должно было быть. У нас нет соответствующего образования, и разовая работа с низкой зарплатой не сможет удержать нас надолго. Что же тогда остается? — Я работал в немного странных местах, — ответил наконец я. — Косил газоны, присматривал за животными. Такого рода заработки. Но я никогда не вызывал доверия, так что долго нигде не продержался. — Позо-о-ор. — Барт покачал головой. — Люди судят слишком странно в наши дни… Вот если бы не было общества… Он затих, глядя на входную дверь, а именно на маленькую компанию, что заходила в магазин и заглушала своим смехом Slipknot. — Ну вот, опять, — застонал Барт, повысив голос. — Сколько раз я говорил вам: если сопляк не умеет кататься, пусть слезает с этой чертовой доски! Это вам не гребаный госпиталь! Я был ошеломлен тем, что он сказал, пока не увидел тех, кто только что вошёл. Блять, я ведь не могу сбежать от них, правда? Между Найлом и Лиамом стоял Гарри. Он хватался за них и показывал царапины на локтях и коленях, при этом еще и глупо улыбаясь. На его руках засыхала кровь. Лиам был раздражен всей этой ситуацией, а Найл и еще один незнакомый мне парень продолжали смеяться. — Мне очень жаль, Барт, — сказал Гарри с дурацким выражением лица. — У меня был перерыв, а эти девушки попросили меня проверить их скейты. — Ты должен был позволить это сделать мне, — сказал Лиам, посмотрев на Гарри и Найла злобным взглядом. Незнакомец все еще не обращал внимания на происходящее, рассматривая висящие на стенах футболки. — Ну, они были такими милыми... — Гарри прикусил нижнюю губу и пожал плечами. — Но если ты хочешь, Барт, я могу просто стоять здесь и истекать кровью… — Ради всего святого, Луи, пойди и принеси аптечку. Когда владелец магазина сказал мое имя, все четверо обернулись к прилавку. Лиам смотрел на меня настороженно, а взгляд Гарри был настолько теплым, что в моем животе запорхали бабочки. Ну вот что это за хуйня? Чтобы избежать всего этого, я пошел в так называемый "офис" и достал аптечку. Когда я пришел обратно, Гарри уже сидел на стуле за прилавком, вытянув руки и ноги. Его друзья отошли от нас, но я мог отчетливо слышать, что они шепчутся, будто что-то очень важное произошло за пару минут моего отсутствия. — Где Барт? — спросил я, не желая оставаться один на один с Гарри. — Пошел сказать Энди, что я скоро вернусь. Я немного побеспокоил вас, парни. Простите уж. На этот раз ему было действительно жаль, ведь зеленые глаза смотрели на меня с неподдельным сожалением. Несмотря на то что Гарри сидел, мы были одного роста. — Ты не побеспокоил нас. Ну, по крайней мере меня. Это очень скучная работа. Я только и делал, что смотрел на людей и жаждал присоединиться к ним, чтобы покататься. — Барт разрешит тебе, — Гарри смотрел на мои руки, когда я доставал несколько баночек из красной аптечки. — Просто спроси. Здесь кайфовые магазины. Их владельцы разрешают тебе делать все, что ты захочешь. — Ты только что сказал "кайфовые"? — я невольно фыркнул. — Боже, ты такой хиппи! — А ты панк, — весело добавил Гарри. Я не ответил и просто продолжил протирать царапины на его руках. Он вздрогнул, но, посмотрев на меня сверкающими глазами, разрешил продолжать начатое. Если бы Реджи увидел то, как я играю во врача и помогаю одному из этих дурацких хиппи, он бы ржал надо мной без продыху. — Ты милый, — вдруг сказал Гарри. Я вскочил на ноги. — Что за нафиг? — Просто ты так сконцентрировался на том, что делаешь… я считаю это милым. Ты напоминаешь мне плюшевого медведя. — Медведя? — я закатил глаза, но вдруг ощутил текущий по шее горячий и липкий пот, который до этого не замечал. Да кем он себя возомнил, бросаясь такими словами? Гарри не должен был никак меня называть. Он просто должен отблагодарить меня за спасение его неуклюжей задницы, а потом пойти в магазин Энди и оставить меня наедине до тех пор, пока я не получу свою старую работу обратно и не перестану бояться ежедневной встречи с ним. — Плюшевый мишка, — уверенно повторил Гарри. — Ты только думаешь, что ты большой и грозный, но на самом деле ты очень мягкий и податливый. — Моя мама называла меня "медвежонок". Эта фраза сорвалась с губ до того, как я захлопнул рот; будто бабочка, которая выбралась из плена моих пальцев и запорхала в воздухе. Эти воспоминания были слишком болезненными. — Медвежонок… — повторил Гарри, будто пробуя слово на вкус. — Это, наверное, стыдно. — Заткнись, жираф. Я приклеил пластырь на руку Гарри и попытался сделать шаг назад, но его руки и крепко схватили меня за талию. Жилистые пальцы легко впились в мои тазовые косточки. — Мне очень жаль, — сказал Гарри. Господи, сколько раз этот малыш уже извинился? — Я просто не знаю, что сказать. У меня не больно хорошо получается заводить друзей. — Мне кажется, ты довольно общительный, — ответил я, пытаясь придумать, как бы повежливее от него отвязаться. — Да, это правда. Я с радостью общаюсь со всеми и всегда готов выслушать чужие проблемы, но в этом мире не так много людей, которые готовы выслушать меня. — Я тоже не готов, — засмеялся я. Да, знаю, я с ним груб, но чем больше Гарри пытается проникнуть в мою жизнь, тем больше появляется стен, и я не могу просто так их преодолеть. — Ты готов. — Гарри впился пальцами в меня немного сильнее, из-за чего мягкий жест стал более грубым, но, черт возьми, это было неземное удовольствие. Я так и не рискнул посмотреть на его лицо. Глаза Гарри были самой опасной зоной, ведь они были наполнены уверенностью, а его пухлые губы… Я даже иногда представляю, как касаюсь их. — Ты готов выслушать меня, ведь я хочу стать твоим другом, и ты не можешь так просто меня оттолкнуть. «Друзья? — подумал я. — Эх, Кудряшка… Ты ведь не можешь стать другом тому, кто возбуждается от любого твоего касания...» — Жираф, — сказал я с легким вздохом. Гарри наконец-то понял, что он выиграл. — Спроси Барта, когда ты сможешь выйти покататься. — Это мой первый рабочий день, — возразил я. Ну, по крайней мере, попытался. Зейн наверняка будет жутко завидовать, если я пойду кататься. — Я не могу уйти вот так. — Если ты пойдешь со мной, я куплю тебе твой собственный скейтборд. Разочарование, которое нахлынуло волной, стоило мне почувствовать, как он разжимает пальцы и убирает руки, смыло напрочь мощной мешаниной чувств: шока, волнения и дикого нежелания, чтобы он меня жалел. Дружба не должна вызывать таких эмоций, верно? Но Гарри Стайлс обладал таким озорным блеском в глазах, что моя уверенность ослабла, как только я посмотрел на него. Именно сейчас я вспомнил, о чём говорил Зейн. Все не может произойти так быстро, верно? Такого даже в кино не бывает! — Хорошо, жираф. Я посмотрю, как ты попытаешься проехать хоть метр на этой чертовой доске. Губы Гарри растянулись в улыбке, напоминавшей перевёрнутый полумесяц молодой луны. Его зубы были безупречно белыми, но я сразу же заметил, что один, слева, едва видно сколот по краешку. — Это я уже как-то раз пытался покататься, — сказал Гарри, будто читая мои мысли. — Знаю, это ужасно… — Это… мило. Такие слова были чужды моим губам, вязли в зубах. Все девушки и те несколько мальчишек, кого я покупал и приводил домой, брезговали надолго там оставаться. Мы редко о чём-то говорили, пока путались в грязных простынях, а то немногое, что срывалось с губ, по большей части было самой настоящей грязью. В моем мире не было ничего милого. Но Гарри, со своим сколотым зубом и сгорбленными в волнении плечами, был, вне всяких сомнений, очень милым. И пока я, оставив лениво-угрюмого Барта наедине с эротическим журналом, следовал за Гарри к двери, я кое-что для себя решил: что после этой прогулки распрощаюсь с ним навсегда. Предвкушение одной ночи, которая обещала быть свободной и беззаботной, веселило. Однако я знал, что это всё ровно до того момента, пока не настанет время сказать Гарри, чтобы он дал мне вернуть всё на круги своя и самому вернуться к прежней жизни, в которой Гарри не было. Я думал об этом до тех пор, пока не вытянул руку и не сжал его бедро, показывая, как правильно отталкиваться ногой от земли. Именно в том месте в моих пальцах возникло приятное, словно электрическое покалывание, и мне послышался тихий восхищённый вскрик Гарри, когда у него вышло наконец это лёгкое плавное движение. — Ну и что теперь? — Отталкивайся! — воскликнул я, рассеянно растирая кончики пальцев о ладонь. А когда он послушался, невольно восхитился его долговязой фигурой. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сказать, что ему не больше восемнадцати и он определённо пока учится в старших классах. Харви упоминал о том, что большинство хиппи очень молоды. Я был немногим старше — всего двадцать один, — и всё же Гарри был намного выше, намного более угловатый, со всеми этими своими выпирающими костями… Любой мог сказать, что он уже взрослый, но стоило посмотреть ему в глаза — и сразу же становилось понятно, что перед тобой все еще ребенок. И это расстраивало меня больше всего остального. Скорее всего, он был до сих пор невинен, до сих пор чист. Что бы с ним сделал мой грязный мир? — Лу, догони меня! Это весело! Гарри поехал вперед, и я не мог не восхититься его бедрами и стройными ножками. И вдруг впервые за этот вечер заметил, что на нём нет обуви. Обычно такие вещи сразу бросаются в глаза, но лицо Гарри привлекало мой взгляд намного больше, чем его стопы. Я даже не замечал, насколько прекрасен его зад, до этого момента. Гарри остановился, подняв подбородок, будто показывал что-то в небе. — Ты видел это? У меня с первого раза получилось! — Я хороший учитель, — хвастливо ответил я, не вытаскивая руки из карманов: ни к чему искушать себя лишний раз. — Ну а если честно, то я думаю, что твои базовые умения и без того неплохи. Тебе нужны только советы. Гарри коснулся одной ногой земли, а другой принялся медленно возить скейт туда-обратно. Я попытался сосредоточиться на скрипе колес, который они создавали при взаимодействии с асфальтом, чтобы не смотреть на Гарри, который вытирал потный лоб краем футболки. — Становится слишком жарко, — поддерживая разговор, сказал он. О, блин, мы говорим о погоде. Можно ли дружить с человеком, который даже в этой наивной фразе нашел что-то пошлое? Я даже не знаю. — Очень жарко. Наверняка тебе хотелось бы сейчас оказаться в каком-нибудь магазине с кондиционером, а? — Нет, — не раздумывая сказал Гарри. — Мне больше нравится здесь. С тобой. Когда он увидел мое вытянувшееся лицо, то быстро добавил: — Ну, я имею в виду, нам же, в принципе, платят за то что мы сейчас тут лодырничаем. Кайфово, да? — Снова ты со своим «кайфово»? — застонал я. — А что не так с этим словом? Он сел на одну сторону скейта, оставляя достаточно места для меня. Даже сейчас, когда я абсолютно не должен был этого делать, я сел, прижимая колени к подбородку. — Просто это так… по-хипповски. Вы в курсе, что всех из себя выводите, так ведь? С этим вашим хреновым Миром и цветами в патлах… Гарри почти виновато поправил цветок – сегодня это был одуванчик – у себя за ухом так, чтобы его спрятать. Честно говоря, я даже не заметил его из-за "творческого беспорядка" на голове Гарри; цветочек был куда незаметнее вчерашних. А зрелище, как Гарри его прячет, явно стесняясь, заставило меня пожалеть о сказанном. — Ну… это не так уж и плохо, — добавил я. — Просто… зачем? — А зачем ты продавал людям то, что легко могло их убить? — мягко спросил он в ответ. Он ни в чем меня не обвинял, это был лишь вопрос – не более. — Существует хренова куча вещей, которые нравятся людям и которые их убивают. Но люди продолжают ими пользоваться. И продолжают их продавать. А я считаюсь плохим парнем уже слишком давно. Плечи Гарри напряглись, но голос все еще оставался мягким. — Окей, окей. Прости. Но ведь теперь все кончено, правда? Поэтому давай забудем. Так вот, если мы говорим обо мне, то я даже не помню, откуда узнал про хиппи. Мне кажется, я всегда был таким — ненавидел обувь, насилие и споры. Зато любил солнце, йогу и цветы. В итоге я как-то оказался с детьми, которым нравилось всё то же самое, – а следующее, что я понял: нас уже оскорбляют. — Хиппи принимают наркотики, — полушутя заявил я. — Неправда. Это стереотипы. И даже если так – хиппи всегда хотели свободы выбора. Они просто хотели жить мирно, ведь так, приятель? — Да. Гарри изучал мое лицо, не удовлетворённый столь грубым ответом. — Я знаю, что тебе нужно. Приходи ко мне утром на йогу. — Йога? — Вцепившись в доску, я отклонился от Гарри, словно хипповская энергетика передавалась воздушно-капельным путём. — Ты, должно быть, шутишь. — Нет. Пожалуйста? Ты мог бы рассказать, как ты и твои друзья бросили продавать наркотики. Возможно, тогда и хиппи полюбят вас. Он наклонился ко мне и пихнул плечом, пытаясь подтолкнуть к ответу. Какому-нибудь, кроме очевидного отвращения, конечно же. Йога? Серьезно? Нет уж, спасибочки. Я не хотел петь оды солнцу или чему бы там ни было. Всё, чего я хотел - спать и получить свою работу обратно, чтобы вернуть доходы. Но Гарри начал дуться. — О, Бога, блядь, ради, ну хорошо. Могу я взять с собой Зейна? Гарри нахмурил лоб, пытаясь вспомнить пакистанца. — Парень с причёской а-ля Элвис? — Да, он. Я не стал упоминать, какого невероятного количества усилий мне будет стоить заставить Зейна появиться на сходке хиппи, но один я не пойду — это точно. — Конечно, ты можешь взять его с собой. Лиам — большой фанат настоящего Элвиса. Он оценит причёску. В этот момент возле нас, заложив профессиональный крутой вираж, остановилась симпатичная девушка на розовых роликах. С первого взгляда можно было понять, что катается она уже давно: у нее не было никакой защиты на коленях или локтях, и равновесие она держала легко-легко. Когда она улыбнулась Гарри, я заметил небольшую щель между передними зубами. — Эй, Гарри, ну что, научился кататься? Она полностью проигнорировала меня – крутила в руке прядь своих светлых волос и хлопала глазками, глядя на Гарри. Стоит ли говорить, что я сразу её невзлюбил? — Почти. Луи помогал мне. Ах да, знакомьтесь: Луи, это Клара. Она выступает на соревнованиях, а еще разрешает переписывать свои конспекты, когда я засыпаю на уроках. Оу, ну разумеется, разрешает. Девушка наконец-то повернулась ко мне, окинув с головы до ног ледяным взглядом. Какая же сука. Хотя постойте-ка. Впервые увидев Зейна, я подумал, что он настоящий придурок. Ладно, дам этой девочке еще один шанс. — Приятно познакомиться, — сказал я ей, поднимаясь. Гарри, пытающийся сделать то же самое, чуть не упал со скейта. — Ты — недотепа, — хихикнула Клара, снова меня проигнорировав. — Я серьезно. Ты даже о воздух споткнуться можешь! — Ничего не могу с этим поделать, — добродушно сказал Гарри. Девчонка, Клара, покраснела и, окинув меня ещё одним быстрым взглядом, посмотрела ему в глаза. — У меня семья устраивает еженедельный ужин, и моя идеальная сестра придет туда со своим женишком-доктором. Мне бы не помешала поддержка. Не хотел бы ты… Она замолчала, ожидая ответа Гарри, но тот лишь склонил голову набок, явно ничего не понимая. — Не хотел бы я — что? Не будь я так зол на девчонку, что пыталась пригласить кудряшку на свидание, я бы точно задумался о том, насколько же этот парень мил и наивен. — Ты придешь ко мне на ужин? — Клара опустила глаза на свои ролики, покусывая нижнюю губу. — Оу. — Гарри моргнул, а зачем почему-то посмотрел на меня. — Хорошо. Почему бы и нет. Вне всяких сомнений, это был не тот ответ, которого я ожидал, но, если так подумать… ничего удивительного. Гарри был бесспорно мил и дружелюбен. Он бы никому не отказал. Этот вывод я смог сделать даже за то короткое время, что мне удалось с ним провести. Скорее всего, маме Клары он обязательно скажет, что ужин был восхитительный, а самой Кларе, если она возьмет его руку в свою под столом, не откажет – слишком вежливый. Опустив глаза на его большие руки, я провёл взглядом по выступающим венам, так что смотреть, как Клара взвизгивает от восторга, не пришлось. Я не хотел, чтобы она его касалась. — Спасибо тебе большое! Жду не дождусь, когда смогу рассказать маме! Она думает, что ты самый красивый парень в этом городе. И она, конечно, права. — Клара снова покраснела. — Я напишу тебе позже, и мы ещё всё обсудим. Когда девушка удалилась прочь, присоединившись к маленькой группе своих друзей, Гарри поднялся и засунул скейт под мышку, будто не он только что договорился о свидании с девушкой, которая считает его самым красивым парнем в городе. — Ну так что, увидимся завтра? — Не знаю, — ответил я, чувствуя вдруг какой-то холодок на коже. — У меня могут быть другие планы. Гарри нахмурился и посмотрел на меня с беспокойством в глазах. — Но я хочу, чтобы ты пришел. — Да, но… — Я опустил глаза, избегая его взгляда. Он мог свести меня в могилу. — Я должен спросить у ребят. Я не пойду, если Зейн не пойдет со мной. Поэтому нужно посвятить его в наши с тобой планы. Я заставил себя посмотреть на Гарри – и совершенно растерялся, увидев, насколько несчастным он выглядит при одной мысли о том, что я не смогу прийти на его дурацкую утреннюю зарядку. Это было несправедливо – что я настолько помешался на этом проклятом хиппи. И почувствовал вину за то, что ревную его. — Надеюсь, что увижу тебя завтра. Правда. И прежде, чем я успел возразить, он взял меня за руку — так, что его большой палец скользнул по тату на моей руке. Этот жест был для меня слишком интимным, Гарри коснулся размеченной чернилами, чуткой и чувствительной части меня, той, к которой не думала прикасаться ни одна девушка. Что-то изменилось в этот момент, и мы оба это поняли. Мы оба поняли, что я приду на эту чертову йогу, несмотря на свои же слова. И несмотря на Клару. — Пока, — прошептал Гарри, отстраняясь. Я прижался к нему лишь на секунду, ведь не был готов к такому быстрому расставанию, но потом смутился – повел себя как ребенок! – и отпустил его. Пока Гарри возвращался в магазинчик Энди, то обернулся, наверное, раза четыре, и его улыбка становилась все шире, пока я не увидел ямочки на его щеках и не услышал смех за звоном дверного колокольчика. Я совсем забыл о его обещании купить мне скейтборд. Мне было все равно. Придя домой, я увидел, что друзья мои сидят бездельничают и жрут китайскую еду, травя друг другу свеженькие истории из повседневной теперь рабочей жизни. Картонным обеденным столом мы обычно не заморачивались, рассаживаясь вместо этого прямо на полу и слушая радио. Я и не догадывался, как сильно по ним соскучился всего за один день, проведённый врозь, – отчасти это было даже печально. После долгих лет, проведённых с друзьями бок о бок, казалось странным, когда ближайший из них вдруг оказывался аж через улицу от твоего собственного рабочего места. Харви упомянул Гарри несколько раз, размахивая палочками и рассказывая про то, что девушки только и приходили в магазин, чтобы посмотреть на него, пока Энди уходил куда-нибудь. — Они сравнивают его с греческим богом, но знали бы они, насколько он неуклюжий. Этот разговор особо не интересовал никого, кроме Зейна, который смотрел на меня так настороженно, будто опасался, что я собираюсь выследить этих девушек и убить. Мне хотелось рассказать ему про Клару, но сделать это можно было только наедине. Интересно, что он подумает по этому поводу? Как только я задался этим вопросом, ко мне повернулся Харви. — Но Гарри обожает тебя, Луи. Он спрашивал про тебя несколько раз, а как только я спросил его, почему он настолько тобой интересуется, он сразу же засмущался. Потом я увидел вас катающимися на скейтах и подумал, что он себя всё-таки пересилил. Гарри? Смущался? Это было странно. Но с другой стороны, может, я бы это тоже заметил, если бы присмотрелся тщательнее. Мне нужно было узнать его получше. Но я вовсе не был обязан это делать. — Они катались вместе? Зейн наклонил голову и усмехнулся так, словно простое катание на скейтборде это что-то грязное и извращённое. — Да. А когда Гарри вернулся, то был очень взволнован насчет завтрашней йоги. Я бы хотел пойти... — Никогда больше не общайся с ним, — прорычал Реджи. — Они — отбросы общества, все до единого! — Я думаю, Гарри не такой, — горячо запротестовал Харви. Я бы сделал все, чтобы защитить Гарри, но сейчас был немного озадачен таким поведением Реджи. — Они сделали много хорошего для нас, разве нет? Лука откашлялся, будто предупреждая, но Реджи поставил еду на пол и сложил руки. Какое-то время он ничего не говорил и просто окидывал оценивающим взглядом каждого из нас по очереди. Этот взгляд был нам знаком: так Реджи смотрел, когда хотел высказаться, но про себя решал, стоит это делать или нет. Для Реджи это было достижением, ибо он всегда говорил то, что думает. Но на этот раз он сумел удержаться. — Они разрушили мою жизнь. И прежде, чем вы с головой закидаете меня уверениями в том, что не все они одинаковые, поймите: из уст любого из них я слышу ровно те же слова, что были у него. У них у всех головы повёрнуты одинаково, и каждый раз, когда я на них смотрю, то ясно это вижу. Я вижу его, его манеры и мысли; помню его так кристально чётко, что, кажется, только руку протяни – и сможешь ему врезать, как должен был врезать много лет назад. — Кому? — спросил Харви, положив вилку на пол. Нам всем было любопытно услышать историю Реджи. Даже когда ему было плохо, этот парень никогда не рассказывал о своем прошлом. — У меня была девушка. Действительно милая. Она всегда хотела собаку, но у меня не было денег, чтобы купить щенка. Тем не менее, она была счастлива со мной. Бог знает почему. Чем больше времени проходило, тем больше я понимал, что она нуждается в милом пушистом чуде. Вот тогда я и начал продавать, сам себе хозяин: мои цены — моя прибыль. Я купил ей собаку, а затем кольцо. Неважно, как сильно я хотел прекратить то, что делал: я не мог, потому что она была счастлива. А потом она встретила одного из тех хиппи. Не из нашей компании, конечно, но все-таки одного из них. Он научил ее всей этой херне: "нужно искать счастья в природе, бла-бла-бла, вне материального мира, бла-бла-бла". И все, что я заработал для неё за это время, стало жертвой ее новой веры, стало внезапно грязным и порочным. Она выбросила почти все, и единственное, что сохранила — хренову собаку. Она выбросила даже мое кольцо. Реджи позволил нам переварить эту информацию, отойдя к мини-холодильнику за бутылкой пива. — Она хотела остаться со мной, конечно. Она все еще меня любила. Пока этот цветочный ублюдок не обвинил меня в передозировке одного из своих друзей. Он сказал ей, что я продал ему наркотики, и она, обнаружив у меня товар, закатила целую истерику: сказала, что я отвратителен и ни на что не гожусь. Потом я наконец-то встретил того хиппи, про которого она мне рассказывала. И что вы думаете? Я продавал ему наркотики все это время. Ему и его бедному наивному другу. После того как она бросила меня, он объявился в моем доме, самодовольная мразь. И рассказал, что лгал ей о многих вещах, использовал ради отличного секса. Что я могу забрать ее обратно. И все это было лишь потому, что я когда-то продал ему плохой товар. Он был ещё совсем мальчишкой. То есть, конечно, мы тоже не больно взрослые, но он только-только, наверное, школу закончил. Харви подвинулся поближе к Реджи и похлопал его по плечу, будто успокаивая. Если бы это сделал кто-то другой, не думаю, что это было бы к месту, но Харви есть Харви, ему с рук сойдут любые телячьи нежности. — Что произошло потом? Реджи глотнул пива и пожал плечами в непринужденной манере, которая совсем не вязалась с этим печальным рассказом. — Она вернулась ко мне через неделю или около того. Сказала, что сожалеет, все глаза выплакала – но я ничего не чувствовал. Я смотрел, как тушь растекается по её лицу и думал: «Она ведь теперь за естественную красоту, разве нет?..» В конце концов, она поняла, что я не собираюсь отвечать, и ушла. Его пальцы рассеянно погладили шрамы на запястье. — Слышал, она вышла замуж. В прошлом году. Она написала мне длинное письмо о том, как мечтала пойти к алтарю вместе со мной, и о том, что, возможно, это к лучшему – что я не позволил ей делать мне больно и дальше. Не знаю, зачем она это написала. Это письмо ничего не изменило. Реджи немного смущенно посмотрел на каждого из нас из-под своей чёлки. Вероятно, он сам не ожидал, что сегодня расскажет свою историю, но я был рад, что он это сделал. Никогда не был особо сентиментальным, но даже мне показалось, что теперь я знаю его немного лучше, чем раньше. — Раньше я вязал ей шарфы, — тихо добавил Реджи. — Один на каждый день недели. Этому меня научила её мать. Лука решительно поднялся и, подойдя к мини-холодильнику, достал бутылку каждому из нас. Мы все сделали вид, что не заметили слез на глазах Реджи. И прекрасно знали, что больше никто в мире этого не поймёт – только мы. Только мы понимали друг друга. _______ История Зейна была не настолько трагична, но ранила меня сильнее, потому что с ним мы были очень близки. Парень вырос в многодетной семье, где родители строго следили за своими детьми и контролировали каждый их шаг. Мы были на одной и той же вечеринке, когда одна девушка предложила Зейну выпить, всего ничего. Она была старше нас на добрых три года. Зейну тогда было всего тринадцать, гормоны бурлили постоянно, и поэтому он, посчитав, что будет забавно, сделал намного больше, чем один глоток. Позже, уже мертвецки пьяный, он рассказал мне, что его родители обманывают друг друга, а сестра, возможно, беременна. Зейн ненавидел свою жизнь и был готов сделать что угодно, лишь бы из неё вырваться. Большинство откровений вырвалось наружу вместе с чипсами и хот-догами, что подавались у бассейна на вечеринке, но, несмотря на то что я устал зажимать нос, я всё же поддержал его и погладил по спине. Я помню, как он плакал, закрывая лицо ладонями, и бормотал, глухо из-за слёз: — Почему они хотят, чтобы я был идеальным, если сами такими не являются? Тем летом Зейн влюбился в девушку, которая пела в хоре и играла в хоккей на траве. Он тащил меня на каждую ее игру, при этом щебеча о том, насколько прекрасны ее ноги или насколько мила ее улыбка. Это было перед вечеринкой. Перед тем, как его родители сказали, что эта девушка не подходит Зейну, – перед тем, как он, решив за одну ночь утопить в алкоголе все свои проблемы, заработал репутацию, что продержалась с ним вплоть до окончания школы. Эта девушка, имя которой мы обычно не называем, проплакала несколько часов подряд, узнав слухи о том, что Зейни переспал с сотней девушек, и перестала с ним разговаривать, когда эти слухи усилились. Единственный дорогой Зейну человек стал его ненавидеть – но вместо разочарования в нем родилась жгучая злость. — Если я уже получил такую репутацию, то должен ей соответствовать, — глухо сказал он мне однажды ночью после первомая. Я никогда не спрашивал у него, правдивы ли те слухи, но знал, что Зейн мог так соблазниться. Хотя также знал, что он никогда никого не обманет. Вскоре после этого он стал соответствовать своей репутации настолько, насколько это было в принципе возможно – скорее из злости, нежели по собственному желанию. Бесконечная череда девушек и такие дикие развлечения, что скоро ему стали завидовать все без исключения, – он стал таинственным и замкнутым мистером Тайной, что курил перед первым уроком, облокачиваясь на капот машины. А девушки хоть и говорили, что он свинья, но всё равно провожали взглядами в коридорах и исписывали его именем обложки. Несмотря на жесткую манеру поведения и кожаные куртки, тату в шестнадцать и сигареты, я знал: он переживает об одной девушке намного больше, чем об остальных. Не потому что она ушла от него, а потому что только она вызывала у него непроизвольную улыбку, только ей он мог позвонить и говорить по телефону, пока они оба не заснут. Называйте это как хотите: первая любовь, сумасшедшая влюбленность, преданность, но Зейн правда о ней постоянно думал. А тот факт, что она была первой, кому он понравился из-за своей репутации, что-то сломал у него в голове, что-то важное, отвечающее за веру и доверие. Она была первой из многих – но последней, с кем он был близок. Зейн был ужасно несчастным из-за всего, что ему довелось пережить в школьные годы, однако всегда смотрел на одну-единственную девушку, страстно желая, чтобы всё между ними сложилось иначе. Прервав эти воспоминания, я медленно побрел за ним в ванную, чтобы поговорить. Даже если Гарри, мягко говоря, не нравился нашим друзьям, я знал, что Зейн поможет мне, если я расскажу ему про свои чувства к этому милому хиппи. Он сидел в ванной, поджав ноги и глядя на телефон. Подсунув голову под протекающий кран, Зейн вздрагивал каждый раз, когда очередная капля падала прямо в волосы. — Если тебе интересно, вообще-то говоря, это делается немного по-другому. Он поднял голову и посмотрел на меня поверх бортика ванной, извернувшись так, чтобы не удариться лбом. — Мне пофигу: мой последний подкат был отвергнут по совершенно глупым причинам. А тебе что-то от меня надо, так ведь? — спросил Зейн прежде, чем я успел поинтересоваться, что это были за «причины». — По лицу вижу. Часть меня хотела рассказать все другу, и поэтому я решил не сопротивляться. Вместо этого я закрыл дверь и занял обычное место Зейна на раковине, задев спиной наше старое зеркало. — Сегодня я учил Гарри кататься на скейте. Когда Зейн ничего не ответил, я продолжил: — Но он уже отчасти знал, как нужно кататься. Просто Гарри не умеет держать равновесие, понимаешь? Ответа не было. Я молчал, пока Зейн не застонал и не выпрямился полностью. Если бы он так не переживал за состояние своих шикарных черных волос, мы бы мучились от постоянного звука капающей воды. Это была одна из тех простых вещей, которые иногда просто забываешь ценить. — Харви, кажется, думает, что ты и правда ему понравился. Зейн рассеянно накинул на голову мокрое полотенце. — Конечно, это возможно, но только потому, что я немного ему солгал. Я сказал, что мы перестали продавать и именно поэтому устроились на новую работу. Чтобы начать все сначала, ну и подобная розовая брехня. — Мы и правда прекратили продажу, — медленно, будто я ребенок, который не понимает чего-то элементарного, сказал Зейн. Возможно, он просто прослушал все, что я говорил, больше заботясь о своей прическе, о которой буквально пару минут назад пообещал больше не париться. — Я имею в виду, навсегда. Он думает, что мы начали жизнь с чистого листа. Я ничего не мог поделать с собой, ведь его выражение лица было невыносимо счастливым. Я солгал ему и сказал, что мы всё прекратили. Он так хотел со мной поговорить, и по какой-то чертовой причине, которую я бы сам хотел понять, я тоже не был против. — Ты влюблен? — усмехнулся Зейн. — Зачем спрашивать? Ты ведь и так уже знаешь. Я смотрел на стену, только чтобы не видеть его самодовольного лица. Я страстно ненавидел слово "влюблен", по большей части потому, что оно означало что-то слишком простое, в то время как Гарри заставлял меня и возбуждаться, и испытывать желание держать его за руку. И мне казалось, что второе было намного важнее. Эти мысли не имели значения, ведь я должен сказать Зейну самое главное, прежде чем он заскучает и закончит этот разговор. — И я сказал ему, что завтра мы придем на йогу. Улыбка исчезла с лица Зейна так быстро, что это могло бы показаться забавным, не предвещай его взгляд неминуемую смерть. — Мы? Надеюсь, ты не втянул меня в это дерьмо, Томлинсон. Потому что если ты считаешь, что я проснусь рано утром, чтобы восхвалять солнце, ты глубоко ошибаешься. — Пожалуйста, Зейн! Я очень не хочу идти туда один, и, думаю, это будет не так уж и плохо. Все его друзья будут там, а если у нас с Гарри будут какие-то отношения, то я хочу им всем понравиться. Зейн уставился на меня. — С каких это пор тебе не все равно, кому ты нравишься, а кому нет? Ты с десяти лет посылал всех в задницу и всегда говорил то, что тебе хотелось. Почему сейчас это вдруг стало важно? — Для меня важен Гарри. Я не успел остановиться. Часть меня хотела добавить к этой фразе слово «уже», ведь все было слишком быстро. Я никогда не мечтал о таком. Но, несмотря на то что я понятия не имел, куда нас с Гарри это приведёт, я думал о нём слишком много, чтобы вновь вернуться к тому образу мышления, что был у меня до встречи с ним. И что самое отвратительное, это ведь было меньше недели назад. Я и правда сошёл с ума. Зейн мог засмеяться и начать дразнить меня, но вместо этого он просто пожал плечами и, вздохнув, вытащил телефон из кармана. Щелкнул по клавиатуре, чуть высунув кончик языка. — Я должен отменить встречу с Наташей, у которой не было ни единого повода отказаться от секса со мной. А теперь я ей его даю. Поэтому ты должен любить меня за то, что я в который раз спасаю твою задницу. — Я уже давно люблю тебя, Зейни. Только завтра не говори никому, как сильно переживаю и что я вообще хотел пойти. — На самое скучное мероприятие во Вселенной? Окей, приятель, окей. Когда я пошел спать этой ночью, то вспомнил ту улыбку Гарри, когда он почувствовал свои пальцы на моей коже. Говорят, тот, о ком думаешь перед сном, и есть самый важный человек в твоей жизни. Если бы я заговорил об этом с парнями, они бы посмеялись надо мной. В трезвые ночи Реджи всегда разговаривал о вязании, Харви — о еде, а Лука, насмешничая, болтал о дорогих иномарках. Но это все было лишь иллюзией. Это выяснилось в одну из ночей, когда мы все напились и разоткровенничались. Зейн всегда думал о том, что ни одна девушка в мире не сравнится с его первой любовью; с конским хвостом, подпрыгивавшим меж лопаток, пока она спускалась по улице, прижав к груди книги. Зейн отмахнулся от её призрачного образа, и его безжизненный взгляд потемнел. Лука думал о тех подростках, что были рядом в тот день, когда его арестовали. Его история была одной из тех, о которых мы никогда особо не говорили, но он часто думал о них, задаваясь множеством вопросов: как они? Чем заняты сейчас? И Лука, который всегда клялся, что все религии в этом мире — сплошное дерьмо, был готов молиться любой эфемерной херне, что, по его мнению, могла бы существовать, чтобы эти дети имели хоть какой-то шанс исправить свою жизнь. Этакий укол сострадания. Реджи думал о своей матери. О том, как она приклеивала пластыри на руки, чтобы он не знал, что она употребляет наркотики. Он думал о том, как она клала голову на стол и плакала, проклиная отца Реджи, который имел достаточно денег, чтобы купить шесть домов, но после своей смерти оставил их на улице. Он проиграл всё. Реджи рассказал нам про ночь перед тем, как она умерла; про то, как она тихо пробралась в его комнату и поцеловала в лоб, а когда он от этого проснулся, рассказала ему сказку, которая первой пришла ей в голову. Реджи записал ее и прочитал нам несколько лет спустя. Прочитал один раз, а потом позволял без конца перечитывать самим. На следующее утро он пошел на кухню, чтобы насыпать себе хлопьев, и нашел ее — голова безжизненно свисала подобно елочной игрушке. Она так и не проснулась. Харви сказал, что думал о том, как бездумно он принимал всё в прежней жизни, какой лёгкой была работа и как он мог просто сидеть на улице, ценя солнце, вдыхая сладкий воздух. Он сказал нам, что время, когда он ценил такие простые вещи, было самым важным в его жизни, ведь это означало, что оно было реальным и не потерялось в отчаянии настоящего. А когда подошла моя очередь, я даже не знал, что сказать. Я рассказал им о маме, но на самом деле мои мысли были совсем далеко. Мысли о матери могли держать меня в прошлом, а я не хотел этого. Я ценил затишье ночи и спокойствие этой поры. Но в ту ночь я заснул, думая о Гарри, и проснулся с этой же мыслью. Его образ все еще стоял перед глазами, его существование было словно теплый летний ветерок в прохладный осенний день. И я знаю, что ему бы понравилось это сравнение. Мозг с трудом работал рационально, пробираясь сквозь дымку счастья, к которой просто не привык: все остальное в моей жизни было нейтральным и бескрасочным. Гарри сказал, что утренняя йога состоится в парке, когда встанет солнце. Было еще темно, когда я попытался разбудить Зейна. На мгновение он удивился, но, вспомнив, куда мы должны идти, проворчал несколько ругательств и заставил себя встать. — Поверить не могу, что согласился на это дерьмо. До парка мы шли молча, не считая Зейна, который то и дело ворчал, что сошёл с ума, а я так вообще потерял голову давным-давно, хотя ему уже было сказано: мы с Гарри недостаточно долго друг друга знаем, чтобы использовать это выражение. Спорил я с ним неохотно, потому что чувствовал себя виноватым, вытащив из постели так рано. Когда мы приблизились к парку, я натянул шапочку на уши. Утро не было холодным. Вообще-то говоря, оно было настолько тёплым, что к полудню обещало превратиться в душное пекло, но мои волосы выглядели слишком неопрятно, а я не хотел, чтобы Гарри это заметил. Так что шапка была незаменимым аксессуаром. — О, смотри-ка, твои новые лучшие друзья, — уныло и монотонно сказал Зейн. На поляне оказалось добрых два десятка человек, многие из которых были в цветочных венках, похожих на тот, в котором был Гарри в ночь нашего знакомства. Возможно, это просто фишка всех хиппи. Они переговаривались и смеялись, а некоторые разминались, попивая при этом воду из бутылок. У девушек были длинные густые волосы с витыми локонами, а сами они были крупного телосложения. Но нашлась парочка худеньких, нормально выглядевших девушек, стоявших впереди: они выбивались из группы из-за крашеных волос и брендовых спортивных костюмов, а их ногти были ярко-розового цвета. Тем не менее, лишь одна девушка действительно выделялась из толпы. Она была практически лысой, но с гордостью носила на голове цветочный венок. Прищурившись, я нашел в ее образе что-то знакомое и не смог с собой совладать: без колебаний я выбрал место рядом с ней и постарался не обращать внимания на что-за-нахуй взгляд Зейна. — Я Луи, — сказал я, тоже попытавшись сделать пару упражнений. Вышло явно хуже, чем у неё. Она повернулась ко мне с широкой улыбкой и подмигнула. Эта девушка определенно была мне знакома, и мой мозг пытался найти этому какое-либо логическое объяснение, но пока не получалось. — Ясненько. Прежде чем ты спросишь, это была лейкемия. Она не хотела привлечь внимание, нет — эта фраза была лишь железобетонной констатацией факта — и всё тут. — Я не… — сказал я и виновато затих. Я не собирался спрашивать, но мне, конечно, было интересно. — Все в порядке, на меня всегда странно смотрят. Ну, и вопросы странные задают, конечно. — Она наклонилась, кончиками пальцев касаясь носков кроссовок. — Я не против, — сказала она, сбиваясь с дыхания, — но это мне уже наскучило. А ведь прошло лишь несколько недель после лечения! — Ремиссия? — спросил я, чувствуя странное чувство облегчения. Она не могла быть намного старше меня, и от этого почему-то было страшно. Эта девушка была очень милой, правда, но обычного желания флиртовать у меня не возникло. Да и как могло бы – теперь, когда я совершенно точно запал на Гарри? Однако это не значило, что я не могу подружиться с его друзьями, а эта девочка была определённо храброй. Мне она уже нравилась. — Да. Рак действительно хитрый враг. Но нам под силу его преодолеть. Это твое первое занятие? — Надеюсь, что последнее. Луи вытащил меня сюда, ведь он влюблен в одного парня, — встрял Зейн. — Зейн! — прошипел я. Что я сказал ему по дороге? Ах да: пожалуйста, не говори никому, что я взволнован насчет пребывания здесь. Ни-ко-му. — Все в порядке. — Девушка выпрямилась и по-кошачьи выгнула спину. — Держу пари, что это наш инструктор. Многие девушки пришли сюда именно из-за него. — Даже ты? — спросил я, улыбаясь. — Нет. Это было бы чертовски странно. — Она скривилась от легкого отвращения. — Он здесь! Одна из девушек, что стояла в первом ряду, выпрямилась, поправляя свой спортивный лифчик и пытаясь сделать так, чтобы грудь казалась больше. Переглянувшись, её подруги сделали то же самое. Девушки-хиппи закатили глаза и отошли, будто эти блондинки были заразными. — Ой! Там твой дружок идет, — сказал Зейн, толкая меня локтем в рёбра. И это был действительно он. Вся группа, которая пришла на сегодняшнее занятие, пристроив свои коврики, подалась вперёд и сосредоточила внимание на Гарри, что занял место впереди. Лиам и Найл следовали за ним, каждый со своей стороны. И хотя знал я их совсем недавно, всё равно мог с уверенностью сказать, что они были его помощниками. Зейн, стоящий рядом со мной, немного напрягся, но я решил это не комментировать. Гарри был одет в черные спортивные штаны, несмотря на теплое утро, и в белую футболку. Конечно же, он был без обуви, а на голове красовался венок из тех же цветов, что я видел на нём в прошлый раз. — Привет, — начал он низким, глубоким голосом. Я надеялся, что толпа не обратит на него внимания и будет дальше говорить о своем, но вместо этого все, включая меня, слушали его, боясь сказать лишнее слово. — Меня все еще зовут Гарри. Если вы новичок, то мы всегда начинаем скорее в медленном темпе. Если же вы здесь не первый раз, то знаете, что дальше. Мы разбиваемся на пары для разминки и разогрева. Выберите себе партнёра так, чтобы кто-то новенький оказался с человеком поопытнее. Мы начнем в ближайшее время. Гарри не смотрел на меня во время своей речи, но, когда люди разбрелись по поляне, направился прямиком ко мне. То, как Гарри шёл через толпу, при этом пристально глядя мне прямо в глаза, говорило мне, что, похоже, Гарри видел, возле кого я стоял до его прихода, – может, пока спускался с холма. По какой-то непонятной причине сердце забилось быстрее, а внутри поселился тошнотворный восторг, который и не думал исчезать. Лиам последовал за Гарри, при этом смотря на Зейна с довольным выражением лица. — Слышал об изменениях в вашей жизни. Это пойдет вам на пользу, вот увидите. Не против стать моим партнером? Зейн пожал плечами, при этом ощущая явное смущение. — Да пожалуйста. Мне все равно. Они отошли в сторону, и в это время Гарри встал передо мной, улыбаясь, – я увидел этот многострадальный сколотый зуб. — Ты все-таки сделал это. — Да. Сделал. — Я пожал плечами в точности как Зейн и тут же проклял себя за то, что торчу с ним настолько часто, что уже перенимаю мелкие привычки. — Я даже не знал, что ты инструктор. Думал, ты просто здесь занимаешься. — Все так и было, пока мы не потеряли нашего старого учителя. Теперь я за него. Хотя мы не привыкли платить за такого рода дела, поэтому на самом деле я лишь даю некоторые советы новичкам. — Ну что, справедливо. Ты молодец. Научи меня, Стайлз. И он начал учить, став вдруг странно спокойным и терпеливым, каким приходилось быть мне во время нашего урока катания на скейте. Гарри показал мне основы, прежде чем углубиться в стандартные позы, большинство из которых называлось в честь животных, таких как журавль, собака или дельфин. Он также объяснил мне, что важно не только то, как ты переходишь из одной позы в другую, но и твое дыхание. — Ты должен позволить душевному спокойствию проникнуть в конечности, и тогда в следующий раз будет гораздо легче. — Ты никогда не был таким явным хиппи, как сейчас. У меня есть к тебе важнейший вопрос. Наши головы были очень близки, пока он показывал позу собаки мордой вниз; девушки, что раньше всего его облизали взглядами, сейчас вытягивали шеи, любуясь попкой инструктора. Счастливые. — Спрашивай, — ответил Гарри. Его губы были слишком близко. — Помимо возможности очистить разум, йога, по идее, должна делать тебя изящным как кошка и всё такое прочее. Так почему, черт возьми, ты не можешь встать на скейт? — Я могу, — запротестовал он. — Несколько месяцев назад у меня совсем ничего не получалось, но потом я посвятил себя йоге, и все стало намного лучше. Бег или скейтбординг слишком выматывают меня, но мне это нравится. — Ты хочешь сказать, что то, как ты катался прошлой ночью, можно назвать «намного лучше»? — Хорошо, — резко сказал Гарри, разгибаясь. — Возможно, я был немного более неуклюжим, чем обычно, в надежде увидеть нового сотрудника Барта. Говорят, он горячий. — И я такое слышал. — Я попытался повторить за кудряшкой новую позу — позу полумесяца. — У него прекрасная задница. Но, опять же, это только сплетни. — Его лицо было красным: либо от волнения, либо от позы — я не знал. Мне было все равно. Гарри флиртовал со мной, ради всех чертей. — А мне кто-то сказал, что инструктор по йоге тоже тот ещё красавчик, — ответил я, стараясь соответствовать его нахальству. — Хотя он не в моем вкусе, кажется. — Ты бы очень удивился правде, — ответил Гарри, распрямившись. Его глаза пробежались по моему телу, очевиднейшим образом его проверяя. Я почти было скрестил руки на животе, по старой постыдной привычке, но все-таки сумел не шевельнуться и попытаться прочесть собственную оценку в его глазах. — Думаю, что пришло время начинать занятие. После тренировки останься здесь, хорошо? Я хочу кое-что спросить. Как только он ускользнул, я тут же захотел, чтобы он вернулся обратно. Всю жизнь меня окружали истории о таком мгновенном притяжении. И вроде бы я понимал, что все, кто поют о нём и снимают о нём фильмы, не все поголовно психи, – но я? Никогда в жизни бы не подумал, что так случится. Люди видят мир лишь в двух тонах: чудеса и катастрофы. Да, автомобили попадают в аварию, самолеты разбиваются, а твои друзья умирают – и это все ужасно, но это никогда не случится с тобой. Чудеса – это когда давным-давно потерянные родители возвращаются с кучей объяснений и адских извинений, когда находишь лотерейный билет и срываешь куш, и такое случается – только не со мной. Со мной никогда не происходило ничего хорошего. А сейчас случилось самое катастрофическое чудо на свете: я и в самом деле кем-то увлёкся. И я мог бы показаться полным психом – из-за того что испытывал к Гарри симпатию и правда на него запал за такое короткое время, но… но разве смысл жизни не в том, чтобы найти кого-то, кто заставит чувствовать себя настолько живым, что ты и понять-то не сможешь, как вообще без него жил? Когда в моей жизни появился Гарри Стайлз, я будто вошел в воду, и не предполагая, что там окажется так глубоко. Клянусь, я об этом не просил. Но уже ушёл с головой. — Твои пристальные влюблённые взгляды заставляют меня краснеть, — сказала лысая девушка рядом со мной. Когда Гарри игриво на неё посмотрел, она захихикала. И, несмотря на то что я решил, что она мне нравится, я не смог не напрячься, когда она подмигнула ему, а усмешка Гарри стала ещё шире. — Постараюсь не смотреть, — как можно спокойнее сказал я. Кстати, я правда попытался. Я пытался не смотреть на то, как работают мышцы под его кожей, или как его взгляд скользит по толпе, но останавливается лишь на мне. Я пытался не зависать на его мягкой улыбке, прорезавшихся в розовых щеках ямочках или том, как его голос звучит в моей голове, словно колыбельная в нашем собственном, личном пространстве в целом мире. Я пытался. Но в первую очередь не хотел переставать быть одержимым им. Если я хочу смотреть на него, то почему должен отказывать себе в этом удовольствии? — Он тебе нравится, — прошептала моя соседка под конец занятия, и её самодовольный тон практически вывел меня из себя. Хотел бы я знать, когда люди перестанут говорить мне то, что я уже и так знаю. Прежде чем я успел придумать достойный ответ, Гарри закончил тренировку безо всяких пышных речей и направился прямо ко мне. — Привет, солнышко. Рад тебя здесь видеть. На секунду я подумал, что он говорит со мной, и мое сердце успело сделать тройное сальто, но Гарри потянулся за объятиями к моей соседке, держа руки над уровнем кожи так, словно она была хрупкой фигуркой. — А я рада, что наконец-то смогла выйти на улицу. Солнце, знаешь ли, на самом деле ощущается просто шикарно, несмотря на то что в последнее время я была тотальным вампиром. Придешь на сегодняшний ужин? — Конечно, — так, словно подобный вопрос его задел, воскликнул Гарри и прижал ладонь к груди. — Ни за что бы не пропустил. Наблюдая за их разговором, я чувствовал одновременно и раздражение, и неловкость. Ну и со многими девушками Гарри ходит на ужины? Так, ладно, я не должен ревновать его к девушке, что пытается справиться с раком, особенно к этой. На самом деле, я не должен был ревновать Гарри ни к кому. У меня ведь нет на него никаких прав, так? Я попятился было назад, подумав, что вполне могу поговорить с ним и потом, но в это время он потянулся в мою сторону и схватил за руку. Не отводя взгляда от девушки, он потянул меня к себе, и его улыбка стала еще шире. — Я тоже очень рад, что ты наконец-то здесь, потому что я хочу, чтобы ты познакомилась с Луи. — Луи?! — девушка закрыла рот рукой и завизжала. — Я слышу о тебе за последние три дня больше, чем о ком-либо от Гарри! О-о, невероятно. Ты должен прийти к нам на ужин сегодня вечером! Когда она произнесла мое имя, живот скрутило спазмом. Пришлось напомнить себе дышать: вдох, выдох. Так что, Гарри говорил обо мне этой девушке? — Но… — Я озадаченно повернулся к Гарри. Неужели он действительно хочет два свидания одновременно? Я уже знал, что могу выйти за любые рамки ради этого засранца, но свободные отношения — это, наверное, слишком. — Ах да, — с озорным блеском в глазах засмеялся Гарри. — У вас, наверное, не было возможности нормально познакомиться. Лу, это моя сестра, Джемма. Сестра. Бля. Нет. Не может быть. — Приятно познакомиться, Джемма, — выдавил из себя я. Как можно быть настолько тупым? Ведь любой адекватный человек заметил бы, что они похожи. По меньшей мере – глазами. — Приятно познакомиться! А этот пирсинг на губе не мешает во время еды? — Думаю, вечером выясним, — сказал я, окончательно успокоившись. Мне нужно было привести мысли в порядок. Прийти домой, поспать и принять душ. Тогда я бы чувствовал себя лучше и дал мозгу отдохнуть. — Не беспокойся о маме, — продолжила Джемма, наклонившись и подняв свой коврик для йоги. — Она не обратит внимания на твои тату или на что-то еще. Если ты не убийца или наркоторговец, она полюбит тебя. Тем более сегодня Гарри — наш главный шеф-повар. Я так соскучилась по его блюдам за эти недели! Гарри застыл, услышав про наркотики, но я лишь улыбнулся и пожал плечами. — Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть всё вышеперечисленное. Гарри выдохнул с облегчением, когда она засмеялась и отошла, чтобы присоединиться к небольшой группе девочек-хиппи, что стояли в кругу. Когда она подошла к ним, они впустили ее в свою компанию, будто все это время только и делали, что ждали, когда Джемма присоединится к ним. Это доставляло мне необъяснимое удовольствие – видеть её вместе с преданными друзьями. — Извини, пожалуйста. Она иногда говорит полную ерунду. — То есть ты хочешь сказать, что не упоминал обо мне в тесном семейном кругу? Я задрал подбородок и пытался подавить улыбку, когда шея Гарри залилась румянцем. — Ну, может, самую малость. Они уже давно знают, что мне все равно… э-э-эм, с кем встречаться. Нет, я не говорю, что мы с тобой встречаемся. Просто… В общем, ты не обязан приходить на ужин. — Оу, но я хочу. Это весело, наверное. Мы не обязаны друг другу отдавать руку и сердце, чтобы поужинать в одной комнате, правда? — Нет, конечно нет. — Клянусь, я увидел разочарование в его глазах. — Буду рад, если ты придёшь. Я немногих приглашаю домой. — Правда? А как же милая Клара? — спросил я самым нейтральным тоном из возможных, но раздражение всё же выдало меня с головой. — Клара? — Гарри почесал голову, перекосячив свой цветочный венок. — Для меня она не «милая». Разве это не ты сказал, что люди не обязаны быть в отношениях, чтобы есть в одной комнате? — Ты ей нравишься. Даже очень. Но ты слишком милый, чтобы это понять, хотя если бы понимал, то, скорее всего, не отшил бы. — Я ей нравлюсь? — спросил Гарри с удивлением восьмилетки, которому бросили записку «Я тебе нравлюсь? Ответь "да" или "нет"». — Ты уверен? Но мне она не нравится. — Она пригласила тебя на ужин - на что это может быть похоже? — спокойно спросил я. Вокруг нас становилось все меньше и меньше народу. Найл делился советами с какой-то пожилой женщиной, а Зейн и Лиам сидели на старой лавочке, разговаривая и смеясь намного более непринужденно, чем час назад. Я бы хотел оказаться с Гарри в любом другом месте, но только не здесь, объясняя ему такие совершенно примитивные вещи. — Это похоже… на свидание. — На лице Гарри проступило понимание, и мне пришлось приложить определённые усилия, чтобы не закатить глаза от того, насколько же он был восхитительным – даже когда тупил нещадно. — Верно. — Но я не хочу идти с ней на свидание в ресторан, — возразил Гарри. — Я бы пригласил её к себе домой и приготовил что-нибудь сам. — Ты только что предложил мне прийти к тебе домой, — подметил я. — И сдаётся мне, Джемма упомянула, что ты будешь готовить… Гарри посмотрел вниз, на наши сплетенные руки, с очередным выражением понимания на лице. Ох, этот идиот будет причиной моей смерти. — Ага… То есть, мы идем на свидание? — Думаю, да. — «Все, что пало, однажды восстанет», — внезапно сказал он после недолгого молчания. Мне потребовалось добрых пять секунд, чтобы понять, про что же он говорит. — «И все, что пало, должно воскреснуть, иначе оно никогда и не существовало», — закончил я, глядя на свое тату на внутренней стороне руки. — Что это значит? — поинтересовался Гарри. Он едва коснулся надписи и тут же отдёрнул руку, словно обжёгшись. — Это… сложно объяснить. Скажем, это просто фраза из одной очень грустной истории. — Но это что-то значит для тебя, верно? — О да. Значит, и много. — Расскажешь? — Он сжал мою руку, но не настолько сильно, чтобы я не заметил мольбу в голосе. Он что, думает, что я могу огрызнуться или послать его куда подальше? Я поступал так раньше – с незнакомцами, смеющими меня судить, и с мамочками, глазеющими на меня в продуктовых. — Слоняйся поблизости, жираф. Может, и надумаю, — наконец сказал я. Впервые в жизни я был готов — ну, почти — рассказать свою историю кому-то, кроме парней. К нам прискакал Зейн, на лице которого расплылась ленивая улыбка, когда он увидел наши переплетенные руки. — Ты извини, но нам пора идти. Столько часов не проспано, столько мусора в поисках денег на обед не разрыто… А занятие офигенное. Столько нового узнал. — Спасибо, — ответил Гарри, явно польщённый этой фразой, но не заметивший главного — сарказма. — Это очень много для меня значит. Тогда увидимся сегодня вечером, Лу? Он сжал мою руку в последний раз и, не дожидаясь ответа, ушел. — Я так полагаю, сегодня ты проторчишь в ванной добрые два часа, чтобы придать своим волосам нормальный вид? — Зейн взял меня за руку и потащил в сторону дома. — И знаешь, что? Даже не надейся, что мы оставим тебе хоть крошку нашего хренового ужина. — Хорошо. Я в любом случае, не горю желанием есть это дерьмо. И ты не должен быть таким грубым, говоря о йоге: Гарри ведь действительно нравится быть инструктором. — Это была лишь наполовину шутка. Довольно неплохо прошло. И, кстати, ты все равно будешь есть ту еду, которую я куплю. А ещё мы можем поднять твою челку, как на карнавале в честь прощания с летом. Все происходит слишком быстро, ты знаешь? — Знаю. Все происходит слишком быстро. — Он отпустил мою руку, и разговор должен был бы на этом кончиться, но мне захотелось его продолжить. — Нет, серьезно, спроси себя, как мы жили месяц назад. В подробностях. — Мы просыпались примерно в восемь вечера, принимали душ, ели и принимались за продажу наркотиков. Или ходили на вечеринки. В те дни, когда продавали все, могли сходить в кино, или боулинг, или выпить. Мы жили точно такой же жизнью, что и остальные, Луи: работали, а потом, когда получалось, весело проводили время. К чему ты клонишь? — Спроси себя, как мы жили неделю назад, — продолжил я, игнорируя его взгляд. — Мы… — он открыл рот, но сразу же закрыл его, смутившись. — Так же, я думаю. А почему это тебя волнует? — Просто подумай о том, как быстро изменилась наша жизнь. Сейчас утро, а мы на улице, мы только что занимались йогой и разговаривали с относительно нормальными людьми. Все так… изменилось. — Ты начинаешь говорить, как один из них. — Зейн обернулся, чтобы посмотреть назад через плечо, и скривился. — Но ты прав. Они не так уж и плохи, несмотря на всё, что рассказывал Реджи. — Думаю, Реджи ошибается на их счёт. Он просто позволил одному человеку разрушить всё. Зейн обхватил меня за плечи и, притянув ближе, взъерошил волосы. — Посмотри на себя! Ты становишься все мудрее. А я думал, что мистер Дерзость на такое не способен. — Дерзость — сестра ума. — Идиотина ты... Когда мы приблизились к дому, Зейн откашлялся — он всегда так делал, когда нервничал. — Лиам – милый парень. — Насколько я знаю, да, — сказал я, удивлённый такой сменой темы. Посмотрел в глаза другу и увидел в них страдание, которого не видал уже давненько. — О, черт возьми, Зейн! Он что, тебе нравится? — Нет! Ни за что. Ты ведь не заплатил мне, чтобы я полюбил одного из этих цветочных придурков. Но он правда милый, так ведь? И Лиам с Найлом очень друг другу подходят, правда? — Ага, — согласился я. — Подходят, как дикобраз и угорь. — Что? — непроизвольно хихикнул Зейн. — Что это за сравнение такое? — Мое сравнение! — Я перекинул руку ему через шею и толкнул плечом, пытаясь сохранить улыбку на его лице. — И оно было настолько чертовски умно, что я пойму, если тебе понадобится несколько часов в ванной, чтобы его обдумать. Только ты должен освободить ее хотя бы за час до моего… ну… допустим, свидания. Зейн покачал головой, стараясь выглядеть строгим, но через мгновение залился хохотом. В эту секунду всё было замечательно, просто замечательно. Обычно я боялся потерять краткие минуты радости, но теперь у меня была надежда на то, что все изменения, что произошли с нами в последнее время, были только к лучшему.