Две войны

Suddenly The lights go out Let forever Drag me down I will fight for one last breath I will fight until the end And I will find the enemy within Because I can feel it crawl beneath my skin Dear Agony Just let go of me Suffer slowly Is this the way it’s got to be? (Breaking Benjamin — Dear Agony) Холодные оковы опутывали его по рукам, приятно охлаждая разгорячённое и измученное тело. Джастин с трудом дёрнулся на цепях, не без юмора отмечая, что сейчас он, наверное, выглядит как насекомое, пойманное в паутину гигантского паука. С каменной стены стекали капли воды. Наверняка на улице идёт дождь… Джастин мечтал глотнуть свежего воздуха, пожалуй, больше, чем что-нибудь съесть, учитывая, что уже забыл, когда нормально пил и ел в последний раз. Конечно, его кормили, но крайне плохо. Джастин спасался тем, что слизывал спасительную влагу с шершавой, покрытой странным налётом стены. Раньше, когда его обливали ледяной водой, удавалось хлебнуть пару раз, не замечая боли в сорванном от криков горле, но Эллингтон, видимо, решил окончательно добить его, и уже второй день ему не удавалось даже сделать глоток воды — вот и приходилось, дёргаясь, изворачиваться и ловить со стены редкие грязные капли. Запястья стёрлись, и теперь кровавая полоска противно стекала вниз, с громким хлопком падая на каменный пол. Провисев несколько дней в полутёмном, холодном и пустом подвале, где не было слышно ни единого звука из мира за стеной, он с удивлением — а может и с ужасом — понял, что покорёженный слух возвратился, и теперь различает любой, даже самый мелкий, незначительный звук. Крысы топали, словно лошади — невероятно громко и мерзко хлюпая лапами по сырому полу; лязг металла над головой превратился в какофонию из отвратительных скрежетов и скрипов, а пот и кровь, капающие на пол, бились о землю чёткими, резкими ударами. Застоявшаяся в руках и ногах кровь, казалось, заледенела, и Джастин не мог пошевелить ни единой мышцей. Всё тело было словно каменное: спина ныла и неприятно тянула, шея затекла, но сил держать её ровно надолго не хватало, и голова постоянно падала на грудь, после чего пошевелиться он не мог вообще, мучаясь болью в шее, резко отдающей в висок. Ночи тянулись слишком долго, и Джастин уже сам не мог понять, что именно хотел: чтобы его оставили в покое, дали наконец-то умереть, или же чтобы поскорее наступило утро и к нему зашёл ненавистный Эллингтон — единственный человек, с которым он мог поговорить и получить хоть какое-нибудь подобие ответа. Джастин с ужасом и омерзением к себе понимал, что рвётся увидеть чёртового капитана, чтобы хотя бы услышать человеческий голос и окончательно не сойти с ума в тишине, где каждый шорох бьёт по нервам, как барабанная дробь. Это вызывало острые приступы ярости, и Джастин бесился ещё сильнее, злясь на самого себя за слабость и несдержанность, за свой страх, ведь теперь он гниёт заживо в тишине и мраке, вместе со своей горестью и мыслями — единственными оставшимися у него спутниками. Эта изоляция давила на разум, заставляла его при каждом удобном случае говорить, пусть даже с тем же проклятым Эллингтоном, но он должен был говорить, просто чтобы не свихнуться. Ему было жутко одиноко и страшно, и казалось, что сырые серые стены давят на него со всех сторон — в такие моменты Джастин начинал всхлипывать, глотая горький ком в горле. Нервы стали сдавать, а боль, не оставляющая его плоть ни на миг, только усиливалась день изо дня. Темнота наступала из всех углов, выползала чёрным туманом из расщелин и обволакивала его сознание. Единственными живыми существами здесь были крысы, которые копошились у ног, привлечённые запахом свежей крови, стекающей на каменный пол. Калверли с омерзением чувствовал, как жёсткая шерсть тварей трётся о голые ступни, и мысленно содрогался от ужаса быть съеденным заживо. Поистине героическая смерть. Поэтому, когда лязгнул старый замок и заскрипела тяжёлая дверь, он резко вскинул голову, сразу зажмурившись от острой боли, ударившей от затылка вниз по всему телу. — Ты погано выглядишь, — вполголоса сказал Эллингтон, наблюдая за корчащимся в цепях Джастином, который сейчас походил на тощую тряпичную куклу. — Жалкое зрелище. Неужели тебе это ещё не надоело? — Игра, — прохрипел Джастин, силясь поднять голову, — оказалась очень занимательной, капитан. Эллингтон как-то странно посмотрел на дрожащего против своей воли парня, будто бы до него сейчас дошло что-то такое, о чём, Джастин знал, он обязательно в скором времени пожалеет. Наверняка этого демона посетила очередная ненормальная идея, судя по тому как загорелись его яркие глаза, мигнув в полумраке хищным проблеском, не означающим ни черта хорошего — по крайней мере, для несчастного пленного, дёрнувшегося на цепях в жалком порыве провалиться в тартарары, подальше от этого пристального, всепоглощающего зелёного пламени. — Долго держишься, — наконец-то сказал он бесцветным, сухим голосом. — Пять дней — очень длинный срок. Я тебя недооценил. — Просто я ничего не боюсь, — злобно выдохнул Джастин, пытаясь не думать о том, что нормально не ел уже больше недели. — Тебе, гнида, лучше сразу прикончить меня. Иначе я освобожусь и сломаю твою шею. Это было глупо. Джастин отдавал себе отчёт, что северянин сильнее и он никогда не выйдет из прямой схватки победителем, учитывая своё плачевное состояние. Воцарилось длительное молчание, нарушаемое только позвякиванием цепей и рваным дыханием. — Все чего-то боятся, лейтенант Калверли. И не всегда это физическая боль, — Эллингтон мрачно оглядел подвал и выудил из кармана брюк ржавый ключ, после чего подошёл к изумлённому Джастину и снял с него кандалы. Оковы с громким ударом упали, и он, не устояв на ослабевших ногах, тяжело осел на пол, рядом с цепями, недоумённо разминая затёкшие руки и чувствуя болезненное покалывание от прилива крови. Напряжённо ожидая удара, он отползал в сторону, пока голой спиной не почувствовал сырую влажную стену. Странная самодовольная улыбка, заигравшая на лице капитана, заставила его снова насторожиться, а по телу в очередной раз прошла волна неприятного холодка. Джастин знал, что сейчас, валяясь в ногах этого человека, он выглядит жалким и, призвав все свои оставшиеся силы, с трудом поднялся на ноги, сразу ухватившись за выступающий из стены крюк, стараясь не думать о его предназначении. Ему почему-то не довелось узнать для чего это приспособление: он уже ловил себя на странной догадке, что Эллингтон вовсе не собирается его убивать. Это становилось всё более отчётливым, хотя и непонятным фактом. Лейтенант обессилено повис на крюке, удерживая равновесие и отмечая про себя, что это всяко лучше, чем ползать, словно червь. Онемевшие мускулы пронзало чудовищной болью, словно сотнями раскалённых на огне спиц, оживляя нервы, застывшие за эти дни безвольного колебания на цепях. Пальцы немедленно разбухли от притока крови, вены на руках вздулись, и кровь запульсировала под кожей, словно яд, разъедая верхние конечности. На глаза навернулись слёзы, и Джастин тихо застонал, чувствуя, что едва владеет собой. В застоявшемся безветренном воздухе набухало и тихонько звенело от напряжения ощущение надвигающейся грозы. Джастин не заметил, как в камеру вошёл какой-то рядовой, а за ним уже знакомый сержант-палач, которые вдвоём скрутили ему руки за спиной и резко потащили в сторону выхода под чёткие приказы Эллингтона, не обращая внимания на его жалкие попытки освободиться. Снова Джастин оказался в коридорах замка, где царил могильный холод, пронизывающий полуголого узника почти до костей; с каждым шагом сердце молодого человека всё сильнее и сильнее сжималось от тревоги, вызванной неизвестностью, которая ожидала его в этих жутких застенках, но, как ни удивительно, его грубо втолкнули в уже знакомые апартаменты, так сильно контрастирующие с сырыми подземельями, находящимися несколькими этажами ниже. — Отцепись, урод! — он извернулся и тут же взвыл от боли в вывернутых плечах; солдат брезгливо разжал пальцы, и Джастин бессильно упал на мягкий бежевый ковёр. Хлопнула дверь, и в комнате воцарилось молчание. Калверли, пытаясь повернуть затёкшую шею вбок, ещё раз огляделся и тут же получил удар в лицо тяжёлым ботинком. Высокий ворс окрасился медленно расплывающимся красным пятном. — Вот, посмотри, что ты наделал, сучонок! — Эллингтон дёрнул его за отросшие волосы, вынуждая со стоном поднять голову. — Ты изгадил мне дорогую вещь. Тебе придётся ответить за это. — Да пошёл ты!.. — прошипел Джастин сквозь зубы, когда капитан с силой отпихнул его от себя. Он понимал, что Эллингтон просто запугивает — после того, что с ним делали в том подвале, ему было уже ничего не страшно, хотя лейтенант отлично знал, что военнослужащим из армии Юга, оказавшимся в плену у этого изверга, ни разу не удалось избежать жестокой расправы. Они все погибали в первые же дни пыток, а судя по словам Эллингтона, Джастин пребывал тут уже пять дней. Уверенность в том, что его не убьют крепла, как и боязнь ошибиться, не успев принять смерть достойно. Калверли не знал, сколько ещё протянет, но пока ущемлённое самолюбие канючило, что он неплохо справляется, а значит, не всё потеряно, ведь он смог продержаться пять дней, так? Сможет потерпеть ещё недолго, пока Ли не придёт сюда. Да, именно так всё и будет, по крайней мере, Джастин надеялся, что Роберт не бросит его на произвол судьбы и обязательно придёт на помощь, и тогда всё закончится. Однако тоненьким голоском противно пищал разум: «Он, твой великий и неповторимый генерал, уже бросил тебя как-то… две недели назад, в то пекло бросил вместе с Клифом и десятком сотен солдат, которые сейчас мертвы, хоть на их месте и обязан быть ты. Это был твой рок, а ты, как жалкая вошь, выжил и перепрыгнул с одной собаки на другую, и надеешься, что он кинется спасать тебя и других, рискуя оставшимися людьми?» Тут он осёкся, почувствовав, как его резко переворачивают на спину и грубо заламывают руки над головой. К стёртым в кровь запястьям прикасается жёсткий кожаный ремень; в следующий миг он уже туго обхватил худые окровавленные конечности, сковывая движения, хотя Джастин и без того замер, впав в странное оцепенение, не в силах пошевелить ни единым мускулом. — В общем, Джастин, мне уже всё равно, — злобно сказал Эллингтон, изо всех сил пнув его по рёбрам, и, дождавшись сдавленного вскрика, как ни в чём не бывало продолжил: — Я надеялся, что рано или поздно расколешься, но ты оказался не так-то прост. Думаю, что ты заслуживаешь правды, — в свойственной ему издевательской манере заявил он, гадко улыбаясь. — Ты должен знать: пару дней назад привели нового пленника, и тот проболтался обо всём. Конечно, я более чем уверен, что ты лучше осведомлён, чем этот безмозглый Ллойд, но всё же нам хватит и того, что он сказал. Взять помощника картографа — редкая удача. — Норман? — не веря своим ушам, прохрипел Джастин, поднимая взгляд. В голове мгновенно всплыли картинки его неудачного побега, перекошенное от страха и злобы лицо предателя — Норман, который погнал продажную тварь к лесу… В ту ночь среди них был не один предатель. Как он мог так поступить? После всего, через что они прошли вместе, тот предал его! Почему Джастину удавалось сопротивляться и терпеть издевательства, и он не проронил ни слова о планах Ли, а Норман сдался, как последний трус? — Видимо, это имя тебе о чём-то говорит, — насмехался Эллингтон, рывком дёрнув на себя Джастина и посадив перед собой, вглядываясь в расфокусированные глаза. — Не беспокойся о нём — он мертв. Сразу после допроса был отправлен в сточную канаву, где и подох. Повторяю, я уверен, что тебе известно гораздо больше, но свой шанс ты благополучно просрал. Увидев промелькнувшее в глазах Джастина страдание, Эллингтон лишь торжествующе сказал: — Ему повезло, но ты не надейся на быструю смерть, Джастин. Я не доставлю тебе такого удовольствия, но вот ты доставишь удовольствие мне. Ты ещё можешь быть полезен: я хочу поразвлечься как следует, прежде чем ты отправишься вслед за своим приятелем. С этими словами Эллингтон с каким-то остервенением ударил его в лицо, удовлетворённо услышав хруст от выбитого зуба. Джастин повалился обратно на пол и подтянул к груди колени, пытаясь хотя бы немного закрыться от посыпавшихся на него ударов. Капитана повеселила картина распростёртого перед ним врага, слабого, жалкого, сломленного, и он продолжил со странным удовольствием наносить удары в живот, по рёбрам и ногам. Джастин взвыл, дёрнувшись от очередного, особо болезненного, удара по лопатке — туда, где находилась недавняя рана от ножа. По спине потекла тёплая струйка, очерчивая мокрую дорожку между лопаток, вдоль позвоночника вниз к копчику. Рана снова начала кровоточить, швы разошлись, выплёскивая наружу ручейки крови. Джастин закусил губу от ослепительной вспышки боли, но тут всё резко закончилось — так ему показалось, — а в следующий миг почувствовал, как с него грубо стаскивают брюки. И он обомлел от страшной догадки, кольнувшей воспалённый мозг острой иглой, — это было нечто мерзейшее, то, что Джастин в самых смелых мыслях с трудом мог бы воспроизвести. Да, он многое слышал о нравах северных варваров. Но это казалось бредовым сном, вздором притуплённого, помутившегося сознания — таким, что Джастин не мог заставить себя поверить. — Не прикасайся ко мне! — найдя в себе силы, заорал он. — Руки убрал, грязный подонок! Капитан влепил ему хлёсткую пощёчину свободной рукой, второй сильнее надавил на шею пленника, придушив, словно щенка. Очертания Эллингтона стали зыбкими, нечёткими, расплывчатыми, комната поплыла перед глазами и закружилась. Джастин захрипел, пот смешивался со слезами и кровью на лице, капая розовыми каплями на руку, сжимающую его горло. Когда по подбородку уже потекла кровавая слюна, а по телу прошёл длинный спазм, Эллингтон с усмешкой в ледяных глазах разжал стальную хватку и стянул с не сопротивляющегося парня штаны. Джастин медленно пришёл в себя, понимая, что всё это не чудовищный сон, и если бы это было так, то он давно проснулся бы, — это было реальностью, кошмаром, который творился с ним наяву, здесь и сейчас. Возможно, шок заставил его дёргаться и извиваться, стараясь освободиться в бесполезных попытках. Силясь сбросить с себя руки злорадно скалящегося офицера, он получил очередной удар по скуле и сразу же замер, ослаблено падая лицом в пушистый, окрашенный красными пятнами его крови ковёр. Видимо, поняв, что теперь избитый узник не представляет собой никакой угрозы, капитан издевательски снял с его запястий ремень. Эллингтон высокомерно смотрел на своего поверженного противника, любуясь его жалкими попытками прикрыть наготу. Беспомощность неприятеля волной сладкого возбуждения накрыла его, и, спустив брюки свободной рукой, а второй вцепившись в его грязные спутанные волосы, Эллингтон наклонился к пленнику. Джастин в ужасе подобрался, когда мужчина настойчиво дотронулся до него, жёстко разводя ягодицы в стороны, и головка прикоснулась к плотно сжатому анусу. Джастин, уткнувшись лицом в высокий ворс, тихо затрясся от беззвучных рыданий. Отчаянье захватило всю его сущность, и он не мог дальше сдерживаться, когда почувствовал, как в его задний проход медленно входит истекающая смазкой головка, проникая дюйм за дюймом в туго сжатое отверстие. Он противился всё сильнее, но давление становилось невыносимым. Помогая пальцами, неглубокими, но ритмичными движениями Эллингтон вынуждал дёргаться от протяжной судороги. Джастин, сжав зубы, попытался вывернуться, но сильной хваткой его прижали к полу, лишая последнего шанса освободиться. — Вот чёрт… А ты совершенно не тронутый, мой сладкий, — простонал Эллингтон ему в ухо. Джастин затрясся в новом приступе оглушительной бури стыда и отвращения, когда капитан, сопровождая свои слова, чуть приподняв его, провёл горячей сухой ладонью по обнажённому животу, прижимая слабо сопротивляющееся тело к себе, а другой — дотронулся до его вялого члена и крепко сжал, жадно словив болезненный стон. Калверли призвал все свои оставшиеся силы, чтобы не закричать, когда тот ударил особо сильным толчком, с трудом войдя глубже, заставив содрогнуться его исстрадавшуюся плоть в конвульсии резкой боли, разрывающей внутренности на части. Джастин, скрипя зубами, клял себя, загоняя крик обратно в глотку, как можно глубже, — он не закричит, не покажет, каково ему сейчас, — однако сдержаться не смог. Разбухший член проникал в горячую тесноту кишечника всё быстрее, преодолевая преграду плотно сжатых мышц, погружаясь в тепло. Через несколько секунд глаза Джастина закатились от нестерпимой боли, и он, срывая голос, завыл, совершенно потеряв самоконтроль, когда всё его нутро заполнил обжигающий орган. Каждую клетку пронзила такая острая волна, что на лбу выступил холодный пот, челюсть свело, изо рта текла вязкая слюна. Теперь он существовал только благодаря этой несносной пытке, и испустил бы дух, если бы агония перестала терзать его нервы — это удерживало в сознании. С громким хлопком мошонка насильника ударилась о пылающую жаром кожу Джастина. Если бы он мог сравнивать, то непременно породнил бы испытываемое с раскалённым железным колом, которым, казалось, рвали на части его прямую кишку. С каким-то особым наслаждением Эллингтон начал резкими глубокими толчками вбиваться в сотрясавшееся от рыданий тело, стискивая обеими руками ягодицы, вырывая из сорванного горла Джастина сдавленные крики и брань. Он неизъяснимо наслаждался при виде кричащих доказательств своей беспощадности, хотел насладиться судорогами, порождёнными страхом и унижением. Прошедший через десятки жутких сражений, перенёсший тяжёлые раны, Калверли сейчас мечтал только о смерти, так как терпеть подобные истязания и позор был не в состоянии. Заплетающийся язык уже не слушался его, а обескровленные губы неразборчиво что-то шептали. Зайдясь в бреду, Джастин, поклявшийся несколько дней назад не просить о пощаде, сейчас нарушал все данные себе обещания, молил, чтобы его отпустили, оставили в покое, просто дали умереть. Видимо, Эллингтон понял его бессвязное поскуливание, но даже и не подумал сжалиться: крепкие пальцы сильнее схватили тощие бока, и Джастин, всхлипнув, зашёлся новым криком, почувствовав, как тот резко меняет угол вторжения, намеренно доставляя ещё больше мучений, с особой жестокостью. Он запрокинув голову, когда член, словно лезвие, резанул что-то особенно чувствительное внутри. Джастин обессилел настолько, что у него не хватало сил кричать, и лишь безмолвно раскрывал рот, уставившись в потолок закатившимися глазами. Истерзанный многодневными пытками он просто оцепенел, уже не чувствуя себя — на второй план отошла вся боль, оставив лишь один полыхающий очаг. Он абстрагировался от кошмарной реальности — разум медленно заволокло спасительной пустотой, а тягучая, всепоглощающая, раздирающая резь всё заполняла низ живота, скапливаясь болевым комом и медленно стекая в разорванный анус. Ещё несколько мучительно долгих мгновений Эллингтон терзал безвольное существо, раскинувшееся на полу, жёстко ухватив сильными пальцами бёдра, однако Джастин уже перестал реагировать, и единственное, что говорило о том, что он ещё в сознании, — это редкие всхлипы и полузадушенные стоны. Движения стали отрывистее и чаще, бешеный до этого темп, с которым Эллингтон вбивался в него, резко замедлился, и Джастин услышал громкий яростный стон. Обильная струя мерзкого семени заполнила нутро, и он непроизвольно взвыл, стараясь сжать растянутые мышцы, почувствовав, как жжёт изнутри сперма. Ему казалось, что он разорван на множество кровавых лоскутков. Всё закончилось, но, несмотря на только что сбывшиеся мольбы, желанного облегчения не было. — Думаю, что найду тебе достойное применение, — хриплый голос капитана прорвался в помутневшее сознание, словно сквозь толщу воды, или же крови. — Ты ведь не против, да, Джастин? Вижу, что тебе понравилось. Я знал, что мы найдём общий язык. В любой другой ситуации приторно-слащавый голос, которым были сказаны последние слова, весьма позабавил бы Калверли: так сильно эта ласково-учтивая интонация шла вразрез с истинной сущностью этого изверга. Той самой, звериной сущностью, которую «посчастливилось» только что познать на собственной шкуре. Он узнал истинный лик демона, сидевшего в теле этого мужчины, и, увидев — почувствовав — это, ему стало совершенно не до смеха. — Мальчик, ты либо тупой, либо просто хочешь позлить меня? — раздражённо рыкнув, Эллингтон стальной хваткой снова вцепился в горло Джастина, который, в свою очередь, только тихо вскрикнул что-то невразумительное дрогнувшим голосом. — Разве ты за эти прекрасные пять дней, которые любезно гостил у меня, не уяснил одно простое правило? Всегда отвечай, когда я тебя спрашиваю. Он, само собой, не ожидал, что измученный невольник что-то возразит на это заявление и снова продемонстрирует свой характер, однако это было излюбленным развлечением Эллингтона — заставить во что бы то ни стало, а при неповиновении опять наказать. — В твоих же интересах, Джастин, делать всё, что я скажу, без трюков, — он легко притянул обмякшее тело к себе и вытер окровавленный член о щёку Джастина. — Если ты как следует постараешься, то, возможно, я сжалюсь и убью тебя быстро. Когда наиграюсь, разумеется… Уяснил? Так что теперь ты моя личная шлюха — поздравляю! Это лучшее, что могло с тобой произойти. Добро пожаловать на Север! С этими словами отшвырнул пленника от себя и, услышав сдавленный стон, скривил губы в подобии улыбки, довольный проделанной работой. — М-да, — многозначительно изрёк Эллингтон, застёгивая штаны и поднимая с пола жилет, — ковёр ты мне изгадил. Ну что ж, до завтра твоё наказание подождёт, а то ты что-то хреново выглядишь, вдруг ещё умрёшь раньше времени. Не хочу так скоро потерять новую игрушку, — он бросил на Джастина беглый взгляд, в котором сквозили цинизм и безразличие. Калверли с ужасом почувствовал, как дурнота, только что отпустившая его, вдруг накрыла опять. Сердце в груди болезненно трепыхнулось и замерло, а перед глазами всё поплыло. «Только не снова… Я не выдержу этого ещё раз. Почему он просто не убьёт меня? Убей меня! Убей меня, тварь». — Нет… — одними губами выдохнул Джастин, прежде чем всё-таки провалился в спасительную темноту. Но даже там ужасный лик палача не оставил его в покое, будоража квелое сознание своей дикой улыбкой-оскалом, жёсткими пальцами, насквозь прошедшими сквозь кожу, и, конечно же, этим пугающим огнём зелёных пронизывающих глаз.