Недоразумения

Мне не по себе. Перекатываю в руках барабанные палочки. В зале царят гул и ритмичная музыка. Мы в небольшом баре со сценой, из тех, где закулисного пространства всего квадратный метр и музыканты обычно ждут начала за барной стойкой. Остальные этим и заняты, а я сижу здесь, прикрывшись проверкой инструмента. Заранее купили вход только шестьдесят два человека. Мадара говорит о том, что здесь больше принято брать билет на входе, а значит конечное число посетителей будет больше. В баре играет музыка. Популярный рок вперемешку с металлом, и это в духе нашей музыки, во вкусе собравшихся зрителей, а от того непосебе. Играющая музыка уже популярна, уже хороша, уже проверена. Как мы будем звучать на их фоне? Песни Акацки? Даже не знаю... А хуже всего последний придуманный мною трек. Тысяча чертей, мы писали его с Сасори, но стоило не ввязываться и доверить ему одному! Настукиваю палочками ритм. Раз, раз, раз-два-три-четыре. Раз, раз, раз-два-три-четыре... - Сегодня у нас приезжие гости!.. Громкость музыки убавляют, и я слишком громко слышу, как нашу группу приветствуют. Группа поднимается на сцену из зала, приветственно машет руками, я выхожу из-за кулис с непроницаемым лицом и тут же принимаюсь возится с педалями, как будто не перерпроверил все четыре раза после установки. Мы проверяем инструменты. Я избегаю смотреть в толпу, которая стягивается от всех столиков к сцене. Почему так долго? Наконец, Итачи обаятельно улыбается в толпу и приветствует ее сам чарующими интонациями. Это так глупо-глупо-глупо и ужасно нелепо! И то, как долго мы запрягаем, заставляет меня нервничать еще боольше. Смотрю на Сасори, но тот само спокойствие, хотя вот уж кто тут не любит ждать и не любит заставлять ждать других. Вдыхаю глубже, и начинаю считать ритм. Раз, раз, раз-два-три-четыре. Поехали! Стучу по барабанам слегка дрогнувшей рукой. Последовательность действий привычна как никогда, и звук тот же, что я слышу каждый раз при исполнении тех же действий. Меняется только мое собсвтенное восприятие и я отдаю себе в этом отчет. Я нервничаю и потею от старательности. В трехсекундных перерывах слышу громкие привественные выкрики и апплодисменты. Итачи благодарит всех тем же дебильным тоном, но я рад, что ему удается сохранить такой контроль над голосом и эмоциями. Концентрируюсь на барабанах, а не на зале, который выглядит как одна черная яма с цвеными яркими пульсирующими пятнами освещения. Дым-машина в этом баре полный отстой, потому что каждый раз меня накрывает такой сплошной волной, что я вижу только очертания ближайших ко мне Сасори и Хидана. - Всем спасибо! Вы прекрасная публика! - говорит Итачи в микрофон после поседней песни. Мы отыграли весь первый альбом целиком и использовали последнюю написанную песню примерно в середине выступления, оставив другие песни для следующего альбома про запас. - Еще одну! - кричат из зала, и я вижу поднятые указательные пальцы в редких быстрых проблесках. - Нет, еще две! Это слегка обескураживает. Итачи вопросительно смотрит на Мадару, который сидит рядом с владельцем бара. Если еще одну, то какую? Утираю пот со лба. Несмотря на вытяжку, в которую уходит дым прямо над моей головой, воздух в дальней части сцены тяжелый. Я чувствую каплю пота, которая течет прямо между лопаток. Сасори подходит спокойный, сосредоточенный, со своей фарфоровой кожей, будто он стоял здесь в закрытой колбе со своим собственным комфортным тепловым режимом. - Сыграем "Раб разума". Ты сегодня молодец. Он говорит это спокойно и быстро. Кажется, не замечает плачевного состояния, в котором я нахожусь. Или делает вид, что не замечает. Пока он по очереди невзначай подходит к остальным, успеваю приосаниться и посмотреть в зал чуть спокойнее. Впервые могу рассмотреть мелькающие лица. Мы играем еще две песни и публика ревет. Спускаюсь со сцены я под апплодисменты. Черная футболка мокрая от моего пота и я только надеюсь, что подводка у глаз не слишком поплыла. С нами фотографируются и приобнимать кого-то одинакого приятно и неловко. Потому что при выражении симпатии человек вряд ли понимает, что окажется в контакте с кем-то потным и вонючим, хоть на черной футболке и не слишком заметно. Мы остаемся в баре с кучей людей, которые нас приветствуют, любят и окружают со всех сторон. Я успеваю отойти чтобы сменить футболку и теперь с облегчением фотографируюсь со всеми желающими каждые три-четыре минуты. Вокруг столько любви, одобрения и восхищения, что я невольно растворяюсь в толпе, чутко реагируя на все слова, что мне говорят. Ищу взглядом Сасори в толпе. Нахожу говорящим с девушкой. Она поправляет длинные черные волосы которые красиво струятся до самой талии. Когда уходил сменить футболку стоило заодно причесаться, потому что именно в эту секунду вдруг думаю, что мои волосы сейчас как спутанная солома. - Это был потрясный концерт! - рядом со мной тоже появляется девушка, но моя энергетическая батарейка на этот вечер иссякла секунду назад, поэтому я довольно вяло принимаю поздравления, занятый тем, что слежу за Сасори и его новой подружкой. Если он вернется к старому спору... Если решит с ней переспать сегодня... Если притащит в хостел, в котором мы ночуем... Отхожу к Мадаре и изъявляю желание уехать. Меня хлопают по плечам, и дают полное согласие, а потому я иду возиться с упаковкой барабанной установки за сцену. Заберут все инструменты разом утром. В хостел еду в одиночестве. Лежу в кровати, когда возвращаются Итачи и Хидан. Поднимаюсь встретить их. Сасори пока нет. Продолжаю лежать без сна, пока они шумно укладываются. Хидан мгновенно засыпает, раскинувшись на кровати поверх одеяла в одних боксерах. Итачи начинает дышать глубоко и размеренно уже через минуту. Четвертая свободная кровать в комнате принадлежит Сасори, и она все еще аккуратно заправленна, потому что Акасуны нет. Какова вероятность, что та девушка дала ему прямо в туалете бара? Наверняка ведь она из таких? Может даже специализируется на знакомствах в барах... Поток мыслей прерывает тихо открывшаяся дверь. Сасори бесушмно доходит до кровати, оставляет вещи и уходит в ванную. Да пошло оно все! Встаю с кровати и выхожу за Сасори в коридор, захожу в пустующую ванную с тремя раковинами и душевыми вдоль другой стены. Сасори еле улыбается, как раз оставляет вещи на крючке и задергивает занавеску душевой, раздеваясь там. - Переволновался сегодня? - спрашивает он будничным тоном. О хорошем настроении можно догадаться по чуть более звонкому произношению. Скрежещу зубами и с максимально злым лицом (пока он не видит) приторно бодро шучу. Подпираю стену, перекидываясь с ним парой фраз, пока Сасори не включает воду. Злюсь и бешусь, жду, когда он выйдет, чтобы сказать что-нибудь максимально ядовито. Переспал он с ней или нет? Был у него сегодня секс? Через две минуты он выходит с влажной кожей и полотенцем на бедрах, а весь яд с моего языка куда-то испаряется вместе с остальной влагой. Продолжаю молча подпирать стену, пока Сасори в таком виде сколняется над раковиной и чистит зубы. Он даже не поворачивает ко мне головы, а только медленно переводит взгляд в мою сторону один раз. - Не первый случай, когда ты видишь меня голым. - Говорит ровно, без вопросительных интонаций, а потому я просто пожимаю плечами, слегка выпендриваясь. Вообще-то смутиться, глядя на обнаженного парня, настолько тупо и неловко, что начинаю нарочно напоказ его разглядывать. Ровная гладкая кожа натягивается на мышцах предплечья, пока он чистит зубы; мышцы торса вырисовываются почти анатомически, на крепких икроножных мышцах короткие светлые волоски. - Нравлюсь? Снова пожимаю плечами, чувствуя знакомый рев в ушах, как будто снова сижу в закутке метр на метр и слышу шум толпы в зале. Охренеть. А ведь и правда нравится. Осознание приходит спокойнее, чем можно было ожидать. Надменный, гордый, несоизмеримо заслугам высокомерный Сасори, идеалы которого бесят, высказывания раздражают, а идеи вызывают непрекращающийся зуд мне и правда нравится. Смущаюсь своего разглядывания и пожатия плечами уже постфактумом. Ладно. Ух, ну ничего себе! Хорошо. Спокойно. Контроль. Блядски бесящий Сасори может нравится кому угодно, и то, что он раздражает до зуда не отменяет, что я могу считать его красивым. Внешность Сасори нравится мне отдельно от Сасори и признаться в этом стоило давно. Акасуна заканчивает умыватся, и, пока я углубился в чертов самоанализ, распахивает полотенце, к чему я внезапно оказываюсь безоружным и зависаю взглядом. А если кто зайдет? Он как второй Хидан-эксгибиционист! Пока я растеряно ищу откуда вдохнуть воздух, Сасори лениво одевает белье, пижамные штаны и футболку. Оборачивается ко мне со смешком и я тут же захлопываю рот, который открыл сам не помню зачем. Мы возвращаемся в комнату молча и ложимся спать. Пытаюсь услышать дыхание Сасори, чтобы понять когда он уснет, но слышу только Хидана и Итачи. Как-будто Сасори и не дышит вовсе, а как долбанный идеальный маникен ложится в кровать и замирает. Вслушиваюсь в звуки еще какое-то время, пока веки наконец не тяжелеют.