Пой же вместе со мной!

- Ну... Ну ста-а-ароста! Ну не обижа-а-айся,- голосом очень виноватого кота вымаливала я прощение, делая свое прекраснейшее лицо номер пять. Что являлось очень редким событием, ведь лица номер пять удостаивались лишь неприступный и считающий всех филологов заочно глупыми преподаватель математики и суровая женщина-тренер на физкультуре. Поэтому только из уважения к этому факту староста должен был перестать обижаться и немедленно нас простить! Но он почему-то не хотел. Солнце одинокой горящей искрой медленно опускалось в океан. Мать старосты и его тетя споро складывали полотенца в сумки, отбрасывая в сторону мелкие камешки и нагружая все необходимое на застывшую статую дяди. Тот, гордо устремив свой взгляд в море, выглядел непоколебимо и уверенно. В стороне стоял Ваня и, посматривая на чужую монументальность, пытался повторить ее для всяких пафосных поз и нужных моментов на международных переговорах. А мне досталась важная миссия по задабриванию старосты. Который, явно впечатлившись дядиными генами, решил тоже побыть неприступным. Хотя ничего такого мы с ним не делали, и обижаться было ну вообще не на что. Подумаешь, забыли разбудить. Катание на горке катамарана было слишком уж увлекательным занятием. Время летело как-то совсем незаметно, никто не мешал и не возражал, только море иногда особо возмущенно бултыхалось у пластиковых бортов нашего судна, да староста бормотал что-то во сне. Все были довольны, и как-то так вышло, что мы задержались до самого вечера. Вот прям вечера-вечера. Прям рыба начала идти на ужин, солнце уже на низком старте готово было булькнуть в океан, а людей на далеком-далеком пляже стало подозрительно мало. И староста проснулся. - Ну, все собрали?- подпрыгнула в нам веселым колобком деятельная тетя, поправляя отнятую у мужа сумку.- Все дуется? Для тети никакой проблемы не существовало. Тайным агентом внедрившись в жизнь Геленджика она быстро ассимилировалась и стала тут своей, приобретя устойчивый цвет загара на всех поверхностях кожи. И не видела никаких негативных моментов в том, что дорогой племянник уснул на солнце в спасательном жилете. И всякие умные слова про меланомы и несочетаемость могучего тела со столь неблаговидным, да еще и односторонним загаром ей ничего не говорили. Счастливая женщина. А мне со старостой еще учиться, поэтому попадать в немилость нельзя. - Ну, давай завтра ты уснешь на пляже другой стороной!- заразившись от Брагинского широким размахом в решении проблем, предложила я, но проблема посмотрела на меня глазами "ты хочешь моей смерти, о подлая женщина?", и предложения иссякли. Все-таки, мы сами не уследили за временем. Поэтому я бросила спасительный взгляд на кота, нуждаясь в его помощи также, как в помощи Ахилла нуждались греки во время Троянской войны. И точно также как Ахилл мой кот отвернулся и решил, что не будет мне помогать. Потому что маловато у меня богатых даров, да и вообще я оставила его на берегу, а сама куда-то ушла. И неважно, что его оставили в тепле, уюте и с бутербродом со шпротами. Абсолютно неважно. - Ваня!- воззвала я к физической силе убеждения людей, потому что аргументов уже не осталось. Староста как-то сжался, втягивая голову в плечи, но не меняя ее горделивого направления. Россия подошел ближе, держа на плече уже кем-то врученную сумку с пузырьками крема от загара и пустыми бутылками из-под лимонада. - Он все еще обижается!- объявила я о своей неспособности к противостоянию с могучим интеллектом и его не менее могучей обидой. Брагинский задумчиво почесал в затылке. Он сам загорел примерно с той же силой и тем же распределением, разве что даже сильнее сияя своими красными плечами. И вовсе не возражал против этого! - Будешь обижаться, выкинем в море,- милым голосом сообщил Ваня, а потом для пущей силы убеждения крепко сжал старосту в объятиях. И даже немного приподнял над галькой, помотав из стороны в сторону. Чисто в профилактических целях. Обидчивый знаток вреда солнца решил проникнуться христианскими всепрощением и смирением. Микроклимат в команде был восстановлен, и можно было идти домой. Плотной гусеничкой выстроившись за нашей ведущей - рыжей деятельной тетей - мы отправились в сторону дома. Потому что целый день катания на катамаране весьма выматывающе действовал на наши ноги, тела и зудящие плечи. А староста все еще бурчал там что-то про неуважение и то, что он всегда подозревал зло в дневном сне. Чтобы окончательно вернуть добро в семью и любовь в продуктивные отношения, построенные на взаимовыгодном обмене конспектов, мы отдали следующий день на распоряжение старосте. Буквально принеся в жертву свои бренные тушки, обильно заправленные завтраком и клубникой с молоком, мы смиренно готовы были заниматься всем, чем решит обладатель интеллекта величиной в одиннадцать баллов из десяти. Но только если до этого места не так далеко идти, ведь убивающая жара юга все еще нивелировала некие мои способности в ходьбе и превращала их скорее в движение с помощью инерции. Староста задумчиво почесал переносицу, еще более лоснящуюся, чем обычно, из-за обилия крема от загара, и предложил насладиться свежим воздухом вдоль лона природы, следуя по специальным прогулочным тропам. Ваня заинтересованно отодрал голову от дивана и прислушался. - Чем выше в горы, тем свежее воздух,- сообщил внутренний олень старосты, и мы направились к прогулочным тропам. Которые являлись собственностью старого санатория, а значит располагались на самой верхушке обрывов, покрытых соснами. В этих-то соснах и сидели неведомые мне существа, вырабатывающие столь необходимый нам свежий воздух. И так как ареал их обитания был столь узок, то нам следовало стремиться к ним с упорством тех самых оленей. Которые сидели где-то в глубине мужчин, но почему-то совершенно отказывались посещать меня. - Ты специально,- бурчала я себе под нос, упираясь руками в колени и зло дыша. Мы остановились на перекрестке, чтобы перейти абсолютно пустую улицу по всем правилам одинокого светофора, и я получила шанс немного подышать. - Не хочу отрицать возможность того, что я мог бы использовать знания о Ваших слабостях в угоду своему желанию немного Вам отомстить,- сложными словами подтвердил староста то, что всем людям свойственно желание зло хихикать в кулачок. Я шумно и недовольно выдохнула, заодно сдувая прядь волос со лба, и направилась первой по полосатому переходу. Что ж, мы сами позволили этому хитрецу с идеально отличным табелем успеваемости управлять нашим досугом. Придется терпеть. И дышать. Я выдышу весь этот их свежий воздух! И им ничего не оставлю. На месте мы были полны той усталости, которую из нас должно было изгнать любование сосновым бором и морем. Очень полезно, ведь наблюдать эффект прогулки приятнее, когда есть что менять. Да и общая отдышка вынуждала нас не растягиваться в длинную линию из быстрого Вани, догоняющей его меня и недовольного старосты, а держаться уверенной в себе кучкой уставших любителей прогулок. Прогулочная зона была на удивление хороша. Тропинки, оббитые деревянными досками для точного обозначения направления и невозможности свернуть в соседнюю галактику, вели куда-то в лес, причудливо петляя и интимно ныряя за кусты. Высокие сосны поднимались к небесам и милостиво прятали нас от солнца, а также для пущего интереса позволяя между своих стволов иногда увидеть блестящий кусок моря. Бодрые бабульки в спортивных костюмах, скучающие влюбленные парочки и собачники со своими питомцами широким мазком импрессионистской кистью судьбы разбавились нами. Такими молодыми, быстро дышащими, приятно розовыми и готовыми гулять на совесть. Кажется, какая-то собака испуганно уступила дорогу. Мы быстро углубились в сторону, чтобы не смущать местное население разговорами про коэффициент хвойности воздуха, смертельную концентрацию озона для человека и правдивыми историями Вани про наркотические приходы от обилия кислорода в воздухе. Староста вел нашу флотилию, честно признавшись, что когда он был тут последний раз, дорожки были протоптаны людьми и политы дождями. А его вообще водило старшее поколение людей его фамилии. Но он постарается нас не заблудить. После великолепного опыта ночевки в лесу я была рада даже этому. - Когда-то давно...- внезапно начал староста, с умным видом снимая очки и протирая их дужки от крема со своего лица. Загар все же лег на его аристократический эпидермис, прибавив ему не завистливого коричневого цвета, которым отмечались счастливчики, увидевшие море, а позорных загорелых рук и белого живота, стойко убеждающих мир в том, что на самом деле он был на даче и ужасно все врет про это ваше море. Мы решили прислушаться к истории. Точнее, решила я - Ваня пребывал в мире разглядывания дятлов на соснах. - ... здесь было все диким, заброшенным и отдавало тонким чувством живописи Шишкина. Пустые тропинки, кусты, сосны. Моя бабушка, стремящаяся помочь мне обрести столь необходимую мужскому полу мышечную массу,- разговор приобрел лиричный оттенок, а я вьетнамскими флешбеками вспомнила бабушку старосты. Эту женщину-гору, женщину-победу, женщину-коммунизм, не смотря на отсутствие в моем детстве коммунизма как такового. Наши бабушки дружили, и это должно уже много сказать о ней, а еще мы жили относительно недалеко друг от друга. И иногда мне, невинной девочке с косичкой и грязными коленками, которая совершенно чуть-чуть залезла на дерево и прям совсем немного оттуда упала на старосту, приходилось выслушивать долгие проповеди о том, что в ее-то годы девушки были не такие. Девушки останавливали на скаку коня, ловили морских коров из рек, пили облака и закусывали липами, в общем, всячески презирали законы мироздания. И это только девушки. Что там в ее годы творили мужчины я боялась представить, а оттого мне было даже жаль старосту в этот сложный период его детства. И я еще больше прониклась разговором. Попутно откидывая мысли о том, посчитала ли бабушка старосты Ваню мужчиной, достойным для существования, или презрительно назвала бы хлюпиком, всего лишь приручающим лосей и пешком пересекающим страну. - А Вы помните эти времена, уважаемый... Иван?- я буквально услышала в слове "Иван" нескрываемое "жираф", но удивилась внезапному применению имени. Кажется, староста планировал что-то. Но я не могла, как обычно, прочитать это по его бровям и прыщам. Потому что первые скрылись за дужкой очков, а вторые были замазаны кремом. Очень хитро! - А? А, ну да!- Россия вернулся из мира дятлов, не найдя там ни одного, и прежде чем нырнуть в мир белок все же заглянул к нам. И задумчиво почесал подбородок.- Я много раз был тут... Мм, во времена Союза, наверное... Очки старосты торжествующе блеснули под лучом палящего солнца, неизвестно как прокравшегося сквозь крону высоких сосен. Я решила остаться в стороне и пронаблюдать, как истинный писатель, что вечно сидит в углу и смотрит красными от недосыпа глазами. Я, конечно, не писатель. Но с литературного факультета! Так что пойдет. - А сколько Вам лет?- задал он вопрос тем тоном, после которого стенали преподаватели и плакали аспиранты. А кафедры закрывались, чтобы проверить факт, высказанный старостой, попутно вытирая слезы гордости за студента, знающего все и даже больше. Это был опасный тон - после него даже пары по физкультуре ломались. Староста точно что-то замыслил, и я вот почти угадала, что именно. Но Ваня ответил первым. - Да я уж и не помню. Что-то типа тысячи, вроде,- просто ответил Брагинский, пожав плечами и отвернув свое легкомысленное лицо для любования природой. Мы и староста остались наедине с этим абсолютно не конспирологическим и ни разу даже не тайным ответом. Точнее, я, староста и наше удивление. - Ага!- как-то очень быстро нарушилась атмосфера торжествующим кличем науки. Брагинский недовольно фыркнул и понял, что полюбоваться на южных белок ему так и не дадут.- Я так и знал! Я отчего-то прижмурилась и втянула голову в плечи. Кажется, не быть нам шпионами. - Вы - патологический лгун! Люди столько не живут!- обвинительно и торжествующе заявил староста, поправляя очки на переносице и гордо выпячивая грудь. Он всегда так делал, когда побеждал в спорах. А я вспомнила, что надо дышать. Первым рассмеялся Ваня. Словно неразумного ребенка он потрепал светоч разума по коротким волосам, добро улыбаясь и будто вовсе не обижаясь. Я нескромно хихикнула, глядя на шокированное лицо без-пяти-минут-министра-образования, которого по голове последней трепала как раз-таки бабушка. И то десятилетие назад. - Что это значит?!- не совсем точно отреагировал он на жест доброй воли, попытавшись подчиниться древним инстинктам доминирования самцов на одной территории и стать визуально больше. Вышло не очень. - Кто тебе сказал, что я человек?- мило улыбнулся Ваня, подмигивая в своем стиле любви к выносу у людей мозгов и сознания на ближайший Альдебаран. На объяснение ушло примерно полчаса блуждания в соснах - буквального и метафорического. Я, вооружившись терминами биологии про почти вечных червей, неубиваемых тихоходок и казуистические понятия времени у всех групп организмов на Земле, пыталась все обосновывать. Ваня, взяв за основу своего выступления здоровый пофигизм, точно необходимый при такой длинной жизни, бросался фактами и додумками в отношении пятьдесят на пятьдесят. Староста пытался дышать глубже и принимать что-то на веру. Выходило тоже через раз. Мы практически подошли к морю, когда сформированное объяснение стало напоминать то, что старосте привычнее всего - параграф из энциклопедии. Сильнее стало пахнуть солью и водорослями, а уже из прогулки на катамаране мы выяснили, что этот запах чудесно влияет на когнитивные способности. И наверное именно поэтому все пошло быстрее, и бедный, столкнувшийся с чем-то непонятным и ранее не описанным мой одногруппник шумно выдохнул, поднимая очки и протирая глаза. Он всегда так делал, когда уставал на пути к решению загадки. - Лучше бы я молчал...- пробормотал он себе под нос, даже и не пытаясь этого скрыть. Я сочувствующе похлопала по плечу. - Крепись. Это как с информатикой. Постепенно привыкнешь. - А я-то думал, почему издалека кажется знакомым...- все еще сокрушался староста на тему своего любопытства, которое привело его вовсе не к сокрушительной победе и величию, а к чему-то вовсе ему не нужному. Потому что сообщать в любые научные лаборатории ему уже запретили, а препарировать сам он пока не научился. Был близок, но все же не успел обучиться этому до сегодняшнего дня. Тоже упущение. - Ну, не грусти,- Ваня умудрено попытался повторить мой жест поддержки, но его совковые лопаты вместо ладоней просто обняли плечо и немного пожамкали.- Бери пример с Паши! Ей было пофиг! - Эй!- возмутилась я такому быстрому признанию моего образа жизни.- Просто я очень хотела спать тогда, а потом как-то все закрути-и-и-илось!.. - А я-то думал, почему он у тебя живет, а не твой родственник...- кажется, староста немного выпал из жизни и общался больше с самим собой. Между сосен опять блеснуло Черное море, крайне ободряющее и с мудрым жизненным советом о том, что слишком много думать вредно. Вот мне это помогло избавиться от экзистенциального кризиса. И Ване наверняка тоже ни раз. - И много людей об этом знают?- кажется, вернулась в наш мир жертва мозгового рассинхрона. И загрузил меня вопросом, которым я не задавалась в силу не особой надобности. Ваня выглядел также. - Ну-у-у... Живых? Сложно сказать... Правительство точно, армия, ученые какие-то, дипломаты,- стал Ваня загибать пальцы, будто считал живущих у него в голове тараканов, а не количество людей, посвященных в общемировую тайну.- Вот Паша знает! Кота считать?.. - Обязательно,- кивком подтвердила я. На прогулку с нами кот сегодня не пошел, потому что мило спал свей серой попой на моей черной футболке. Пришлось оставить его и обещать помучать потом. - А что Вы у Павлы делаете?- продолжал староста задавать вопросы, никогда ранее в мою голову не приходившие. Пора даже подозревать его в краже умных мыслей, потому что ну не настолько же я безнадежна в этом мире. Ну да ведь? - Ааа...- протянул Брагинский и задумался. Сильно так. Наша тропинка вынырнула к большой тропе, проходящей вдоль обрыва с забором и по периметру оцепляющей всю прогулочную зону. И хоть пышные кусты пытались скрыть от нас море, его блеск прорывался сквозь мальву и папоротники вместе с шумом волн. - Ну, отдыхаю от всяких там дел!- пожал в итоге плечами Ваня, весело улыбаясь и опираясь на забор спиной. Кованные дужки поднапряглись и выдержали, а где-то вдали загудели своими верхушками сосны, повинуясь силе порывов ветра. Староста нахмурился, сжимая свои очень решительные, но вовсе не угрожающие никому, кроме шариковых ручек, кулаки. - А когда Вы вернетесь обратно к своим рабочим обязанностям?